Повышение «пролетарской классовой бдительности»

...Теодорович не прекратил бороться против того, чего от него добивались - жесткого разделения между утопическим и научным социализмом и в ходе этого требовать отмены «тезисов Культпропа» 1930 г. Он вновь и вновь приводил факты, пригодные для доказательства того, что левое крыло «Народной воли» имело функцию первопроходца научного социализма. Он осмелился даже сравнивать полемическую реацию на свою оценку «Народной воли» с преувеличенно жесткими реакциями царского режима на публикации и деятельность Чернышевского. Теодорович не принял также и новую норму, в соответствии с которой померкли революционные заслуги тех, кто после 1917 г. отвернулся от большевиков. Важнейшее указание на это заключалось в том, что он неоднократно (в 1931 и 1933 гг.) возвращался к книге Русанова, которую курировал в начале 1931 г. и опубликовал. Но как раз Русанов и представляет собой классический случай революционера, который сначала был приверженцем «Народной воли», а затем присоединился к «мелкобуржуазному реформизму» (Теодорович) эсеров, работал против большевиков в руководящих органах этой партии и, наконец, эмигрировал. Хотя по установленному порядку вслед за письмом Сталина больше не было возможности напечатать такую работу, Теодорович вновь и вновь подчеркивал теперь, что ему удалось оправдать публикацию этой книги. Книга же была особенно дорога ему потому, что в своем обширном аппарате примечаний, охватывавшем более 60 тесно напечатанных страниц, он продолжал начатую им в 1930 г. дискуссию о значении «Народной воли» для революционного движения.

 

ЛИКВИДАЦИЯ (1935г.)

Закрытие, предписанное в соответствии с политическими мотивами

Со своей стороны, Ярославский также испытал все возможности, чтобы осуществить свои представления о создании специального комитета. Для этого он заблаговременно активизировал Веру Фигнер, о чем свидетельствует письмо Фигнер Максиму Горькому от 27 июня 1935 г. В согласии с концепцией Ярославского по спасению Общества она просит Горького походатайствовать перед Сталиным за основание соответствующего комитета. Согласно ее представлениям, в этот комитет должны входить также «нескольк[о] лиц из каторжан по выбору правительства».

 

Музей в Москве был переименован и получил название «Большевики на царской каторге и в ссылке». Руководство им принял на себя Крамаров, один из величайших «ястребов» ОПК. Главной темой выставки был теперь «Побег Сталина».

Неприкосновенными оставались, однако, обширные привилегии бывших членов Общества: Право на персональную пенсию, предоставление лечения и специального медицинского обслуживания, льготы по квартирной плате, право на предметы потребления, удешевленный обед, разовые специальные выплаты и скидки по оплате проезда, далее, право на обеспечение специальными товарами, предоставление пособия на похороны и т. д. Кроме того, дети бывших каторжан и далее получали преимущества, т. е. принимались на тех же условиях, что и дети рабочих, в высшую школу (ВУЗ), в том числе техническую (ВТУЗ), а также технические школы (техникумы).

 

Причины закрытия

14 июня 1935 г. в форме инструкций ЦК по пропагандистской работе последовало даже однозначное заявление партии:

«Необходимо особенно разъяснить, что марксизм у нас вырос и окреп в борьбе с народничеством (народовольчество и т. п.), как злейшим врагом марксизма, и на основе разгрома его идейных положений, средств и методов политической борьбы (индивидуальный террор, исключающий организацию массовой партии)».

Затем, применяя те же формулировки, инструкции подчеркивают, что эта борьба велась не только на идейном уровне, но и, что очевидно, с приверженцами подобных воззрений. Члены партии должны понять, что марксизм-ленинизм возник и укрепился главным образом в борьбе против старых народников, а вслед за тем и в борьбе против меньшевиков и эсеров.

