История развития учения о гипнозе и внушении

Использование таких удивительных и еще не достаточно изученных состояний пси­хики человека, как внушаемость и гип­ноз, уходит своими корнями в доисторическое прошлое. Внушение в бодрствующем состоянии и особенно в гип­нозе использовали жрецы и шаманы, вожди и полковод­цы, целители и мистификаторы.

В одном из самых древних источников о способах врачевания — египетском папирусе Эберса (XVI в. до н. э.) содержится описание 900 прописей целитель­ных трав и снадобий. Но самым примечательным яв­ляется начало папируса, которое звучит примерно так:

«Слова, которые следует произносить четко и произно­сить часто, как только возможно, прикладывая лекар­ство к больным членам, для того чтобы уничтожить поразившие их страдания: «Изис, освободившая Ози-риса, избавившая Гора от злополучных деяний, его брата Сета, убившего своего отца Озириса, о, Изис, великая богиня заклинаний! Освободи и меня от всего злого, от боли и злоумышленных действий, освободи меня от бога и богинь страдания, от смерти, от того, что проникло в меня...». Во всем тексте папируса настойчиво проводится мысль о необходимости сопро­вождать принятие каждого лечебного средства обраще­нием к богам и духам. Например, при принятии ле­карства внутрь (питье, порошки) необходимо произне­сти заклинание: «Помоги! Иди и изгони то, что нахо­дится в моем сердце и моих членах. Заклинания бла-

 

готворны в сопровождении лекарств и лекарства бла­готворны в сопровождении заклинаний».

Использовали древние жрецы внушение и в состо­янии гипноза. В греческом храме, посвященном бо­гу-врачевателю Асклепию, имелось специальное поме­щение — абатон, где паломники» пройдя предваритель­ные сложные процедуры богослужения» погружались в искусственный сон, во время которого слышали голос Асклепия. Характерно, что стены храма были составлены из огромных каменных плит, на которых были вырезаны надписи с подробным описанием на­иболее выдающихся исцелений, свершившихся в храме. Этот прием, усиливающий суггестию, применяют и в наши дни многие психотерапевты.

Одним из наиболее искусных древних психотерапев­тов, согласно книгам Нового Завета, был Иисус Христос. В VIII главе Евангелия от Матфея описывается, как Христос исцелил двух «весьма свирепых», переселив из них бесов в стадо свиней: «И он сказал им: идите. И они, вышедши, пошли в стадо свиное. И вот, все стадо свиней бросилось с крутизны в море и погибло в воде» (стих 32). В главе IX (стихи 27—35) рассказывается об исцелении словом слепых и немых. Евангелие от Луки (гл. VIII) свидетельствует о мгновенном исцелении женщины, две­надцать лет страдавшей от кровотечений (стихи 43—44).

Удивительно и то, что сам Иисус понимает силу вну­шения и самовнушения. Он говорит людям, идущим к нему за исцелением: «По вере вашей да будет вам».

Широко распространено внушение и самовнушение в странах Востока, особенно в Индии. Швейцарский этно­граф Штолль в своей книге «Гипноз и внушение в психо­логии народов» рассказывает о том, как йог Харид по­средством самовнушения погрузил себя в состояние, близ­кое к анабиозу, и пробыл в таком состоянии в деревянном ящике без пищи и воды в течение 40 дней.

Велика в Индии и вера в могущественную чудотвор­ную силу заклинаний. Вот одно из них, взятое из тайной книги брахманов «Атхарваведы»: «Раны на теле, исчез­ните. Это 55 или 67, или 99 страданий, которые исчезают все». Заклинание сопровождается ритуалом: брахман рас­качивается в такт заклинанию и сжигает на огне опреде­ленное количество листьев какого-либо растения. Закли-

 

нание оказывает свое исцеляющее воздействие, если про­износится 70 раз.

Светоний и Тацит свидетельствуют, что царь Пирр и император Веспасиан излечивали прикосновением боль­шого пальца правой ноги. Короли Франции и Англии исцеляли своих подданных наложением руки.

Однако эти психотерапевтические приемы, выработанные храмовой медициной, были поставлены свя­щеннослужителями с ног на голову. Люди отнимали у себя свои достижения, чтобы отдать их богу, а затем вымаливать у него то, что создано их собст­венным разумом и опытом.

