Глава 42 О хранении от знакомства с женским полом

Преподобные Отцы наши, святые иноки всех времен, тща­тельно хранили себя от знакомства с женским полом. Вход женскому полу в древние монастыри был воспрещен. Этот святой и благодетельный обычай сохраняется и ныне во всей Афонской горе. Те из иноков, которые проводили особенно внимательную жизнь, с особенною тщательностию хранились от знакомства и обращения с женщинами, что видно из жития преподобных Арсения Великого, Сисоя Великого, Иоанна Молчальника и других возвышеннейшей святости Отцов. Так поступали они не единственно по произволу, но по указанию необходимости, усмотренной ими, как в зеркале, в их внима­тельной жизни.

Некоторые иноки утверждают о себе, что они, находясь часто в обществе женщин, не чувствуют вреда. Этим инокам не должно верить: они или говорят неправду, скрывая свое душевное расстройство, или проводят жизнь самую невнимательную и нерадивую, и потому не видят своего устроения, или же диавол окрадывает их, отнимая понимание и ощуще­ние вреда, чтоб соделать их монашескую жизнь бесплодною и уготовать им верную погибель. Превосходно рассуждал об этом предмете преподобный Исидор Пелусиотский в письме к епископу Палладию[1137]: «Если тлят обычаи благи беседы злы [1138], по изречению Писания, то совершает это по преимуществу беседа с женами. Хотя бы предметом ее было и добро, но она достаточно сильна, чтоб растлить тайно внутреннего человека скверными помыслами, и, в то время как тело пребывает чи­стым, душа оскверняется. Бесед с женами сколько можно убегай, благий муж. Если по какой нужде придешь к женам, то имей глаза опущенными вниз, и тех, к которым ты при­шел, поучай смотреть целомудренно. Сказав им немного слов, могущих утвердить и просветить души их, немедленно уда­ляйся, чтоб долгая беседа не смягчила и не расслабила твоей душевной крепости. Скажешь: хотя и часто я беседую с жена­ми, однако из этого не последует для меня никакого вреда. Пусть будет и так! но я желаю, чтоб все были твердо уверены в том, что водами камни утончеваются, и пробиваются капля­ми дождя, всегда падающими на них. Рассуди: что тверже камня? и что мягче воды, особливо же водяной капли? но всегдашним действием побеждается и естество. Если столько твердое естество преодолевается, страдает и умаляется от та­кой вещи, которая в сравнении с ним ничто, то как не быть побежденною и превращенною долгим обычаем воле челове­ческой, удобоколеблемой?» Старец Серафим Саровский упо­доблял благочестно живущего инока, хранящего целомудрие, невозжженной восковой свече; частое же обращение этого инока посреди общества женщин — этой же невозжженной свече, когда она будет поставлена между многими другими возжженными свечами. Тогда невозжженная свеча начинаете таять от действия на нее теплоты, исходящей от стоящих вок­руг ее возжженных свеч. Сердце инока, говорил старец, не­пременно должно подвергнуться расслаблению, если инок позволит себе частое обращение с женским полом[1139].

Соединение полов в существующем виде его естественно (падшему естеству). Девство вышеестественно. Следовательно, желающий сохранить свое тело в девственности должен непременно держать его вдали от того тела, соединение с которым требуется естеством. В тела мужа и жены вложена невидимая сила, влекущая тело к телу. Приближающийся к жене непременно подвергается влиянию этой силы. Чем чаще сближение, тем учащеннее, а потому тем сильнее влияние. Чем сильнее влияние, тем слабее делается наше произволе­ние, которым мы намереваемся победить, с Божиею помощию, естество. Образы жен, их взоры, их голос, их нежность напечатлеваются очень сильно в душах наших по действию естества, особливо, когда естеству содействует сатана. В то время, когда мы обращаемся с женщинами и когда произво­дятся впечатления, мы этого не чувствуем; но когда удалимся в уединение, тогда впечатления, усвоенные душою, восстают в ней с необыкновенною силою и производят лютую блудную брань. Блаженный Иероним повествует о себе, что когда он жил в Риме и часто бывал в обществе набожных дам и девиц столицы мира, тогда он не чувствовал ни малейшего любост­растного движения ни в воображении, ни в теле. Но когда Блаженный удалился в Вифлеемскую пустыню и предался строжайшим иноческим подвигам, тогда внезапно начали ри­соваться в его воображении образы виденных им в Риме жен, а в старческом теле, изнуренном жаждою, неядением, бдени­ем, трудами, появились юношеские вожделения. Победа была очень затруднительна, потому что падшему естеству предста­ло в помощь, как это обыкновенно бывает, явное содействие диавола. Совершившееся с блаженным Иеронимом соверша­ется со всеми иноками, переходящими от общественной жиз­ни к жизни безмолвной[1140]. Они на опыте познают важность впечатлений, о которых преданные рассеянности не имеют никакого понятия. Все впечатления, которым подверглась душа посреди человеческого общества, восстают, как мертвецы из гробов, в безмолвнике и усиливаются совершать грех в по мыслах и ощущениях, доколе милостию Божиею и Божием определением не падут в пустыне все вооруженные мужи, вышедшие из Египта. Тогда новое