На площади Победы в Таврическом

Не отдавайте пьедесталов

Кумирам ложным и пустым.

Нам поклоняться не пристало

Христопродавцам. Устоим.

Вглядитесь в тружеников тыла:

Шахтёр, крестьянка, металлург.

Крестьянка фронт второй открыла,

Она всю армию кормила,

Не опуская долу рук.

 

Шахтёр – он из глубин подземных

Руду и уголь добывал.

И в сообщениях газетных

О нём читал и стар, и мал.

 

А сталевар – он тот же воин.

На вахте у своей печи

Варил и выпускал на волю

Солнцеподобные ручьи.

 

И каждой тонною металла

Издалека бил по врагу.

И нечисть вражья отступала

За Дон, за Курскую дугу.

 

Стоят они, бойцы Победы,

Перед тобой, мой юный друг,

Укрытые сибирским небом

Шахтёр, крестьянка, металлург.

 

 И мы их подвиг не забыли.

Благодаря рукам таким

Не стали лагерною пылью,

По-русски с миром говорим.

 

Х    х   х

 

       Посвящается ветерану Великой Отечественной войны

       Полеву Леониду Ефремовичу

 

День Победы широко шагает

От Курил до западных границ.

Что Вам этот День напоминает,

Мой земляк, седой артиллерист?

 

Вас война на прочность испытала.

Тяжко приходилось молодым.

В вихрях смертоносного металла

Мало кто остался невредим.

 

Долг священный выполнить сумели.

Груз потерь несли за годом год.

Вы на склоне лет не оскудели

Верой в справедливый наш народ.

 

Так живите, здравствуйте подольше,

Расскажите правнукам и мне –

Знаю, нет воспоминаний горше –

Расскажите о своей весне.

 

Слышу, слышу голос Ваш былинный:

-Сын России честь не уронил.

Дошагал до самого Берлина,

На рейхстаге вывел: «Я здесь был!»

 

Выстрадана светлая минута.

Стая голубиная взлетит.

Мощь артиллерийского салюта

О Победе миру возвестит.

Х    х   х

- Нам не нужно победы без правды,

Нам без истины радости нет!

                  Ст. Куняев

«Нам не нужно победы без правды»,

Неразменной во все времена.

Но безликими станут парады,

Если помнить не все имена.

Справедливость – вот наша основа!

Отметая наветов тщету,

Вспомним Шубина любящим словом

И Рубцова, войны сироту.

Без бумажных приказов, инструкций

Ветераны поднимутся в строй.

Слёзы памяти сами прольются

Над согретой весенней землёй.

Даже там, где фашистские орды

На Европу позор навлекли,

Кровь России, отмывшая орднунг*,

К нам взывает не с чуждой земли.

Я хочу, чтобы дети и внуки

Отделяли наветы межой,

Свято чтили народные муки,

Чтоб Победа не стала чужой.

· Орднунг (нем.) – порядок

 

       Евгения АМИРОВА

                                                                                                              (Омск)

 

КИСЕТ

Рассказ

Дед Матвей не любил слушать радио, не смотрел телевизор, но самозабвенно любил читать газеты. Но газеты приходили в село нерегулярно. И потому оставалось одно – поговорить с кем-либо из соседей по душам, выложить наболевшее и попутно узнать, что делается в мире.

Для «посиделок» дед выбрал старого приятеля – деда Егора с лихо закрученными усами да озорными светлячками в глазах. Два раза в неделю, а то и чаще, встречались деды на завалинке летом или в хате зимой и вели долгие, неторопливые разговоры о покосах, о войнах, о ценах.

После такой «политинформации» дед Матвей приходил домой просветлевший, не ругал внучку, не делал внушение правнуку, а с наслаждением выкуривал самокруточку, ложился спать и спал крепко, как младенец.

Деду Матвею осенью минуло семьдесят шесть лет, на здоровье он пока не жаловался. Русский старик, рано поседевший, не согнув-шийся, не жаловался на жизнь. И только резко прочерченная вертикальная морщинка на лбу с каждым годом становилась глубже.

– Органы работают справно, – говорил он.

Только вот с недавнего времени беда приключилась – кашель замучил по утрам. Дед кашлял долго, сипло, с надрывом. Он стал часто прислушиваться к своему «нутру», пытаясь понять причину недуга. И что заметил: в течение дня не кашлял, а странная хворь проявлялась только по утрам.

На «посиделках» у дедов появилась тема до того незатронутая: болезни, да откуда они появляются. И долго бы эта тема волновала деда Матвея, но внучка, не спрашивая дедова мнения, привела домой фельдшера.