** *

Учение о гипнозе неразрывно связано с именем вен­ского врача Франца Антона Месмера (1734—1815). Это был один из образованнейших людей своего времени. Он имел три диплома: доктора медицины, права и филосо­фии. Месмер музицировал с Вольфгангом Амадеем Мо­цартом, был дружен с его отцом, Леопольдом Моцартом. Изредка, в свободное от науки и музыки время, Месмер практиковал как врач. Используя в качестве лечебного средства магнит, введенный в практику Парацельсом еще в начале XVI в., Месмер неожиданно для себя обнаружил, что лечебный эффект у определенной категории больных наступает и в тех случаях, когда вместо магнита он прикасается к ним своей рукой. Из этого он сделал вывод о том, что целебная сила заключается не в магните, как утверждал Парацельс, а в руках целителя. Собственное открытие поставило Месмера в тупик, но как добросове­стный ученый он стал искать этому явлению теоретиче­ское объяснение. В результате он создал теорию, сущ­ность которой сводится к следующему: Вселенная про­низана особого рода невидимой субстанцией — магнети­ческим флюидом (от греч. fluldas — текущий), и отдель­ные, особо одаренные личности (к ним Месмер причислял и себя) обладают способностью «накапливать» в себе магнетические флюиды, а затем непосредственно или через специальные приспособления передавать их другим людям.

 

Для лечения больных Месмер сконструировал специ­альные «бакэ» (чаны, наполненные железными опилка­ми). В крышке каждого чана были сделаны отверстия, из которых наружу выходили подвижные железные стерж­ни. Больные располагались вокруг бакэ, брались за стер­жни и друг за друга, образуя длинные цепочки. Сам Месмер выходил в лиловой одежде и «намагничивал» чаны, прикасаясь к ним хрустальным жезлом. Во время сеанса играла нежная музыка. Больные доводили себя до состояния «кризиса», во время которого они плакали, кричали, корчились в судорогах. Потом их переносили в специальный зал, где они, изможденные судорогами, засыпали, а очнувшись ото сна, чувствовали себя осво­божденными от страданий.

Месмер не был шарлатаном. Он был глубоко уверен в правоте своей теории, которую считал «физиологической и рационалистической» (Chertok, 1972). Он был убежден, что существование флюида так же реально и материаль­но, как, например, действие металлического магнита. Однако Месмер утверждал, что открытый им «животный магнетизм» существенно отличается от действия магни­та, и смутно догадывался, что кроме флюидов на больного воздействуют еще «какие-то силы». Отсюда и все эти ритуалы с камзолом, музыкой, жезлом... Не следует забывать, что в XVIII в., веке энциклопедистов, еще процветало суеверие, вера в колдовство и т. д. В то время еще сжигали колдуний на кострах (последняя была сож­жена в 1782 г.).

В 1774 г. месмеровская теория «магнетических флю­идов» рассматривалась на совместном заседании Фран­цузской академии и Королевского медицинского обще­ства, в котором принимали участие такие видные ученые, как Лавуазье, Франклин, Жюсье, Байли. Приговор ко­миссии экспертов был достаточно суров и категоричен. Животный магнетизм был осужден. Целебное действие (а его отрицать было невозможно) приписывалось не флюи­дам, существование которых ставилось под сомнение, а... воображению. «Воображение без магнетизма вызывает конвульсии, — говорилось в заключении, — а магнетизм без воображения не вызывает ничего». Но главное заклю­чалось в том, что осуждены были не только теория Месмера, но и сам метод лечения, который, по мнению

 

23

академиков, «отрицательно влияет на нравственные ус­тои общества».

В 1776 г. Месмер переезжает в Париж, добивается аудиенции у короля Франции Людовика XVI и заручается поддержкой королевы Марии-Антуанетты. На научный Олимп оказывается давление, но Академия остается не­преклонной в своем решении. В годы французской рево­люции Месмер эмигрировал в Швейцарию, где умер в забвении и безвестности в 1815 г. Но семена, посеянные им, дали свои всходы. В 1882 г. Французская академия под влиянием работ Шарко признала метод лечения гип­нозом научно обоснованным, то есть одобрила по сущест­ву то, что сто лет назад решительно отвергла.

В 1818 г. поклонник Месмера Шостенье де Пьюнсегюр, практикуя «магнетические» пассы, открывает наиболее глубокую стадию гипноза — сомнамбулизм. Магнетизи­руя больного, Пьюнсегюр убеждается в том, что пациент погружается в состояние «магнетизма» не только в результате прикосновений, но и под воздействием слова, приказа. Выходит, флюиды здесь ни причем, а главный действующий фактор — внушение?

