Структура вооруженных сил в различные исторические эпохи

 

Армии древности

 

Отличительной особенностью армий раннерабовладельческого общества является доминирующая роль легкой пехоты у оседлых народов или легкой кавалерии у кочевых народов. Связано это с отсутствием экономической базы для изготовления доспехов и тяжелого вооружения.

Для этого периода характерны булава и копье с каменным, много реже медным наконечником, медный, позднее бронзовый топор, кинжал, праща. Первоначально египтяне применяли бумеранг, позднее появляется лук, который, однако, некоторое время используется как редкое и экзотическое «оружие массового поражения» (воинская должность «начальник над луками»). К границе III и II тысячелетия лук становится обыденным оружием, появляется усиленный лук.

Структура армии Египта необычна и, возможно, является наложением нескольких структур с разными координирующими числами: 6-40-60-100-400-600. Следующим структурным звеном был отряд численностью от 2 до 10 тысяч человек. Число отрядов в армии фараона было переменным.

По мере создания крупных империй, охватывающих как оседлое, так и кочевое население, тактические единицы усложняются. В Ассирии структурная единица имела вид боевой группы в 200 человек пехоты, 10 всадников и пять колесниц. Отряд насчитывал от двух до 10 таких групп. Координирующие числа – 5 и 10.

С появлением доспеха основной акцент сдвигается с сторону тяжелой кавалерии и тяжелой пехоты. Воин в доспехе неуязвим для легкого вооружения, требуются значительные усилия для вывода его из строя. С другой стороны, доспехи дороги. Их могли позволить себе лишь богатые люди. Поскольку при формировании армий этой эпохи воин являлся со своим вооружением (лишь особые виды вооружений – колесницы и слоны могли содержаться за государственный счет), то армия расслаивалась по экономическому признаку

Формой применения тяжелой пехоты стала фаланга – глубокое линейное построение. Представляет собой прямоугольник из нескольких (6-8 шеренг, иногда 10-12) копейщиков, по 400-1000 человек в шеренге. Копья у второй шеренги длиннее, чем у первой, и так далее. Это построение дает возможность сосредоточить на фронте фаланги копья нескольких передних шеренг, что увеличивает мощь фронтального удара фаланги по сравнению с прочими построениями. С другой стороны, подобный способ построения требует от воинов отменной выучки. Для передвижения вперед требуется, чтобы вся фаланга двигалась «в ногу», иначе построение нарушается. О выучке гоплитов говорит тот факт, что они могли атаковать фалангой с разбегу.

В Спарте армия состояла из шести мор, каждая из которых состояла их четырех лохов, лох – из двух-четырех пентекостий, пентекостия – из двух эномотий. Эномотия – низшее подразделение – состояла из 32 воинов (4 ряда в 8 шеренг). Координирующее число – два.

Александр стандартизировал фалангу. Его фаланга состояла из 16 384 человек. Она строилась в глубину по 16 шеренг, в каждой шеренге по фронту 1024 человека.

Альтернативной формой организации пехоты был римский легион. Первоначально основой легиона была фаланга. 3000 тяжело вооруженных пехотинцев образовывали саму фалангу, а 1200 легковооруженных – обеспечивали фланги и тыл. Также легион в своем составе имел 300 всадников. Однако эти цифры – ориентировочные. Реально в отдельных сражениях легион мог состоять и из 5-6 тыс. человек. Первоначально минимальная единица фаланги – манипула – состояла из 8 шеренг по 8 рядов (64 человека).

Со времен Самнитских войн (с 327 по 290 гг.) римляне совершили переход от обычной фаланги к манипулярной. Старое деление фаланги на сотни заменилось делением на манипулы. Каждый легион состоял из 30 манипул, манипула делилась на 2 центурии, центурия – на 6 декурий. Общая протяженность манипулы по фронту достигала 20 м., в глубину – 15-18 м.

Отметим сложную организационную структуру легиона, имеющую три координационных числа – два, три и десять.

 

Средневековые армии

 

Общий экономический и культурный упадок Средневековья привел к кризису организационных структур в вооруженных силах. Тактической единицей доменной армии было копье, состоящее из рыцаря, его оруженосцев, слуг и пехотного прикрытия (копейщики, лучники), никак не организованного и боевого значения не имеющего. Копья объединялись в знамена разной численности (от 25 до 80 копий). 3-5 знамен составляли королевскую армию. Заметим, что указать для такой армии координационные числа не удается, иными словами, это было скорее скопище вооруженных людей, нежели организованная военная сила.

