А. К. Толстой в творчестве К. Кинчева

(несколько замечаний о роли текста в рок-композиции)

 

Вопрос о роли текста в рок-композиции конкретно не решен, несмотря на то, что в целом ряде работ молодых исследователей неоднократно делаются попытки классификации этого явления современной культуры¹. Использование отдельными деятелями рок-культуры классической русской поэзии в качестве текстов для своих композиций предоставляет возможность выявления некоторых (но, на наш взгляд, весьма существенных) черт так называемой отечественной рок-поэзии. Наиболее показательной в этом плане является работа К.Кинчева образца 1988 года со стихотворением А.К.Толстого², представленная в альбоме "Алиса. Акустика. Часть I".

Сразу же отметим, что "акустический" концерт - явление для рок-музыки, как принято считать, нетипичное, так как "живой" звук подразумевает определенную интимность подачи песенного материала, чего в классическом рок-н-ролле (а отечественные исполнители этого жанра практически только-только освоили технические азы блюза) попросту нет. Действительно, не скучно ли слушать подряд с десяток вариантов одного и то же рок-н-ролльного хода в виде однообразного "чёса" по струнам акустических гитар, фоном которому служит некий рифмованный текст? Ведь в рок-композиции, в силу ее специфики, текст как таковой всегда вторичен. Здесь все дело в том, что "...технический арсенал рок-н-ролла - это грандиозная практика игры на человеческом существе как на музыкальном инструменте. Музыка стала орудием тотальной перенастройки индивидуальных (двигательных, эмоциональных, интеллектуальных, половых характеристик) человека"³. Впрочем, музыка определенного "массового" направления всегда была отчасти таковой. У рок-музыкантов существует свое емкое, но довольно точное определение этого явления - "кач". "Кач" достигается исключительно многократным повторением жесткого (электрогитарного со всеми вытекающими отсюда последствиями) музыкального ритма, и тексты, исполняемые в его процессе, практически не играют никакой роли за исключением рефрена, заключающего в себе ключевую фразу - квинтэссенцию композиции, как правило, выносимую в название песни. Таким образом, становится понятным замечание Кинчева, сделанное им в начале упомянутого концерта по поводу технической неувязки, возникшей при его подготовке: " <...> к сожалению, это не электричество".

Примечательно и то, что, представляя песню "Суд" на стихи А.К.Толстого, Кинчев делает одну характерную "рокерскую" обмолвку: " ...песня не на мои стихи, то есть слова... Такой поэт и писатель - Алексей Толстой..."⁴.

Думается, что в данном контексте будет существенным разграничить понятия стихотворения, т.е. самодостаточной и автономной (не нуждающейся в музыкальном дополнении) текстовой единицы, и песенного (в нашем случае "рокерского") текста - рифмованного набора слов, специально подогнанных под определенную ритмическую конструкцию (далее в статье мы будем оперировать применительно к последнему определением "текст"). Кроме того, поэзия всегда ставит вопросы, не имеющие окончательного варианта ответа. Всякое стихотворение подразумевает диалог между автором и читателем. "Тексты" же констатируют факты и являются лишь выражением уже установившейся точки зрения определенной социальной группы: ср. у Кинчева: "Я пишу стихи для тех, кто не ждет / Ответов на вопросы дня. / Я пою для тех, кто идет путем своим...". Не потому ли часто так удачны "рокерские" пародии на "тоталитарную" (выражаясь словами Кинчева) поэзию, где всегда присутствует "Мы"?

Еще более примечателен факт обращения Кинчева к классической поэзии с точки зрения его социума, с изрядной долей иронии определенного им самим:

Ну а мы... Да, мы педерасты,

Наркоманы, нацисты, шпана,

Как один, - социально опасны,

И по каждому плачет тюрьма.

 

Мы - пена в мутном потоке

Пресловутой "красной" волны,-

Так об этом пишут газеты, -

И газеты, наверно, правы...

("Все это Rock-n-Roll")

Стихотворение А.К.Толстого, используемое Кинчевым, при жизни автора не публиковалось, поэтому мы считаем уместным привести здесь его текст полностью:

Как лежу я молодец под Сарынь-горою,

А ногами резвыми у Усы-реки:

Придавили груди мне крышкой гробовою,

Заковали рученьки медные замки.

