Численный состав Казачьего Стана к 6 января 1945 года

 

29 сентября генерал Науменко завершил поездку в Казачий Стан. Сведения о численности казачьих частей в Северной Италии по состоянию на 30 сентября 1944 года опубликованы во второй части книги.

Надо добавить, что по дневникам Науменко, в группе Доманова за время с 24 августа по 28 сентября убито 21, ранено 60 и без вести пропало 29, из. коих во время боя 1 сентября у селения Нимис 27 человек (все, кроме одного кубанца — донцы). При каких обстоятельствах они пропали, — не установлено. Кроме того, как уже говорилось, 12 сентября перешла к бандитам полностью 5-я сотня 2-го Донского полка в составе 62 человек под командой сотника Черячукина.

Распределение по Войскам в штабе Доманова и штабах его частей: донцов — 220, кубанцев — 66, терско-ставропольцев — 16, остальных — 36, причем, почти все они не казаки.

Командный состав: командир 1-го Донского полка — полковник Балабин (эмигрант), командир 2-го Донского полка — войсковой старшина Русаков, вр. командир 3-го Кубанского полка — полковник Новиков, вр. командир 4-го Терско-Ставропольского полка — войсковой старшина Соламаха, вр. командир 1-го Конного полка (казаки всех Войск) — войсковой старшина Джалюк. Атаманом отдела Кубанского Войска состоял полковник Владимир Иванович Лукьяненко. Адъютант — хорунжий Трофим Артемьевич Сосыка.

Атаманы станиц: Пашковской (Екатеринодарской) — есаул Панасенко; Таманской — полковник Бедаков, в нее входили две станицы, Таманская — хорунжий Васильев и Славянская — сотник Хорин; Уманской — есаул Хар-ченко; Кавказской — хорунжий Моментов; Лабинской — подъесаул Иващен-ко; Гиагинской (Майкопской) — подхорунжий Васильев; Баталпашинской — хорунжий Олейников.

Расположение частей и групп: Джемона — штаб Походного атамана, его конвой и сотня 3-го полка для караульной службы; Артенья — 1-й Конный полк; Торченто — 1-й и 2-й Донские полки; Озоппо — 3-й Кубанский полк и группы гражданского населения донцов и кубанцев; Озоппо (крепость) — 4-й Терско-Ставропольский полк и терско-ставропольское гражданское население.

Численный состав Казачьего Стана к 6 января 1945 года составлял: боевой состав — 9411 человек, нестроевых — 3733 человека, женщин — 2848 человек, детей — 1721 человек; всего — 17 713 человек.

Священников — 36, врачей медицинских — 39, врачей ветеринарных — 12.

Лошадей строевых — 1164, обозных — 4669, артиллерийских — 35; всего — 5868.

Коров — 253, волов — 20, верблюдов — 16, мулов — 10, повозок — 2965.

За декабрь, больных — 7226, умерших — 6.

На должностях при штабе Походного атамана: донцов — 24, кубанцев — 11, терцев — 2, ставропольцев — 1, астраханцев — 2, иногородних — 1.

Из них эмигрантов 1920 года — 14, 1943 года — 27.

Церквей— 11.

 

В 5-м Запасном полку РОА

 

21 ноября 1944 года генерал Науменко выехал в Вену, откуда 23-го при был в Цветтль, в лагерь РОА.

<…> 24 ноября. В 10 часов я был в канцелярии у начальника лагеря майора Бауэра. Это сравнительно молодой человек, лет под сорок, довольно приветливый, говорит по-русски. Я ему сказал, что хотел бы поговорить с казаками. Решили, что я поговорю с сотнями, а с офицерами после обеда, в казино. Бауэр спросил меня, желаю ли я, чтобы все казаки были выстроены. Сказал, что хотел бы их обойти на занятиях, не нарушая расписания дня. Он спросил, должен ли меня сопровождать или может остаться. Я сказал, что прошу его не беспокоиться. Нам дали верховых лошадей и мы выехали из лагеря, за проволоку, где на траве занимались казаки.

