В. Короленко: поиски творческого метода

Творческий метод любого писателя тесно связан с его взглядами на человека и общество. Творчество В. Короленко ценится за правду, искренность и глубину слова, за ясное, четкое отношение к российским проблемам и к судьбе русского народа. Писатель не был сторонником насильственных «общественных перемен». Он писал: «до самой старости меня сопровождала репутация опасного агитатора и революционера, хотя я всю жизнь только и делал, что взывал к законности и праву для всех» [3, т. 7, с. 50].

Из таких суждений и возникает вопрос о взаимоисключающих тенденциях в поисках В. Короленко нового творческого метода, то есть о степени и характере участия писательского понимания романтизма в формировании новых принципов реализма в современной литературе, где долгое время главенствующую роль отдавали М. Горькому, закрепив за его именем эстетические и идеологические догмы модных социальных идей эпохи и сильно сузив его подлинную значимость для отечественной литературы.

Демократическое направление взглядов и творчества писателя с течением времени обогащалось, оно выразилось в романтических устремлениях героев и самого В. Короленко, с одной стороны, и, с другой стороны, в отрицании всякой идеалистической утопии, а также в утверждении правды действительности. Правда же заключалась в том, что человек, общество стремятся к лучшему. В рассказе «Эпизод из жизни искателя» герой размышляет: «Какой же путь лучше? Спокойствие – лучше смятения и страдания!.. Но всегда были и всегда – да, всегда – будут гордые безумцы, которые предпочитают спотыкаться, страдая и падая в изнеможении на трудном пути, чем смиренно и с улыбкой спокойствия идти рядом с другими по хорошо проторенной дороге» [4, т.3, с. 33]. В. Короленко чувствовал, видел этого нового человека, воспринимал его как личность, способную, может быть, взять в руки управление «общественными переменами», и в этом пафосе он приближался к героям горьковских «песен». Романтизм В. Короленко был объективно направлен на эволюцию духовных и нравственно здоровых сил общества, стоящего на позициях гуманизма. Писатель верил, «что впереди будет все светлее, что стремиться и достигать стоит» [3, т. 10, с. 383].

В статье М. Петровой читаем: «Рисуя тюремное столкновение «коммунистов» (сторонников обобщения денег и деления их поровну) и «индивидуалистов-аристократов» (отстаивающих личную собственность), Короленко, руководствуясь простой рассудительностью, «решительно отошел» к последним. Его симпатии к социализму европейского гуманного образца не простирались до уничтожения частных собственников, какими являлись и кустарь в «Павловских очерках» (1890), и пахарь Тимоха в «Марусиной заимке» (1899)» [6, с. 478].

Повесть В. Короленко «Без языка» замечательна по многим ее качествам. Взбудораженная и взлохмаченная душа «исконно» российского мужика Матвея, оказавшегося в поисках счастья в «новом свете», в Америке, навсегда потерявшего «свою родную даль»: «Матвею становилось грустно. Он смотрел в даль, где за синею дымкой легкого тумана двигались на горизонте океанские валы, а за ними мысль, как чайка, летела дальше на старую родину… он чувствовал, что сердце его сжимается сильною, жгучею печалью» [3, т.4, с. 121]. «Сильная, жгучая печаль» появляется у гиганта, силача Матвея не из-за того, что не хватает решимости уехать, а потому, «что в нем родилось что-то новое, а старое умерло или еще умирает», потому что «все порвано, многое умерло и не оживет вновь, а в Лозищах, в его хате живут чужие. А тут у него будут дети, а дети детей уже забудут даже родной язык» [3, т.4, с. 121]. Крестьянская душа, которая тянет мужика к собственному клочку земли, оказалась загнанной в психологический капкан чужой земли, чужих нравов и порядков, навсегда покинула родной очаг. Большой ценой приобретено героем чувство некоторой свободы, он неосознанно рад тому, «что вот у него есть клок земли, есть дом, есть телка, и коровы … скоро будет жена» [3, т.4, с. 121]. В. Короленко вскрывает глубинный внутренний мир человека из деревни во многих своих эпических и прозаических произведениях: «Смиренные» (Деревенский пейзаж), «В пустынных местах» (Из поездки по Ветлуге и Керженцу), «Сорочинская трагедия», «В успокоенной деревне», «Марусина заимка», «Наши на Дунае». Герои В. Короленко живут тяжелой жизнью, но в них всегда есть нечто такое, другое, дальнее, может быть, недосягаемое. Писатель часто вступает в диалог с иррациональным миром для того, чтобы объяснить себе и своему герою нечто такое, чему, возможно, и нет названия, но которое живет рядом, неотступно следует за писателем и его героями, таковы думы Матвея на корабле о глубинной жизни океана.

Писатель не мог измерить своих персонажей каким-то одним социальным критерием. Он рисует человека-микрокосмос во всех отношениях. Нигде нет прямого вывода о том, что тот или иной герой поступает так потому, что его обидели и т.п., протест его героев почти всегда духовно и нравственно обусловлен, осмыслен и автором, и героем. Даже в «Сорочинской трагедии» (По данным судебного расследования), за которую власти подвергли писателя общественной экзекуции, обвинив в подстрекательстве крестьян к убийству чиновника Филонова, не содержится никакого призыва «к оружию», а представляет собой строгий анализ материала о необходимости продажи земли крестьянину за «разумную цену».

