Начало октября 1942 г. Москва.

Привет из Москвы от Леонида и Василия!!!

           Встреча состоялась у Василия в части, где я его разыскал после ранения. Он и я очень рады, что так неожиданно встретились.

           Я в ожидании назначения, а он в ожидании отправки на фронт. Обо всём переговорили, а теперь собираемся написать письма поодиночке. Всем вам по привету и особенно «полковнику». Остальное допишет Вася! Я здоров, но т.к. выписали досрочно, то раны ещё не затянулись, и я немного хромаю. О себе всё. Слово Василию Могильникову.

 

           Здравствуйте привет с Масквы в стреча Васка с Лонкой в моей Части Мы переговорили всо обо всом я очен рад что я стретился сним и переговорим всо и я скоро поеду на фронт? числа? Токо … (неразборчиво) остаёмся живы здоров

Могильников (Подпись)

 

Ст. л-т (Подпись деда)

 

Г.

Здравствуй, Валерка!!!

В этом маленьком письме сообщаю, что я назначен на формирование в Ивановскую область на должность начальника разведки 1-й лыжной бригады (Нач-к 2-й части).

Место скучное, населения нет, сходить некуда. Одним словом, умираю от скуки. Раны понемногу затягиваются.

Не люблю я, Валерка, работать в штабе, буду опять проситься на батальон.

Жди большого письма.

Мой адрес: Ивановская область, Гороховецкий район, п/о Золино, 1-я ОЛБ, Нач-ку 2-й части ст. л-ту Безденежных.

Целую крепко.

Твой Лёня

 

Октябрь 1942 г.

Здравствуй, Валерка!!!

Пишу тебе письмо в лесу, но, думаю, что это не повлияет на его путешествие, и оно дойдёт, как всякое другое. Сегодня у нас замечательный день, солнце, безветренно, и только небольшие тучки плавают высоко-высоко. Душа настроена поэтично. Хочется петь, сплясать разок-другой и вообще сотворить какую-нибудь шалость.

Спешу сообщить, что я отрастил бороду, уже сантиметра 1,5-2. Так что ты меня не скоро узнала бы при встрече. Ребята говорят, что она мне очень идёт, и прозвали меня партизаном.

Сейчас сижу в лесу на командном пункте, а Митька ушёл по подразделениям. Живём с ним дружно, и притом вдвоём веселее. Всё собираемся вместе приехать на Уфимку, но… придётся ли? Будем надеяться, что придётся.

Я занялся немецким языком и уже, могу похвалиться, имею неплохие успехи. Это в нашей обстановке необходимо. Появился у меня ещё один друг – небольшой, но упрямый и шустрый жеребчик.

Валя! Писать кончаю. Пока всё. Надо действовать.

Привет всем.

Целую крепко.

Твой Лёня.

Ст. л-т (Подпись)

 

 

Конец октября 1942 г.

Здравствуй, Валерка!!!

           Маленькая приписочка в письме заглаживает все укоры, написанные на 2-х листах.

           Итак, Валерка, мы с тобой родители. То, о чём мы с тобой столько думали и волновались, свершилось. Каковы будут для тебя последствия этого, ты немедленно должна сообщить мне.

           Дорогая Валерка! Крепко, крепко тебя обнимаю и целую за то, что ты сдержала слово и сберегла «баяниста», сберегла нашу радость, наше будущее. Доволен ли я? Больше, я счастлив до безумия, я счастлив и рад думать, что я отец, что я, как и всякий другой семьянин, имею своё гнёздышко, на котором теперь сходятся все мои мысли и чувства. Ты не можешь меня понять в настоящий момент, потому что за это величайшее для нас событие ты много пережила, много раз проклинала меня и свою судьбу, но я хотя и пережил за это время немало, но не утратил добрых и нежных чувств к тебе, милая Валерка, и к «баянисту» (имя выбери и установи ещё раз сама, а затем результат твоего желания напишешь мне).

           Представляю, что теперь делается в домике Ивановны, и представляю, что делалось. Как сейчас вижу, как ты подаёшь мне в комнату одеяло, помню, как Ивановна, эта несравненная «черва», закрывала нас, помню всё. И поглядев на ваши фото, на дорогие знакомые лица, мне хочется пешком уйти на Уфимку.

           И всё-таки я приеду в ноябре к вам. Комбриг обещал отпустить. Это будет радостная встреча.

           Теперь немного о себе. Ты укоряешь, что я невнимателен и не принимаю никакого участия в твоей судьбе. Зачем так писать. Я понимаю, что у тебя тяжёлое положение и настроение, но поверь, что я пишу тебе 8-е письмо, не получая ответа. Зная, что тебе пришло время, я думал, что ты находишься в больнице, и тебе не до ответов, и поэтому я только писал. Но почему ты не отвечала? Ну ладно, нам с тобой не к лицу ругаться, нас теперь трое.

           Спасибо большое Ивановне за материнское участие к тебе.

           Спасибо Шуре и всем остальным, кто так участливо относился к тебе.

