Современные российские исследований международных отношений

Цыганков- конструктивист, Хрусталев - либерализм, один из ведущих специалистов в области системного моделирования международных отношений и внешней политики, Шаклеина- структурный анализ, Богатуров - политический реализм, анализу проблем международной стабильности и становлению нового миропорядка, а также особенностям функционирования региональных субсистем вписались в процесс исследования новых реалий, связанных с изменением места и роли нашей страны в постбиполярном мире.

Схожую позицию по вопросу о постепенном растворении американской идентичности и её значимой роли в глобальной политике занимает Т.А. Шаклеина. Однако если А.Д. Богатуров склонен считать, что «мировой порядок, который держится на американских ресурсах, не демократичен, но не так уж и плох» и в конце концов хорош тем, что по крайней мере обеспечивает стабильность, то по мнению Т.А. Шаклеиной, правильнее говорить о сложившейся за десятилетия иллюзии того, что «США – это единственный возможный лидер и без них всё пойдет не так как надо». Т.А. Шаклеина полагает, что если США «действительно хотят, чтобы их признали лидером (и не ненавидели за гегемонизм), им придется согласиться с изменением собственных ценностей, традиций, институтов, культуры, чтобы «совместиться» с остальным миром, а не только совмещать его собой.

Теоретический контекст развития интеллектуальной ситуации в России испытывал сильнейшее влияние процессов, развивающихся на Западе. Он был по-своему не менее сложным, но совершенно иным. Исследования глобализации проявили себя в России поздно (не ранее 1997-1998 годов) пережили взлет и стали терять популярность, как и в западных странах, в первые годы нового века. Случайно или закономерно – впервые за полтора десятилетия произошла синхронизация развития научной жизни в России и на Западе. Однако в России разработки в русле глобализации не замещали мирополитические исследования. Во второй половине 90-х годов в ряде российских университетов были созданы новые структуры, которым было вменено в обязанность заниматься мирополитической проблематикой. Если на Западе проблематика глобализации растворила мировую политику, то в России она стала частью ее предметного поля. За десять лет российский контекст поиска теории мировой политики стал определяться наличием трех групп авторов. Первыми по продуктивности среди них оказались «прагматики». В их круг вошли представители как политико-социологической, так и историко-политической школ, которых интересовала мирополитическая проблематика. Круг авторов никак не коррелировал с их принадлежностью к тем или иным исследовательским центрам, и сами авторы составляли неоднородную группу. Одни осмысливали реальность критически (Н.А. Косолапов, А.Г. Володин, Г.К. Широков, В.Б. Кувалдин, Б.Г. Капустин, покойный А.С. Панарин), другие стремились подойти к ней формалистически-нейтрально (М.А. Чешков, Н.А. Симония, В.Г. Хорос, А.Д. Богатуров), третьи – склонялись к полезности примирения с ней (А.Ю. Мельвиль, М.М. Лебедева, В.В. Иноземцев, В.В. Михеев, В.М. Кулагин).

По-разному осмысливая новую ситуацию, ученые были едины в интуитивном стремлении найти вариант концептуализации, который, с одной стороны, был бы адекватен действительности, а с другой – не порождал бы стимула «восстать против нее» или от нее отгородиться. Мысль использовать в этих целях идею мировой политики посредством ее доработки в ключе синтеза основных аналитических подходов родилась на стыке конкурентного сопоставления всех этих взглядов. Де-факто «прагматикам» противостояло течение «фундаменталистов-охранителей». Они главным образом, но не исключительно, представлены в публикациях группы отечественной вульгарной геополитики А. Дугина. Подчеркивая свое национал-патриотическое «я», это течение на самом деле испытывает сильнейшее влияние западной («новой» американской и «старой» германской) политологии, но прежде всего - школы вульгарной геополитики З. Бжезинского24. Катастрофическая распространенность книг русской и американской вульгарной геополитики в виде печатных продуктов Дугина и Бжезинского формирует в России (особенно в регионах) интеллектуальную среду, в которой понимание мирополитического подхода, конечно, затруднено. К «фундаменталистов-охранителей» примыкают труды профессиональных, но консервативных историков, полагающих возможным анализировать современные международные отношения путем «литературно-редакционного исправления» тех концепций, которыми отечественная наука пользовалась в 40-х - 80-х годах прошлого века. Эти работы представляют собой версии изложений на базе исправлений и сокращений текстов «Истории дипломатии», трех изданий учебника «История международных отношений и внешней политики СССР» и двухтомника «Внешняя политика Советского Союза». Конечно, выход подобных книг был во многом связан с нехваткой серьезных новых трудов по международным отношениям. Но приходится констатировать, что попытки осмыслить международные отношения последних десятилетий таким образом оказались неудачными и в методологическом, и в содержательном отношениях25. Третью группу авторов составили ученые собственно «историко-политического корня», которые не отвергали политологию, но чувствовали себя увереннее не на ее методологическом поле, а на платформе либерального «политического историзма». Эта школа обогатила 90-е годы рядом ценных работ. Они выходили в Институте всеобщей истории и Институте российской истории РАН под руководством и при непосредственном участии А.О. Чубарьяна, М.М. Наринского, Л.Н. Нежинского, А.М. Филитова, Н.П. Егоровой, Арт.А. Улуняна26. Книги авторов этого ряда представляли собой важный шаг к нахождению оптимального сочетания классической истории с политической наукой, правда, с акцентом на методологии первой. Наконец, важно отметить, что на стыке между «прагматиками» и исследователями историко-политического направления работает целая группа ученых, принадлежность которых трудно определить однозначно. Они тяготеют к мирополитическому подходу, но в то же время выпускают работы исторического профиля. В Москве эту группу составляет довольно многочисленный коллектив авторов вышедшей в свет «Системной истории международных отношений в четырех томах» (М.А. Хрусталев, Т.А. Шаклеина, А.Д. Воскресенский, В.И. Батюк, Б.Ф. Мартынов, С.И. Лунев, П.Е. Смирнов, Д.В. Поликанов и др. Хотя контекст поиска теории мировой политики определялся наличием трех упомянутых платформ и промежуточной группы ученых, сам этот поиск вела немногочисленная группа авторов, при этом интеллектуально между собой почти не связанных. Для всех них вместе построение инструментальной концепции мировой политики не составило бы особого труда. Но они работали порознь, и панорамного видения не получалось. Его не дало и течение политической социологии, лучше других оформленное организационно и первым представившее вариант обобщенного видения предмета28. В то же время в политико-социологической версии понимания мировой политики было мало интереса к тому, что называется реальной мироцелостностью во всех ее действительных противоречиях, к системным аспектам международных отношений, хитросплетениям практического взаимодействия между государствами. Было заметно «формальное» отношение к понятиям «реалистического» ряда - национальный (государственный) интерес, власть, сила и т.д. Сквозила недооценка необходимости конкретно-событийных привязок заключений к фактуре международной действительности29.