Я сначала говорил с одной из сотен батальона Некрасова. Коснулся обстановки настоящего дня. Говорил с каждым казаком, нашел несколько станичников и сослуживцев. Касаясь власовского движения, я сказал, что мы, казаки, пойдем с Власовым, но не под ним. Потом говорил с одним взводом подготовительных курсов для офицеров. Все это офицеры, но без погон. Проходят курсы с тем, чтобы занять офицерские должности. Опросил каждого, откуда он. Большинство не казаки. Впечатление оставили они неприятное, многие смотрят исподлобья. Им тоже сказал несколько слов. От них последовали вопросы о Власове и почему мы не под ним, высказывались опасения, что повторится деникинская история. Сказал несколько слов опять в пользу подчинения Власову.

Так как было уже обеденное время, то я вернулся в лагерь и объехал часть его. Лагерь очень большой и состоит из многих деревянных бараков разной величины. Объезжая, здоровался с отдельными казаками и группами. Заходил в две кухни. Варился суп и вкусный, но дают его мало, меньше чем по литру. Готовят казаки, но по указанию немцев и часто это не по вкусу казакам. Например, рассказал мне один повар, что сварил вкусный суп из фасоли, но пришел немец-вахмистр и приказал насыпать туда муки. Несмотря на возражение повара, ему это пришлось сделать. Получилась какая-то несъедобная масса.

Кормят так — на обед одно блюдо, больше суп с морковкой, горячий ужин четыре раза в неделю. По средам, субботам и воскресеньям ограничиваются сухим пайком. Сухой паек выдается ежедневно вечером. По утрам и вечерам горячий кофе.

Обедал в офицерском казино. После обеда по предложению майора Бауэра говорил с офицерами. Все немецкие офицеры ушли, остались только русские и батюшка. Я говорил с ними больше часа. Говорил насчет Власова, что наиболее их интересовало. Опять развивал мысль, что не под Власовым, а с ним. По этому поводу было много вопросов.

Был в офицерском резерве, где говорил с офицерами. Это в большинстве старые казачьи офицеры. Они хотят, чтобы их отправили к Доманову.

Пользуясь свободным временем, зашел посмотреть старинную католическую церковь, построенную в 1053 году. Это монастырская церковь. Ее прелат любезно предоставил нашему священнику для службы, чем последний и воспользовался.

Церковь очень красивая, как внешне, так и внутри. Кроме главного алтаря, в ней имеется еще 12 притворов. В одном из них поставлен наш престол. Если одновременно идет служба и католическая, то наш батюшка служит там, если же церковь свободна, то он переносит престол на середину церкви, впереди католического алтаря.

Батюшка лагеря, отец Гавриил Зубов, очень энергичный. С воодушевлением говорит, что казаки церковь посещают, что он читает лекции и проповеди, что отношения с казаками и начальством у него завязались хорошие. Он обещал мне дать письменно сведения о нуждах его церкви, предупредив, что с собой он вывез из Белоруссии со своего прихода все необходимые книги, утварь, облачение, два антиминса, одним словом, почти ни в чем не нуждается.

Вернувшись из церкви, зашел к Некрасову Илье. Это наш полковник, у немцев имеет чин майора и сейчас формирует батальон. Я его спросил об организации Запасного полка.

Сам полк, вместе с командиром подполковником Штабенау, в настоящее время находится на Рейне, а здесь тылы и учебные части. Полк состоит:

1. Штабной батальон в составе рот или сотен хозяйственной, обозной, выздоравливающих и маршевой. Последняя во Франции, от остальных трех в Цветтле только тылы.

2. Учебные части, в них — офицерская школа, стрелковая школа, две унтер-офицерских. Все они в Цветтле.

3. Юнг-казаки, всего три эскадрона, из которых один в составе 150 человек посажен на велосипеды и отправлен к Паннвицу. Говорят, что это внешне образцовая часть. Таковою она должна быть и по содержанию. Один эскадрон находится на Рейне и один, разделенный на два, в Цветтле.

4. Батальон майора Некрасова в состоянии формирования. В нем должно быть 850 человек, а пока имеется 245.

Кроме того, имеются полковой лазарет и отдел пропаганды.

Из Франции были отправлены в Цветтль все обозы полка. Вместо этого они, за исключением одного, попали к Паннвицу. Последний эшелон не попал к нему только потому, что по дороге около Загреба на поезд напали партизаны, и он вернулся. Те обозы, что попали к Паннвицу, были переданы ему.