израильское поколение входит в Землю Обетованную. — С особенною удобностию подвергаются влиянию впечатлений чистые души, не по­знавшие греха на деле. Их можно уподобить лакированным дорогим столам, стоящим в гостиных у вельмож и богачей: и маленькая царапина на таком столе делается очень примет­ною, нарушает его достоинство. Напротив того, людей, не сохранивших себя, можно уподобить столам, стоящим в кух­не, на которых ежедневно рубят овощи и другие съестные припасы: десять, сотня новых рубцов не имеют для этих сто­лов, покрытых бесчисленными рубцами, никакого значения. Чистую душу диавол старается заразить плотским впечатле­нием. Этим-то и объясняется причина, по которой святые Отцы с таким усиленным тщанием убегали женщин. Преподобный Арсений Великий сказал много жестких слов знаменитой рим­лянке, приехавшей нарочно для него в пустынный Египет­ский Скит из великолепного Рима и внезапно представшей пред ним. Жесткие слова Арсений заключил жесткою, но свя­тою откровенностию: «Молю Бога, — сказал он римлянке, — чтоб Он изгладил воспоминание о тебе из сердца моего». Эти­ми словами Преподобный выразил всю тягость и опасность борьбы с впечатлениями, борьбы, низводящей инока до врат адовых, борьбы, изведанной Арсением, очевидно, на опыте[1141]. В том же смысле надо понимать и следующие слова преподоб­ного Макария Великого: «Масло питает светильню зажжен­ной лампады, и огнь любодеяния возбуждается обращением с женщиною. Лицо женщины — стрела лютая: наносит язву душе. Если хочешь быть чист, убегай, как яда, сообращения с женщиною: потому что в этом сообращении — сильное дей­ствие греха, подобное действию хищных зверей. Не так опас­но приближение к огню, как приближение к молодой женщи­не. Избегай, доколе ты юн, буйного действия блудной страс­ти и сообращения с женщинами. Наполняющие чрево и вместе надеющиеся стяжать чистоту обманывают себя. Ужаснее по­топление от воззрения на прекрасное лицо, нежели потопле­ние от морской бури. Лицо женщины, если изобразится в уме, то принудит презреть самое хранение ума. Вложенным в солому огнем производится пламень: так пребывающим вос­поминанием о женщине воспламеняется страстное вожделе­ние»[1142]. Этого не мог бы сказать Великий Макарий, если б не вытерпел лютой борьбы с впечатлениями, принятыми неожи­данно, в совершенном неведении. Весьма точно и верно сказал святитель Тихон Воронежский в наставлениях своих монашествующим: «Берегись, возлюбленне, жены, да не сожжешися. Ева всегда имеет свой нрав: всегда прельщает»[1143]. Старец спросил ученика: «Отчего святые Отцы воспрещают монахам, в особенности юным, короткое знакомство с жен­щинами?» Ученик отвечал: «Чтоб монах, познакомясь корот­ко с женщиною, не впал с нею в блуд». Старец: «Так! паде­ние в блуд есть конец, венчающий воспрещенное монаху Свя­тым Духом короткое знакомство с женщиною. Но это знакомство, не всегда оканчиваясь телесным падением, все­гда сопряжено с расстройством и бесплодием душевным». Жен­щина руководится чувствами падшего естества, а не благора­зумием и духовным разумом, ей вполне чуждыми. У ней ра­зум — служебное орудие чувств. Увлекшись чувствами, она весьма скоро заражается пристрастием не только к иноку юному и зрелых лет, но и к старцу, — делает его своим идолом, а впоследствии сама по большей части делается его идолом. Женщина видит совершенство в своем идоле, стара­ется его уверить в том, и всегда успевает. Когда инок заразит­ся, вследствие пагубных и непрестанных внушений и похвал, самомнением и гордынею, тогда отступает от него благодать Божия; он омрачается умом и сердцем, делается способным, в слепоте своей, к самому безрассудному поведению и к бес­страшному нарушению всех заповедей Божиих. Когда Далида усыпила в своих объятиях израильского судию, сильного Сампсона, тогда лишила его условий, при которых соприсут­ствовала и содействовала ему Божественная благодать, пре­дала Сампсона на поругание и казнь иноплеменникам[1144]. Заме­чено, что женщина, познакомившись коротко с монахом, жи­вущим в благоустроенном монастыре или пользующимся наставлениями духовного старца, первым долгом своим счи­тает извлечь любимца из такого монастыря и отвлечь от стар ца, несмотря на очевидную пользу монастырской строгости и наставлений старца для инока. Она желает исключительно обладать предметом своей страсти. В безумии своем она счи­тает себя способною и достаточною заменить старца, которо­го, наоборот, она признает и провозглашает самым недоста­точным и неспособным. Она не щадит никаких средств к до­стижению своих целей, — ни средств, доставляемых миром, ни средств, доставляемых сатаною. Пристрастие свое, а часто и порочную страсть, она называет живою верою, чистейшею любовию, чувством матери к сыну, сестры к брату, дочери к отцу, словом, всеми святыми наименованиями, усиливаясь посредством их сохранить в неприкосновенности при­обретенное достояние — несчастную душу вверившегося ей инока. В женщине преобладает кровь; в ней с особенною си­лою и утонченностию действуют все душевные страсти, пре­имущественно же тщеславие, сладострастие и лукавство. Пос­леднею прикрываются две первые.