Характерное боевое построение – частокол – шеренга рыцарей, за ней строятся оруженосцы и остальное копье. Реже применялся клин – колонное построение.

В отличие от западноевропейцев с их копьями и русских с полками переменного состава татаро-монголы имели четко организованную армию с координационным числом десять. Основное вооружение – два лука (для ближней и дальней стрельбы). Войско включало в себя легкую и тяжелую конницу, но наблюдалась тенденция к сближению этих родов войск в единую универсальную конницу, что было обусловлено как особенностями монгольских лошадей, так и принципом устойчивости.

 

Армии Нового времени

 

Армии мануфактурного периода повторяли фалангу, реже – легион на следующем технологическом уровне.

Венгерская схема включала в качестве основы колонну пикинеров глубиной 80 и шириной сто человек. Колонны выстраиваются в линию. В промежутках между колоннами – кавалерия. Мушкетеры окружают весь строй, включая тыл и фланги, образуя до шести шеренг с рядом проходов. Впереди линии мушкетеров размещалась артиллерия.

Испанцы строили в шахматном порядке в три линии квадратные колонны в 30 шеренг – терции. Четыре терции образовывали бригаду. Каждую колонну окружала тонкая линия мушкетеров, кавалерия размещалась на флангах общего построения.

Нидерландский боевой порядок был похож на шведский, однако нидерландская бригада выстраивалась в шахматном порядке в 2-3 линии. Голландцы первыми отказываются от колонн и переходят к линейной тактике. С середины XVI века они строятся линиями в 10, 6 или 5 шеренг. Тактической единицей является полуполк – 500 человек.

При Густаве Адольфе шведские войска получают упорядоченную структуру с координационным числом шесть (два и три). Полк подразделяется на роты, роты – на взводы и отделения. Отделение – 6 человек. Рота – 48 пикинеров, 54 мушкетера, 18 офицеров – всего 120 человек. Полк образует организационную единицу. Тактическими единицами являются фирфенгейм (батальон) из четырех рот и бригада из трех батальонов. Батальоны линий строятся в шахматном порядке. На крыльях конница, иногда усиленная мушкетерами. Конный резерв в три и шесть шеренг размещается за бригадами каждой линии.

 

Армии революции и империи

 

Низшим подразделением являлась рота из 65-90 человек. 9 рот, из которых две фузилерные и одна гренадерская, составляли батальон. Три батальона образовывали полубригаду, которая заменила полк. В состав полубригады включалась батарея из 4-6 орудий. Всего в полубригаде было 2700 человек. Таких полубригад было создано 196.

Кроме того, были организованы полубригады легкой пехоты (30 единиц).

До 1797 высшим соединением была дивизия. В состав дивизии входили 4 полубригады линейной и 1 полубригада легкой пехоты, 1-2 полка конницы, 1 рота пешей и 1 рота конной артиллерии. Всего в дивизии 10-12 тыс. человек.

Дивизии сводились в армии из трех-четырех дивизий. К 1794 г. Республика смогла выставить в поле четырнадцать армий.

С 1798, при Наполеоне, структура войск немного изменилась. Упразднены полубригады. Теперь дивизия состоит из 2-4 полков численностью в 2500 человек, одного полка легкой пехоты без артиллерии, двух батарей (пешей и конной по 6 орудий), полка конницы. Итого 10-12 тыс. человек при 24-36 орудиях. Тактической единицей остается батальон (850 человек) из 6 рот: 4 фузилерных, 1 гренадерской и 1 вольтижерной.

В 1804 году Наполеон окончательно закрепил корпусную организацию своей армии. Пехотный корпус состоял из 2-5 пехотных дивизий, 1-2 кавалерийских бригад, 24-48 орудий резервной артиллерии и 4 саперных рот. В 1805 году дивизионная конница была упразднена и кавалерия получила дивизионную и корпусную организацию. Кавалерийский полк состоял из 4 эскадронов. Кавалерийский корпус Мюрата, созданный в 1805 году, включал 4 драгунских, 2 кирасирских дивизии и 3-4 конных батареи.

