Работа в усложненных условиях

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что таким образом деятельность после революции обрела ту же значимость, что и деятельность в революционном движении до 1917 г.

В качестве подобающей реакции на "обостряющуюся классовую борьбу" в капиталистическом мире и в Советском Союзе следовало не только дать недвусмысленную отповедь антисоветским высказываниям, но и вести решительную борьбу против «обывательщины» среди членов ОПК. Это означало, что нельзя было более мириться с тем, что члени Общества вели себя. политически нейтрально и в остальном рассматривали ОПК как организацию по оказанию помощи. Теперь под угрозой исключения их обязывали при содействии ОПК участвовать в жизни советского общества. Те, чье неучастие длилось год, исключались из ОПК. Возможными сферами активности были шефство, работа в музее ОПК, участие в работе НИИС и решении их задач, в издательстве и других сферах деятельности ОПК. Корочкин недвусмысленно осуждает:

«[...] когда приходит время выдачи книжек, карточек и т. д., здесь бывает очень большой наплыв, собирается громадное количество народа, а когда надо послать докладчика, когда надо осуществлять план нашей культпропработы, когда надо проводить нашу шефскую работу, тогда мы очень и очень многих не видим».

Механизмы защиты

В своей защите ОПК Ярославский и Теодорович большей частью действовали единодушно и с применением всех средств, имевшихся в их распоряжении. Их преимущество заключалось в том, что оба как нельзя лучше ориентировались в системе, сохраняли спокойствие и не делали ненужных уступок. В 1933 г. Ярославский четко сформулировал эту психологию с помощью следующей лаконичной фразы:

«Нельзя же так трагически реагировать на каждую статью, которая появляется».

Ярославский и Теодорович защищали, однако, не только ОПК, но стремились повысить и свою репутацию и авторитет. Для этого они снова активизировали свое совместное начинание по регулируемому использованию потенциала лояльных небольшевистских сил в Обществе. Именно в начале 1933 г. Теодоровичу и Ярославскому удалась в этом отношении эффективная акция. Они добились вступления в ОПК Веры Фигнер, как и того, что она сразу же начала участвовать в работе Президиума Центрального. Совета Общества. Им пришлось, правда, применить для этого весь свой авторитет и все умение вести переговоры, ибо поначалу эта акция грозила завершиться крушением. Так, летом 1932 г. Ярославский обратился в ЦК, чтобы выяснить, как отметить 80-летие Веры Фигнер. ЦК решил, что речи не может быть о чествовании большого масштаба, но что день рождения следует, тем не менее, отметить. Вслед за тем день рождения был отмечен поздравительным письмом, небольшим упоминанием юбилея в двух газетах и вручением Фигнер членского билета ОПК. Поздравительное письмо написал сам Ярославский. Ему же принадлежала и идея вручить Фигнер членский билет. Фигнер, однако, отклонила членство в Обществе. Обосновывая свою позицию, она, обращаясь к прежним подписанным ею петициям, указывала, что ОПК поддерживала смертную казнь и одобряла незаконные методы ОГПУ. Кроме того, Фигнер осуждала руководство Обществом его коммунистической фракцией. Точно также она высказывалась против периодических чисток в ОПК и, соответственно, «просвечивания» его членов, так как это нарушало революционную этику. После следующего письма Фигнер, в котором она просила извинения за свою категорическую позицию, в остальном сохраняя ее, и после ряда неудавшихся попыток посредничества со стороны Шумяцкого и беспартийного члена ОПК Баума, делом занялся ЦК ВКП(б). Теодорович и Ярославский написали каждый по жесткому ответу на письмо Фигнер, которые они представили Л.М. Кагановичу и П.Л. Постышеву (секретарь ЦК). Чтобы избежать скандала, они не вовлекли в дело Црезидиум ОПК. По словам Теодоровича, Каганович в конце концов по поручению ЦК отсоветовал передавать Фигнер эти письма. Обоснование заключалось в том, что Фигнер - личность, с которой следует «считаться». Договорились, что лучшим решением было бы уговорить Фигнер отозвать письмо. Вслед за тем Ярославский поручил Теодоровичу, исходя из его хороших отношений с Фигнер соответствующим образом убедить ее, что ему в конце концов и удалось.

Несмотря на хорошее сотрудничество между Теодоровичем и Ярославским, которое они использовали для защиты ОПК, можно констатировать и большие различия в их отношении к Обществу. Эти различия заключаются в степени последовательности, проявленной в защите ими линии и особенностей ОПК.

В качестве «мерила» служит прежде всего обращение со звучавшей уже в связи с отношением к Фигнер проблемой позиции Общества относительно ОГПУ. Именно в начале 30-х гг. вновь и вновь имели место аресты членов Общества, вызывавшие большое возмущение как раз его беспартийных членов. 10 апреля 1933 г. Е.Н. Ковальская-Солнцева написала письмо в Президиум Центрального Совета ОПК, в котором она жаловалась на противоречившее Уставу Общества исключение из него арестованных членов ОПК, еще не осужденных в законном порядке. И в Ленинградском филиале также защищались в форме пассивного сопротивления против исключения Центральным Советом 11 арестованных членов филиала. 60 членов Ленинградского филиала отказались подписаться под резолюцией, подготовленной коммунистической фракцией Совета, в которой санкционировался арест.

Теодорович вел себя в отношении этих событий нейтрально. Напротив, Ярославский, прямо ссылаясь на аресты в Ленинграде, защищал исключения. Его ответ таков:

«Общество никому не позволяет использовать себя как легальную возможность для работы против коммунистической партии, для работы против советской власти. [...] а за таких людей мы ответственности нести не можем».

Это, по его мнению, не преследование ОПК. Борьба против таких лиц абсолютно справедлива. Кроме того, Ярославский обосновывает действия против членов Общества международным положением и внутриполитической ситуацией, отпечаток на которую наложили проблемы коллективизации:

«Мне вам нечего рассказывать о том, в какой обстановке напряженной классовой борьбы не только у нас, но и во всем мире мы сейчас живем. Даже выступление гитлеровцев - нельзя так просто изолированно взять, а они связаны со всем тем, что у нас делается».

За границей только и ждут обострения трудностей в Советском Союзе, чтобы нанести удар. Недаром, указывает Ярославский. «такие расчеты» составляются как раз тогда, когда мы оказались вынужденными на Северном Кавказе особенно жестко действовать против кулаков. В тот же момент снова активизировались эсеры и белогвардейцы и создали свою организационную структуру.

«Вот этим объясняется то, что за последнее время пришлось прибегнуть к арестам даже среди членов общества Политкаторжан. Часть членов общества Политкаторжан оказалось прямо замешаной в участии подпольной эсэровской организаций. Среди них оказался даже один из членов нашей партии, некий Михайлов [...] и, по-видимому, принимал участие даже в самом создании этой организации».

Наконец, Ярославский связывает усиленную активность эсеров и белогвардейцев еще и с документом Рютина. Этот документ, точно так же, как и эсеровская подпольная организация, был нацелен на фазе обостренной классовой борьбы на то, чтобы отвести партию от генеральной линии, что равнозначно попытке реставрации капитализма.

...

Теодорович в заключение делает ещё мужественное дополнение:

«Я должен сказать, что, конечно, мною делались ошибки, но не надо трубить о них, не надо так полемизировать с моими ошибками, как полемизировал царизм с Чернышевским, поставив его к позорному столбу и сломав его шпагу».