Здесь отнюдь не порицается и не унижается женский пол! он почтен Богом честию человечества и образа Божия, как и мужеский; он искуплен бесценною кровию Спасителя; искуп­ленный и обновленный, составляет вместе с мужеским полом одну новую тварь о Христе[1145]. Здесь представлены женщины такими, какими они бывают тогда, когда действуют по безза­конным законам падшего естества, под водительством своей необузданной крови. Оказавшись способными вывести Адама из рая, при посредстве лести и обольщения, что Адам засви­детельствовал пред Богом о жене своей[1146], они и ныне продол­жают обнаруживать и доказывать эту способность, выводя покоряющихся им иноков из благочестивой жизни, как из рая. Инок, обязанный любить всех ближних, а в числе их и женщин, любовию правильною, евангельскою, несомненно явит к ним эту любовь, когда, познав свою и их немощь, сохранит себя и их от вреда душепагубного, ведя себя с ними крайне осторожно, не вдаваясь в короткое знакомство, воз­держиваясь от свободного обращения и храня чувства, в осо­бенности зрение и осязание.

Глава 43 О падших ангелах

Святой апостол Павел говорит всем христианам: несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебес­ным [1147]. Эта брань ужасна! она — на живот и на смерть. По­следствиями этой брани должны быть или наше вечное спасение, или наша вечная погибель. Духи злобы, зараженные лютою ненавистию к роду человеческому, ведут эту брань с величайшим ожесточением и адским искусством. Святой апо­стол Петр говорит: Супостат ваш диавол, яко лев рыкая ходит, иский кого поглотити [1148]. Но истинно любящих Боганикак не могут падшие ангелы отлучить от Бога[1149], хотя и употребляют все усилия, чтоб совершить отлучение. Они упот­ребляют все усилия, чтоб совершить отлучение, потому что в этом отлучении заключается наша погибель. Для того чтоб противостать духам злобы и победить их благодатию Божиею, надо знать с точностию, кто — они, надо знать с точностию образ борьбы с ними, знать условия победы и побеждения.

Духи злобы — падшие ангелы. Бог сотворил их вместе с прочими Ангелами, сотворил непорочными, благими, святы­ми, ущедрил их многими естественными и благодатными да­рованиями. Но духи, омрачившись гордостию, приписали са­мим себе свое обилие способностей, свои изящные свойства, самые дары благодати. Они исключили себя из разряда со­зданий, признали самобытными существами, забыв о своем создании, и на этом бедственном основании попрали свои свя­щенные обязанности к Богу-Создателю. К такому самомне­нию и самообольщению они были увлечены одним из глав­нейших Ангелов, которого святой пророк Иезекииль называ­ет херувимом[1150], и вообще все святые причисляют к высшим Ангелам. Этот херувим столько погрузился в самомнение и гордость, что счел себя равным Богу, явно возмутился против Бога[1151], со делался противником Богу, исступленным врагом Бога. Духи, отвергшие повиновение Богу, низвергнуты с неба. Они пресмыкаются по земле, наполняют пространство между небом и землею, отчего называются воздушными, или обита­ющими в воздухе, низошли во ад, во внутренность земли. Все это засвидетельствовано Священным Писанием[1152]. Число пад­ших духов весьма значительно. Некоторые полагают, основы­ваясь на свидетельстве Апокалипсиса[1153], что целая треть ангелов подверглась падению. Пали многие из высших ангелов, как видно из вышеприведенных слов апостола Павла: их-то он и называет началами и властями. Глава и князь царства тьмы, составленного из падших духов, — падший херувим. Он — начало, источник, полнота зла. Превышая всех прочих пад­ших ангелов способностями, он превышает всех их злобою. Естественно, что увлеченные им и произвольно подчинивши­еся ему духи должны постоянно заимствовать от него зло, следовательно, быть в служении ему. Но Бог, предоставя на произвол падшим ангелам вожделенное им пребывание во зле, по всемогуществу Своему и премудрости, бесконечно превос­ходящей разум разумнейших тварей, не престает пребывать их верховным, полновластным Владыкою: они находятся в воле Бога, как бы в несокрушимых оковах, и могут совер­шать только то, что Богом попущено будет совершить им[1154].