В рассказе «Река играет» автор вскрывает глубокие пласты национальной психологии и жестокие законы жизни людей российской провинции. Перевозчик, паромщик Тюлин, видимо, так и вырос на берегу Ветлуги, живет там вечной, неизменной жизнью. Кричат с противоположного берега: «Тюлин, лодку, Тюлин, паром», – хочет – слышит, хочет – не слышит, делает свое нехитрое дело, может бросить своих пассажиров на этом берегу на всю ночь и уйти на противоположный берег к соловьихинцам, которые, может быть, и побили его только «вчера», но теперь он точно знает: не побьют, а напоят, накормят, и он с ними всю ночь будет песни петь. В. Короленко любуется мужиками, в которых есть какая-то грубая, необузданная сила: ни за что обругают женщину, ни за что исхлещут бедного конягу на пароме, но в которых есть столь же необъемная внутренняя сила, не дающий им смешаться с грязью, утонуть в бурлящей реке, в «Ветлуге, которая нынче разыгралась». О ней Тюлин: «И чего только делает, гляди-ко-ся, чего только делает Ветлуга – те наша… Ах, ты! Беды, ведь это право беды» [3, т.3, с. 7]. Но привычные к бедам, творимым Ветлугой, Тюлин и другие ловко и сильно, если надо, справляются с ними. О Тюлине говорят: «Подлец мужичок, будь он проклят! А и то надо сказать: дело свое знает. Вот пойдет осень или опять весна: тут он себя покажет… другому бы ни за что в водополь с перевозом не управиться. Для этого случая больше и держим» [3, т.3, с. 21]. С виду и одет плохо, не брит, не умыт, говорит частенько бранные слова, на жизнь вроде бы сквозь пальцы смотрит («будь что будет»), посмотришь: покачнет ветром и упадет, в воду свалится, потоком унесет; однако его ни ветер не валит, ни поток не уносит, он босой в воде, но стоит крепко, сильно, упорно продолжая делать свое мужицкое дело, думая свою мужицкую думу. И не потому, что душа в хмельном или похмельном веселье, или в смутном от него поводу неприятного разговора с «бабой своей» или соседом, а потому он Тюлин как есть Тюлин, с добром, с огоньком внутри, со стержнем крепким внутри себя, но и что родная Ветлуга рядом, все лето молчала, тихо несла свои воды и теперь вовсю разыгралась, приглашая его, Тюлина, на единоборство с ней. Великая сила пробуждающейся природы сидит в Тюлине, он от Ветлуги, от солнца и луны над ней, от той незаметной для чужих, но для него любимой и теплой землицы, которая пролегла вдоль берегов Ветлуги, от того невиданного ощущения его единения со всем тем, что зовется домом родным, родной землей. Именно это потерял Матвей («Без языка»), и что навечно осталось вместе с Тюлиным. Взлохматится в следующий раз Ветлуга, возродится потаенная радость, невидимая сила в душе Тюлина, и будет больше светлого и ясного.

В этом заключен романтизм В. Короленко. «Короленко вводил в литературу образ человека яркого, незаурядного, хотел не только показать массу и человека из нее, но и «открыть значение личности, на почве значения массы». Он мечтал о таком типе художественного отображения действительности, в основу которого легла бы мечта о будущем, опирающаяся на «возможную реальность», на «огоньки» будущего в современности. Однако истоки будущего синтеза реализма и романтизма В. Короленко искал не в объективных связях с жизнью, развивающейся к революции, а во внутреннем развитии человеческого сознания, нравственного чувства» [7, с. 23].

В этом убеждают почти все произведения В. Короленко – «Ненастоящий город», «Сон Макара», «Временные обитатели», «Без языка», «Слепой музыкант», «Река играет» и др.

Писатель создал образ человека ищущего, сомневающегося, анализирующего «себя и окружающих», гордого и сильного, может быть, внешне не очень видного, незаметного в «жалкой и затхлой» жизни, но внутренне благородного, яркого, духовно одаренного. Романтизм такого типа прочно и основательно связан с реальной действительностью. В данном случае это не простое механическое сложение реализма с романтизмом в содержании и структуре будущего художественного метода, а нечто другое – новый, обогащенный всей сложностью и многообразием реально-бытовой и духовной жизни человека сплав рациональных и иррациональных поисков личности.

ЛИТЕРАТУРА

1. Гуляев Н. О спорах в теории реализма // Русская литература. 1966. № 1.

2. Короленко В. Сборник статей. М., 1913 (Цит. по: Русская литература. 1967. № 4. С. 79).

3. Короленко В. Собр. соч. в 10-ти тт. М., 1953-1956.

4. Короленко В.Г. Собр. соч. в 5-ти тт. М.,1960-1961.

5. Купреянова Е. Что такое романтизм и что такое реализм? // Русская литература. 1974. № 2.

6. Русская литература рубежа веков (1890-е – начало 1920-х годов). М., 2000

7. Соколов А. Г. История русской литературы конца ХIХ – начала ХХ веков. М., 1999.

А.Б. Севрюгин, Л.Г. Севрюгина (Санкт-Петербург)