 

Упражнения к разделу

 

• Проанализируйте организацию вашей деятельности (семьи, отдела, фирмы, министерства, госкорпорации) с точки зрения принципов военной организации. Какие принципы нарушаются особенно жестко? Как можно точечно исправить или попытаться системно сбалансировать ситуацию?

 

Функции и задачи штаба

 

Двойственность военного управления, сочетающего философский идеализм с вульгарным материализмом, организацию с самоорганизацией, аналитический подход с субъективными проявлениями воли, формальную дисциплину с абсолютной экзистенциальной свободой, боевую работу войск с политическими императивами, подразумевает очень сложное «разделение властей».

 

Военное министерство и армия

 

Прежде всего вооруженные силы «раджи, стремящегося к завоеваниям», должны быть подготовлены к войне экономически, финансово, технологически, демографически, идеологически. Эту задачу, понятно, нужно решать в мирное время, и здесь мы сталкиваемся с трудно управляемым противоречием.

С одной стороны, армия должна быть сильна настолько, насколько это вообще возможно. Тогда, во-первых, войну можно предотвратить с позиции силы, а во-вторых, быстро и со всеми удобствами выиграть. С другой стороны, экономически невозможно в мирное время превратить страну в военный лагерь и бросить все наличные ресурсы на производство вооружений.

Слабая и небоеспособная армия провоцирует агрессивное поведение соседей, что чревато войной или потерей политической самостоятельности и экономической конкурентоспособности. А сильная и готовая к войне армия сама рвется в бой хотя бы для того, чтобы оправдать свою «нужность» и обосновать дальнейший рост военного бюджета.

 

Эти мысли о том, что войска должны быть тренированы и готовы к решающему сражению, отец внушал мне с детства. Детство это, кстати, прекрасный возраст для того, чтобы подготовить внутри себя несколько боевых единиц. Я со своей каталкой быстро понял, что вся моя жизнь будет борьбой за то, чтобы встать и ходить как все, я также должен был рассматривать и ситуацию глубокой обороны, что требовало от меня стать блестящим во всем остальном, кроме ходьбы, если вдруг «стратегия чуда» не сработает. Мой военный бюджет – мои тренировки, мои усилия по изучению стратегии, упражнения на память, эрудицию и тренировки мышц мышления – занимал много времени. Я прожил детство спортсмена с тренером-отцом и ласковой мамой в родительский день, который случался по вечерам, и я мог позволить себе быть маленьким, слабым, капризным сладкоежкой. Я тратил время, и его не хватало. Потом это здорово сыграло мне в плюс. Я привык к темповой игре.

 

Будучи молодым и наглым военным преподавателем на каталке, я пытался втемяшить в голову моим курсантам, что их жизнь, на которую наложило лапу военное ведомство, часто с их молчаливого согласия, в их руках, ногах и головах и нужно готовить себе внутренние армии, занимать их сражениями, и тогда все получится. Весь мой первый курс тогда верил, что я встану и пойду. Надеюсь, они услышали об этом, или им кто-то рассказал, потому что со мной в госпитале тогда получилась шумная история. Я также думаю, что они живут не с соплями о военной бюрократии, а разворачивают внутри армии свои личные операции.

Петька ругал меня за романтизм, но как-то, уже три года спустя, сказал, что я принес им, желторотым, больше пользы, чем все остальные теоретики. Вышло так, что они возили меня – умника – на коляске, а потом я встал с нее и ушел навстречу своим новым войнам. И получилось, что все мои, точнее отцовские, мысли про войну и армию сработали. У меня была сильная армия.

 

Сильная армия создает еще и ту проблему, что в условиях затянувшегося мира она обязательно начинает вмешиваться во внутренние дела государства. У мастеров ролевых стратегических игр есть поговорка: «Если ты создал линейный флот и не занял его делом, не удивляйся беспорядкам в столице…»

«Хочешь мира – готовься к войне. Хочешь войны – готовься к войне. Короче, хочешь – не хочешь…»[171]. Данное противоречие решают в рамках принятия военного бюджета, то есть через политический компромисс. Ничего хорошего из этого, понятно, не получается: военные расходы остаются весьма обременительными, армия – политически влиятельной, но на развитии вооруженные силы экономят. Другими словами, они готовятся к предыдущей войне (а в условиях России – к предпредыдущей).