С помощью этого определения народничества как смертельного врага партия переняла в радикализированной форме позиции, выдвигавшиеся против ОПК, в особенности против Теодоровича, уже в начале 30-х гг. Покровским, П.О. Гориным, И. Татаровым и Г.С. Фридляндом, причем Татаров, Горин и Фридлянд, тем временем осужденные как троцкисты, утратили всякое влияние. Линии ОПК и Теодоровича, представлявшейся до 1934 г., хотя и все менее четко, и заключавшейся в изображении «Народной воли» как тех, кто пролагал путь большевикам и революции, теперь официально и бескомпромиссно противостояла идеология исключительности марксизма. Фактический запрет поисков сходства, точек соприкосновения и моментов преемственности между народничеством и марксизмом был к тому же дополнен атакой без разбору на всех народников и эсеров, а также и на другие социалистические течения, например, меньшевиков, которые не могли ассоциироваться с народничеством. Они считались сплошь врагами марксизма-ленинизма. Официальной ведущей линией была теперь не интеграция, а конфронтация. Ярославский полностью включил эту линию в свою историю ВКП(б), вышедшую в 1936 г.

Теперь надлежало только, как было сформулировано в пропагандистском руководстве, «описать условия и средства победы нашей партии». С такой целью не согласовывалась историческая концепция ОПК - позволить из полифонии голосов всех тех, кто десятилетиями нес на своих плечах революционное движение, возникнуть истории революционного движения. Ярославский ясно показал это в своей критике в адрес биобиблиографической энциклопедии, представлявшейся ему более не соответствовавшей духу времени, так как она не содержала «правильной» подборки биографий. То же касалось и тома биобиблиографической энциклопедии, который должен был быть полностью посвящен борцам «Народной воли» и сочувствовавшим ей, но не смог выйти, хотя уже и был готов. Уход в другие, нежели «Народная воля», темы, как то предлагал Бреслав 17 июня 1935 г. с учетом резкого осуждения народнического движения ЦК партии, не имел поэтому реальных шансов.

Осуждение индивидуального террора «Народной воли» как недопустимого средства политической борьбы, также включенное в пропагандистское руководство, было в первую очередь реакцией на убийство Кирова, которое с учетом сегодняшнего состояния исследования было индивидуальным террористическим актом. Для ОПК это имело серьезные последствия. Уже до выхода пропагандистского руководства ЦК чрезвычайная мера, принятая после убийства Кирова, состояла в том, чтобы изъять из издательский программы ОПК предназначенную для широких масс «Недорогую библиотеку», в которой большим тиражом в маленьких дешевых брошюрках описывались также геройские истории о терактах. Напрашивавшейся причиной было опасение, выраженное в опубликованной уже в 1930 г. критике в адрес брошюр в том, что в широких массах это может вызвать недифференцированную идеализацию индивидуального террора, которая, если доводить критику до ее логического конца, уже вскоре может обернуться против представителей советской власти. Прекращение пропагандистской работы ОПК в июне 1935 г. было лишь последовательным продолжением и обострением этой «антитеррористической меры». Публичные выступления представителей революционной этики и героев, с риском для жизни сопротивлявшихся государственному произволу и при этом не останавливавшихся перед террористическими актами, рассматривались теперь как контрапродуктивные. Как утверждается, Сталин заявил в начале 1935 г. в кругу доверенных лиц:

«Если мы на народовольцах будем воспитывать наших людей, то воспитаем террористов».

Каганович следующим образом критиковал в 1937 г. на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) статью народовольца Н. Морозова в «Известиях» от 7ноября 1935 г.:

««К чему это в номере 7 ноября приводить статью Николая Морозова? [...] Это сигнал террористам, троцкистам и зиновьевцам. Это не случайно».

Мифы, которые чего доброго могли зажить собственной жизнью и тем самым таили в себе опасность потенциального обращения и против господства большевиков, были теперь нежелательны. Журнал «Каторга и ссылка» исчез отныне в спецотделах библиотек и стал недоступен среднему читателю.

Прекращение экономической деятельности ОПК следовало, в свою очередь, уже упомянутой логике абсолютного превосходства партии. Надлежало пресечь проведение собственной кадровой политики, на которую государство и партия воздействовали лишь косвенно и которая, к тому же, поддерживала клиентелу, не полностью ассоциировавшуюся с партией. Это полностью включилось в общую политику советского государства, имевшую в 1935 г. целью огосударствление всей хорошо функционировавшей сети кооперативов.