Взамен падших ангелов Бог сотворил новую разумную тварь — человеков, и поместил их в рай, находящийся на низшем небе и состоявший прежде под ведомством падшего херувима[1155]. Рай поступил в управление новой твари — чело­века. Весьма понятно, что новая тварь соделалась предметом зависти и ненависти падшего ангела и падших ангелов. Отвер­женные духи, руководимые вождем своим, покусились обольстить новосозданных человеков, соделать их причаст­никами своего падения, своими единомысленниками, зара­зить ядом вражды своей к Богу, в чем и успели. Человек, хотя и обольщенный и обманутый, но произвольно отверг-шийся повиновения Богу, произвольно согласившийся на де­монскую хулу против Бога, произвольно вступивший в обще­ние с падшими духами и в повиновение им, отпал от Бога и от лика святых духов, к которым он принадлежал не только душою, но и духовным телом своим, причислился к лику духов падших по душе, а по телу — к бессловесным живот­ным. Злодеяние, совершенное падшими ангелами над челове­ками, окончательно решило участь падших ангелов: оконча­тельно отступила от них милость Божия, они запечатлелись в своем падении. Духу суждено пресмыкаться в помышлениях и чувствованиях исключительно плотских и вещественных! дух не способен приподняться от земли! дух не может возне­стись ни к чему духовному! Такое значение, по объяснению святых Отцов, имеет приговор, произнесенный Богом над падшим ангелом вслед за тем, как этот ангел поразил вечною смертию новосотворенного человека. На персех твоих и чре­ве ходити будеши, изрек Бог демону, и землю снеси вся дни живота твоего [1156]. Человек, хотя причислился к лику падших ангелов, но падение его, по способу, каким оно совершилось, получило совсем иной характер, нежели падение ангелов. Ангелы пали сознательно, намеренно, сами в себе произвели зло; совершив одно преступление, с остервенением устремились к другому: по этим причинам они вполне лишились добра, преисполнились злом, имеют единое зло своим качеством. Человек пал несознательно, ненамеренно, будучи обольщен и обманут: по этой причине его естественное добро не уничтожи­лось, а смешалось со злом падших ангелов. Но это естествен­ное добро, как перемешанное со злом, отравленное злом, соделалось непотребным, недостаточным, недостойным Бога, Который есть цельное, чистейшее добро. Человек наиболее делает зло, думая делать добро, не видя зла, облеченного личиною добра, по причине омрачения своих разума и совес­ти. Падшие духи делают зло для зла, находя наслаждение и славу в творении зла.