Однако началом научного изучения гипноза следует все-таки считать исследования английского хирурга Джеймса Брейда (1795—1860). Присутствуя на сеансах известного французского магнетизера Шарля Лафонтена (внука знаменитого баснописца), Брейд обратил внимание на то, что подопытный, впавший в состояние «магнетиз­ма», не может открыть глаза, пошевелить рукой и вообще напоминает спящего человека. Брейд решает сам продол­жить опыты по «магнетизации», но применяет при этом свой оригинальный метод. Он предлагает пациенту фик­сировать взор на любом предмете, например на горлышке бутылки, и не думать ни о чем, кроме сна. Результаты опытов превзошли ожидания. Все пациенты после не­скольких минут общей расслабленности и фиксации взгляда впадали в состояние, которое Брейд назвал гип­нозом (по-гречески — сон).

Результаты своих опытов Брейд опубликовал в книге «Нейрогипнология». Он рассматривал гипноз как особый вид сна, наступающий в результате утомления сосредото­ченного взора и внимания, расслабления мышц и замед­ленного дыхания.

ГИПНОЗ И ВНУШЕНИЕ

Для объяснения механизма гипноза Брейд использовал гипотезу о моноидеизме, или о состоянии схваченности одной единственной мыслью. Это состояние, как он полагал, возникает у загипнотизированного в результате сосредоточения взора и мысли на одном предмете.

Теоретическое объяснение Брейдом гипноза с точки зрения наших дней представляется несколько наивным, но практические наблюдения, сделанные им, не потеряли своей актуальности и сегодня.

Брейд одним из первых отметил тот факт, что воспри­имчивость людей к гипнотизации — гипнабельность — неодинакова и зависит не столько от личности гипноти­зера, сколько от состояния нервной системы пациента. Он обратил внимание на то, что глубина гипноза у различных людей может быть различной, а иногда меняется на протяжении одного и того же сеанса. Брейд убедился в особой силе внушения в состоянии гипноза и использовал этот эффект как метод лечения истерических параличей, припадков, амоврозов. Но главной заслугой Брейда явля­ется то, что он был первым, кто взглянул на гипноз как на явление земное, материальное, вызванное естествен­ными, физиологическими причинами.

После смерти ученого центр изучения гипноза переме­стился во Францию. Точнее, во Франции образовались два центра по изучению гипноза: первый в Сальпетриере (под Парижем) во главе с всемирно известным неврологом и психиатром Жаном Мартеном Шарко (1825—1893) и второй в Нанси во главе с профессором терапевтической клиники университета Ипполитом Бернгеймом (1837—

1919).

Поводом для новой волны интереса к гипнозу во Франции послужил тот факт, что Шарко была поручена проверка эффективности вошедшей в ту пору в моду металлотерапии.

Так, французский исследователь Бюрк примерно в 1850 г. сделал наблюдение, что если больная в состоянии сомнамбулизма дотрагивается до медной ручки двери, то впадает в каталепсию. Этого не происходило, если на ручку двери была предварительно надета резиновая пер­чатка. В 1876 г. Бюрк, накопив большой фактический материал, обратился к президенту французского Биоло­гического общества, и тот назначил комиссию по изуче-

 

25

нию этих фактов. В состав комиссии вошел и Шарко. Комиссия подтвердила факты, полученные Б юрком, но не сумела дать им убедительного теоретического объясне­ния. Работая в комиссии, Шарко заинтересовался гипно­зом как методом воздействия на больных. В ту пору его интересовал механизм возникновения неврозов, особенно истерии. И тот факт, что многие симптомы истерии в состоянии гипноза буквально «на глазах» исчезали или, наоборот, проявлялись, привели Шарко к выводу о том, что гипноз является не чем иным, как искусственно вызванным истерическим неврозом.

Шарко разработал свой «шоковый» метод гипнотиза­ции. Пациента вводили в полузатемненный зал. Вдруг раздавался оглушительный звук гонга. Перед глазами вспыхивал яркий свет, и пациент впадал в состояние гипноза. Шарко выделил три стадии глубины гипноза:

каталепсию, летаргию и сомнамбулизм.

Но главная заслуга Шарко, пожалуй, заключается в том, что он привлек к гипнозу внимание мировой научной общественности. Под его влиянием изучением гипноза занимались такие видные ученые Парижа, как неврологи Поль Риже и Жиль де ля Турет, Ж. Бабинский, Шарль Фере, психиатр Пьер Жане, патофизиолог Альфред Бине и многие другие.

Представители нансийской школы (Бернгейм, Дюмон, Бонн и др.) считали, что гипноз — это психологический феномен, связанный с внушением. Они рассматривали гипноз как результат того, что гипнотизируемый подда­ется внушающему влиянию гипнотизера, не обнаруживая при этом достаточной критики к полученному внушению. Широко известно утверждение нансийцев: «Гипноза нет, есть только внушение». В то же время они категорически отрицали болезненную, истерическую природу гипноза.