 

В отличие от утверждений Ярославского, важной причиной закрытия Общества была не смена поколений, а коллективная забота о «грузе памяти» (Т. Коржихина) относительно однородной группы с общим опытом в организационной форме, которая хотя и являлась частью партии, но, тем не менее, обладала частичной организационной самостоятельностью. Бывшие ветераны революционного движения должны были участвовать теперь в деятельности партии только на индивидуальной основе и индивидуально через государственные учреждения обеспечиваться привилегиями.

Если же в заключение рассмотреть общий политический климат и соотношение сил в июне 1935 г. с точки зрения информации, важной для закрытия ОПК, то можно констатировать следующее:

Ежов, лично отвечавший за закрытие, уже в 1934 г. был продвинут Сталиным на высокие партийные посты и введен в комиссии, занимавшиеся чистками партии, реформой юстиции и структурными изменениями ОШУ-НКВД. Он играл центральную роль и в расследовании убийства Кирова. Вместе с А.В. Косаревым, Ягодой и Я.С. Аграновым (заместитель Ягоды) он наблюдал за следственными действиями. Но имя Ежова в особенности символизирует тех, кто после убийства поддерживал по мере сил Сталина в том, чтобы извлечь из события максимальный политический капитал. Он оказался мастером инсценировки мнимых заговоров.

В струе, образованной волной арестов и процессов после убийства Кирова и охватившей в особенности сторонников различных так называемых внутрипартийных оппозиционных групп, которым приписывалось духовное руководство убийством, оказались и многие члены ОПК. Каждого, кто не полностью прекратил контакт с «оппозиционными» силами внутри и вне партии, а также за границей или только находился под подозрением в поддержании таких контактов, арестовывали, расстреливали или приговаривали к заключению в лагере или тюрьме. В первой половине 1935 г. Обществу приходилось постоянно ходатайствовать об исключении таких членов. Дело Сандомирского и дело Новомирского дают представление о том, что вслед за убийством были сведены счеты не только с внутрипартийной оппозицией, но и со «старой оппозицией», т. е. с (бывшими) сторонниками социалистических и анархистских течений.

Именно в мае и июне 1935 г., т. е. на той фазе, когда были закрыты и ОСБ, и ОШС, Ежов начал новый, снова ужесточенный раунд использования убийства Кирова. В его брошюре «От фракционности к открытой контрреволюции», датированной 17 мая 1935 г., Каменев, Зиновьев, а также Троцкий оцениваются уже не только в качестве только духовных подстрекателей, но и как прямые организаторы убийства Кирова. На основе этой работы, прочитанной Сталиным, но не разрешенной к публикации, Ежов выступил затем на пленуме ЦК 6 июня с речью, также предварительно одобренной Сталиным. В ней он тесно связал названных лиц с другими заговорами, в том числе против Сталина, и требовал для них смертной казни.

Другое направление развития событий, неблагоприятное для ОПК, заключалось в том, что Ежов на Пленуме ЦК атаковал также многолетнего Секретаря ВЦИК, а затем ЦИК, А. Енукидзе. Как уже упоминалось, ОПК было Подчинено ЦИК и с момента своего основания пользовалось поддержкой Енукидзе. Нападки начала возглавлявшаяся Ежовым созданная 11 февраля 1935 г. комиссия Политбюро но расследованию персонала ЦИК. Уже 3 марта Енукидзе, вероятно, из-за своей мнимой вовлеченности в так называемое «Кремлевское дело», был снят с поста, переведен на периферию, а затем на июньском пленуме ЦК обвинен Ежовым в том, что из-за недостатка бдительности подготовил почву для террористических групп. Здесь на фоне деятельности вокруг закрытия ОПК и ОСБ представляется мнение, что «Кремлевское дело» служило и тому, чтобы освободить ЦИК в лице Енукидзе от того, кто выступал за непрерывный, прагматический и скорее аполитичный подход к возникавшим проблемам. Это противоречит доказательству, привести которое стремился российский историк Ю.А. Жуков. В соответствии с его аргументацией в 1935 г. в Кремле действительно существовал сначала искусно скрытый Ягодой, но в 1937 г. все же раскрытый в ходе допросов арестованных Ягоды, Енукидзе и Р.А. Петерсона заговор против Сталина.

