Эпистемология история (теория исторического познания)

Достоверность и научность исторического познания.

Попытки обоснования достоверности исторического знания.

Относительно истории – Прошлое – это, то чего нет. А во-вторых – не строгие закономерности, а уникальность произошедшего, не воспроизводимость этого. Да ещё проблема Юма – о сопоставлении знания – объективной реальности. Поэтому – как мы можем говорить о достоверности познания истории?

Мы можем говорить о более-менее достоверном знании и некоем историческом факте. Но история не только факты прошлого, но прежде всего попытка найти закономерности и объяснить происшедшее.

Проблема S – O + временной барьер

Первая попытка – апелляция к авторитету непосредственного наблюдателя сделана Джоном Локком и лордом Болинброком: достоверность исторического знания зависит прежде всего от достоверности источника.

Критерии достоверности источника: необходимо опираться на свидетельства тех источников, которые были непосредственными наблюдателями процесса. Чем более отдалён пишущий истории от событий, о которых он говорит – тем его свидетельства менее достоверны. В дальнейшем этот подход подвергся критике:

Первое – современники событий могут являться заинтересованными лицами, могут искажать события в зависимости от их симпатий и т. д.

Второе – особенности психологии, как индивидуальной, так и общественной – события неприятные имеют тенденцию к вытеснению из памяти, или трансформации их к более приемлемому для субъекта состоянию. Отсюда тенденция к идеализации прошлого – хорошее помнится дольше.

Третье – очевидец изображает событие в зависимости от того, где находится он сам, не наблюдает картину в целом, а видит лишь фрагмент. Он не в состоянии воспринимать происходящее в целом.

Четвертое – современник не может адекватно оценить исторического значения произошедшего. Современнику часто не хватает временной дистанции для объективной оценки происходящего.

Вторая попытка – метод аналогий.

Джамбаттиста Вико: «Познавать и понимать человек может только то, что им создано» (чтобы познать природу, нужно быть Богом). История – это то, что сотворил человек.

В чем историческое поступательно-вращательное движение по спирали, где каждый новый виток подобен предыдущему? Познающий находится в определённом месте этой спирали и ему наиболее понятна и доступна эпоха аналогичная его положению, в которой он сам живёт. Современность – есть ключ к пониманию прошлого.

Критика: метод аналогий предполагает неизменность социологических закономерностей и психологии человека. Но в разных исторических культурах люди могут вести себя по разному. Потому пытаясь понять ход событий прошлого находясь в горизонте современного – мы можем дать довольно убедительную интерпретацию. Экстраполяция современности на прошлое может быть неадекватной. В прошлом могли быть другие моральные принципы. Потому применение этого метода ограниченно возможно, но претендовать на роль универсального метода исторического познания, он не может. Потому что история – есть ряд уникальных событий, при объяснении которых аналогии бессильны.

 

Третья попытка: метод вживания, вчувствования (Дильтей, философия жизни, переживание в чувствовании). Практическое применение этого метода разрабатывали Дильтей, Зиммель, Шпенглер, Бергсон (ХХ век).

Существование человека (история) и результат этого существовавшие на каждом этапе (культура) – не могут быть объяснены формальными законами, они невыразимы средствами логики и математики. Причинно-следственные отношения здесь не работают. Определяющими факторами исторического развития являются ценности и смыслы, которые может и не осознаются действующими людьми, но всегда есть. Поэтому для того чтобы понять ход исторических событий в прошлом – необходимо понять «другого в прошлом». Войти, вжиться в его внутренний мир. Понимание прошлого во многом зависит от понимания характеров действующих субъектов истории. Необходимо суметь поставить себя на место людей из прошлого, и даже не себя, а «другого в прошлом» вместо себя (Шпенглер).