Между парижской и нансийской школами гипнологов развернулась длительная и достаточно острая научная дискуссия. В конечном итоге на первом Международном конгрессе физиологической психологии, состоявшемся в Париже в 1889 г., нансийцы одержали убедительную победу.

Следует, однако, отметить, что ошибок не избежала ни та, ни другая школа. Если Шарко, идентифицируя гипноз с истерией, ограничил рамки его лечебного применения,

 

то Бернгейм и его сторонники, отождествляя понятия гипноз и внушение, тем самым отрицали самостоятельность гипноза и существование его вне сферы вербального воздействия.

С современных позиций следует признать, что, хотя гипноз и внушение взаимосвязаны, тем не менее они представляют собой отличные друг от друга явления хотя бы уже потому, что в гипноз можно погрузить не только человека, но и животных, в то время как восприятие словесного внушения присуще только человеку.

Было бы неверно думать, что изучением гипноза в 60—80-е годы XIX в. занимались исключительно в Анг­лии и Франции.

Большой вклад в изучение гипноза сделал шведский психотерапевт Отто Веттерстранд, опубликовавший кни­гу «Гипнотизм и его применение в медицине» (переведена на русский в 1893 г.), в которой он описывает особенности лечения гипнозом соматических заболеваний (болезни сердца, астма, болезни желудка), впервые ставит вопрос о лечении гипнозом хронического алкоголизма.

Немалую роль в развитии учения о гипнозе сыграли труды немецких врачей Левенфельда и Молля.

Одновременно с работами Шарко, Бернгейма, Бони профессор физиологии Харьковского университета В. Я. Данилевский (1852—1939) в многочисленных экспериментах показал возможности гипнотического воздей­ствия на животных. Свои исследования он начал в 1874 г. и проводил их на самых различных представителях жи­вотного мира: лягушках, ящерицах, змеях, тритонах, черепахах, крокодилах, речных раках, морских крабах, лангустах, омарах и каракатицах, различных рыбах и птицах. А в 1891 г. он выступил с докладом на IV съезде Общества русских врачей в Москве, где на основании огромного материала и тонких экспериментов убедитель­но доказал единство природы гипноза у человека и жи­вотных, нанеся тем самым ощутимый удар по взглядам нансийскоЙ школы.

На этом же съезде с докладом «Терапевтические при­емы гипнотизма» выступил ученик и последователь С. С. Корсакова. А. А. Токарский (1859—1901). Страст­ный сторонник внедрения гипноза в лечебную практику, А. А. Токарский говорил в своем докладе: «Смешно было

 

27

бы думать, что гипнотизм вырос где-то сбоку, за дверями храма науки, что это подкидыш, воспитанный невежда­ми. Можно только сказать, что невежды его достаточно понянчили и захватали руками». Прошло сто лет, но слова, сказанные А. А. Токарским, и сейчас звучат с прежней страстностью и актуальностью. В начале 80-х годов А. А. Токарский впервые начал читать курс физи­ологической психологии и гипнотерапии на медицинском факультете Московского университета.

Известно о благосклонном отношении А. А. Токарско-го к народным целителям и даже служителям церкви, использовавшим методы прямого и косвенного внушения в лечебных целях. В 70—80-х годах в селе Нахабино (под Москвой) священник Сергий Пермский исцелял хрониче­ских алкоголиков посредством того, что брал с них «за­рок» не пить спиртного. При этом заставлял их целовать крест и Библию. В проповеди, предшествующей этому ритуалу, отец Сергий убеждал в том, что христианин, вновь начавший пить после «боговдохновленного заро­ка», совершает тяжкий грех. Таким образом отец Сергий излечил около 30 тысяч человек, которые создали свои общины «чаепитников».

А. А. Токарский специально ездил смотреть, как ис­целяет алкоголиков отец Сергий, отнесся к тому весьма одобрительно, а вернувшись, сказал: «Ничего, кроме вну­шения и гипноза, я там не видел» никаких «чудес», никакой «воли божей» — обычная психотерапия «верой». Обо всем этом он рассказал в своей книге «Терапевтиче­ское применение гипнотизма» (Токарский, 1890).

Большую роль в развитии отечественной и мировой психотерапии сыграл В. М. Бехтерев (1857—1927).

Родился В. М. Бехтерев 20 января 1857 г. в селе Сорали Елбушского уезда Вятской губернии в семье станового пристава. В 1873 г. он поступил в про­славленную Медико-хирургическую академию. Дело не обошлось без курьезов. При поступлении выяснилось, что этому огромному, похожему на Илью Муромца, парню нет еще 17 лет. Двери академии захлопнулись, но Володя Бехтерев был не так прост. Он пошел домой к начальнику академии профессору Я. А. Чи-стовичу и сумел убедить его, что дело не только в количестве прожитых лет...