 

Последняя причина закрытия Общества заключалась в том, что Сталин с 10 марта обратил особое внимание на Культпропотдел ЦК. Поэтому можно с уверенностью предположить, что инструкции ЦК о пропагандистской работе от 14июня 1935 г., более не оставлявшие ОПК содержательного и концептуального пространства для маневра, были им одобрены. Но интенсивное занятие Сталина новой историографией, начавшееся в 1931 г. с его письма в редакцию журнала «Пролетарская революция» и достигшее в 1938 г. временной кульминации с изданием «Краткого курса», диаметрально противостояло исторической концепции Общества, несомой ветеранами революционного движения и поддержанной специалистами, из которых не все были связаны с партией. На первом месте стояли теперь не свидетельства очевидцев, факты и профессионализм, а соответствующим образом профессионально манипулируемая интерпретация истории, понимаемая как инсценирование прошлого исключительно в партийных и государственных целях.

Закрытие ОПК является целостной частью в общей государственной политики в отношении общеполезных общественных организаций. Из 338 существовавших между 1917 и 1939 гг. обществ, объединений и фондов в 1940 г. оставались только 39, причем по поводу 37 организаций нет более подробных данных и тем самым количество закрытий может оказаться гораздо более

высоким. В целом между 1917 и 1939 гг. были закрыты 262 общества. В сравнении с другими обществами естественно-технические и медицинские объединения, численность которых сократилась со 103 до 25, оказались затронуты еще сравнительно мало. Количество военных и спортивных объединений уменьшилось с 16 до двух, культурно-просветительных с 46 до трех, социально ориентированных организаций с 32 до семи, а художественных объединений, пользовавшихся особой поддержкой во времена НЭПа - с 93 до одного общества. Из 48 гуманитарных обществ, в число которых входили также ОПК и ОСБ, равным образом осталось лишь одно общество.

Численность наиболее важных обществ, существовавших с 1917 по 1939 гг.: 338.

Численность наиболее важных обществ, закрытых с 1917 по 1939 гг.: 262.

Нет данных по 37 обществам.

Общества, существовавшие после 1939 г.: 39.

 

ИТОГИ

Инициаторы основания Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев достигли многого: с момента основания Общества 12 марта 1921 г. до его первого Всесоюзного съезда 12-15 марта 1924 г. ОПК было общественной организацией, основанной на началах базисной демократии. Общее собрание простым большинством регулировало его судьбу. Инициаторы создания ОПК в большинстве своем не были большевиками, а большевики, также организованные в Обществе, до 1924 г. формально не располагали привилегированными позициями в его органах. (Бывшие) сторонники социалистических партий и группировок и коммунисты равноправно сотрудничали друг с другом. Члены- учредители добились к тому же, что при приеме членов в ОПК формально имело значение только сделанное ими в борьбе против царизма. Благодаря Обществу было возможно систематически собирать и публиковать документы, материалы и воспоминания о борьбе против царизма. В Уставе не было явных ограничений того, каким образом это должно было происходить. Хотя программа Общества и заключалась в том, чтобы подчеркивать общности его членов, (прежде) организованных в различных социалистических партиях и анархистских группировках, плюрализм мнений при оценке прошлого был на этой фазе возможен и в практике. Достижения большевиков в революционном движении не должны были особо подчеркиваться. Темой было революционное движение в целом.

Основание ОПК может считаться успехом и в экономическом отношении. Удалось получить существенные средства от государственных учреждений для финансирования аппарата и печатания журнала «Каторга и ссылка». ОПК была предоставлена проверка права на пенсию и выплата пенсий его членам. Кроме того, ОПК были предоставлены многие большие и малые привилегии. Именно благодаря своей дистанции от РКП(б) оно сумело таким способом предоставить участникам революционного движения. которые по политическим причинам хотели сохранить дистанцию от большевиков, возможность претендовать на финансовую помощь.