Фельдшерица, юная дивчина, прослушала деда и выставила странное условие – не курить! Запретила строго-настрого! Все беды со здоровьем и дедов кашель – из-за курева!

– Надо бросать курить, дедуля, и проживёшь сто лет! – на прощание сказала дивчина.

Сказать легко, а как сделать?

На своём веку бросал дед Матвей курить дважды: в госпитале после ранения и пять лет назад, когда сигарет в деревню не завозили из-за нагрянувшей перестройки. И дважды эта затея с грохотом проваливалась! В первый раз дед Матвей, хоть и не курил два месяца в госпитале, на фронте закурил снова, а во второй раз, поскучав без курева почти полгода, дед засадил дальнюю делянку огорода табаком, да и запасся куревом на целый год. Был конец марта, запасов табака хватало до лета, и дед решил повременить. Кашель мучил по-прежнему, но дед Матвей уже не прислушивался к себе, узнав причину недуга.

Внучка несколько раз бранила деда за непослушание, а правнук где-то достал плакат о вреде курения и повесил его, хитро улыбаясь, возле дедовой кровати. Теперь, просыпаясь по утрам, дед Матвей первым делом читал плакат, откашливался, затем выходил в сенки, да и закуривал первую самокруточку. И даже курить он стал чаще, пытаясь, таким образом, побыстрее прикончить запас табака.

Однажды дед проснулся, как всегда, в тот момент, когда внучка приходила с дойки, а правнук собирался в школу. Надо сказать, что мальчишка был шкодливый неслух и не упускал случая прогулять занятия. Вот и сегодня мать уже пришла домой, а сын ещё нехотя натягивал брюки да лениво искал рубашку под столом. Дед мысленно плюнул, отвернулся к стене и незаметно для себя уснул.

Проснулся он в тишине. Дед вспомнил свою жизнь, долгую, непростую, наполненную ужасом войны и тихими житейскими радостями, вздохнул и улыбнулся. И даже морщинка на лбу немного разгладилась. Кашель не давил. Солнце светило по-весеннему ярко, подтаивал снег, а с длинных сосулек стекали и цокали по лужам весёлые капли.

С добрым настроением, наскоро одевшись, дед решил выкурить самокрутку. Прошёлся по карманам и – застыл. Кисета не было! Холодной струйкой вползала в душу змея-паника. Такой кисет – один в деревне. Да что там! Один – на весь белый свет!

Давняя то была история. Сшитый из мягкой кожи, покрытый вышивкой, кисет был подарком молодой дивчины – санитарки, что на себе вынесла раненого Матвея, в ту пору двадцатилетнего парня, с поля боя. Матвей помнил, как враз влюбился в дивные чёрные очи, как, теряя сознание, спросил шёпотом имя и адрес девушки, чтобы после войны встретиться. Но судьба вновь свела их на фронте. Дед помнит до сих пор радостный блеск её глаз, трепетную улыбку. И руки. А в руках – тот кисет.

– На память, – прошептала она.

На другой день её накрыло снарядом… Ни карточки, ни ниточки – ничего не осталось. Только в кисет была вложена записка. Нетвёрдым почерком написала она своё имя – Круглова Оля. Да адрес: Смоленская область, деревня Петушки.

После войны разыскал Матвей смоленскую деревню и старушку-мать, которая потеряла за войну мужа, троих сыновей и любимицу-дочку Олю. Прижалась мать лицом к знакомому кисету, слезами выливая невысказанную боль за безвозвратную потерю. Успокоившись, старушка собрала на стол нехитрые харчи; помянули, погоревали, и на прощанье отдала мать кисет обратно Матвею – солдату, орденоносцу, избраннику её дочери. Мужу вышивала ночами кисет, хотела на фронт отослать, не успела. Пришла похоронка. Ещё не отошла от горя, а следом вторая, и ещё – две! Когда уходила добровольцем на фронт дочка, отдала ей кисет. Где-то в тайнике души твёрдо верила женщина, что спасёт кисет дочку в трудную минуту, не даст осиротить себя окончательно. Звал её Матвей на Рязанщину, на свою родину. Не поехала, предчувствуя, что недолго ей осталось жить, снится дочка, зовёт. Через три месяца старушка умерла. Матвей приехал, схоронил наречённую мать…

И теперь кисет, его друг, его жизнь – пропал! Ещё не веря, дед Матвей перетряс одежонку, раскидал одеяла, сел и… заплакал. Дед не плакал и когда в детстве остался сиротой, и когда смотрел смерти в лицо, и когда похоронил жену, а через год – единственную дочь Олю, а тут… Крупные, стариковские слёзы катились по щекам, застревая в глубоких рытвинах морщин, и срывались с усов. Дед точно вспомнил, что накануне, придя с «посиделок», и, выкурив самокрутку, положил кисет в карман штанов и лёг спать. Сам кисет уйти в неизвестном направлении не мог. Значит, кисет кто-то взял. Но вот кто? Кому нужен истёртый, старый и почти без вышивки кисет?