28

Способности и работоспособность этого человека были поистине легендарными. Будучи слушателем академии, он успел побывать на войне с турками за освобождение Болгарии, участвовал в нескольких студенческих заба­стовках, был одним из организаторов бойкота физиолога И. Ф. Циона, чем на всю жизнь нажил себе недоброже­лателя в лице молодого И. П. Павлова.

В 1878 г. В. М. Бехтерев окончил академию и был оставлен в должности врача-стажера при кафедре психи­атрии, которую возглавлял И. П. Мержеевский, ученик и преемник родоначальника отечественной психиатрии И. М. Балинского.

В 24 года В. М. Бехтерев блестяще защищает доктор­скую диссертацию, а в 1884 г. в возрасте 27 лет команди­руется за границу... И снова пути удмурта с Вятки пересеклись с И. П. Павловым. Тот был на 9 лет старше В. М. Бехтерева» работал в ту пору в физиологической лаборатории при клинике С. П. Боткина, но имел меньше научных работ и был менее известен как ученый. Из трех кандидатов в заграничную командировку (Бехтерев, Ле­вашов и Павлов) конференция академии отобрала только двоих — В. М. Бехтерева и клинициста С. В. Левашова. И. П. Павлов был глубоко оскорблен таким решением конференции и косвенно обижен на В. М. Бехтерева.

Находясь в заграничной командировке в Лейпциге, В. М. Бехтерев в декабре 1884 г. получает официальное приглашение, подписанное министром народного просве­щения Деляновым, занять кафедру психиатрии в Казанском университете. И снова проявляется характер ученого. Прежде чем дать свое согласие, он ставит три условия:

организовать в Казани клинику душевных болезней, уч­редить дополнительную должность ассистента кафедры и продлить сроки его командировки с целью стажировки в клинике Шарко. Все требования В. М. Бехтерева были удовлетворены. До весны 1885 г. он стажируется в Саль-петриере, увлекается гипнологией, успевает еще побывать в Вене у «знатока мозга» Мейнрета и осенью уезжает в Казань. С первых дней пребывания в Казани В. М. Бехтерев стал активным поборником лечения гипнозом и внушением.

В 1893 г. в возрасте 36 лет В. М. Бехтерев был назначен начальником кафедры душевных и нервных болезней

Военно-медицинской академии. Он сменил на этом посту И. П. Мержеевского.

И. П. Мержеевский был отличным клиницистом, морфологом, но к психотерапии, особенно к лечению гипно­зом, относился скептически. Возможно, этому способст­вовал нездоровый «гипнотический бум», который про­катился по всей Европе и достиг своего апогея в России в середине 80-х годов.

И. П. Мержеевский добивается решения Медицинского совета об осторожном применении гипноза во врачеб­ной практике. После этого могли прибегать к гипнозу только с разрешения администрации и обязательно в присутствии второго врача.

Заняв кафедру, В. М. Бехтерев настоял на отмене этих ограничений. Сам Бехтерев в лечении больных широко пользовался внушением под гипнозом. Когда в юбилей­ном для Военно-медицинской академии 1898 г. В. М. Бех­тереву предложили выступить с актовой речью, он посвя­тил ее роли внушения в общественной жизни. Позже, в 1903 г., эта речь была издана отдельной книгой: «Внуше­ние и его роль в общественной жизни».

Некоторые положения, высказанные В. М. Бехтеревым в этой книге, актуальны и в наши дни. Прежде всего он четко разграничивает в ней такие понятия, как убеж­дение, внушение и гипноз.

Убеждение, по его мнению, входит в сферу психиче­ской деятельности при посредстве личного сознания, ус­ваивается нами путем обдумывания и осмысленной пере­работки, становясь прочным достижением нашего Я.

«Внушение, — утверждал В. М. Бехтерев, — сводится к непосредственному прививанию тех или других психических состояний от одного лица другому, — прививанию, происходящему без участия воли вос­принимающего лица и нередко даже без ясного с его стороны сознания».

Гипноз, по В. М. Бехтереву, представляет собой «не что иное, как искусственно вызванный видоизмененный нормальный сон», при котором, однако, сохраняется кон­такт с гипнотизером. «У загипнотизированного, — пишет В. М. Бехтерев, — наступает особое состояние пассивности, в силу чего внушение действует на него столь подавляющим образом».

 

30

Внушения могут иметь форму приказаний, лозунгов, личного примера... «Команда действует не только силой страха за непослушание, но и путем внушения или при­вивки известной идеи... Пример тоже может действовать как внушение, ведущее к совершенно невольному и без­отчетному подражанию». Сначала идеологическая обра­ботка, потом строевая муштра, развивающая пассивную подчиняемость, потом приказ: «Иди и убей!» Идет и убивает. Таков механизм поведения солдат на войне.