 

Я люблю свою Родину, работал с военными, и друг Петька у меня – в погонах. Я гораздо хуже отношусь к чиновникам и менагерам, чем к курсантам военного училища или старшинам взводов, которых без толку перегоняют из туда в обратно. Тезис о том, к какой прошлой войне готовится наша военная машина, мне вообще не близок. В армии, как в любой большой системе, хватает всего: быдла и гениальности, образованности и глупости. Мы готовимся ко всем войнам сразу, это – да, и отстаем в «войне Аполлона», факт. И делаем это не потому, что неумехи и не развиваемся, а потому, что у нас, русских, есть какая-то дикая уверенность, что с нами так не поступят, некая априорная честь, типа «вот те раз – нельзя же так», сработает у противника. Шутка тут, скорее, лингвистическая: это «нельзя» нельзя перевести на английский. Там есть «хочу», «должен», «невозможно», «не принято», «намереваюсь», но только не это… Даже у принца Флоризеля, которым зачитывался в детстве, я не нашел такого. Это связано с одной странной темой, что русское «нельзя же» – совсем из другой оперы, оно смыкается с тем, что Бог не прощает такого – и баста, и это знают все. И тут мы попали, конечно, стратегически… неоправданные ожидания от мира… они оценят наш вклад.

 

Так уже было: европейцы не ожидали, а кто-то перед Первой мировой дал ход химическому оружию. А потом рухнул золотой век в кровавой европейской войне: бессмысленной и беспощадной.

Потом и мы, русские странники, бодро ломанувшиеся под знамена коммунизма сто лет назад, сорвавшие все печати и грохнувшие свои идеалы к ногам радостных завоевателей, вдруг опомнились и сказали: бывает!

Но нам никто не простил. Мы оказались плохими навек. Фашистов отмолили, а нас нет. Мы хотели счастья для всех – не сдюжили: проиграли демографию, экономику, финансы, технологию и идеологию…

А штабы в то время были как раз прекрасные, но нас догнало английское: вы нарушили наши новые правила! Как потом нам услужливо объяснят, что это были правила глобализации и единственности человеческого Пути

Мы нарушили, факт, мы в СССР мчались к победе, а в тылу назревала буча, мы отменили генеральное сражение и разобрались на части. Я так и не понял: зачем?

Отец говорил мне грустно, что нас принудили к миру, а мы можем только воевать. А еще то, что они уже были подготовлены к следующей войне, а мы вообще не ставили на войну слов. Приказы не многословны. Где они теперь – эти приказы? Печальные войска все ждут их. И теперь что-то осталось, такое слабо осязаемое, разлитое по людям. Сами себя дурить мы можем, а чужим – нельзя! Это не надо сбрасывать со счетов, это вшито в генах.

Кристин говорит, что все дело в женщинах. Жену надо слушать, я и слушаю. Она так красиво и немного наивно рассуждает: разве кто-то назвал Россию родиной искренности, оазисом нового, заповедником творчества? Нет! Только империей зла! Все англоязычные таскают отсюда невест и присваивают себе наработанное веками «сложное время», искривленное пространство, детскую философию и невероятную интуицию. Я удивлялся. У Кристин вообще не было оснований любить Россию, они с матерью уехали по нужде… Вернулась она по любви ко мне, я надеюсь, что так, и теперь это опять ее Родина, дом и место обустройства души. Наши военные, конечно, не понимали, как воевать за этого красавца Аполлона и надо ли вообще. Я находил слова объяснить курсантам, что если человека называть все время свиньей, он захрюкает, ну и остальные простые примеры. Не знаю, нужно ли им это было. А про женщин мы вообще с ними не говорили.

 

Когда я женился, я понял, что наша единственная армия сегодня – это женский батальон, тайный, рассредоточенный. Если мы не можем вести «войну Аполлона», значит, нам предстоит выйти на другой уровень и будет у нас другая война, другая экономика этой войны и финансы, другая демография и идеология, и мир, конечно, будет наш. Там будет наше русское «нельзя». Нельзя мешать людям искать иное, любить иных. Нельзя убивать будущее. Нельзя ходить по клеточкам с квадратными ведрами на головах.

- Нельзя так строить государство и общество, чтобы процессы выгоды и прогресса приводили к оболваниванию или убийству детей, – говорит Кристин.

Женщинам придется отдать многое. Потому что компромисс, как учил меня отец и петрозаводская школа Альтова, – хуже любой из альтернатив.