Бог по неизреченной благости Своей даровал падшему че­ловеку Искупителя и искупление. Но и искупленному челове­ку предоставлена свобода или воспользоваться дарованным искуплением и возвратиться в рай, или отвергнуть искупле­ние и остаться сопричисленным к сонму падших ангелов. Вре­мя, в которое предоставлено человеку выразить свое произво­ление, — вся земная жизнь. Искуплением возвращено чело­веку общение с Богом; но для свободного выражения воли ему предоставлено пребывать в этом общении или нарушать его, и не отъята от него возможность общения с падшими духами, общения, в которое он вступил произвольно. При таком нерешенном положении человека во все время его зем­ной жизни и благодать Божия не престает вспомоществовать ему до самой минуты перехода его в вечность, если он того захочет, и падшие ангелы не престают употреблять все уси­лия, чтоб удержать его в общении с собою, в плену греховном и своем, в вечной смерти и гибели. Отверженный дух нередко покушался искушать даже святых мучеников и преподобных Отцов, по совершении ими величайших подвигов и знамений, пред самою кончиною их, в виду, так сказать, венцов небес­ных[1157]. Весьма справедлива мысль, встречаемая у многих свя­тых Отцов, что монах, до самого гроба, находится в опас­ности подвергнуться какому-либо искушению, не зная откуда и в каком характере оно возникнет. — Святая Церковь науча­ет нас, что каждый христианин получает от Бога при Святом Крещении святого Ангела-хранителя, который, невидимо храня христианина, наставляет его на всякое благое дело в течение всей его жизни, напоминая ему заповеди Божий. Также и князь тьмы, желающий вовлечь весь род человеческий в свою погибель, приставляет к человеку одного из лукавых духов, который, повсюду следуя за человеком, старается вовлечь его во всякий вид греха[1158]. Из изложенных здесь понятий явству­ет, что инок в течение всей своей земной жизни должен бодр­ствовать над собою, исполняясь вместе и страха и мужества. Он должен непрестанно быть в осторожности и страхе от своего врага и убийцы и вместе постоянно пребывать в муже­стве и бодрости от убеждения, что непрестанно находится близ его могущественный помощник его — святой Ангел. Преподобный Пимен Великий сказал: «Великая помощь Божия объемлет человека; но ему не попускается видеть ее»[1159]. Не попускается видеть ее: конечно, для того, чтоб человек, возуповав на эту помощь, не вознерадел и не оставил посиль­ных подвигов своих.

Падший ангел, присужденный пресмыкаться по земле, упо­требляет все усилия, чтоб и человек постоянно пресмыкался по ней. Человек, по причине гнездящегося в нем самооболь­щения, весьма склонен к этому. Он имеет ощущение своей вечности, но так как это ощущение повреждено лжеименным разумом и лукавою совестию, то человеку и представляется его земная жизнь бесконечною. На основании этого обольсти­тельного, ложного, гибельного сознания человек предается исключительно заботам и трудам о устроении своего положе­ния на земле, забывая, что он на ней кратковременный стран­ник, что его постоянная обитель — или небо, или ад. Свя­щенное Писание говорит от лица падшего человека Богу: Прильпе земли душа моя: живи мя по словеси Твоему [1160]. Изэтих слов явствует, что пристрастие к земле умерщвляет душу вечною смертию; она оживляется словом Божиим, которое, отторгая ее от земли, возносит мысли и чувствования ее к небу. «Диавол, — так любомудрствует о падшем ангеле свя­той Иоанн Златоуст, — бесстыден и нагл. Он нападает снизу. Впрочем, в этом случае побеждает по той именно причине, что не стараемся сами подняться туда, где бы он не мог нас ранить. Ибо он не может подняться высоко, но пресмыкается по земле, и потому змей есть его образ. А если Бог устроил его таким в начале, тем более таков он ныне. Если же не знаешь, что значит нападать снизу, я постараюсь объяснить тебе этот способ борьбы. Итак, что значит нападать снизу? Одолевать посредством земного, посредством наслаждений, богатства и всего житейского. Посему если диавол видит кого парящим к небу, то, во-первых, не в состоянии напасть на него, а во-вторых, если и отважится напасть, тотчас сам пада­ет: потому что — будь безопасен — у него нет ног. Не стра­шись его: у него нет крыльев, — ползает только по земле, пресмыкается между земными вещами. Не имей ничего обще­го с землею: тогда не нужен будет и труд. Диавол не умеет сражаться открыто, но как змей скрывается в терниях, так он всего чаще притаивается в прелестях богатства. Если посе­чешь сие терние, он скоро придет в робость и побежит. Если умеешь заговорить его Божественными заклинаниями, то лег ко ранишь его. И