«Внушение, — утверждает В. М. Бехтерев, — действует путем непосредственного прививания психических состояний, то есть идей, чувствований и ощущений, не требуя вообще никаких доказательств и не нуждаясь в логике... внушение действует прямо непосредственно на психическую сферу другого лица путем увлекательной и взволнованной речи, жестов, мимики».

Пути передачи психического состояния с помощью внушения более многочисленны и разнообразны, нежели пути передачи мыслей путем убеждения. Поэтому «вну­шение представляет собой гораздо более распространен­ный и нередко более могущественный фактор, нежели убеждение».

Внушение, как правило, сочетается с взаимовнушением и самовнушением, которые могут привести к психиче­ским эпидемиям. Их характер в значительной мере опре­деляется господствующими в данный период воззрения­ми. Так, для XVI в. были характерны «эпидемии» кол­довства, для XVII в. — бесноватость, одержимость, для XIX в. — мании величия и преследования.

При В. М. Бехтереве была распространена вера в спиритов, в «духов», не утихала деятельность мистифи­каторов и шарлатанов. Внушенные идеи В. М. Бехтерев называл «психическими микробами». «Не подлежит со­мнению, — говорил он, — что... психический микроб в известных случаях оказывается не менее губительным, нежели физический микроб, побуждая народы время от времени к опустошительным войнам и взаимоистреблению, возбуждая религиозные эпидемии и вызывая, с другой стороны, жесточайшие гонения новых эпидемиче­ски распространяющихся учений».

Всю свою сознательную и плодотворную жизнь В. М. Бехтерев способствовал внедрению в практику ме-

дицины гипносуггестивной терапии. И когда в декабре 1927 г. В. М. Бехтереву, в ту пору признанному лидеру отечественной невропатологии и психиатрии, предложи­ли выступить на I Всесоюзном съезде невропатологов и психиатров, он сделал доклад о коллективном лечении внушением под гипнозом больных алкоголизмом.

Триада условий, определяющих сущность и эффектив­ность этого метода лечения (триада Бехтерева), не утра­тила своей актуальности и в наши дни. Она включает в себя:

• разъяснительную беседу рационального плана;

• внушение в гипнозе;

• обучение участников группы формулам самовнуше­ния.

Этот свой доклад В. М. Бехтерев сделал за 30 часов до смерти.

История отечественной психотерапии, естественно, не ограничивается именами В. Я. Данилевского, А. А. Токарского, В. М. Бехтерева. Большой вклад в развитие патогенетической психотерапии внес В. Н. Мясищев, активизирующей терапии — С. И. Консторум, психосо­матической терапии — К. И. Платонов, эмоционально-стрессовой терапии — В. Е. Рожнов. За каждым из этих имен стоят десятки их учеников.

Отечественная психотерапия немыслима и без таких имен, как Е. Н. Довбня, Ф. Е. Рыбаков, В. Н. Хорошко, П. П. Подъяпольский, А. И. Яроцкий, А. Ф. Лазурский, Ю. В. Каннабих, В. М. Нарбут, Ф. Д. Неткачев, В. А. Ги­ляровский, М. П. Кутанин, М. В. Стрельчук и многие другие.

История отечественной психотерапии по-существу яв­ляется историей развития учения о гипнозе и внушении.

Недирективные методы психотерапии, в том числе и психоанализ Зигмунда Фрейда, нашедшие в России бла­годатную почву в начале века, в 30-х годах были осужде­ны как метафизические, чуждые материалистическому мировоззрению, и на них было наложено табу. Вместе с мыльной пеной был выплеснут и младенец.

Следует отметить, что и сам Фрейд сыграл отрицательную роль в истории развития гипнологии, совершив ту же ошибку, что и ортодоксальные гипнологи по отноше­нию к психоанализу.

Фрейд сначала интересовался гипнозом, ездил изучать его технику к Шарко и Бернгейму, но потом, встав на позиции психоанализа, предал гипноз анафеме. В 1910 г. с кафедры Кларковского университета в Америке он говорил: «Вскоре гипноз стал для меня неприятен, как капризное и, так сказать, мистическое средство. Только когда вы исключите гипноз, вы сможете заменить сопро­тивление и вытеснение и получите действительно пра­вильное представление о патогенном процессе». Быстрое распространение идей психоанализа на Западе и автори­тет Фрейда сыграли свою роль. Интерес к гипносуггестив-ной терапии в начале века в странах Запада заметно снизился и только благодаря работам последних 3—4 десятилетий начал возрождаться вновь.

