Особенности военного управления

 

Управление является базовым социосистемным процессом и поэтому должно функционировать при любых обстоятельствах. Оно имеет две формы: организацию (то есть собственно управление) и самоорганизацию (прокрустику). За всю богатую военную историю человечества ни разу не удалось построить армию, в которой эти две формы управления органически сочетались бы.

Германская армия – и во Франко-прусской войне, и в обеих мировых войнах – справедливо рассматривается как образец организованности, что обеспечивало ее способность к осмысленной активности на поле боя и невероятную устойчивость в обороне. Платой за это была склонность командиров всех уровней к шаблону, точнее к «творческому» комбинированию сравнительно небольшого числа приемов: при любых обстоятельствах немецкие военные руководители выбирали привычное, а не инновационное. Даже если это «привычное» было крайне рискованным и в конечном итоге ничего позитивного не обещало.

 

28 июля 1940 года гросс-адмирал Редер[167], которому полагалось быть полностью загруженным делами по «Морскому льву», представил А. Гитлеру памятную записку «Соображения по России»: «Военные силы русской армии необходимо считать неизмеримо более слабыми, чем наши, имеющие опыт войны. Захват района до линии Ладожское озеро-СмоленскКрым в военном отношении возможен, и из этого района будут продиктованы условия мира. Левый фланг, который прорвется через прибалтийские государства, за короткий срок установит контакт с финнами на Ладожском озере. С занятием побережья и Ленинграда сила сопротивления русского флота рухнет сама собой». Редер полагал даже, что эту операцию можно провести осенью 1940 года (очевидно, вместо высадки в Англии).

К этому «оперативному плану» не стоило бы относиться серьезно, если бы автор его играл чуть меньшую роль в операции «Морской лев». Приходится принимать, что Редер был готов бросить германские сухопутные части в любую авантюру, лишь бы отвлечь внимание фюрера от «своих» кораблей. К несчастью для рейха, идеи гросс-адмирала встретили признание и понимание в ОКХ.

Как ни странно, высшее командование сухопутных сил (и сам Гитлер) рассматривали агрессию против СССР не как самостоятельную кампанию, но как эпизод в борьбе с Англией. Соответственно, ни о какой борьбе не на жизнь, а на смерть поначалу речь не шла.

Здесь имеет смысл заострить внимание на одной любопытной аберрации восприятия, которая часто возникала (и по сей день возникает) у лидеров Запада, когда им приходится иметь дело с Россией. Гитлер, а до него Наполеон рассматривали Россию как азиатское государство. Не следует понимать это в уничижительном для нас смысле, просто великие завоеватели исходили из того, что европейские «разборки» не касаются «Святой Руси» или касаются в минимальной степени. Соответственно, наличие у России позиции по отношению к европейским делам инспирировано Англией. Тем самым война против России – удар по Англии. Как только русское руководство поймет, что война обойдется его стране достаточно дорого, оно поменяет свою ориентацию на антианглийскую, «коварный Альбион» лишится последнего союзника на континенте и поймет бесперспективность войны. Рассуждения, конечно, примитивизированы, но в целом война с Россией представлялась и Гитлеру, и Наполеону примерно в таких красках.

Штаб сухопутных сил был только рад вернуться от остроконфликтной, рискованной, требующей согласованной работы трех независимых командований операции в Англии в пользу классической сухопутной стратегии, для которой имелись наработки Шлиффена и подробные анализы 1930-х годов.

 

С другой стороны, армии России/СССР/РФ во все времена испытывали серьезные трудности с организацией. Здесь и невысокое качество командиров всех уровней – от командующих ротами до командармов, и крайне примитивная и неустойчивая связь, и полное отсутствие скрытости управления, и неадекватная структура вооруженных сил (пресловутая перегруженность русской пехотной дивизии батальонами, а танкового корпуса – бронетехникой). Но способность русской армии, а в некоторых случаях и флота к самоорганизации, к осмысленным действиям вообще без всякого руководства сверху по сей день вызывает восхищение. Этим, собственно, обусловлена способность России вести успешную партизанскую войну и регулярно осуществлять «невозможные» операции. При этом грамотно развить успех подобных стратегических «чудес» русские вооруженные силы, как правило, не могут, чему примером Керченско-Феодосийская операция.

