Стань птицей живущей в моем небе — КиберПедия 

История создания датчика движения: Первый прибор для обнаружения движения был изобретен немецким физиком Генрихом Герцем...

Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов (88‰)...

Стань птицей живущей в моем небе

2017-08-07 272
Стань птицей живущей в моем небе 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

Помни что нет тюрьмы страшнее чем в голове

Стань птицей не думай о хлебе

Я стану дорогой1

В.Цой

 

Данная тема уже затрагивалась в критике2 - и это закономерно. В текстах Цоя присутствует два слоя образов – социально-актуальный (образ современности) и мифологический. Автор был устремлен к бытийным проблемам, связанным с коренными основами человеческой жизни, и свои размышления облекал в предельно простые слова. Скупость средств выражения обусловлена называнием самого существенного: так в творчестве Цоя определился круг устойчивых образов-символов, восходящих к архетипам, которые, как и в традиционном мифе, образуют бинарные оппозиции (день/ночь, лето/зима, небо/земля, огонь/вода, жизнь/смерть, дорога/дом). У Цоя актуализирован архаический мифологический слой, общий почти для всех культур3.

Главная тема творчества Цоя – тема пути, отражающая становление личности лирического героя, его переход от аморфного состояния через инициацию к осознанию своей судьбы. Инициация – один из так называемых «переходных» обрядов, к которым относятся также рождение, брак, посвящение в шаманы, вожди и, наконец, смерть. Их общий смысл – обретение нового статуса и знания4. В мифах, сопровождавших переходные обряды, мог присутствовать мотив странствия, которое воспринималось как «жизненное странствие"» Мотив зова-ухода характерен и для творчества Цоя. Важны образы, связанные с пространством: Дом, Город, Путь.

Не следует забывать, что «…художественное пространство представляет собой модель мира данного автора, выраженную на языке его пространственных представлений», и часто выражает не пространственные, а ценностные отношения5.

В мифах пространство качественно неоднородно: оно делится на «свое» и «чужое». Архетип Дома означает свое, безопасное, священное пространство, противопоставленное чужому, дьявольскому, попадание в которое равносильно путешествию в загробный мир.

В первом альбоме Цоя «45» герой страдает от отсутствия Дома, что соответствует аморфному состоянию личности («мне везде неуютно», «негде сесть», «некуда пойти»). Он находится либо вне дома («Время есть…», «Алюминиевые огурцы», «Бездельник-1, 2», «Электричка»), либо в чужом доме («Просто хочешь ты знать»), либо неуютно чувствует себя в собственном доме («Солнечные дни», «Мои друзья», «На кухне»). Выражено презрение к домашнему уюту («Когда-то ты был битником»). Чаще всего герой пребывает в толпе, среди безымянных людей, он несвободен в передвижениях. Перемещения героя либо ненаправленны, бесцельны («ноги уносят мои руки и туловище и голова отправляется следом», «и я иду поглощенный толпой», 295), либо продиктованы железной необходимостью («Электричка»). Неопределенность личностного статуса порождает состояние тоски, болезни, бреда, невозможности выразить себя («почему я молчу почему не кричу молчу», 295). В песнях «Дерево» и «На кухне» звучит тоска о Доме.

Альбом «46» открывается песней «Троллейбус», запечатлевшей центральный образ обряда инициации – прохождение через символическую смерть. В урбанистической поэзии Цоя Троллейбус замещает чудовище, проглатывавшее неофитов в древнем ритуале. Движение на восток напоминает восточный миф о путешествии солнца от заката к восходу через подземный мир мертвых. Ощущение мистического ужаса передано с помощью выразительных деталей («В кабине нет шофера Но троллейбус идет И мотор заржавел Но мы едем вперед Мы сидим не дыша», «Мой сосед не может Он хочет уйти Но он не может уйти Он не знает пути», 299). Здесь впервые появляется образ путеводной звезды.

В некоторых песнях этого альбома возникает образ мира, напоминающего страну мертвых («Камчатка», «Транквилизатор», «Дождь для нас»). Герой теряет ориентиры, в нем просыпаются разрушительные силы, он выходит под дождь. Дождь в поэзии Цоя – амбивалентный образ, причем положительная маркированность выражена слабее (только в альбоме «Группа крови»). В мифах вода символизирует хаос, докосмизированное состояние мира. У Цоя дождь также связан с темой насильственной смерти («стучит пулеметом дождь, «дождь из свинца»). Дождь – принадлежность чужого, демонического пространства – противопоставлен огню, горящему в домашнем очаге.