Решением Британской медицинской ассоциации в 1955 г. гипноз полностью реабилитирован в Англии. В 1958 г. Американская медицинская ассоциация офи­циально включила гипноз в медицинскую терапию. В 1955 г. во Франции была издана Медико-хирургиче­ская энциклопедия, в которой гипнозу (том «Психиат­рия») посвящена отдельная глава. Однако лишь в 1965 г., после 65-летнего перерыва, в Париже состоялся III Меж­дународный конгресс по гипнозу.

Это не означает, что психотерапия на Западе пол­ностью ориентирована на внушение и гипноз, но время и здравый смысл способствуют все большему сближе­нию директивных и недирективных методов психоте­рапии.

Единой теории, объясняющей природу гипно­за, в настоящее время нет. Существуют отдельные кон­цепции, в той или иной степени обоснованные системы взглядов на механизм этого явления. Остановимся на некоторых из них.

Нейродинамическая теория И. П. Павлова. По И. П. Павлову, гипноз — это частичный сон. Он представ-

 

 

ляет собой промежуточное, переходное состояние между бодрствованием и сном, при котором на фоне затормо­женных с разной степенью интенсивности участков го­ловного мозга присутствует бодрствующий, «стороже­вой» пункт в коре больших полушарий, обеспечиваю­щий возможность «рапорта» между гипнотизируемым и гипнотизером.

Выделяют три фазы гипнотического состояния: урав­нительную, парадоксальную и улътрапарадоксальную. В уравнительной фазе сильное раздражение вызывает слабую реакцию, а слабое — сильную. В ультрапарадок­сальной фазе реакция может быть получена посредством неадекватного стимула, то есть стимула, на который клетки головного мозга в состоянии бодрствования не реагируют. Например, обычный медный пятак при оп­ределенного рода внушении может вызвать ожог кожи. Парадоксальной фазой И. П. Павлов, а позже К. И. Пла­тонов объясняли необыкновенную силу слова в состоя­нии гипноза, которое в бодрствующем состоянии явля­ется слабым раздражителем.

Следует подчеркнуть, что большинство отечественных гипнологов и в наши дни в понимании природы гипноза стоят на физиологических павловских позициях.

Вместе с тем нельзя не отметить, что многие поня­тия, касающиеся физиологической природы сна, в по­следние несколько десятилетий претерпели изменения.

И. П. Павлов рассматривал физиологический сон как разлитое корковое торможение. Он различал пассивный и активный сон, а сам процесс торможения считал ак­тивным процессом. Последнее предположение ученого гениально, но долгое время не находило развития в ра­ботах его учеников. Начало новых исследований, изме­нивших привычные представления о природе сна, сле­дует отнести к работам австрийца Бергера, а затем ка­надца Джаспера, которые в начале 30-х годов сумели записать ЭЭГ сна и бодрствования, существенно отли­чающиеся друг от Друга.

В 1949 г. американец Мегун и итальянец Моруцци, Раздражая электротоком ограниченную зону ретикуляр­ной (сетевидной) формации, вызывали реакцию пробуж­дения, то есть наблюдали активирующее влияние рети­кулярной формации на кору мозга.

 

Анатомически ретикулярная формация известна дав­но; она расположена по всей длине ствола мозга» соединяя спинной мозг с корой головного мозга. Функциональное же назначение этого образования дол­гое время оставалось неясным. Дальнейшие исследо­вания, начавшиеся с опытов Мегуна и Моруцци, показали, что все афферентные и эфферентные пути от анализаторов к соответствующим зонам коры (спе­цифический поток импульсов) идут через ретикулярную формацию и отдают ей часть энергии. Возникает новый поток импульсов, но уже неспецифический. Воздействуя диффузно на всю кору, этот неспецифи­ческий поток импульсов имеет большое биологическое значение, так как при сигнале «неблагополучия» вклю­чает весь мозг, а не отдельный его участок. В даль­нейшем выяснилось, что ретикулярная формация несет две основные функции: 1) поддерживает бодрствование;

2) вызывает сон (этим объясняются и результаты экспериментов Бремера).

Продолжающиеся исследования показали, что в сете-видной субстанции в нижнем отделе гипоталамуса нахо­дится аппарат, активно организующий ЭЭГ сна (синхро­низирующий аппарат Моруцци), и аппарат, организую­щий ЭЭГ бодрствования (диссинхронизирующий аппа­рат). Синхронизирующий и диссинхронизирующий аппа­раты действуют периодически, ритмично, вызывая сон или бодрствование. Оказалось, что работа этих аппаратов, как и вся жизнедеятельность организма, связана с биоло­гическими ритмами. Постепенно выяснилось, что и сон по своей структуре неодинаков. Он также имеет свою синхронность, свои ритмы. Эти ритмы и отражаются на ЭЭГ.

