Разборно-коммуналистические отношения

Для этапа раннего первобытного общества была характерна полная собственность раннепервобытного социоисторического организма[2], ранней первобытной общины как на предметы потребления, прежде всего пищу, так и на средства производства. Эта собственность проявлялась в том, что каждый член первобытной общины имел право на долю продукта, добытого другими ее членами, исключительно лишь в силу свой принадлежности к этой социальной единице.

Раннепервобытная община была подлинным коллективом, настоящей коммуной. В ней действовал принцип: от каждого - по способностям, каждому - по потребностям. Соответственно отношения собственности, отношения распределения в этой коммуне следует называть коммунистическими (первобытно-коммунистическими), или коммуналистическими. Раннепервобытное общество было обществом первобытно-коммунистическим, или коммуналистическим.

Понять причину существования на данной стадии общественного развития именно этих, а не иных экономических, производственных отношений помогают два важнейших понятия экономической этнологии: понятие жизнеобеспечивающего продукта и понятие избыточного продукта.

Жизнеобеспечивающий продукт - общественный продукт, абсолютно необходимый для поддержания физического существования членов первобытного коллектива. Весь общественный продукт, превышающий этот уровень, - продукт избыточный. Избыточен этот продукт вовсе не в том смысле, что не может быть потреблен членами общества, а лишь в том, что и без него возможно их нормальное физическое, а тем самым и социальное существование.

Пока весь общественный продукт был жизнеобеспечивающим, никакое другое распределение, кроме коммуналистического, не могло существовать. Любая другая форма распределения привела бы к тому, что часть членов общества получила бы меньше продукта, чем необходимо для поддержания их существования, и, в конце концов, погибла бы. А это привело бы к деградации и распаду самой общины. Появление сравнительно небольшого избыточного продукта также не могло сколько-нибудь существенно изменить ситуацию.

Таким образом, отношения полной собственности коллектива на весь общественный продукт, прежде всего пищу, диктовались объемом этого продукта в расчете на душу его члена, то есть продуктивностью общественного производства. А продуктивность общественного производства - это показатель уровня развития тех сил, которые создают общественный продукт, то есть производительных сил общества.

Возникнув, коммуналистические отношения постоянно развивались. Самая ранняя их форма начала возникать вместе с человеческим обществом. Эти отношения состояли в том, что каждый член праобщины получал свободный доступ к добыче. Он мог, никого не остерегаясь, подойти к туше, оторвать кусок и тут же съесть его. Если этого было недостаточно, он мог взять и потребить другой кусок. Но унести хотя бы небольшую часть мяса с собой он не имел права, ибо это означало бы отстранение всех остальных от доступа к данной части продукта. А это, как указывалось в предшествующем выпуске, считалось нарушением первой в истории человечества нормы поведения и сурово наказывалось. Беря кусок за куском, человек должен был следить за тем, чтобы в результате этих его действий ни один член коллектива не остался бы совсем без мяса. Это тоже расценивалось как отстранение им других членов коллектива от добычи и соответственно каралось. При этой форме коммуналистического распределения никто не получал свою долю от кого-то. Он просто брал ее из общего фонда. Поэтому такого рода отношения можно было бы назвать разборно-коммуналистическими.

Если судить по описаниям некоторых этнографов, в ряде исследуемых ими обществ такие отношения не только бытовали, но и были чуть ли не единственно существующими. Таково, например, относящееся к началу XX в. сообщение датского этнолога Кнуда Расмуссена об одной из групп эскимосов нетсилик (Северная Канада). «Люди одного и того же селения, - писал он об уткиликьялингмиют, - живут совместно летом и зимой в состоянии такого резко выраженного коммунизма, что у них не существует даже дележа охотничьей добычи. Все мясо поедается совместно столь быстро, сколь это возможно, хотя мужчины и женщины едят раздельно».[3]

Это и другие подобного же рода сообщения все же вызывают сомнения. Скорее всего в этих обществах, наряду с разборно-коммунистическими отношениями существовали и другие, более поздние формы коммуналистических отношений, на которые эти ученые не обратили внимания.

Одна из важных особенностей развития первобытных социально-экономических отношений заключается в том, что возникновение новой их формы не означало полного исчезновения старой. Оно на первых порах означало лишь сужение сферы действия старых форм. Последние еще долго продолжали существовать наряду с новыми, причем совершенно не обязательно лишь в форме пережитка. Как отмечают почти все исследователи, в развитых первобытных социоисторических организмах обычно одновременно действовало несколько разных систем распределения общественного продукта, а также и несколько форм обмена.

По-видимому, все бывшие предметом исследования этнологов первобытные общества давно уже миновали стадию, на которой разборно-коммуналистические отношения были единственными. Но во многих этих обществах разборно-коммуналистические отношения продолжали существовать наряду с более высокими формами социально-экономических связей. Чаще всего они сохранялись в сфере распределения пищи.