Дед нерешительно подошёл к столу, неуверенно нагнулся и заглянул. В дальнем углу, под кучей разбросанного добра виднелся синий краешек правнуковой рубашки. Кряхтя, дед заполз под стол и, развернув рубашку, обнаружил в её кармане измятый, изрезанный, без тесёмок, свой дорогой кисет. Деда забила нервная дрожь. Ему показалось, что это его самого изранили, изрезали, смяли, да затолкали в тесный и душный карман. Хватая ртом воздух и заваливаясь набок, дед услышал, как хлопнула входная дверь, как испуганная внучка, по-бабьи причитая, со слезами потащила его из-под стола. И провал… Он летел в глубокую яму, зажав в руках то, что осталось от кисета…

Очнулся дед на кровати. Солнце уже садилось, бросая блики на боковую стенку и ласково заглядывая деду в глаза. Рядом сидела внучка, беспрестанно всхлипывая. По хате расхаживал дед Егор, первым подоспевший на крики внучки. Фельдшерица, приведённая правнуком, прослушав дедово сердце, успокоила, сказав, что у деда сильнейший стресс, и ему нужен только покой. Никакой угрозы жизни нет, но негоже так нервничать. Дед Егор, пытаясь разобраться в содеянном, вёл дознание. Красный от слёз правнук признался, и через бесконечные «ну» и «да» дед Егор воссоздал картину «преступления».

В детстве – всё ясно и понятно. По мнению правнука, деду Матвею мешает бросить курить заполненный душистым табаком кисет, значит, надо уничтожить кисет. И дед бросит курить, куда ему деться!

Слушая с закрытыми глазами признание, дед Матвей застонал, как будто что-то вспомнив. КИСЕТ! Несмело повернул голову и увидел… Обновлённый, любовно заштопанный и наполненный табаком родной кисет лежал на подушке и ждал своего хозяина. Дед плакал и улыбался, счастливый и как будто тоже обновлённый, не стыдясь слёз. А рядом, зажав под мышкой злополучный плакат о вреде курения, стоял притихший правнук и, тоже плача, гладил руки деда Матвея…

Дед Матвей прожил долгую жизнь. Я часто заходила к деду на «посиделки», которые нередко заканчивались озорными частушками. Нынешней весной деда не стало. В последний путь его провожали сельчане. Но больше всех горевал о нём высокий молодой человек с резко прочерченной морщинкой на лбу, копия деда Матвея в молодости – его правнук. Он сам положил кисет деду в гроб. Пусть и там, в той неведомой дали дед будет спокоен и счастлив и встретится с первой любовью, черноокой красавицей Олей…

 

НЕ ВРЕМЯ ЛЕЧИТ

Быль

 

Быстро летит время… Этой субстанции нет дела до людей с их бесконечными проблемами, вечным движением. Оно живёт своими мерками, своими законами, безвозвратно проглатывая события, даты, счастье и радость, боль и войны. Ушла в прошлое и Великая Отечественная… Прошлый век, недоступный и далёкий… 

Мы – дети послевоенного поколения, были воспитаны на подвигах отцов и дедов. Я отчётливо помню в середине пятидесятых годов калек без ног, с орденами на груди, передвигающихся на примитивных тележках. Их мужественные лица говорили о перенесённых трудностях. Они были немногословны – честные герои, позволившие нам родиться и жить под мирным небом. Они недолго пробыли на спасённой ими земле после Дня Победы, раны давали знать о себе, и они постепенно уходили в мир иной, оставляя о себе вечную память в наших сердцах. Они жили в коммуналках, бараках, питались небогатыми харчами, не предъявляя ни к власти, ни к нам – своим детям, никаких претензий. Они просто радовались, что зловещая пора бесчеловечности миновала, что не нужно идти в атаку, брать очередную высоту, убивать... Они просто жили…И в ту пору, наверное, искренне бы удивились, если бы им дали какие-то льготы, они ничего не просили и не требовали для себя.

Только спустя много лет для оставшихся в живых ветеранов правительство ввело льготы – материальные дотации, первоочерёдность в обслуживании. И совсем недавно, когда участников тех далёких трагических событий осталось очень мало, наконец, президент решил обеспечить старых ветеранов квартирами. Честь ему и хвала, что отважился на такой благородный и честный поступок, но не поздновато ли? Ведь до конца своих дней мы обязаны этим людям ЖИЗНЬЮ!