В настоящее время различают медленный и быстрый сон. Фаза быстрого сна (ФБС) занимает 25 % ночного сна. Медленный сон (ФМС) сменяется быстрым — это и есть «цикл» сна. У здоровых людей за ночь проходит 4—6 завершенных циклов сна. ФБС качественно отличается от ФМС. Несмотря на то что по картине ЭЭГ при ФБС сон более поверхностный, чем при ФМС, разбудить человека в состоянии быстрого сна труднее, чем в состоянии мед­ленного сна. При ФБС отмечаются сновидения, сниже­ние мышечного тонуса, увеличение движений глазных

35

 

 

яблок, «вегетативная буря», усиление гормональной активности.

Таким образом, по современным понятиям, сон — это активный процесс, тесно связанный не только с функцией коры головного мозга, но в еще большей степени с функ­цией подкорки, ретикулярной формации, и говорить сей­час о сне как о «разлитом корковом торможении» озна­чает не учитывать всех механизмов его образования (Вейн, 1970; Кондрашенко, 1963 и др.).

Перенесение физиологических теорий гипноза на че­ловека представляет еще большие трудности при вмеша­тельстве речи. Слово рассматривается И. П. Павловым как сигнал сигналов — стимул столь же материаль­ный, как и любой физический стимул. В то же время И. П. Павлов подчеркивает, что эти два рода стимулов нельзя отождествлять ни с количественной, ни с качест­венной точки зрения из-за прошлого, пережитого челове­ком. Именно здесь, как справедливо отмечает Chertok (1972), возникают затруднения, так как павловская шко­ла не принимает во внимание бессознательных наслоений в аффективной жизни субъекта.

Психоаналитическая теория. Зигмунд Фрейд изложил свои взгляды на гипноз в 1921 г. в книге «Психология масс и анализ личности». По Фрейду, гипноз — это перенесение в сфере бессознательного на личность гипно­тизера врожденных воспоминаний о племенном вожде, вытесненных отношений детей к родителям (например, сына к отцу). Этот феномен перенесения и создает, по мнению Фрейда, неодолимую власть гипнотизера по от­ношению к гипнотизируемому.

Гипнотические взаимоотношения, по Фрейду, имеют эротическую основу. «Гипнотические отношения, — пи­шет Фрейд, — заключаются в неограниченном любовном самопожертвовании, за исключением полового удовлетво­рения».

Последователь Фрейда Ференци (1975) видит в гипнозе возрождение комплекса Эдипа с его любовью и страхом. Отсюда два типа гипноза: «материнский», основанный на любви, и «отцовский», базирующийся на страхе.

Шильдер (Schilder, 1938) в основе гипноза также видит феномен перенесения. По Шильдеру, пациент, приписы-

 

вая врачу всемогущество, тем самым реализует собственные сексуально-инфантильные фантазии.

Важный вклад в психоаналитическую теорию гипноза внес Штеварт (Stewart, 1969). Он утверждает, что гипно­тическое состояние содержит не только вознаграждение инстинктивных потребностей, но и сложное уравновеши­вание влечений и защитных тенденций, в которых зна­чительную роль играют недоверие, враждебность. Иначе говоря, Штеварт допускает, что пациент в состоянии гипноза находится в амбивалентном положении по отно­шению к гипнотизеру, которого он любит и ненавидит одновременно. По Штеварту, гипнотическое состояние базируется на фикции: гипнотизер, если он хочет добить­ся гипнотического транса, должен делать вид, что он всемогущ. Но «бессознательное» пациента «знает», что гипнотизер делает вид, и компенсирует эту ситуацию ощущением, что он сам принуждает гипнотизера к этой фикции и сам контролирует гипнотическую ситуацию.

«Фрейд внушил, — пишет Штеварт, — что гипнотизер поставлен на место идеала Я (сверх-Я) субъекта, но, по моему утверждению, идеал Я поставлен на место гипно­тизера, и это сверх-Я спроектировано и проконтролирова­но субъектом в соучастии с гипнотизером. Таким образом* субъект чувствует себя в большей мере освобожденным от власти собственного сверх-Я и может дать волю появле­нию воспоминаний, до сих пор подавляемых».

* * *

Помимо физиологической теории И. П. Павлова и психоаналитической теории Фрейда, являющихся, по существу, антиподами, существует большое количество концепций, пытающихся объяснить природу гипноза.

Бернгейм, как уже упоминалось, считал гипноз одно