у нас, и у нас имеются духовные заклина ния: имя Господа нашего Иисуса Христа и сила крестная»[1161]. Преподобный Макарий Великий, узнав, что некоторый инок, Феопемпт, увлекается блудными помыслами, приносимыми диаволом, дал Феопемпту следующий совет: «Постись до ве чера, так, чтоб тебе чувствовать голод, учи наизусть Еванге лие и другие книги Священного Писания, чтоб тебе всегда пребывать в богомыслии. Если придет тебе злой помысл, не принимай его, никогда не попускай уму твоему быть сведен ным вниз, но всегда устремляй его горе, и Бог поможет тебе»[1162]. Брат спросил авву Сисоя: «Что мне делать, чтоб спастись и угодить Богу?» Старец отвечал: «Если хочешь угодить Богу» исступи из мира, отступи от земли, оставь тварь, приди ко Творцу, соедини себя с Богом молитвою и плачем, и найдешь покой в сем и будущем веке»[1163]. Преподобный Варсонофий Великий написал некоторому брату: -«Если хочешь спастись, понудь себя умереть для всего земного. Считай себя за ничто и стремись к предлежащему, чтоб под предлогом доброго дела диавол не вовлек тебя в безвременные заботы»[1164]. Злохитрый змей, опытный в борьбе с человеками и в погублении их, не всегда прибегает к сильным средствам для достижения своей цели. К чему употреблять их, когда они могут возбудить в иноке усиленное сопротивление и доставить ему славную по­беду, как это доказано многими опытами? Средства слабые действуют вернее. Они большею частию не примечаются, а и примеченные, пренебрегаются по наружной ничтожности, мни­мой безгрешности своей. Вообще в современной брани диавола на христианство и иночество не видно в деле средств силь­ных, а видны одни средства слабые. Уже не нападают на православные монастыри агаряне и латиняне, не жгут и не режут иноков для уничтожения православного иночества. Оно уничтожается незаметными сетями, в которые уловляется, по обычаю времени, весьма удобно. Земные занятия, когда инок предается им с увлечением, способны и без явных грехов лишить его преуспеяния, опустошить его несчастную душу. Такая душа соделывается жилищем демонов, по свидетель­ству Евангелия[1165]. Когда сердце древа заразится тлением, тог­да древо уничтожается постепенно и незаметно, между тем как наружность его в течение долгого времени продолжает сохранять благолепие, не выказывая живущей во внутрен­ности и снедающей ее смерти. Слабые средства, не касаясь наружности монашества, уничтожают его сущность. Что та­кое монах, как не тот христианин, который отделился от все­го, уединился умом и сердцем, чтоб принадлежать единому Богу, вступив в неразлучное общение с Ним. Где же монах, когда он чужд Бога и пригвожден к земле? К числу слабых средств, но действующих весьма сильно, принадлежат раз­личные рукоделия и телесные труды, когда инок займется ими неумеренно и с пристрастием, а это случается сряду при занятиях самочинных, не по послушанию. При этих занятиях неприметно вкрадывается пристрастие к ним: сперва являет­ся к занятию особенное внимание и усердие; потом инок устремляет все силы души и тела к занятию, забывает, оставляет Бога. Между тем змей старается представить иноку его заня­тие невинным, даже душеспасительным, общеполезным. По злохитрости змея начинают отвсюду раздаваться одобрения и похвалы иноку за его занятие; он заражается самомнением; душа его, не освещенная Словом Божиим, объемлется мра­ком неведения и неразумия; он поступает в полное владение падшего духа. Когда душа оставит подвиг духовный или, что то же, будет исполнять его с нерадением, поверхностно и холодно, займется единственно или преимущественно, с при­страстием и увлечением, земными занятиями, тогда страсти, принадлежащие падшему естеству, свободно пребывают в сер­дце, ничем не тревожимые; они растут, ширятся, крепнут на просторе и свободе. Тогда инок пользуется обманчивым спо­койствием, утешаясь самомнением и тщеславием, признавая это утешение благодатным: неборющиеся со страстями не ра­стревоживают их, а если и растревожатся на короткое время страсти, то не привыкший к самовоззрению не обращает на это внимания и старается успокоить страсти каким-либо зем­ным развлечением. Такое спокойствие, или, правильнее, усып­ление души, чуждое умиления, чуждое воспоминания о смерти и Суде, об аде и рае, чуждое заботы о благовременном умило­стивлении Бога, о примирении и соединении с Ним, святые Отцы называют нечувствием, умерщвлением души, смертию ума при жизни тела[1166]. Во время страшного душевного усыпле­ния страсти, в особенности душевные, вырастают до неимовер­ных размеров, стяжавают крепость и силу, превысите есте­ственных способностей: инок погибает неприметно для него.