 

…Сначала крупного успеха добились советские войска. В последних числах декабря 1941 года они провели одну из самых необычных и успешных десантных операций на море – Керченско-Феодосийскую. Черноморский флот, неоспоримо господствующий на театре военных действий, очень слабо проявил себя в войне, но этот десант, проведенный зимой, в условиях ледостава, при преобладании в воздухе неприятельской авиации, навсегда вошел в историю. Плохо организованная высадка с малых судов в районе Керчи отвлекла внимание и резервы немецкого командования. Главные же силы были направлены прямо в контролируемый противником порт Феодосия и высаживались под огнем неприятеля с крейсеров и эскадренных миноносцев. Вслед за боевыми кораблями в захваченный порт вошли транспорта.

Сразу же возникла реальная угроза окружения 42-го армейского корпуса армии Э. Манштейна. Хотя реализовать эту возможность не удалось, ни о каком новом наступлении немцев на Севастополь отныне не могло быть и речи. Над 11-й армией возникла вполне реальная угроза полного разгрома.

На ее счастье наращивание сил Красной Армии на феодосийском плацдарме шло медленно, а командование войсками находилось в руках человека, совершенно непригодного к этой роли. Даже 12 января генерал Д. Козлов еще «не был готов» к наступлению. Э. Манштейн, которому медлительность так удачно начатого советскими войсками оперативного маневра предоставила некоторую свободу рук, перебросил из Севастополя почти все наличные силы и 15 января нанес удар в стык 44-й и 51-й армий. Восемнадцатого января он вновь взял Феодосию, а советские части отошли на Ак-Монайские позиции в самой узкой части Керченского полуострова. Потеря Феодосии привела к тому, что в распоряжении высадившихся войск оставался только один порт для питания операции. К тому же наращивать силы на Турецком валу было затруднительно, а новые десантные операции, проведенные в Евпатории и Судаке, окончились полным провалом, ввиду отсутствия какого-либо взаимодействия между десантниками и войсками Д. Козлова[168].

 

 

В России хвалить англичан и американцев не принято, но, хотя это и может показаться странным, в действиях Тихоокеанского флота США на «героическом этапе» войны 1941-1945 гг. можно увидеть некое сочетание организованности и соорганизации. Прежде всего это относится к рейду Дулиттла[169]на Токио.

 

 

Дулиттл предлагал не более и не менее, как бомбардировочный рейд на Токио. Никакого военного значения такая операция иметь не могла, но политически она более чем устраивала президента. Жаль только, что налет на Токио был абсолютно невозможен, и для того, чтобы понять это, было достаточно самого начального военного образования.

Ни один американский самолет не дотягивал до столицы Японии – и с площадок в Китае, ни с Мидуэя (даже в предположении, что полоса «Острова на полпути» способна принимать тяжелые бомбардировщики, что было далеко неочевидным). Авианосная же операция – при реальном боевом радиусе «Доунтлессов» в 200 миль – была откровенным самоубийством.

Идея Дулиттла выглядела привлекательной в глазах профана, привычно игнорирующего «мелкие технические трудности», непреодолимость которых он просто не видит.

Подполковник предложил использовать с авианосцев тяжелые армейские бомбардировщики В-25 «Митчелл».

Прежде всего, это было невозможно организационно: морская и армейская авиации относились к разным родам вооруженных сил, и идея поставить наземные бомберы на авианосец выглядела не более реальной, нежели предложение реформировать Верховный суд, включив в него представителей женских рабочих организаций и делегацию британских парламентариев.