В песне «Дождь для нас» герой находится в доме, но необычном: он не только слеп, глух, нем, общается со своей подругой без слов, но он почти не существует («Квартира пуста но мы здесь», 301). Здесь появляется лирическое «ты». Подруга обладает знанием, которого нет у героя («Ты смотришь на Млечный путь6 Я ночь а ты утра суть Я сон я миф а ты нет…», 301). В песне «Хочу быть с тобой» подруга находится в другом, защищенном пространстве, а герой - в мире призраков, его окружает дьявольская тьма, дождь, ветер («Ты за этой стеной но я не вижу дверей Я хочу войти в дом», 304). Дверь указывает на разрыв в пространстве, это символ перехода из одного мира в другой, она охраняется духами7. Здесь дверь не относится к пространству героя.

Подруга верит в особое предназначение героя («Ты видишь мою звезду Ты веришь что я пойду», 301) – возникает мотив ухода к свету, который осознается как судьба. Это открыто выражено в песне «Пора»: «Пора открывать дверь. Пора зажигать свет. Пора уходить прочь» (302).

В песне «Генерал» звучит неназванный прямо мотив смерти и содержится намек на то, что смерти нет («Никто не уйдет навсегда», 305).

В этом альбоме (и в следующем – «Начальник Камчатки») нет движения времени: время либо остановилось («Мы не видели солнца уже несколько дней», 304), либо исчезло («Я не сплю но вижу сны», 301), либо царит повторяемость («Пора», «Каждую ночь», «Сюжет для новой песни», «Гость»). Обыденность страшна тем, что отвлекает человека от своего предназначения – своего Пути. В песне «Растопите снег» впервые появляется образ Порога. Порог, как и дверь, - средство перехода из одного мира в другой, он символизирует рубеж в жизни героя, который уже осознал необходимость ухода и разрыва с родом («Я выхожу на порог я слышу стук копыт <…> Мама я узнал свое утро», 309). В альбоме «Начальник Камчатки» появляется также образ «последнего героя», который уходит, выбирая одиночества («Ты уходишь туда, но тебя там никто не ждет», 306). Однако до исполнения своего предназначения герою предстоит пройти еще ряд испытаний: устроение дома как семейного очага («Это не любовь») и разрушение дома, прохождение через соблазны низменного мира («Ночь»).

Важная тема альбома «Это не любовь» – устроение дома как центра Вселенной, по сути – космизация мира («И теперь я занят только охраной тепла», 313). Герой уже обладает необходимым знанием законов мироздания, различает правильное и неправильное («Я знаю что если ночь – должно быть темно А если утро – должен быть свет Так было всегда и будет много лет И это закон», 315). Он повторяет космогонию, делает пространство священным, осваивая его («Я объявляю свой дом безъядерной зоной Я объявляю свой двор безъядерной зоной Я объявляю свой город безъядерной зоной Я объявляю свой», 314). После устроения человеку открывается свет солнца («Подросший ребенок воспитанный жизнью за шкафом Теперь ты видишь солнце Возьми это твое», 314). Дом – это пространство любви, родственных связей, тепла. Функцию древнего жертвенника у Цоя выполняет горящий на кухне газ, противопоставленный электрическому свету города.

Город – скопление домов и человеческое поселение – обычно воспринимается как устроенное, космизированное пространство, но у Цоя город выступает в ином качестве – это пространство, противопоставленное дому, по сути, хаос. В нем царит вечная ночь и вечная зима, постоянно идет снег или дождь, обитают призраки, человек растворяется «в стеклах витрин» (320). Образ города-пандемониума, притягивающего к себе, создан в альбоме «Ночь». Жизнь здесь предстает как демонический танец. Герой вновь оказывается вне дома, плененный адскими соблазнами города: «И я попал в сеть И мне из нее не уйти» (321), «Танец и дождь никогда не отпустят тебя В их мокром движенье не видно родное окно» (318). То, что составляло недавно главную ценность, отходит на задний план: «Я люблю свой дом но вряд ли это всерьез» (319), «Закрыв свою дверь ты можешь выбросить ключ» (318). Такое состояние герой осознает как демоническое («В каждом из нас спит волк В каждом из нас спит зверь Я слышу его рычанье когда танцую», 321), однако декларирует: «Мы хотим танцевать» (322).

Возможно, в альбоме «Ночь» отражено состояние героя в период еще одного ритуального посвящения. Переходные обряды, как правило, включали символическое временное изъятие индивида из социальной структуры, испытания, контакт с демоническими силами, ритуальное очищение и возвращение в «социум». Временное пребывание вне социальной иерархии создает для посвящаемых временное «антиструктурное» состояние некоего братства изгоев8. Дом по-прежнему выступает как место спасения от сил хаоса, нападающих на человеческое жилище через окно (окно, в отличие от двери, символизирует связь с потусторонним миром): «Но сейчас деревья стучат ветвями в стекла Ты можешь лечь и уснуть и убить эту ночь Деревья как звери царапают темные стекла Пока еще не поздно лечь и уснуть в эту ночь» (321).

Образ Дома в песне «Игра» (предпоследней в альбоме) – передышка перед решающим боем, перед воплощением судьбы.

Жизнь не столько игра, сколько «драка без права на отдых» (314), экзистенциальная война «между землей и небом» (324). Это заявлено в концептуальных для Цоя альбомах «Группа крови» и «Звезда по имени Солнце».

В «Группе крови» противопоставлены два образа жизни: эгоистичная замкнутая жизнь в доме и жизнь-борьба, жизнь-поиск, связанная с образом Пути. Герой отказывается от спокойствия, ведомый своей звездой («Группа крови», «Закрой за мной дверь я ухожу»). Покой и благополучие – идеал, достижимый на земле, – не могут удовлетворить героя: «Те кому нечего ждать отправляются в путь… А тем кто ложится спать – спокойного сна Спокойная ночь» (325). Душа героя требует перемен («Перемен!»). Мир рациональных законов не только вызывает презрение, он должен быть разрушен («Но кто-то станет стеной а кто-то плечом под которым дрогнет стена», 324). Силы хаоса проникли в него («Мы заходили в дома но в домах шел снег», 327). Здесь искажены все ценности («Мы хотели пить не было воды <…> мы выходили под дождь и пили воду из луж», 327). Героя томит тоска по идеалу, духовная жажда («Зерна упали в землю зерна просят дождя им нужен дождь Разрежь мою грудь Посмотри мне внутрь ты увидишь там все горит огнем», 325). Герой – воин, для которого «быть сильным» – нравственный императив («Ты должен быть сильным иначе зачем тебе быть», 326). Он готов в одиночку сражаться за свой идеал (вскоре прозвучит мотив «весь мир идет на меня войной», 330). Это путь избранных, «безумных», с обывательской точки зрения. Настойчиво звучит требование выбора («В наших глазах потерянный рай В наших глазах закрытая дверь Что тебе нужно? Выбирай!», 327).

И вот выбор сделан: «Это наш день Мы узнали его по расположению звезд Знаки огня и воды Взгляды богов И вот мы делаем шаг На недостроенный мост Мы поверили звездам И каждый кричит: «Я готов!» (327-328). Опасный мост символизирует переход от мирского к священному, от одного способа бытия к другому. Он часто встречается в ритуалах и мифах, связанных с посвящением и погребением. Он также символизирует трудность пути к метафизическому познанию9. Герой и его «братья» стремятся к созидательной деятельности культурных героев, они готовы зажечь прометеев огонь («Замерзшие пальцы ломают спички от которых зажгутся костры», 327), они готовы к решительному действию по переустройству обветшавшего и несовершенного мира («Дальше действовать будем мы»). Они знают, что на этом пути их ждет героическая гибель («Легенда»), но «смерть стоит того чтобы жить» (329).

Предчувствие гибели в борьбе с недолжным устройством мира появилось еще в песне «Подросток» («Ты б мог умереть если б знал за что умирать», 343), затем – в песне «Верь мне» («Ночь. Окурок с оплавленным фильтром Брошенный тем кто хочет умереть молодым», 314). В «Группе крови» – жажда выиграть бой и выжить («Пожелай мне удачи в бою Пожелай мне Не остаться в этой траве», 323). В альбоме «Звезда по имени Солнце» звучит уже уверенность в гибели, которая воспринимается как избранничество: «…Судьбою больше любим Кто живет по законам другим И кому умирать молодым» (331). Здесь определяется романтический максимализм героя: он «способен дотянуться до звезд Не считая что это сон», он не боится «упасть опаленным звездой По имени Солнце» (331). В этой песне реализован мифологический сюжет об Икаре и обозначено направление пути – вверх, к свободе.