Преподобный Кассиан Римлянин, посетивший египетские монастыри в конце IV или начале V века, в то время как монашество в Египте было необыкновенно многочисленно и сияло множеством духовных светильников, повествует, что иноки египетской пустыни Каламон, или Порфирион, нахо­дившейся в весьма значительном расстоянии от мирских селе­ний, почти неприступной по своему положению для мирян, оказывали гораздо меньшее преуспеяние в монашеской жиз­ни, нежели иноки пустыни Скит, находившейся не очень да­леко от мирских селений и даже от многолюднейшего города Александрии. Причину этого преподобный Кассиан видит в следующем: пустыня Скит была самая бесплодная, а потому иноки ее не были развлекаемы ни возделыванием земли, ни созерцанием красот природы, а пребывали в келейном без­молвии, занимаясь по келлиям самыми простыми рукоделия­ми, постоянно пребывая в молитве, в чтении и изучении Сло­ва Божия, в рассматривании возникающих в себе помыслов и ощущений; проводя такое сосредоточенное жительство, они скоро приходили в преуспеяние, и преуспеяние их достигало высочайшей степени совершенства. Напротив того, пустыню Каламон составлял пространный, плодоноснейший остров, оазис, подобный раю, со множеством великолепных дерев, со множеством разнообразнейших растений, свойственных тро­пическому климату. Остров со всех сторон был окружен об­ширным песчаным морем: так с справедливостию можно на­звать песчаную степь, среди которой уединился Каламон. Доступ к нему был крайне затруднителен. Иноки Каламона, увлеченные удобствами обитаемого ими места, много занима­лись садоводством и земледелием; много развлекались их взоры красотами окружавшей их природы; устремив внимание в зна­чительной степени к земле, они не могли обращать его всеце­ло к небу[1167]. — В жизнеописании святого Саввы, архиепископа Сербского, сказано, что когда он посетил святых отшельни­ков Афона, то нашел их вполне чуждыми всех земных заня­тий: не занимались они ни земледелием, ни виноградниками, ни продажею своего рукоделия — не имели никаких житей­ских забот; единственным их занятием были молитвы, слезы, постоянное устремление ума и сердца к Богу[1168]. Преподобный Арсений Великий столько остерегался увлечения чем-либо зем­ным, увлечения, способного дать повод тончайшей страсти самомнения и тщеславия, что не писал ни писем, ни сочине­ний, хотя имел к тому всю возможность по своим способнос­тям, учености и духовному преуспеянию[1169]. — Древние вели­кие иноки, как-то: Антоний Великий, Макарий Великий и Другие, обилуя, по дару Божию, силами душевными и теле­сными, занимались много рукоделием; но рукоделие их было так просто, и навык к нему столько был усвоен, что оно нисколько не препятствовало заниматься вместе с рукодели­ем и молитвою. Они столько приучили себя к простому руко­делию, что ум их свободно погружался в глубины молитвы, возносился в видение в то время, как руки не переставали машинально работать: работа была так проста и привычка к ней так велика, что она не требовала для себя от ума ника­кого внимания[1170]. Весьма многие из древних иноков вили ве­ревки, другие делали корзины или рогожи (циновки). Легко можно заметить при наблюдении и над современными руко­делиями, что некоторые рукоделия, по привычке к ним, весь­ма мало требуют внимания к себе, например вязание чулков: привыкшие к этой работе производят ее, вовсе не глядя на нее, и во время ее свободно занимая ум посторонними пред­метами. Но другие занятия, например занятие живописию, требует большого внимания к себе: привыкшие к живописи хотя и могут заниматься при ней молитвою, но им невозмож­но всецело углубляться в молитву, потому что рукоделие тре­бует, чтоб внимание часто обращалось к нему. Живопись воз­буждает большое сочувствие к себе в душе, которой стремле­ние, при этом, не может не раздваиваться между Богом и рукоделием. По приведенным здесь образцам можно судить и о прочих рукоделиях. Надо, чтоб сердце монаха было хладно к его рукоделию. В особенности занятия умственные способ­ны отвлекать человека от смирения и Бога, привлекать к са­момнению и поклонению своему я. При таких занятиях надо с особенною тщательностию внимать, чтоб дело наше совер­шалось во славу Божию и для общественной пользы, а не для наших тщеславия и самолюбия. Невозможно работать Богу и вместе мамоне! Невозможно работать Богу и вместе поблажать своим увлечениям, пристрастиям, страстям.

На основании вышесказанного преподаем возлюбленным нашим братиям, инокам, совет, чтоб они наблюдали при зем­ных занятиях крайнюю осторожность, ведая, что по земле пресмыкается злобный и коварный змей, всегда готовый уяз­вить нас и излить в нас свой смертный яд. Новоначальный инок должен заниматься возложенным на него послушанием со всею тщательностию, ради Бога и своего спасения, не лю­боваться успешным исполнением послушания, не хвастать, этим не развивать в себе тщеславия, самомнения и гордости, чрез что послушание из орудия во спасение претворяется в орудие и средство в погибель. О успешном прохождении по слушания надо постоянно молиться Богу, и успех приписы­вать единственно милости Божией. Когда же инок получит свободу употреблять значительную часть своего времени про­извольно, то он должен охраниться от пристрастия к какому бы то ни было вещественному занятию и ко всему земному и тленному, как от смертоносного яда. Он должен непрестанно возносить свою мысль горе. Возносить мысль горе не значит воображать небесные селения, Ангелов, славу Божию и про­чее, тому подобное — нет! такая мечтательность служит пово­дом к бесовской прелести. Без всякой мечтательности инок да возносится духовным ощущением на Суд Божий, да исполня­ется спасительного страха от убеждения в вездесущии и все­ведении Божиих, да плачет и исповедуется пред Богом, при­сутствующим в его келлии и на него взирающим, да испраши­вает себе благовременно прощение и помилование, помня множество грехов своих и неминуемую смерть. Если время, данное на покаяние и приобретение блаженной вечности, ис­трачено будет на временные занятия и приобретения, то в другой раз оно не дастся; потеря его не вознаградима; потеря его будет оплакиваться вечными и бесплодными слезами во аде. Если во время земного странствования человек не рас­торгнет общения с духами, то и по смерти останется в обще­нии с ними, более или менее принадлежа к ним, смотря по степени общения. Нерасторгнутое общение с падшими духами подвергает вечной погибели, а недостаточно расторгнутое — тяжким истязаниям на пути к небу.