Может быть, и квартиры, и протезы, и заботу им надо было давать в первую очередь?

У меня в душе просыпается трепетное чувство благодарности при виде ветеранов той далёкой войны. Вглядитесь в их лица, люди, в эти чистые глаза! Перед вами не просто старик, перед вами – целая эпоха, неоткрытый мир того поколения, которое целиком и полностью посвятило себя служению Родине! Светлые открытые лица, тихая радость во взгляде… Вы видели такие лица у постперестроечного поколения? Я – нет. Но не об этом речь, это – лишь небольшое вступление к моему горькому рассказу, которому я стала свидетельницей, об отношении к ветеранам той далёкой войны некоторых отпрысков молодой поросли – их правнуках…

 

Предпраздничное утро, восьмое мая, переполненный автобус, мне – на работу (я с утра задержалась в поликлинике, а сегодня надо сдать срочный проект), вдавливаюсь в гудящий недовольством транспорт и оказываюсь зажатой между двух дюжих молодцев. Они вели скорбный диалог:

– Ты чё так рано?

– Отчим приказал притопать, мою малютку арестовал.

Я с некоторым испугом вслушиваюсь в речь верзил, уже ясно представляя похищение его дочери-малютки, и не кем-нибудь, а отчимом. В глазах проносятся картины издевательства над беззащитным ребёнком. Утопая в своём воображении, я не сразу понимаю, что речь идёт о… новом «Мерседесе», который отчим конфисковал у нерадивого дитяти. Я облегчённо вздыхаю и перевожу взгляд на окно, пытаясь отключиться от их диалога. Но не тут-то было! Безмашинный верзила поменял тему, и теперь «молодцы» со смешками рассказывают на своём сленге о «тёлках» и «тусовках». Я поднимаю глаза и по их помятым лицам понимаю, что им выпала не лучшая ночь в году. Что ж, бывает, дело молодое, но зачем так бурно обсуждать прелести юных дев, которых они когда-то «подцепили» в ночном клубе? Смачный диалог льётся надо мной, захлёстывая грубой похабщиной, хочется втянуть голову в плечи или протиснуться дальше. Предпринимаю второй вариант и тут же слышу:

– Тётка, куда прёшь, не дрыгайся, поубавь пыл…

Я поднимаю голову, и уже ядовитая фраза готова сорваться с моего языка, но мозг вовремя даёт команду не вступать в перепалку с недоумками. Где их матери, учителя, где они росли, учились? Или это плод наивысшей точки развития тех семей, где вечно измученная мать отчитывает не просыхающего от пьянки отца, и все качества жизни замороченных родителей плавно перекочёвывают в «недоделанное» поколение? Что-то не похоже, если отчим дарит шикарную машину!

Я горько вздыхаю. Останавливается автобус, один супермен торопливо выскакивает, бросив на прощание:

– Сбрешемся!

Ну да, погавкали, как собаки, в следующий раз ещё побрешут…

И вправду, что-то уродливо собачье, отталкивающее сквозило в лице длинноносого матершинника.

Я облегчённо вздохнула, поднялась со ступенек и встала у передних сидений для инвалидов. Самой молодой сидячей пенсионерке было лет под семьдесят, рядом примостился инвалид по зрению с тросточкой в руке, напротив них сидел древний дед с рядами военных орденов и тихая, закутанная в белый платочек старушечка, видно, его жена. Я залюбовалась этой парой. Старушка прислонилась к дедку, нежно держа того за пальцы. Сколько же лет они вместе? Сколько горечи, разлук им довелось испытать, перенести? Случайно взгляд старушки перекрестился с моим, и я увидела в её глазах светлую улыбку. Я улыбнулась в ответ:

– Поздравляю с Днём Победы! Здоровья Вам!

Семейная пара поблагодарила меня:

– И тебя, дочка, с праздником!

Дед приосанился, вспомнив прошедшие годы, подкрутил седые усы.

Да, я им в дочки гожусь, хотя на пенсии уже семь лет. Щемящее трепетное чувство вновь коснулось меня; чистый взгляд деда, лучистая, потаённая улыбка его жены… Вероятно, они ехали на чествование ветеранов войны, будет концерт, подарки…

Сосредоточиться на созерцании предстоящего праздника стариков мне не дал вновь выплывший вопль неугомонного верзилы, который по «мобиле» делился с очередным завсегдатаем ночных клубов о беспокойно проведённой ночке.