Но основание ОПК следует рассматривать также и как успех большевиков и молодого советского государства. Разрешение ОПК было следующим шагом на пути, начатом с революции 1917 г. и заключавшемся в претворении в практику притязания партии на пресечение всякой политической деятельности вне РКП(б), характеризуемого как тоталитарное. ОПК было указано на чисто общественные задачи, которые в это время рассматривались большевиками как менее опасные. Основание было, кроме того, пропагандистским успехом. Можно было представить себя внутри страны и за границей как партию, способную к компромиссу, и показать, что научная, социальная и общественная деятельность вполне разрешалась вне структур РКП(б) и советского государства. Серьезность этой возможности подчеркивалась вступлением в ОПК видных символических фигур революционного движения. Важное пропагандистское значение имело й то обстоятельство, что Обществу, как уже говорилось, была передана задача проверки права на пенсию и распределения пенсий среди членов ОПК. В целом допустить основание Общества означало пойти лишь на очень ограниченный риск. Все члены-учредители были лояльны системе, и Общество представляло собой фактически лишь резервуар для кадров среднего звена социалистических партий, конкурировавших с большевиками. Все согласились с главным условием - отказом внутри ОПК от какой бы то ни было политической деятельности и концентрацией вместо этого на общем революционном прошлом. Таким образом было искусно осуществлено отвлечение от главного вопроса участия во власти других социалистических партий и группировок. Тем самым члены ОПК способствовали политической нейтрализации как собственной, так и небольшевистских партий и группировок и косвенным образом содействовали осуществлению однопартийной системы.

ОПК не подходило, однако, в качество массовой организации и для всех в политическом отношении оттесненных большевиками на обочину (средних и низших) кадров революционного движения, которые могли легально участвовать в политической жизни только посредством вступления в РКП(б). ОПК, как известно, охранялось вовне строгими критериями вступления. В дополнение к этому тематическое ограничение революционным прошлым затрудняло превращение ОПК в общественный форум, с помощью которого могли бы быть инициированы многообразные интеллектуальные дискуссии. Кроме того, терпевшийся плюрализм мнений ограничивался оценкой политического значения революционного движения до 1917 г.

С претензией на власть большевиков и советского государства сталкивалось то обстоятельство, что ОПК, принимая от них финансовые дотации и привилегии, попадало в зависимость. Общество может служить очень ранним примером целенаправленного применения этой формы государственного влияния. Не следует недооценивать и моральную зависимость. Хотя в соответствии с Уставом ОПК из приема в него не могли быть исключены даже противники большевиков, уже в момент основания Общества имелось неформальное индивидуальное обязательство исключать из числа принимаемых людей, нелояльно относившихся к партии, даже если они проявили себя в революционном движении. Хотя членам ОПК в соответствии с его Уставом не было категорически отказано в политической деятельности вне РКП(б), такой отказ фактически подспудно вводился. Неформальный консенсус между партией и ОПК существовал также и относительно того, что уместное количество ведущих постов в Обществе должно было замещаться большевиками. Центральную позицию старосты с момента основания до закрытия Общества занимали исключительно большевики.

Следовательно, ОПК - пример того, что социалистические конкуренты в борьбе за власть делились на лояльных и противников и с этой целью советская власть была готова делать предложения интеграции и адаптации, рассчитанные на ограниченное время. Следовало не обнаружить врага с тем, чтобы он оставался видимым, а отделить «плевелы от пшеницы».

Причинной связи между основанием ОПК и поворотом к новой экономической политике нет, так как не удалось установить общего расширения возможностей основания общественных организаций подобного профиля. Введение НЭПа не создало для этого принципиально новых общих условий. Напротив, бросается в глаза прямая преемственность с концепциями успокоения конфликтов в ходе Гражданской войны после 1917г., выразившаяся в усилиях по разумной нейтрализации политических конкурентов, которые предприняли руководство профсоюзов и ВЦИК. ОПК удалось, со своей стороны, использовать институциональные и содержательные конфликты критической переломной фазы на исходе Гражданской войны и во время резкого поворота к НЭПу, чтобы добиться от господствующих большевиков подлинных уступок. Таким образом небольшевистский проект был создан с использованием разнородной структуры партии при поддержке более либерального профсоюзного крыла РКП(б) и с помощью руководства государственного аппарата (ВЦИК).