Посмотрите, братия, посмотрите, что совершил, совершает и совершит диавол, низводя ум человека от духовного неба к веществу, приковывая сердце человека к земным занятиям и к земле. Посмотрите и устрашитесь страхом спасительным. Посмотрите и остерегитесь осторожностию необходимою, ду-шеполезнейшею! Падший дух занял некоторых иноков при­обретением разных редких и дорогих вещей и, пригвоздив к ним мысль, отчуждил ее от Бога. Других занял изучением Различных наук и художеств, лишь годных для земли и, привлекши все внимание к преходящим знаниям, лишил суще­ственно нужного знания о Боге[1171]. Иных занял приобретени­ем для монастыря разнородного стяжания, постройками, раз­ведением садов, огородов, пашни, лугов, скотоводства и принудил забыть Бога. Иных занял убранством келлии, цве­точками, картинками, деланием ложечек, четочек, и отвлек от Бога. Иных привязал к токарному станку и научил вознерадеть о Боге. Иных подучил обратить особенное внимание на их пост и прочие телесные подвиги, дать особенное зна­чение сухарям, грибам, капусте, гороху, таким образом ра­зумные, святые и духовные подвиги превратил в бессмыс­ленные, плотские и греховные, подвижника заразил и низ­ложил плотским и лжеименным разумом, самомнением, презорством к ближним, в чем заключается уничтожение са­мого условия к святому преуспеянию и условие погибели. Некоторым внушил придать вещественной стороне церков­ных обрядов преувеличенное значение, затмив от них ду­ховную сторону обрядов; таким образом он, для этих несча­стных отъяв сущность христианства, оставил одну искажен­ную, вещественную оболочку, увлек их к отпадению от Церкви, к ложному и глупейшему суемудрию, к расколу. Столько удобен для падшего духа этот род брани, что он ныне упот­реблен повсюду. Столько удобен для диавола и человеческой погибели этот род брани, что диавол употребит его в после­дние дни мира для полного отвлечения всего мира от Бога. Употребит диавол этот род брани, и употребит с решитель­ным успехом. В последние дни мира обымет человеков, по влиянию миродержителя, привязанность к земле и ко всему вещественному, плотскому: они предадутся земным попече­ниям и вещественному развитию; они займутся исключитель­но устройством земли, как бы она была вечным жилищем их: соделавшись плотскими и вещественными, они забудут веч­ность, как бы несуществующую, забудут Бога, отступят от Него. Я коже бысть во дни Ноевы, предвозвестил Господь, тако будет и во дни Сына Человеческого: ядяху, пияху, женяхуся, посягаху, до негоже дне вниде Ное в ковчег: и прииде потоп, и погуби вся. Такожде и якоже бысть во дни Лотовы: ядяху, пияху, куповаху, продаяху, саждаху, здаху: в онъже день изыде Лот от содомлян, одожди камык горящ и огнь с небесе и погуби вся: по тому же будет и в день, в онъже Сын Человеческий явится [1172].

Чтоб противостоять падшим духам, надо видеть их. Борь­ба возможна только с таким противником, который подверга­ется чувствам тела или души. Когда не виден враг, когда не видны его орудия, когда никакое ощущение не свидетель­ствует о присутствии и действии его, тогда он равен врагу несуществующему. Какое же может быть тут сражение? — Духи, невидимые для очей телесных, видимы для очей ду­шевных, для ума и сердца; но святые Отцы, достигшие чисто­ты и совершенства, видели духов и телесными очами. Нам, не видящим падших духов телесными очами, надобно научиться видению их душевными очами. Для объяснения того, каким образом являются