– Да, я чуть не смёрзся! Прикинь, Жучара, две бабы прибодали, а обещали одну «тёлку» с пятым размером. Ну, я в откат, бабки плачены, давай товар…

Автобус вновь остановился, и на подножку еле вползла ветхая старушонка и замерла, вцепившись в поручень. Замерли и рядом стоящие пассажиры. На бабуле красовались, наверное, все награды не только нашей державы, но и других стран антифашистской коалиции. На пиджаке не было видно ни одного просвета, ордена и медали дружно побрякивали в такт движению транспорта. Бабулю подхватили сильные руки рядом стоящих мужчин, самая юная пенсионерка рядом со ступеньками скоренько освободила место и встала рядом, дожидаясь прохода заслуженного ветерана на своё место.

– Нет, брякну, может, ещё, ты не расслабляйся, девах не обещаю, но со стопариком пивусика приду, надо тему одну перетереть… Нет, бабла хватает, ты же в теме, что я – денежный мешок…,– парень хохотнул, внезапно увидел освободившееся место и шлёпнулся на сиденье, продолжая нести несусветную чушь про неуловимого Димона.

Старушка-ветеран застыла около предназначенного ей места и растерянно посмотрела вокруг. С далёких передних мест легко вскочили две девчушки, но бабуле было трудно дойти до вожделённого места. А охальник, ловко пристроившись, не собирался покидать сиденье. Дедок нахмурил брови, готовый вскочить, если это получится, и указать негодяю его заслуженное место. Но его опередила я, отбросив моральные запреты. Мой кусачий язык ласково-ядовито произнёс заготовленную фразу, акцентируясь на слове «Вы» во всех падежах:

– Молодой человек, оглянитесь, Вы не один едете, и место не Вам предназначалось…

Парень швырнул телефон в карман и, наконец, соизволил обратить внимание на говорившую. Узнав во мне ненавистную тётку, которая лишала его «изысканного» общения с корешом, он хмуро обмерил пространство пренебрежительным взглядом и …смачно послал присутствующих во главе со мной на три весёлых буквы, не удостоив даже вниманием рядом стоявшую ветеранку. Дедок начал торопливо вставать, незрячий мужичок на ощупь норовил ткнуть тростью в то место, откуда раздались непристойные слова. Я готова была поднять негодяя за шкирку и вышвырнуть того вон. Но мои энергичные действия не понадобились.

Крепкие руки парней, что вели увешанную орденами бабулю, быстро сгребли «молодца», да так, что тот запищал о неприкосновенности лично-сти, приглашая полицию. Заволновались пассажиры, неистово кляня охальника и ратуя за торжество справедливости в лице полицейского. И он не преминул явиться. С задней площадки протискивался по проходу находившийся в автобусе блюститель порядка. Он отвёл руки мужчин, круто заломил за спину запястья бунтаря, и тот взвыл взаправду, охая и пуская слюну. Полицейский небрежно похлопал «мальчика» по плечу и попросил остановить автобус. С ним вышли мужчины, еле сдерживавшие себя от желания проучить парня «по-мужски», и три женщины во главе с «юной» пенсионеркой. Они отправились добывать правду в ближайшее отделение полиции.

Ветеран-старушечка наконец села на своё место, но ни гордой улыбки, ни радости в душе от наказанного хамства не проглядывалось на её лице. Рядом со мной находилась одинокая, старая женщина, вероятно, единственная оставшаяся в живых от полка, единственная оставшаяся в роду, раз некому её было отвезти на праздник, так «заботливо» и чинно проводимого администрацией округа. Она сидела, опустив голову, и быстрые слёзы струились по её морщинистому и доброму лицу. Она плакала… И только награды молча позвякивали на её груди.

Махнув на срочный заказ, я тут же позвонила начальству, выдумала кучу причин и отпросилась с работы ещё на два часа.

На праздник во Дворце, посвящённый ветеранам-фронтовикам, мы успели вовремя. Узнав у администратора время окончания концерта, я заказала такси, попросив непременно проследить отбытие ветерана и перезвонить мне по телефону, что чуткая администраторша и сделала.

Вечером я разговаривала с повеселевшей Марией Павловной по телефону, а утром Девятого Мая она угощала меня чаем и рассказывала, рассказывала…О боях под Москвой, Сталинградской битве, форсировании Днепра, взятии Будапешта. Война провела бывшую разведчицу от Москвы до Берлина, судьба хранила от бомб и пуль, от разрывов мин и предательства, но не уберегла от хамства на склоне лет. На столе светились принесённые мной нежные гвоздики, иногда она роняла взгляд на цветы, поправляла их, и улыбка озаряла её лицо…

Мария Павловна не дожила до семидесятилетия Победы, она покинула этот мир зимой, присоединившись к миллионам погибших, умерших от ран и одиночества ветеранам.

 

 

Наталья ОСТРОВСКАЯ

(Омск)

ДЕД, ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ?