Общество действовало в свободном пространстве, прикрытом более либеральными течениями в РКП(б) и дававшем немногим организациям, которые не преследовали политических целей, найти свое выражение в организованной форме. В число этих организаций входил, если говорить о правах человека, прежде всего Политический Красный Крест, не получавший государственной дотации. В секторе научного исследования революционного движения имелись организации, более или менее ориентированные на партийные или научные учреждения, например, Общество старых большевиков, Истпарт и Общество по исследованию освободительного и революционного движения, историческая секция Дома печати и Всероссийский общественный комитет по увековечению памяти П.А. Кропоткина. На социальном уровне речь шла в особенности о Всероссийском комитете помощи голодающим и неформально действовавших ветеранских организациях и кассах. Особенность ОПК заключалась в том, что оно, в противоположность вышеуказанным организациям, было активно равным образом на всех трех уровнях. Правда, в целом речь шла о крайне хрупкой сетевой структуре немногочисленных организаций, в которую сразу же следовало вмешательство в случае нарушения политических интересов большевиков. Свидетельством тому - дело Всероссийского комитета помощи голодающим. Он смог быть основан 21 июля 1921 г., но уже месяцем позже, 27 августа 1921 г., был снова распущен решением Политбюро ЦК РКП(б) и ВЦИК. Комитет был закрыт именно потому, что грозил превратиться в притягательный с политической точки зрения центр. Он не удовольствовался статусом «маленького островка» в борьбе против голода, в которой в остальном доминировали большевики. Вместо этого он представлял собой широкий, только лишь находящийся под контролем большевиков союз очень известных лиц. Их отношение к большевикам характеризовалось разными оттенками - от скептического до полного неприятия. В комитет входили видные представители буржуазно-либеральных и социалистических политических сил и интеллигенции (например, Максим Горький), намеревавшиеся начать борьбу против голода, ответственность за который в большой степени несли большевики. Инициатива закрытия исходила от руководящего ядра РКП(б) вокруг В.И. Ленина и была осуществлена вопреки протесту более либерального крыла партии, представленного, в частности, А.В. Луначарским (нарком просвещения), А.И. Емшановым и И.А. Теодоровичем (заместители наркомов транспорта

и земледелия). Последнее собрание комитета было распущено, а его ведущие члены арестованы и частично отправлены в ссылку. Кроме того, ВЦИК уже 18 июля 1921 г. создал конкурировавший Комитет помощи голодающим, к которому присоединился очень успешный, но осуществлявший только сопроводительную деятельность Комитет помощи голодающим ОПК.

Исследования показали, что уже немногие месяцы спустя после основания ОПК увеличился потенциал конфликта между ним и советской властью. Разделение между политикой и общественной активностью не реализовалось. Советская власть подвергла ОПК трудному испытанию, и Общество в качестве реакции не осталось в пределах поставленных ему границ. Это в особенности касалось стратегии правительства в 1921-1922 гг., состоявшей в систематическом заключении в тюрьму представителей оппозиционных политических сил при невозможности такого действия с точки зрения уголовного права. В этой ситуации ОПК при поддержке своих членов-большевиков демонстративно воспользовалось возможностью интегрировать в свои ряды революционеров, не прекративших свою деятельность после революции. В их числе были и однозначно оппозиционные, а значит, нелояльные с партийной точки зрения лица. Так, ОПК приняло в конце 1921 — начале 1922 гг. в качестве защитной меры пятерых членов ЦК партии эсеров, хотя они уже находились в тюрьме. Наряду с этим, с помощью своих органов оно в случае ареста членов Общества расследовало каждый случай и выступало, кроме того, за более гуманное обращение со всеми политическими заключенными В советских тюрьмах. Руководящие члены ОПК ссылались при этом на «политический нейтралитет» Общества и представлявшуюся им революционную этику, стоявшую над государством и партией. В рамках своего общего наступления против социалистических и анархистских конкурентов в борьбе за политическую власть в начале 1922 г. большевики отреагировали на эти тенденции в ОПК сначала административным давлением, затем сторнированием финансов и, наконец, даже применением политической полиции. При этом речь шла о вытеснении из руководящих органов ОПК представителей активного нейтралитета и революционной этики. Когда такие действия не принесли желаемого результата, пригрозили решением Оргбюро ЦК о закрытии ОПК. Обществу пришлось прекратить свои выступления в пользу политических заключенных. Вслед за тем прямое давление на ОПК ослабло.