           Не давай моего адреса Матвееву, я не хочу с ним иметь никакой переписки. А если уже дала, скажи, что я уехал на фронт, и ты моего адреса не знаешь. Таких людей, как Матвеев, я не терплю.

           Целую крепко вас обоих (ещё не знаю, как звать «баяниста»).

Твой Лёня.

Нач-к разведки

\Ст. л-т (Подпись)

 

Жалею Стрельникова и его Валю.

 

 

Г.

Здравствуй, Валерка!!!

Ну, вот и опять я «среди своих орлов».

Но знала бы ты моё настроение после того, как я побывал дома. Всё мне становится домашним, близким… Мне всё кажется, что я не был дома, а видел всё это во сне. Ведь ты понимаешь, как всё это неожиданно, а особенно в данной обстановке. Это для меня большое счастье. Не знаю, как ты смотришь на это, но мне кажется, что «сквозь пальцы». Может, я ошибаюсь? Но прости меня, Валерка, я тебя в этот раз не мог понять… Или ты при встрече со мной не хотела показать своих чувств при посторонних, или тебе было стыдно встретить такого оборванца, как приехал я, или ещё что, но всё это ОЧЕНЬ больно кольнуло меня.

Ведь ты понимаешь, что я так стремился домой, к тебе, к сыну, и вдруг встречаю такое чувство, что как будто я зря и совершенно в чужой дом приехал.

Валерка, милая! Прости меня, может быть, я не сумел вести себя при встрече, может, я не мог понять тебя, но если тебе не доступно понять это моё письмо, то дай прочитать его Клюжиной или какой другой близкой подруге, и она поймёт всё, что я хотел выразить, всё, что так неприятно скребнуло меня.

Может, ты была обижена, что писем долго не было… Тогда ты права. В таком случае, прости за всё, что я написал выше.

Как бы мне хотелось влезть к тебе в душу и посмотреть, есть ли там ещё хоть один уголок для меня.

Валерка, с момента, когда я снова встретился с тобой, ты стала для меня ещё ближе, роднее и любимее. Ты знаешь, что я не люблю зря говорить и ни разу за всё время даже в пустяках или в шутку не обманывал тебя, и поэтому можешь мне верить. Могу ли я забыть тебя, могу ли я забыть Сашку, которого и сейчас вижу с вытаращенными глазёнками, с твоими глазёнками, которые, ещё не понимая, смотрели на отца, может быть, в последний и в первый раз стоявшего над его кроваткой? Нет!!! Этого я никогда не забуду! Я не забуду, что ты сделала для него, сколько пережила из-за него и меня… Это не забывается. Это ещё теснее привязывает и заставляет стремиться ещё раз побывать дома и увидеть вас обоих.

Ну, Валерка, пока писать кончаю.

Большой привет Ивановне, Николаевичу, С. Николаевне, Шуре, Вале К. и всем остальным, с таким участием относящимся к нам.

Не сердись, если обидел.

Целую крепко тебя и Сашу

Ваш Леонид (Подпись)

 

Мой адрес писать так:

ППС 2215 часть № 21.

Все письма и телеграммы направлять так.

Целую ещё раз.

 

Г.

Здравствуйте, дорогие мои Валерка и Саша!

Только что пришёл с отрядных учений и, располагая небольшим временем, пишу письмо.

           Валерка! Ты, наверное, обиделась на первое письмо? Да? Не нужно обижаться, мало ли чего не бывает в семейной жизни, а особенно в такое время. Не будем об этом говорить. Как у нас есть пословица: «Война всё спишет».

           Приехал я на место 26.11.42г. вечером, а назавтра приступил к работе. Одним словом, вхожу в нормальную колею одиночества. Скоро, очевидно, придётся ещё раз помериться силами с немцем. Теперь ему достаётся крепко, момент, о котором я тебе говорил, приближается. Приближается момент, когда я и многие другие сможем вернуться домой навсегда (на радость или на горе домашним?!!?). Будем надеяться, что на радость.

           Ну, знаешь, Валерка, сейчас у меня такое состояние, что, как будто я не уезжал дважды с Уфимки, а просто жил, жил и уехал первый раз из Уфимки. Одним словом, эта встреча с тобой и Сашей дала мне большую зарядку на будущее. Я видел тебя, видел сына, и теперь, если и придётся умереть, то это будет с лёгкой душой. Это вселяет в меня сознание, что я не зря прожил на свете свои 24 года. За эти годы я видел и горе, и любовь, и счастье семейной жизни. Часто-часто перебираю в памяти всё пережитое, и чаще всего встаёт в памяти: … Декабрь 1941г. Приезд на Уфимку, первая встреча с тобой, первый совместный ужин, и особенно в мою память врезалась картина после первого нашего признания…

           Вечер… зажгли огни… Я сижу за столом, а ты стоишь у патефона и слушаешь «Романс Нины»[4]. Оба молчим…

           И много-много воспоминаний остаётся в памяти от всего пережитого, и я сейчас удивляюсь, как некоторые мужчины умудряются бросать семью, не оставив на своей совести никакого пятна. Мне кажется, что на это я НЕ СПОСОБЕН.