 

Компромисс хуже любой из альтернатив, но и применить ТРИЗовский подход к военному строительству трудно, поскольку, с одной стороны, обороноспособность является «рамкой» существования национальных государств, а, с другой стороны, начинать войну только потому, что «мы же так хорошо вложились в военные программы», не принято.

В любом случае задачей подготовки к войне в современных условиях занимается гражданская власть: президент, парламент, военный и морской министры. Армейское руководство может только лоббировать свои интересы – в предположении, что оно их понимает.

Здесь важно понимать следующее: ни одна армия мира, не исключая Римской империи времен расцвета и современных Соединенных Штатов Америки, не может быть готова сразу ко всем войнам со всеми возможными противниками. Потому что ракетно-ядерная война с СССР или Китаем – это одно, полицейская операция на Гренаде – другое, коалиционная агрессия против Ирака – третье, а, например, геоэкономический конфликт с Венесуэлой – четвертое. Потому что даже лучшие в мире ЗРК бесполезны в Чечне, как и ракетные ядерные подводные лодки, как и истребители завоевания господства в воздухе, а высокомобильные и безумно дорогие «корпуса быстрого реагирования» в длительной позиционной войне классического индустриального типа не имеют никаких преимуществ перед дешевым мобилизованным пушечным мясом. Потому что танки не защищают от агрессии в пространстве культурных кодов, а рок-группы – плохие противники организованному террору.

Первое, что должно сделать политическое руководство страны, – это объяснить военному министерству, адмиралам и маршалам, кто является «вероятным противником» и какой мыслится предстоящая война. Это, конечно, не означает, что все остальные потенциальные угрозы можно полностью игнорировать, но стратегический принцип неравномерности никто не отменял, и «другим войнам» нужно уделять внимание «по остаточному принципу».

Российская военная реформа буксует не только из-за некомпетентности, коррупции и других традиционных для нашей страны субъективных причин, но и прежде всего потому, что «главный противник» не определен, предстоящая война не сценирована и войскам предлагается готовиться к «войне вообще».

 

Организация, транспорт, связь и снабжение, боевая подготовка

 

Во времена Античности и Средневековья воин являлся на место сбора со своим собственным вооружением. Вопросы боевой подготовки и отчасти снабжения продовольствием и расходуемыми боеприпасами он тоже решал вполне самостоятельно. Как правило, поле боя было обозримо, и полководец имел возможность непосредственно отдавать команды своим войскам – голосом, факелами или барабанами.

Впрочем, даже и тогда, как мы уже писали, была нужна определенная работа по обеспечению маршей, налаживанию какой-никакой разведки и прикрытия войск и т.д. С появлением тяжелого вооружения, такого как катапульты и баллисты, требования к организации боевой работы резко увеличились, а с развитием огнестрельного оружия и возникновением массовых армий настоятельно понадобился переход к новым управленческим схемам.

В XVI столетии возникает представление о штабе как рабочей структуре при главнокомандующем. Штаб ведает снабжением войск продовольствием, боеприпасами, обмундированием, вооружением, рассчитывает марши солдат и согласовывает движение обозов. Штаб через офицеров связи передает приказы командующего подчиненным и получает от них индикативную информацию: армии выросли, и поле боя перестало быть обозримым, хотя, конечно, это не снимало с полководца необходимости как можно больше видеть своими глазами.

Наполеон Великий все еще руководил войсками лично – с высокого холма, наблюдая поле сражения в подзорную трубу. Это привело империю ко многим блестящим победам, но было и чревато ошибками: при Йене Наполеон перепутал главную и вспомогательную армии неприятеля, и лишь военное искусство Даву вкупе с блестящей корпусной организацией французской армии спасло критически складывающуюся ситуацию. При Ватерлоо примерно такая же ошибка – предвзятое мнение о движении войск противника и слабая связь – привела императора к катастрофическому поражению.

Со временем задачи штаба возрастали. На штабные структуры была возложена картографическая работа. Однако даже в начале ХХ века английские офицеры ехидно указывали, что «бой – это процесс, всегда происходящий на стыке двух карт»,[172]а в 1914 году командующие всеми воюющими армиями, кроме германской, с некоторым удивлением уясняли – уже в ходе боевых действий, – что начертание реальных дорог не всегда совпадает с устаревшей на тридцать-сорок лет картой. Пожалуй, апофеозом стало сражение при Пашендейле (1917 г.), когда британская армия была в буквальном смысле утоплена в болоте.