Несмотря на снижение напряженности в ситуации, внутри ОПК группа большевиков вокруг В.Д. Виленского-Сибирякова использовала пошатнувшуюся репутацию Общества. Концепция И.А. Теодоровича, старосты ОПК, заключавшаяся в управлении Обществом из-за кулис с помощью активного участия большевиков, казалась им более недостаточной. Они считали, что вместо этого большевикам подобает видное организаторское положение в Обществе. Вслед за тем имели место самые радикальные структурные изменения в истории ОПК: обосновываясь официально всесоюзным распространением и численным ростом членов, 12 марта 1924 г. Всесоюзный съезд принял на себя полномочия Общего собрания. Сначала складывалось впечатление, что тем самым еще не была отменена первоначально базисно-демократическая структура ОПК: делегаты Всесоюзного съезда по-прежнему посылались в соответствии с определенным ключом Общим собранием головной организации в Москве и Общими собраниями филиалов. Фактически же демократическая структура была отменена. Их решающее ослабление произошло при отборе делегатов на Всесоюзный съезд. Они «избирались» на Общих собраниях на основе единственного списка. В дополнение этот список был закрытым, т. е. мог утверждаться только как целое. В результате этого те, кто составляли списки, получали, ключевую позицию. Именно в этом пункте проявилось следующее важное структурное изменение: на первом Всесоюзном съезде в 1924 г. руководящие органы ОПК были дополнены коммунистическими фракциями, хотя это формально и не предусматривалось уставом Общества. При этом речь шла о закрытых группах членов ОПК, которые в то же время были и членами ВКП(б). Коммунистическую фракцию получили вновь введенный Центральный совет, Президиум Центрального совета и Ревизионная комиссия и Организационная комиссия Цнтрального совета. То же имело силу для филиалов, созданных согласно аналогичной схеме. Даже Всесоюзный съезд и Общие собрания филиалов были «усилены» коммунистическими фракциями. Наконец, редакция и издательство ОПК также получили коммунистическую фракцию. Таким образом, внутри ОПК возникла параллельная структура с отдельно протоколировавшимися, а с 1932 г. стенографировавшимися заседаниями. Они координировались бюро на центральном уровне и бюро на уровне каждого филиала. Напротив, ни сторонникам других социалистических партий и анархистских группировок, ни беспартийным теперь членам ОПК не было позволено организовываться в Обществе в отдельные фракции. Коммунистическая фракция Центрального совета и ее бюро заботились отныне не только о составлении списков делегатов на Всесоюзный съезд, но и сформировали центр власти в ОПК. С 1924 г. в соответствии с этим все руководящие органы возглавлялись большевиками. Таким образом ОПК было пронизано иерархическими структурами и контрольными механизмами, и его беспартийный статус действенно подрывался. Приниматься могли лишь люди, которые вели себя в отношении советской власти лояльно или нейтрально и прекратили всякую политическую деятельность вне РКП(б) или с декабря 1925 г. ВКП(б). Те большевики, которые защищались против введения коммунистической фракции, теряли свои посты. Формальные Подчинение Общества господству большевиков было тем самым осуществлено.

Это развитие событий внутри ОПК следовало общей политической тенденции. С 1922 г. советское государство, направляемое партией большевиков, до 1924 г. последовательно осуществляло притязание на то, чтобы не терпеть более общественную организацию (или партию), независимую от РКП(б). Общественные организаций в зависимости от их значения прямо включались в структуры государства и партии или были реорганизованы так, чтобы сильная коммунистическая фракция гарантировала влияние РКП(б). Другие, также политически лояльные, но неудобные и слишком независимые общественные организации, например, Пролеткульт, были уже в 1920 г. лишены важных руководящих фигур и крепко привязаны к партии в кадровом и структурном отношении. И без того связанные с партией учреждения, например, Истпарт, теперь были открыто присоединены к партии. Вновь созданные объединения, как то Общество старых большевиков с самого начала автоматически определялись как организации, подчинявшиеся ВКП(б). Желательными вновь созданными структурами были исторические общества под жестким руководством большевиков, например, Общество историков-марксистов (1925-1933) и Общество по исследованию Московской губернии (1925-1937).