           Что может быть приятней думать, как то, что где-то у меня есть цель, ради которой не стоит жалеть своей жизни.

           Валерка, ещё раз прошу не сердиться на первое письмо, береги себя и наше будущее – Сашу. Помни, недалёк день, когда мы будем вместе.

 

… В кармане маленьком моём

есть карточка твоя,

так знай, что мы всегда вдвоём,

Моя любимая…

 

Целую крепко.

Ваш (Подпись)

 

Г.

Здравствуй, Валерка!!!

Собственно говоря, я не понимаю, ты или не получаешь моих писем, или я не знаю, где ты сейчас живёшь, и поэтому письмо пишу небольшое.

Сообщаю, что я награждён орденом боевого «Красного Знамени» под Орлом и уже получил его, а орден «Красная звезда» ещё пока не получил – жду приказа.

В скором времени думаю приехать домой, но куда? На Урал или в Сибирь, где ты? Почему не отвечаешь? Как Саша? Наверное, чертёнок уже что-нибудь болтать начинает?

Что-то меня беспокоит твоё молчание. Если в этом месяце не получу от тебя ответ, то буду писать на районные организации.

Целую крепко.

(Подпись)

 

 

Г.

Здравствуйте, дорогие родители!

Я уже начинаю не понимать: или вы переехали, или я ничего не понимаю. Пишу, а ответа нет. Ну ладно, может быть, на это письмо получу ответ.

           Теперь немного о себе. За боевые действия под г. Орлом я награждён орденом боевого Красного Знамени и 3-го сентября получил его, а орден Красная звезда ещё пока не получил – жду приказа. За что получил? Эпизодов в моей разведчицкой работе не мало, а вот один: нужно было взять «языка», и мне это поручили. Это было в тот раз, когда немцы решили уничтожить нашу Орловско-Курскую группировку в своём провалившемся летнем наступлении. Нам нужно было знать, что думают делать фрицы, и я взял «языка». Я с группой разведчиков 5 чел. в 12 ч. дня подползли к немецким блиндажам с ножами и автоматами и ворвались в блиндажи. В рукопашном бою зарезали и убили прикладами 16 чел., а одного «языка» привели в штаб. В этой атаке лично я заколол 4 чел. И немецкого капитана Гольца, у которого взял ценные документы и карту. Вот и всё. Таких случаев много, но этот был интересен тем, что действовали днём. У меня хороший немецкий кинжал, который уже отправил в землю 26 фрицев. Всего на моём счету 128 убитых сволочей.

           О себе всё. Где Юрий, где Валя? Я от них не получаю ничего.

           Привет всем.

Целую вас крепко

ваш сын

Капитан (Подпись)

Мой адрес: Полевая почта № 28237 и мне.

Когда получу 2-й орден, я вам сообщу.

 

 …

 

Немного о деде

Родился в Архангельской области в 1918 году. Получил среднее специальное образование. Прошёл Хасан и Халхин-Гол. Был начальником полковой школы, располагавшейся в конце 1941- начале 1942 гг. на ст. Уфимка Ачитского р-на Свердловской обл., где и познакомился с моей бабушкой, учительницей русского языка и литературы, Валерией Антоновной Крыловой. Зарегистрирован брак 17.04.1942 г. Бабушка уже ждала ребёнка.

Ушёл на фронт в конце апреля 1942 г. Был ранен. Выписался досрочно, вернулся на фронт. В 1943 г. капитан, командир батальона полковой разведки. Награждён орденом Красного Знамени и орденом Отечественной войны 2 степени.

Был направлен на учёбу в Москву в академию, откуда трижды сбегал на фронт. После второго побега пригрозили трибуналом. В Москве встретил своего 50-летнего отца, ушедшего добровольцем в ополчение. Сбежал на фронт ещё раз, предварительно дав по лицу какому-то тыловому полковнику. Трибунал, разжалование. Между распиской о принятии на хранение наград рядового штрафбата и датой гибели (17 декабря 1944 г.) – 7 дней.

Погиб в Польше возле г. Мелец рядовым отдельного штрафного батальона I Украинского фронта. Похоронен в братской могиле.

За проявленное отличие в боях с немецкими захватчиками судимость по приговору по ст. 139 УК УССР в 1944 г. была снята 06.03.1945 г. В извещении/похоронке (от 12.03.45) уже снова капитан и герой…

Письма и другие документы помогли подтвердить б о льшую часть семейных преданий. К сожалению, сохранились только письма 1942-43 годов, остальные бабушка уже не получила – переехала к родителям деда в Красноярский край. Дед в письмах упоминал, что ведёт дневник. О судьбе дневника тоже ничего не знаю. Но бате откуда-то была известна история с академией и трибуналом. Возможно, от деда Ильи, моего прадеда… Именно с ним дед встретился в Москве перед последним побегом на фронт.

 

Александр БЕКИШЕВ

 

(Омск)