Штаб фиксировал ход боевых действий, вел учет потерь в живой силе и в материальных средствах ведения войны. Штаб переводил общие распоряжения главкома в конкретные приказы конкретным частям и соединениям. Штаб собирал опыт войны и как умел распространял его в войсках. Штаб выступал и как личный историограф командующего. При всем этом его роль оставалась сугубо сервисной. Он, в общем, ничем не руководил и ни за что не нес ответственности – разве что личную, перед своим главнокомандующим, который управлял штабом, как положено нормальному барину: хочу – пожалую шубу со своего плеча, хочу – дам в морду.

Ох, как тяжко без штаба мне было в первый год в Америке. Это «вечно все сам» сводило меня с ума. Потом появился благословенный негр, черная ходячая рефлексия, и мне стало легче. Уже здесь, в Москве, я второй год собирал себе штаб, не потому, что чешутся кулаки или лишняя шуба. А потому, что жить без этого было нельзя, наступать и выигрывать нельзя, можно только заморозить себе время и плыть, увертываясь от бревен в чужих глазах. Так делали многие мои однокашники. Мне это не подходило. Я был не готов создавать разветвленную сеть в нечеткой логике, как мой отец. Мне хватало бы трех человек, которые делали бы для меня несложную разведку и немногие расчеты. У меня было двое. Ну что ж!

 

Заметим, что управление большинством современных российских бизнесструктур, включая крупные государственные и окологосударственные корпорации, осуществляется в той же логике: хозяин-барин и сервисная структура при нем, то есть относится где-то к рубежу XVI-XVII веков.

Заметим также, что по сей день отсутствуют штабные структуры в гражданском государственном управлении. Можно говорить об элементах такого управления в СССР: Политбюро, Госплан и Госснаб какое-то время поддерживали стратегическую «рамку». Но Политбюро по самой своей функции не было способно к детальной организационной работе, а сфера деятельности Госплана была ограничена. Можно сказать, что в СССР гражданский Генеральный штаб был разбит на три независимые структуры, взаимодействие между которыми не было четко прописано и организовано.

В США роль штабной структуры может в какой-то мере играть аппарат вице-президента страны, часть аппарата государственного секретаря и некоторые структурные подразделения военной «рамочной» структуры – Комитета начальников штабов. Кроме того, определенные функции штабной деятельности взяли на себя околоправительственные фабрики мысли – RAND Corporation и другие. В общем-то здесь также штабные функции распределены между несколькими независимыми структурами.

Можно с большой долей уверенности сказать, что в остальных государствах с гражданской штабной работой дело обстоит еще хуже. Это приводит к явному превалированию рефлекторного управления (угроза-ответ) над рефлексивным.

В вооруженных силах ведущих государств мира подобная ситуация начала меняться с появлением телеграфа и строительством железных дорог. Впрочем, процесс и здесь шел очень медленно. В 1860-х годах территория Северо-Американских Соединенных Штатов была уже хорошо связана телеграфными линиями, тем не менее генералы и Юга, и Севера предпочитали посылать приказы и донесения через офицеров связи на лошадях. В результате сложилась парадоксальная ситуация, когда в редакциях газет положение армий и их состояние знали гораздо лучше, чем в главных квартирах: газетчики-то использовали телеграф при любой возможности. Печать на какое-то время приобрела статус «четвертой власти», и в последующие годы британская королева сначала читала «Таймс», а уже потом выслушивала своих министров.

Первые серьезные переброски войск по железной дороге были организованы в ходе Австро-прусской войны 1866 года, а первый железнодорожный маневр непосредственно в ходе сражения относится к 1871 году. 14-ю дивизия перевезли из Мезьера в Митри 5-7 января 1871 года.

С этого времени можно говорить о коренных изменениях функции штаба.

 

 

Содержание труда Мольтке очень показательно: в книге 13 глав, из которых стратегии посвящены две первые – «Война и мир» и «Война и политика». Три главы отданы оперативному искусству: «Организация главных квартир», «План операции» и «Операционная база». Две – проблемам тактики («Фланговые позиции» и «Крепости»). Остальные шесть рассматривают организационные вопросы: «Железные дороги», «Телеграф», «Продовольствие», «Снабжение боевыми припасами в 1870-1871 гг.», «Санитарная часть» и «Полевая почта в 1870-1871 гг.».[173]