На примере ОПК стало, однако, ясно, что более тесная привязка к партии не была чисто административным делом, обеспечивавшимся с флангов ЧК, а затем ОГПУ, - напротив, советская власть располагала сильным лобби внутри ОПК.

Введение коммунистической фракции в ОПК и других общественных организациях следовало стереотипу коммунистических партий при создании коалиций с социалистическими и буржуазными партиями. Коммунисты настаивали на своей руководящей роли. Только они одни хотели задавать правильный политический курс и вести других на этот путь. Планировавшееся в 1924 г. Новомирским, Плесковым, Андреевым и другими использование ОПК как революционной и моральной совести, претендовавшей на гуманизацию отношений советской власти к ее социалистическим и анархистским политическим конкурентам и ее побуждение к равноправному обращению потерпело тем самым неудачу.

Другой вариант государственного действия в отношении общественных организаций заключался в их полном запрете. Уже в августе 1922 г. государство воспрепятствовало регистрации Политического Красного Креста. Это означало фактически окончательный запрет, тем более что эта организация, основанная 11 ноября 1922 г. Е.П. Пешковой и существовавшая до 1938 г. под названием «Помощь политическим заключенным» («Помполита») не может рассматриваться как организация-преемник Политического Красного Креста. Она была как в кадровом отношении, так и с точки зрения сферы влияния и профессиональности лишь тенью бывшего Политического Красного Креста. Политике оказывала значительную финансовую и политическую помощью прежде всего созданная осенью 1922 г. МОПР. Она ориентировалась исключительно на политических заключенных в тюрьмах капиталистической заграницы. Закрытие угрожало также почти всем исторически или археологически ориентированным обществам с буржуазными корнями, основание которых уходило отчасти далеко в XIX в.

С этой точки зрения только начало НЭПа самое позднее до 1924 г, представляется временем, в которое в общественных организациях ввиду их неполитического статуса было обеспечено и в структурном отношении определенное свободное пространство. По мере ослабления экономического давления следствия последовательно продолжавшейся политики «укрепления политической монополии РКП(б)» в виде компенсации за отступление в экономическом секторе очень быстро охватили и общественную жизнь страны. Непартийные и общеполезные организации теперь сильнее привязывались к партии и государству. И в этом секторе больше не должно было быть «беспартийности». Тем самым началась явная политизация общественной жизни на службе партии.

Тем не менее, не говоря о некоторых выходах из ОПК, Общество оставалось притягательным центром для взятой на прицел

целевой группы. Это стало возможным потому, что параллельно подчинению господству большевиков имел место новый баланс интересов между партией и советским государством, с одной стороны, и ОПК - с другой. Государство «подсластило» Обществу введение коммунистических фракций повторным расширением уже предоставленных ему привилегий. С данным на Всесоюзном съезде 15 марта 1924 г. разрешением основывать предприятия и кооперативы, принадлежащие ОПК, Общество могло теперь целенаправленно экономически поддержать своих сторонников. По мере роста экономического успеха оно располагало, кроме того, значительными суммами для своей издательской и пропагандистской деятельности.

Самое важное, однако, заключалось в том, что у ОПК сохранялась на содержательном уровне свобода, предоставленная ему в момент основания. Хотя о свободной от господства дискуссии о революционном прошлом в рамках ОПК можно говорить только до введения коммунистических фракций, Общество и после этого отнюдь не выродилось, превратившись в контролировавшийся и успокоенный привилегиями союз для поддержания традиций по поручению государства и партии.

Причиной данной ситуации было то обстоятельство, что те большевики, в руках которых формально находилась абсолютная власть в ОПК, даже не считали себя исполнителями линии партии. Как показывали анализы, вместо этого они преследовали собственные интересы, по сути заключавшиеся в том, чтобы и далее поддерживать и хранить плюрализм мнений по поводу истории революционного движения. Согласно принципу «доминирования с помощью терпимости» они заключили неформальный союз с беспартийными членами Общества, не входившими в него буржуазными и марксистскими историками и специалистами и другими Советскими учреждениями. Это объединение опиралось на хорошие контакты с правительством и партией. Таким образом совместно защищали автономию в содержательной сфере и максимально использовали еще имеющиеся свободные пространства или даже расширяли их.

Высокая дин