Деду                                                Дед, ты слышишь меня? Я пришла. Принесла две гвоздики. Наросла мне пеня, Не была я здесь год. Извините. Вместо холмика памятник Мраморный врос в глиноземы. И оттаял теперь, И очищен почти от поземы. Дед, ты слышишь меня? Я пришла. За оградкою стала. Помнишь, дед мой, коня – На плечах твоих внучка скакала. Заливалась, смеясь, Обнимая ручонками шею. Вот тогда я, тогда Познакомилась с раной твоею.

Дед, ты слышишь? Я помню, Как падал с небес истребитель Под Дебреценом сбит Русский парень – освободитель. Жжет осколок войны Острой болью и болью тупою – Орден Красного Знамени Свято хранимый семьёю.   Дед, ты слышишь меня? Я пришла, чтоб сказать тебе слово, Что я помню тебя и люблю, И приду к тебе снова. И слова все мои Так полны и любви и печали. Ты прости меня, дед, Что немного они запоздали.

КАПИТАН ЭСКАДРИЛЬИ

Очерк

       

   Мы родились в прекрасной стране с названием Советский Союз. Наши отцы и деды отстояли нашу Родину в Великой Отечественной Войне. В каждой семье существует память о той войне. В письмах, орденах, фотографиях. Моего деда не стало, когда я была уже довольно взрослой. Он умер от последствий, вызванных ранением в голову, полученным в боях за осво-бождение Венгрии под городом Дебреценом. Скорее надо было написать над Дебреценом, потому что дед мой был лётчиком-истребителем. В небе над Дебреценом его сбил вражеский самолёт. Когда я была совсем маленькой, то я забиралась на плечи деду, чтобы «покататься на лошадке» и, с замиранием сердца, рассматривала следы раны на его голове. Ещё я знала, что у него есть за это орден. Орден Красного знамени хранится в семье, как память о деде, память о той войне. Пару лет назад от моей хорошей знакомой Лидии Яковлевны Журавлёвой я узнала о существовании сайта «Подвиг народа». На нём собрана информация о лицах, награждённых орденами и медалями в Великую Отечественную войну.

   Всё оказалось очень просто. Я набрала в представленных полях Горбачёв Василий Ильич, год рождения 1907г. И передо мной открылась страница с данными о награде и о подвиге деда.

   ПРИКАЗ войскам 5-ой воздушной армии о награждении №056/Н от 07.12.1943 «От имени Президиума Верховного совета Союза ССР, за образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество – НАГРАЖДАЮ: Орденом Красного Знамени:

В четвёртой строке приказа имя моего деда: Капитана Горбачёва Василия Ильича – Командира 2-ой Авиационной эскадрильи 992 ночного авиационного полка, 312 ночной бомбардировочной авиационной дивизии.

В описание подвига указаны пункты бомбардировки, в том числе переправа через реку Днепр. Указано, что эскадрилья, возглавляемая Горбачёвым, за период боевых действий (август-сентябрь месяц 1943 года) совершила 680 боевых вылетов с общим налётом 950 часов.

Подписано Командиром 992 ночного авиационного полка Полковником Девятовым

3 ноября 1943 г.

   Так, благодаря сайту, я точно узнала, что за подвиг совершил мой дед, за который получил орден. Но это как-то не совсем совпадало с тем, что я помнила из детства. А как же ранение? Как всё было дальше? Я решила узнать больше про 312-ю дивизию, к которой принадлежал 992 полк. И вот, что я узнала.

  20 августа 1943 года дивизия, имевшая на своем вооружении 93 самолета, входит в состав 5-й Воздушной армии и в составе 392-го, 930-го и 992-го авиаполков успешно включается в боевую работу на харьковском направлении, принимает участие в освобождении Полтавы, Харькова, Кременчуга, участвует в Крсунь-Шевченковкой и Яссо-Кишенёвской операции. Бомбардировочными и штурмовыми ударами уничтожает узлы сопротивления противника и его отходившие войска, бомбит переправы, ведёт разведку. 30 августа 1944 года воины 5-й гвардейской танковой армии при хорошо организованной поддержке летчиков дивизии штурмом овладели крупным промышленным центром Румынии городом Плоешти, а на следующий день советские войска вступили в Бухарест.

   Интересующая меня Дебреценская наступательная операция началась утром 6 октября 1944 года. После короткой артиллерийской и авиационной подготовки ударная группировка 2-го Украинского фронта перешла в наступление на главном направлении. В первый же день 53-я армия и конно-механизированная группа генерала Плиева при поддержке 5-й воздушной армии прорвали оборону противника, разгромили противостоящие силы 3-й венгерской армии. К исходу третьего дня они продвинулись на 80-100 км и вышли в район Карцага. К этому времени 5-я воздушная армия совершила 1313 самолето-вылетов и сбила 30 самолетов противника.