… Узнал, что случился скандал. Майор Бауэр сказал, что мои слова к казакам и офицерам о том, что мы не хотим идти под Власова, произвели на казаков и, главным образом, на офицеров очень нехорошее впечатление и что в бараках чуть ли не бои происходят между казаками. То же подтвердил по телефону и начальник контрразведки лагеря.

К девяти часам утра были построены для моего разговора офицеры и казаки, около тысячи человек. Немцев, кроме капитана, командовавшего ими, не было. Он подошел ко мне с рапортом.

Я обратился, обойдя фронт и поздоровавшись со всеми одновременно, к ним с небольшим словом, указав на предстоящую работу, напомнил кратко казакам историю казачества и сказал, что вскоре предстоит нам рука об руку и плечо о плечо с солдатами РОА, украинцами и другими народами России идти освобождать нашу Родину.

После этого я был у начальника лагеря и выразил ему сожаление по поводу того, что в связи с моими словами в лагере якобы было нарушено спокойствие. Он ответил, что это было вчера, а сегодня уже все спокойно.

С ним я говорил о виденном и слышанном и просил, если возможно, устранить некоторые явления. В частности, я говорил о том, что в лагерь проникает много офицеров и рядовых неказаков, и предложил ему сделать комиссию из старых офицеров, знающих казачество, которая бы и проверяла каждого. Он согласился и обещал комиссию назначить.

Сказал я ему о бесчинствах, творимых некоторыми лицами низшего немецкого командного состава, то есть унтеров и вахмистров. Он ответил, что знает, но надо, чтобы сами казаки жаловались офицеру 1С (отдел безопасности. — П. С). На это я ответил, что они боятся это делать, чтобы не пострадать.

Тогда он сказал, что я мог бы опросить и выяснить недовольство. Я ответил, что это может быть понято со стороны немецкого командования как натравливание казаков на немцев.

Я указал ему фамилии унтер-офицера Брока и вахмистра Вальца, которые особенно издеваются над казаками. Он обещал расследовать это дело.

Затем я сказал о ненормальности кормежки, когда немцы заставляют казаков питаться по немецким рецептам, в то время как из тех же продуктов казаки могли бы готовить пищу по своему вкусу. Я рекомендовал это сделать для пробы. Он обещал. Это главное, о чем мы говорили.

Потом я был у офицера 1С. С ним говорил по поводу вчерашнего нашего разговора о Власове. Видно, что он очень боится разногласий среди казаков. Для него самое главное «тишь, да гладь, да Божья благодать».

Вена. 26 ноября, утром был в немецком лазарете, в котором больных и раненых 73 человека. Я обошел их всех и с каждым говорил. Много есть казаков, раненых вместе со Зборовским 26 октября под селением Лешница на Дрине при отходе от него к Шабацу. Говорят, что он ранен одной пулей на рикошете в животу которая порвала ему кишки…

Говорил с хорунжим Шевченко относительно контрразведки.

 

С генералом П. Н. Красновым

 

30 ноября 1944 года в Берлине П. Н. Краснов принял генерала Науменко и его штаб-офицера для поручений полковника Зарецкого.

<…> В десять часов утра были у Краснова и оставались в разговоре с ним почти до часу дня. Я рассказал ему впечатления о своей поездке.

Потом я говорил ему о том ненормальном положении, в котором находится Главное Управление, теряющее в глазах казаков свой авторитет с каждым днем.

Сделал я сравнение положения РОА с нашим, которое вовсе не в нашу пользу.

Далее указал на ненормальные взаимоотношения в самом Управлении, когда Доманов является каким-то диктатором, слово которого свято для Управления. Вспомнил бестактность Доманова, когда он не только не вышел меня встретить на вокзал, но даже не спустился в мою комнату, когда я пришел в тот же дом, где живет он.

На это Краснов сказал, что здесь сказывается советское влияние, когда каждый бывший подсоветский гражданин боится уронить свое достоинство.

Здесь интересно отметить замечание Краснова о том, что его интересует, как встретит Доманов Семена Краснова, который поехал к нему с какими-то инспекторскими полномочиями. Выходит, что лицо младше по своему положению — начальник Штаба, инспектирует старшего — члена Главного Управления. Чудеса в решете.