Дулиттл договорился со всеми. Когда ему сообщили, что морская и наземная авиация пользуется разными радиочастотами (одно это делало управление авиагруппой «митчеллов» с авианосца принципиально невозможным), подполковник пожал плечами: «Я вообще не собираюсь пользоваться радио». Это настолько не лезло ни в какие ворота, что специалисты просто промолчали. Дулиттл же принял это молчание за знак согласия.

В-25 были слишком велики для авианосца, они не помещались в ангар и не могли использовать подъемник. «Поедут на полетной палубе», – равнодушно высказал Дулиттл еще одну совершенно невозможную идею.

В-25 не могли взлетать с авианосца. Точнее говоря, могли, но только очень теоретически. Дулиттл раздобыл два экземпляра «митчелла», договорился в феврале с командиром «Хорнета» (авианосец проходил тогда боевую подготовку на Восточном побережье) и продемонстрировал, что взлететь все-таки можно. Хотя и очень трудно, но это в отчет почему-то не вошло.

В-25 не могли садиться на авианосец, и вот это было уже реальностью на уровне чисто физическом: пробег бомбардировщика превышал длину полетной палубы вдвое или втрое. «Будем прорываться в Китай и садиться там», – решил Дудиттл. Его совершенно не интересовало, как согласовать этот план с Чан Кайши и как обеспечить наведение самолетов на сомнительные аэродромы гоминдановцев. «Еще не было случая, – говорил он, – чтобы взлетевший самолет рано или поздно не оказывался на земле. А подробности – дело пилотов».

Наконец, авианосец с «митчелами» на палубе не мог использовать свою авиагруппу и оказывался практически небоеспособным. В рамках общего безумия эту проблему неожиданно разрешил Хэлси, заявив, что «в рамках сделанных допущений» можно согласиться и с тем, что «Энтерпрайз» способен прикрыть своими самолетами оба авианосца[170].

 

Управление представляет собой работу с информацией (Рис. 42). Оно включает в себя распаковку поступающей информации, ее структуризацию по степени значимости, информационное усиление, как правило, подразумевающее аналитическую работу, пересборку информации в пакеты, оптимизированные для ее последующего распределения, и передачу этих пакетов исполнителям.

Акт управления изменяет социосистему и окружающий мир. Это приводит к изменению информационных потоков и необходимости воспроизводства управленческой деятельности. Поскольку контур управления является замкнутым, существует специфическая информация, которая циркулирует в этом контуре, то есть проходит как по индикативному, так и по директивному каналу, – управленческая команда. Команда воспроизводит себя на каждом такте управления, модифицирует социосистему и оказывает воздействие на внешнюю среду в соответствии с целевой функцией управления.

 

 

Рис. 73. Управление.

Военная система управления состоит из аппарата управления (штаба) и командующего. Командующий является высшим и незаменимым звеном системы управления:

• задает алгоритмы распаковки и упаковки информации, исходя из своих субъективных представлений о целевой функции управления

• привносит в систему управления субъективность, эмоциональность, волевое начало, непредсказуемость

• определяет аксиологию и телеологию процесса управления

• принимает необратимые решения и берет на себя ответственность за их последствия

Здесь нужно иметь в виду, что между командующим и штабом всегда есть, вернее всегда должно быть, противоречие. Штаб «по построению» стремится к объективному анализу получаемой информации. Командующий обязан внести в работу с информацией субъективный элемент. Решение этого противоречия субъективно и не может быть отнесено к функциям штаба – это задача командующего, причем его способность найти равновесие между объективной и субъективной сторонами процесса принятия решения и определяет его компетентность как руководителя и его искусность как полководца.

Некоторую помощь в выстраивании баланса между командующим и штабом играют Протоколы общения (см. Главу 5).

Все военные системы управления относятся к индуктивным. В таких системах источником управленческих команд является командующий, который своей волей организует систему деятельностей, направленную на реализацию целей. Индуктивное управление направлено на изменение существующего, что подразумевает отказ от сохранения существующего и готовность пойти на риск. Будучи индуктивным, военное управление всегда субъективно, неустойчиво, необратимо, ресурсоемко, рискованно, провоцирует более или менее значительные кризисы.