Суть разборно-коммунистических отношений заключалась в том, что вся пища находилась не только в полной собственности, но и в безраздельном распоряжении коллектива. Ею мог распоряжаться только коллектив в целом, но ни один из его членов, взятый в отдельности. Каждый член коллектива имел право на долю продукта, но она не поступала ни в его собственность, ни в его распоряжение, а только в его пользование. Он не мог ее употребить для какой-либо иной цели, кроме непосредственного физического потребления. Вследствие этого процесс потребления был одновременно и процессом распределения.

Наглядным воплощением основной особенности этих отношений - перехода пищи только в потребление индивида, в его желудок, но не в его собственность и даже распоряжение - был способ распределения и одновременно потребления пищи, бытовавший у целого ряда эскимосских групп. Большой кусок мяса шел по кругу. Каждый мужчина отрезал от него такую порцию, которую мог взять в рот, и передавал следующему, который проделывал то же самое. К тому времени, когда кусок возвращался к тому же человеку, последний успевал прожевать и проглотить первую порцию и отрезал вторую. И таким образом кусок циркулировал до тех пор, пока его не съедали. Подобным же образом шел по кругу и сосуд с супом. Каждый делал глоток и передавал следующему.

Сходные порядки существовали у некоторых групп бушменов. У них большой кусок также переходил от одного присутствующего к другому и каждый при этом брал для себя весьма умеренную долю. Если пищи было мало, то брали ровно столько, сколько можно было проглотить за один прием. В связи со сказанным выше нельзя не вспомнить, что в русском языке слово «кусок» происходит от глаголов «кусать», «откусывать».

В этом же способе распределения находила яркое выражение и еще одна важнейшая особенность данных отношений - обеспечение доступа к пище всех членов коллектива. Ни один член коллектива не мог удовлетворять свою потребность за счет подавления потребностей других его членов. Пока пища имелась - доступ к ней был открыт для всех.

В силу неотделимости процесса распределения от процесса потребления все, что еще не потреблено, продолжало на стадии, когда эти отношения были единственно существующими, находиться в полной собственности и распоряжении всего коллектива. Поэтому каждый член коллектива имел равное с остальными право на долю еще не потребленного продукта. Он мог взять часть его, но с таким расчетом, чтобы это не лишило остальных членов коллектива возможности удовлетворить свои потребности.

Основную массу жизнеобеспечивающего продукта в первобытном обществе составляла пища. Разборно-коммуналистические отношения и возникли прежде всего как отношения собственности на пищу и распределения пищи. Но, возникнув, они неизбежно распространялись и на все вещи, которые подлежали распределению между членами коллектива.

Вещи, находившиеся в разборно-коммуналистической собственности, не могли переходить ни в собственность, ни даже в распоряжение индивидов. Единственным собственником и распорядителем оставался коллектив в целом, а отдельные его члены могли лишь потреблять вещи, пользоваться ими. В силу того, что вещи находились в полной собственности и полном распоряжении коллектива, право пользоваться каждой из них имел любой член общества. Но если вещь была предназначена для индивидуального, а не коллективного пользования, то в каждый данный момент реализовать это право, т.е. физически потреблять ее, мог только один человек. В применении к таким условиям распределение было не чем иным, как реализацией отдельными членами коллектива их права пользоваться вещами, находящимися в полной собственности коллектива.

И здесь мы сталкиваемся с различием в распределении пищи и вещей, вытекающим из различия между физическим потреблением пищи и физическим потреблением вещей. Данную порцию пищи можно было потребить только раз. Съеденная пища переставала существовать и тем самым выпадала из последующего распределения. Иными словами, право на каждую конкретную долю пищи могло быть реализовано только один раз.

В отличие от пищи каждой конкретной вещью можно было пользоваться неоднократно в течение более или менее длительного времени. Поэтому неоднократный характер могло носить и распределение вещи. Право на потребление вещи могло быть реализовано в каждый конкретный момент только одним лицом. Пока он пользовался вещью, права всех остальных членов коллектива на эту вещь носили лишь потенциальный характер. Но как только он переставал пользоваться вещью, любой член коллектива мог реализовать это свое право.

У австралийцев йир-йоронт, как и у подавляющего большинства народов первобытного общества, вещи непрерывно переходили из рук в руки. И в числе других способов их перехода от одного лица к другому один из исследователей называет «апроприацию», определяя последнюю как такое взятие вещи без разрешения владельца, которое не представляет собой кражу, является законным.

Вполне понятно, что разборно-коммуналистической была собственность лишь на пищу, а также на те вещи, пользоваться которыми можно было лишь индивидуально. Вещи, которыми пользовались коллективно, не распределялись между членами коллектива и тем самым не шли в разбор. Они находились просто в коммуналистической собственности. В такой собственности находилась, в частности, земля и ее ресурсы.