Этот мотив (движение вверх) проявился в песнях «Спокойная ночь», «Печаль», «Апрель» и отчетливо реализовался в «Звезде по имени Солнце», где город изображен увиденным с высоты. Вверх уносит героя и «самолет с серебристым крылом Что взлетая оставляет земле лишь тень» (333). Герой теряет всякую привязанность к обыденному, привычному («И есть рука и она пуста», 333). Обыденное воспринимается как инородное («Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна И не вижу ни одной знакомой звезды», 333). Герой уже принадлежит другому миру, он живет в иной социальной общности («У меня есть братья но нет родных», 333). Он покидает не только свой Дом, но и Город как символ человеческого поселения на земле («Печаль»), покидает без страха и тревоги, а с верой в будущее («Апрель»). Звезда горит в его груди: Герой вместил в себя мир высшей гармонии. Важен центральный образ Солнца. О символизме Солнца М.Элиаде пишет: «Солнце… не участвует в становлении. Находясь постоянно в движении, оно остается неизменным… Солнечные иерофании воплощают религиозные ценности самостоятельности и силы, суверенитета и разума»10.

«Черный альбом» рисует благополучный мир, который не проявляет агрессии по отношению к личности, а, наоборот, погружает ее в состояние покоя, сытости: «А дни идут чередом День едим а три пьем И в общем весело живем Хотя и дождь за окном» (336-337). Это испытание благополучием, в котором теряются ценностные ориентиры: «Все на месте да что-то не так» (339). Возникает ощущение плена, несвободы, за ними – тоска и неудовлетворенность: «И мне не нравилось то что здесь было И мне не нравится то что здесь есть» (338). Мотив гадания о своей судьбе передает смятение («Кукушка»). Единственный способ освобождения – уход: «Застоялся мой поезд в депо Снова я уезжаю пора На пороге ветер заждался меня На пороге осень моя сестра» (337). Герой, как прежде, готовится взорвать спокойный мир: «И если есть порох Дай огня» (340). Пророчества о конце этого мира порой облекаются в форму мрачной иронии («Следи за собой»).

В последнем альбоме в последний раз звучит тема Дома. Однако, когда герой говорит: «И я вернусь домой Со щитом а может быть на щите В серебре а может быть в нищете Но как можно скорей» (337), он, вероятно, имеет в виду не тот дом, где «на столе стоит банка А в банке тюльпан А на окне стакан» (337), - но иной Дом, где возможно бытие личности в ином – духовном качестве.

«Преодоление человеческого состояния образно передается уничтожением «дома», то есть личного космоса, избранного для обитания. Всякое «постоянное жилище», где устраивается человек, равноценно в философском плане определенной бытийной ситуации, которую он принимает для себя». Если разрушается дом, значит, «человек избирает для себя не устройство в мире, а абсолютную свободу, которая в индийской теории предполагает уничтожение всякого устроенного мира»11.

Таким образом, мифопоэтическое прочтение текстов В.Цоя помогает увидеть развитие главной темы его творчества – темы пути духовно ищущей личности к абсолютной свободе.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Виктор Цой: Стихи, документы, воспоминания. Л.: Новый Геликон, 1991. С.345. Далее ссылки на издание даются в тексте с указанием страницы.

2 См.: Курбановский А. Звезда по имени Цой // Коре Сарам. [1992]. Вып.4. С.27-31. Критик проследил эволюцию лирического героя в творчестве Цоя и выделил элементы обряда инициации в песне “Троллейбус”.

3 Поэтика мифа исследована М.Элиаде, Е.М.Мелетинским и др.

4 См.: Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1995. С.226.

5 Лотман Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю.М. О русской литературе: Статьи и исследования. История русской прозы, теория литературы. СПб., 1997. С.622.

6 В мифологии Млечный путь – дорога на небо, в рай, открытый шаманам (см.: Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994. С.30).

7 См.: Элиаде М. Указ. соч. С.25.

8 См.: Мелетинский Е.М. Указ. соч. С.226.

9 См.: Элиаде М. Указ. соч. С.113-114.

10 Там же. С.100.

11 Там же. С.111.

 

 

Д.О.СТУПНИКОВ

Г.Орск


Поделиться с друзьями:

Индивидуальные очистные сооружения: К классу индивидуальных очистных сооружений относят сооружения, пропускная способность которых...

Папиллярные узоры пальцев рук - маркер спортивных способностей: дерматоглифические признаки формируются на 3-5 месяце беременности, не изменяются в течение жизни...

Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим...

Своеобразие русской архитектуры: Основной материал – дерево – быстрота постройки, но недолговечность и необходимость деления...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.041 с.