… На мое замечание, что германским правительством должен быть ясно высказан взгляд его на дело Власова и взаимоотношения наши, казачьи, с Власовым, Краснов сказал, что этого немцы никогда не сделают.

На мои слова, что если мы останемся в стороне от власовского движения, то казаки от нас уйдут, Краснов ответил, что этого бояться нечего, что власовское дело дутое, что обман обнаружиться через месяц-два и казаки к нам вернуться, что у него есть по этому поводу документальные данные, но их мне так и не привел.

Он прочел мне письмо Абрамова (Ф. Ф. Абрамов, донской казак, генерал-лейтенант. — П. С), написанное им на требование Краснова сообщить, входит ли он к Власову персонально или кого представляет, тот хитро ответил, что не представляет никого из казаков, подведомственных Главному Управлению.

Еще в Праге мне говорили, со слов Балабина, а Краснов подтвердил, что Балабин и Абрамов сказали Власову: ввиду того, что они никого из казаков не представляют, ни лучше ли им уйти из комитета (КОНР), на это Власов сказал, что ему нужны честные люди и просил их остаться. Они остались.

Потом говорили о других, более мелких вопросах — о предполагаемом открытии лазарета в районе Карлсбада, о лазарете в Вене, и прочем.

[20 декабря]. Краснов произвел Доманова в генералы. Головокружительная карьера. Еще недавно есаул сомнительного свойства, потом павловский войсковой старшина, потом в августе Красновым произведен в полковники и [через] четыре месяца в генералы. Это так шагает — быстрее Скобелева.

Если нет героев, то они делаются, а Краснову надо делать донских героев.

[31 января 1945 года]. Был сегодня у П. Н. Краснова. Он расстроен. Рассказал мне о пропагандных курсах, которые он предполагал открыть, но это не вышло.

… Общее настроение у него — недоволен немцами, которые не могут определить свою ясную линию, а болтаются между казаками и Власовым.

О Власове он очень нелестного мнения, что Власов говорит в глаза одно, а за глаза другое. Дошел старик до того, что обвиняет Власова в намерении уничтожить казачество, послав его в передовые линии, а сзади заградительные отряды!

Я с ним говорил о необходимости опираться не на отдельных казаков, а на казачьи Войска, назначив для этого заместителей Атаманов или, хотя бы, представителей. На это он говорит, что получится громоздкий аппарат, чего немцы, стремящиеся к централизации, никак не хотят. Много я на эту тему с ним говорил, но безуспешно.

Затем я говорил о том, что совершенно недопустимо разделить мой Штаб, который работал 23 года на сложение сил казачьих. Краснов сделал передержку, сказав, что не только кубанцы работали, но и остальные казаки, ушедшие в 1943 году из казачьих краев. Это явная передержка. Я говорю не о них, а о тех, кто за границей берег честь и славу казачью.

В начале февраля 1945 года у генерала Науменко складывается совершенно определенное решение подать в отставку из ГУКВ. «Сейчас такое время, что некогда разговаривать, а надо работать. Ясное дело, что Власов не явится освободителем Родины, а таковой будет армия и если мы, казаки, сейчас не примем участие в общем деле, то казачество навсегда пропало» — записывает он в дневнике 5 февраля.

В тот же день в Главном Управлении он имел продолжительный разговор с доктором Гимпелем, показал копию своего письма к П. Н. Краснову и ответ от него о назначении своим заместителем С. Н. Краснова. Тем самым, положение Кубанского атамана в ГУКВ становилось непонятным.

Не оказывалось генералу Науменко никакой помощи от ГУКВ в сохранении и перевозке Кубанских Войсковых Регалий (вывозом Регалий Всеве-ликого Войска Донского из Праги не занимался никто, и они были захвачены большевиками. Таким образом, из всех Казачьих Войсковых Святынь, после Второй мировой войны спасены были только Регалии Кубанского Войска).

Седьмого февраля генерал Науменко встречается с приехавшим в Берлин членом ГУКВ полковником Кулаковым. Терец поддержал Кубанского Атамана и сказал, «что вполне понимает его, поступил бы так же, но связан службой» в 1-й Казачьей дивизии.