К исходу 20 октября войска фронта, поддержанные авиацией, овладели Дебреценом. В период с 13 по 20 октября 5-я воздушная армия произвела около 2200 самолето-вылетов. Особенно большой урон противнику нанесли штурмовики и истребители, поддерживавшие действия наземных войск в районах Орадя, Дебрецена, Сольнока.

   Всего 14 дней длилась эта операция. И в какой-то один из этих дней самолёт деда был сбит. В какой-то из этих дней он получил ранение, после которого попал в госпиталь и ему, слава богу, удалось оправиться и потом после победы нашей страны в войне воспитывать своих дорогих внуков ещё много лет.

 

 

Екатерина ЕНЗА
(СОШ №109, 11 а кл.)

Матерям июня 1941 года

 

Беда пришла для всех и сразу!

Был неожиданным приход.

С железным гусеничным лязгом

В тяжёлый сорок первый год!

 

Умолкли в патефонах вальсы

Под громовой набат войны,

И шли на Запад новобранцы.

Шли воины своей страны!

 

На смерть и подвиг шла пехота,

Пустели избы и дворы…

Мать без вестей четыре года

Военной огненной поры.

 

Следы от слёз на щеках стынут.

Не перестанет вечно ждать

Домой единственного сына,

Не веря похоронке, мать!

 

Болят сердца у матерей.

Печальна высь… Там где-то ныне

Над мирной Родиной своей

Летит он в журавлином клине…

 

 

Пётр КУЗИН

(Омск)

 

Мой отец Кузин Александр Герасимович 1907 г. рождения. Воевал в прославленной Панфиловской дивизии. Её формировал генерал – майор Панфилов в г. Алма-Ата. В эту дивизию был призван мой отец. В Алма-Ате проходил военную подготовку, после формирования дивизия прибыла защищать подступы к Москве. 8-я гвардейская дивизия, которой командовал генерал Панфилов, стояла на главных направлениях фашистов на Москву и Ленинград. Мой отец защищал под Москвой станцию Крюково, под Ленинградом Великий Новгород. Погиб 11 июня 1942 года под Великим Новгородом в бою за г. Холм у деревни Иваньково Первое. 68 лет мы, трое его сыновей старались найти могилу отца. Давно умерли мои старшие братья и мне уже 76 лет. Поиск продолжила моя дочь Елена. В 2010 году она нашла могилу деда. Он перезахоронен в г. Холм Новгородской области на площади в братской могиле. Там лежат воины, погибшие за Холмский район. Моя дочь представила мне документы (планы, рапорта, донесения, отчеты, схемы) командиров, политработников. Жаль, что сухие строки военного языка мало указывают конкретных лиц солдат отличившихся в боях. Из имеющихся документов видно какая сложная обстановка была под Москвой и Ленинградом.

Место действия, время, фамилии командиров, номера воинских подразделений подлинные.

Я горжусь своим отцом, в его смерти есть и его маленькая победа. Теперь у него – пять внуков, десять правнуков и одна праправнучка, которые будут знать, за что погиб их предок и где похоронен.

 

БОЕВОЙ ПУТЬ ОТЦА

Очерк

В конце ноября и в начале декабря 1941 года. 16-я армия Западного фронта вела ожесточенные оборонительные бои на удалении 30–40 километров от Москвы, отражая удары главных сил 4-й танковой группы противника. В период 28 ноября – 1 декабря немецко-фашистские войска захватили Матушкино, Крюково, Каменку, Бахеево, Дедово, будучи не в силах продолжать дальнейшее наступление, стали закрепляться на достигнутом рубеже. Среди этих населенных пунктов особо важное значение имел железнодорожный поселок и станция Крюково. Расположенный на железной дороге Москва – Солнечногорск – Клин (Октябрьской ж/д), он являлся к тому же и важным узлом шоссейных и грунтовых дорог.

Район Крюково противник занял 30 ноября 1941 года силами 5-й танковой дивизии состоящих из двух мотопехотных и одного танкового полков, артиллерийского полка и отдельного мотоциклетного батальона. При переходе танковой дивизии к обороне два батальона мотопехоты с двадцатью пятью танками заняли Крюково и Каменку, один батальон с 7–10 танками – Горетовку, по одному батальону с небольшим количеством танков расположились в Алабушево и Жилино. Отдельные подразделения мотопехоты находились в Александровке, Андреевке и санаториях западнее Крюково.      

В связи с наступившими сильными морозами немецко-фашистское командование стремилось расположить свои части в населенных пунктах, превратив последние в опорные пункты и узлы обороны с круговым обстрелом и со взаимной огневой связью.