 

Каждой темной полночью приползают змеи,

Припадают к векам мне и сосут до дня.

А и землю-матушку я просить не смею

Отогнать змеенышей и принять меня.

 

Лишь тогда, как исстари, от Москвы престольной

До степного Яика грянет мой ясак,

Поднимусь я старище вольный иль невольный,

Да пойду по водам я матёрый казак.

 

Две змеи заклятые к векам присосутся

И за мной потянутся черной полосой,

По горам над реками города займутся, -

И година лютая будет мне сестрой.

 

Пронесут знамения красными столпами,

По земле протянется огненная вервь,

И придут олаписы с песьими главами,

И в полях младенчики поползут, как червь.

 

Задымятся кровию все леса и реки,

На проклятых торжищах сотворится блуд,

Мне тогда змееныши приподнимут веки, -

И узнают Разина, и начнется суд.

"<...> я прочитал в журнале "Огонек" это стихотворение и не мог удержаться, как не написать эту песню...", - говорит о нем Кинчев. Действительно, его творчество обнаруживает немало схождений с этой толстовской стилизацией "разбойничьей думы". Отметим главные:

а) покаяние (предчувствие грядущего возмездия): ср. у Кинчева: "Думы мои - сумерки, /Думы - пролет окна, / Душу мою мутную / Вылакали почти до дна. // Так что ж пейте-гуляйте, вороны: / Нынче - ваш день. / Нынче тело да на все четыре стороны / Отпускает тень..." ("Сумерки");

б) асоциальная оппозиционность: "<...> Где хула, как молитва... / Где большая дорога - / Темная ночь да лихие дела, / Где блестят за иконой ножи - там иду я..." ("Стерх");

в) гипертрофированная фатальность пути: "Нас вели поводыри-облака / За ступенью ступень, как над пропастью мост, / Порою нас швыряло на дно, / Порой поднимало до самых звезд..." ("Красное на черном").

Песенная, фольклорная основа стихотворения Толстого, несомненно, явилась также своеобразным стимулом к написанию этой композиции a la russe. Однако, здесь мы сталкиваемся с абсолютно не "роковым" подчинением музыкальной формы поэтическому тексту и, как следствие, - типично бардовским "решением" песни, т.е. с тем, от чего так упорно старался в конце 1980-х гг. избавиться в своем творчестве Кинчев: ср. у него по поводу "рок-н-ролла" в его же исполнении: " <...> Пусть мне говорят, что ничего не открыл, / Будто не мой стиль... / Но я не собираюсь ничего открывать, - / Я кричу "бис" тем, кто открыл...".

Как видим, самодостаточность обычного стихотворения при попытке сделать его компонентом рок-композиции полностью лишает последнюю самой ее сути, заставляя музыкальное сопровождение следовать за словами. В результате, зритель и соучастник рок-действа вынужден помимо своей воли стать обычным слушателем. Недаром упомянутый концертный альбом был выпущен Кинчевым в массовую продажу только в 1995 году, а песню "Суд" он не включил ни в один из своих студийных рок-альбомов.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См. об этом: Русская рок-поэзия: текст и контекст. Тверь, 1998.

2 У Кинчева имеются еще две работы на классические стихи, но одна из них, "Лодка" (представлена также в упомянутом альбоме) - перевод из китайского поэта Су Ши, и потому "русской" может считаться лишь условно, а другая - "Ямщик" (вариант "Я дышал синевой..."), вошедшая в коллективный (кроме "Алисы", в его создании принимали участие "ДДТ", "Калинов мост" и др.) альбом "Странные скачки" (1997), посвященный памяти В.Высоцкого, имеет и авторский (самого Высоцкого) вариант.

3 Волосенко М. Сатана там правит бал // Развитие. 1992. № 27. С. 15.

4 Интересно отметить, что кумир отечественных "рокеров" Дж. Моррисон работал над своими стихами в тайне от всех, тем самым разграничивая их и тексты к своим песням, считая, что "имидж поэта может повредить его репутации рок-звезды" (Дж. Моррисон. Стихи. Песни. Заметки. М., 1994).

 

О.Э.НИКИТИНА

Г.Тверь

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОСТРАНСТВО