Двойственная роль E.M. Ярославского

Особенно двойственной была с позиций ОПК роль Ярославского. Он был его «старостой» и автоматически получал информацию о важнейших событиях. Кроме того, пост в комиссии по празднованию юбилея «Народной воли», занятый им в конце 1929 г., делал невероятным, что он не читал и не одобрил статью Теодоровича, также вышедшую в августе, до ее публикации. В пользу одобрения без каких бы то ни было проблем говорят констатировавшиеся содержательные совпадения между Ярославским и Теодоровичем. Они оба отвергали только лишь критическую оценку «Народной воли» Плехановым. Поддержку Ярославского находило до последнего времени и сочетание отклонения Плеханова со ссылкой на Ленина, Маркса и Энгельса. Даже преувеличенный в некоторых пунктах энтузиазм Теодоровича при раскрытии преемственности в теории и практике «Народной воли» и большевиков не был столь уж далек от первоначальной позиции Ярославского (тысячи нитей!), как он впоследствии хотел уверить. В пользу этой оценки говорит и производящий впечатление сентиментального способ обращения к Ярославскому на торжествах ветеранов «Народной води» как «отцов» и большевиков как их «сыновей». Именно здесь Ярославский и Теодорович встречались как «политики-историки». Центральным аспектом их деятельности в ОПК была стратегия «объятия», т. е. управляемого использования потенциала лояльных небольшевистских сил, в особенности символических фигур «Народной воли». Многолетняя революционная традиция имела в их глазах слишком большую ценность, чтобы можно было уступить ее политическим соперникам (эсерам, меньшевикам, социал-демократам и анархистам). Прежде всего в данном пункте они отличались от подхода как Плеханова, так и раннего Ленина. Но принципиальная солидарность с интегративным проектом ОПК, в отличие от Теодоровича, у Ярославского не обнаруживается.

Несмотря на совпадения между Ярославским и Теодоровичем, следует со всей определенностью подчеркнуть, что этот факт сделал возможным только появление статьи Теодоровича, но не означал автоматически прочного союза между ними. По ту сторону личных интересов Ярославский не выступал в поддержку Теодоровича. Таким образом, констатировавшиеся совладения оказались чрезвычайно непрочными. Ярославский немного позже подчинился приспособлению оценки «Народной воли» новой политической конъюнктуре, чего добился Покровский. Сразу же с началом своего вмешательства в полемику Ярославский постепенно отмежевался от Теодоровича, а тем самым и от его собственных позиций по отношению к «Народной воле», так что Теодорович увидел себя в конце концов вынужденным защищать свою концепцию в журнале «Большевик» и от Ярославского.

Сохранившаяся в виде минимального консенсуса между Теодоровичем и Ярославским, критика в адрес Плеханова больше не играла в конечном счете существенной роли. При желаемом сдерживании влияния Покровского и его школы на интерпретацию революционной истории оно оказалось затупившимся оружием. Напротив, клеймение Теодоровича как теоретика с народническими взглядами, «которые в условиях «классовой борьбы» в деревне могли проявить свое вредное воздействие, не осталось без последствий.

Ярославский проявил стойкость только там, где развитие событий в направлении, противоположном желаемому для него, грозило ему личным политическим ущербом - когда он воспрепятствовал включению Теодоровича в ряды «правых оппортунистов». В конце концов именно Ярославский после увольнения Теодоровича из Наркомзема в марте 1928 г. добивался его трудоустройства в ОПК, а в мае 1929 г. ходатайствовал перед Енукидзе за включение Теодоровича в ЦИК.

В действительности вызванная Теодоровичем и ОПК дискуссия о значении «Народной воли» для большевизма и далее оставалась важным арсеналом для новых нападок на Ярославского. В наброске доклада Покровского, который он послал в декабре 1930 г. директору Института Ленина М.А. Савельеву, Ярославский предстает покровителем, с одной стороны, «правого уклона», а с другой - троцкистских тенденций на «историческом фронте». В качестве первого примера поддержки «правого уклона» Ярославским автор снова упоминает о столкновении вокруг «Народной воли» и о Теодоровиче. В апреле 1931 г. Горин в письме в ЦК ставил ему в вину «оппортунистические» тенденции:

«От полного идейного разгрома т. Теодоровича спасла лишь защита т. Ярославского и, как выяснилось на заседании редакции “Большевика” в апреле с. г., т. Ярославский продолжает защищать тов. Теодоровича и по сей день».

Нападки снова ослабли лишь после того, как Ярославскому снова было официально высказано политическое доверие в резолюции ЦКК от 20 декабря 1931 г., опубликованной в «Правде».

За полгода до этого Ярославский уже добился опровержения от Ольминского, так как Горин ссылался на этот документ при своих нападках на Ярославского:

«По поводу слов т. Горина о “покровительстве т. Ярославского оппортунистическим элементам в редакции “КиС”» заявляю, что я не писал об этом в “Пролетарской Революции”».

Подводя итог, можно было бы сказать, что Теодоровичу удалось с помощью ОПК встать во главе исторической и идеологической дискуссии о значении «Народной воли». ОПК поддерживало Теодоровича всеми своими ресурсами в его попытке вопреки новой политической конъюнктуре воспрепятствовать сужению взгляда на революционную историю. Если оценивать по достигнутому до сих пор состоянию исследования, это произошло, несмотря на формальное руководство ОПК Ярославским, так какой слишком поздно заметил политическую взрывчатость проблемы. Мобилизация сил ОПК зашла столь далеко, что не приходилось почувствовать ничего более даже из прежних глубоких личных и структурных столкновений.

Теодорович, однако, в конечном счете не достиг успеха, защищая содержательную автономию ОПК. Его путь использования официального дискурса (негативная оценка Плеханова) и приспособления к идеологическому развитию (превращение Ленина в икону) потерпел неудачу. Оказалось невозможным воспрепятствовать политизации оценки «Народной воли» с помощью привлечения позднего Ленина, с уважением относившегося к приверженцам «Народной воли» только с временной дистанции или с учетом уменьшающегося значения их идеологии и политического влияния.

Напротив, стратегия историков школы Покровского, намеревавшихся побудить партию к изменению ее позиции посредством связывания дискуссии с коллективизацией сельского хозяйства. Тем самым они воспользовались партийной структурой, восходившей к Ленину - ведь и ранний Ленин, исходя из политического расчета, оспаривал значение «Народной воли» для развития русского марксизма.

Но последствия дискуссии для ОПК снова заставляли себя ждать. Они представлялись ползучим процессом, обойти который ОПК под руководством Теодоровича пыталось с достойной внимания последовательностью. Партия еще оставила ситуацию в историческом секторе по-старому, в зависимости от политической целесообразности, вставая более или менее на сторону определенного течения среди историков-марксистов и даже позволяя спорящим партиям совместно разрабатывать изменившиеся нормы. Хотя каталога мер по реализации этих норм не было, во вред ОПК оказалось то обстоятельство, что среди историков смогли взять верх те, кто ради гарантирования своих научных позиций и своего влияния на учреждения, занимавшиеся историей, продолжали прокладывать путь политическому применению истории революционного движения, т. е. ее приспособлению к политическим и идеологическим потребностям.