Поселок Крюково и слившаяся с ним деревня Каменка представляли в полосе действий 16 армии самый крупный населенный пункт, в котором враг имел наиболее сильный гарнизон. Поэтому разгром противника в Крюково и овладение этим узлом обороны серьезным образом ослаблял оборону противника в районе.

В соответствии с указанием командующего Западным фронтом 16-я армия готовилась к переходу в контрнаступление вместе с другими армиями фронта.

После того, как 16-я армия была усилена стрелковыми соединениями и артиллерией, командующий Западным фронтом приказал командующему армией с утра 7 декабря перейти в наступление правофланговыми соединениями с задачей уничтожить группировку противника в районе Крюково, Каменка, Андреевка.

Так как в предстоящем наступление наряду с 8-й гвардейской стрелковой дивизией должны были участвовать и другие соединения, то для лучшего обеспечения их взаимодействия 5 декабря была создана оперативная группа войск. Командование группой возлагалось на командира 8-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Ревякина. В состав группы, кроме 8-й гвардейской стрелковой дивизии, вошли 44-я кавалерийская, 17-я стрелковая бригада и 1-я гвардейская танковая бригада. Группа была усилена артиллерией. Для поддержки группы с воздуха выделялся один авиационный полк ночных бомбардировщиков. Основным ударом этой группы, выполнявшим главную задачу, являлась 8-я гвардейская стрелковая дивизия.

8-я гвардейская (бывшая 16-я) стрелковая дивизия сформирована в Средней Азии генерал – майором Панфиловым начала вести первые крупные бои в октябре под Волоколамском. В этих и последующих оборонительных боях под Москвой части дивизии проявили большую стойкость и упорство.

После уяснения задачи и оценки обстановки командир оперативной группы вечером 5 декабря принял решение и поставил задачи своим подчиненным.

Замысел командира группы заключался в том, чтобы меньшей частью сил и средств атаковать противника в Крюково и Каменке с фронта, большей частью обойти Крюковский узел сопротивления, окружить и уничтожить его гарнизон.

Атака намечалась на 10 часов 7 декабря. Ей должна была предшествовать артиллерийская подготовка продолжительностью 13 минут.

Смелые и решительные действия штурмовых групп заставили вражеский гарнизон быть в течение всей ночи в напряжении; ночью в Крюково у противника неоднократно отмечались случаи паники, беспорядочная стрельба.

На рассвете 8 декабря войска оперативной группы возобновили наступление. Особенно ожесточенное сопротивление противник оказывал в центральной части Крюково. Стремясь ликвидировать 8 гвардейскую стрелковую дивизию, в северную часть поселка вражеское командование подтянуло из Жилино в Крюково до батальона пехоты и предприняло контратаку из района железнодорожной станции Крюково на север. Однако контратака была отбита. В ходе её отражения командир 8-й гвардейской дивизии ввел в бой свой танковый резерв – танковый батальон 1-й гвардейской танковой бригады (6 танков).

Успешное отражение контратаки, являющейся очевидно последней попыткой врага удержаться в районе Крюково, окончательно определило исход боя. 5-я немецкая танковая дивизия, понесла большие потери, начала спешно отводить свои части из Крюково, Каменки, Горетовки на запад.

К концу дня 8-го декабря оперативная группа очистила от противника Крюково и Каменку, и вышла на рубеж Александровки, Горетовки.

8 декабря немецко-фашистские войска начали отступление на всём фронте 16-й армии. Для преследования отступающего противника командующий армией создал на правом фланге армии подвижную группу в составе 145-й танковой бригады, 44-й кавалерийской дивизии и 17-й стрелковой бригады под командованием генерала Ревякина.

Группе приказывалось начать энергичное преследование противника в направлении Жилино, Марьино и далее к Истринскому водохранилищу.

В боях 7–8 декабря 1941 года 8-я гвардейская стрелковая дивизия, разгромив более двух батальонов вражеской мотопехоты, поддерживаемой двумя-тремя десятками танков, овладела весьма сильным узлом сопротивления противника Крюково, и заняла ряд опорных пунктов в глубине его обороны.

Части дивизии захватили в районе Крюково 29 танков, 4 бронемашины, 43 автомашины и много другого военного имущества.

За дни боёв дивизия продвинулась на 3–4 километров. Это означало прорыв всей территории обороны фашистских войск, а вместе с достижением таких же результатов всеми другими соединениями предопределило крушение всего оборонительного фронта немецко-фашистских войск в полосе наступления 16-й армии.

Действуя в составе оперативной группы, дивизия вынесла на себе главную тяжесть бор<