Техника этого процесса. * Коллингвуд: «Внутренний мир другого строится в прошлом нашим воображением». Мы не отражаем прошлое, мы его воображаем. Коллингвуд создал концепцию «априорного воображения» – воображение того, что нельзя представить материально, физически в настоящем времени, но что должно было иметь место в прошлом. Для этого необходимо вжиться в мир той духовной культуры – через произведения искусства и элементы духовной культуры. Коллингвуд назвал это «переигрыванием» ситуации из прошлого в самом себе (исторической ситуации).

Поэтому в этой концепции – история – это синтез науки и искусства. Это знание о прошлом, основанное на переживании и воображении, которые происходят в настоящем. Как у Декарта, который приравнял историю к поэзии.

Этот подход проявил себя в частности в истории ментальности или субъективной истории (психоистории).

6.0.2017

4. Историко-критический метод – отбор свидетельств, фактов через их сравнение с другими свидетельствами и фактами, которые уже считаются достоверными. Основан на принципе когерентности (согласованности): сущность исторической работы не только в отыскании новых фактов, но и в сопоставлении их с другими, достоверность которых не вызывает сомнения у научного сообщества.

Процедура согласования: помещение информации в общепринятый исторический контекст. (Пример: Пушкин провёл параллель между своей судьбой и судьбой Ганнибала, когда услышал колокольчик и сжёг свой архив – и один и другой.)

Отсюда главный вопрос – на чём основана достоверность этого исторического контекста – нарратива? Нарратив (narrative) – изложение взаимосвязанных событий, представленных читателю или слушателю в виде последовательности слов или образов.

Термин был заимствован из историографии, где появляется при разработке концепции «нарративной истории», рассматривающей исторические события как возникшие не в результате закономерных исторических процессов, а в контексте рассказа об этих событиях и неразрывно связанные с их интерпретацией (например, работа Тойнби «Человечество и колыбель-земля. Нарративная история мира», 1976). Таким образом, как событие в рамках нарративной истории не возводится к некой изначальной первопричине, так и для текстов, по мнению постмодернистов, не важно наличие в них исходного смысла

Это порождает ситуацию замкнутого круга (достоверные ныне события должны были в своё время тоже пройти проверку на достоверность). Вопрос упирается в достоверность нарратива: классическая концепция истины в данном случае не работает. Вспомним, что в классической теории познания под истиной (достоверностью) понимается (со времени Аристотеля) – соответствие знания действительности.

Такое понимание глубоко укоренено в здравом смысле и в математическом естествознании – там объект воспроизводим в эксперименте (а историческое событие неповторимо). Этот позитивистский принцип долгое время существовал и в исторической науке и связан с именем Л. Ранке – историк не создатель, не творец, а аккуратный искатель(следопыт), поэтому всё внимание он должен уделять фактам, а домыслы и гипотезы должны быть исключены.

Но прошлое как объект познания нам непосредственно не дан. Вопрос тогда что такое исторический факт. Понятие исторического факта и исторического события не совпадают. Современная историческая наука пришла к однозначному выводу: классическое понимание познания как отражение действительности к историческому познанию неприменимо. В историческом исследовании прошлое не отображается, а интерпретируется, реконструируется.

Существенный вклад в развитие современных представлений о сущности исторического познания внёс Гегель. В «Философии истории», VIII том, он обратил внимание на известный, но недостаточно сознанный факт: термин «история» означает у нас и действительные события в прошлом, и наше субъективное представление об этих событиях.

Поэтому он делает вывод о том, что существует две истории – одна, которая происходит в действительности и вторая, которая рассказывается историком. Но о том, что происходило в действительности, мы знаем лишь на основе того, что рассказывается. Поэтому для тысячелетий до появления историографии не существует объективной истории.

Действительное прошлое вроде бы должно быть первично, по отношению к нашему субъективному восприятию его. Но в гносеологическом плане – историческое описание оказывается первичным по отношению к реальности прошлого, поскольку то, что нам не рассказано – то для нас не существует. Мы знаем лишь небольшие фрагменты из прошлого.

Потому следует различать

- во-первых, историческую действительность, как последовательность событий человеческих действий, произошедших в прошлом, не зависимо от того попали они или не попали в сферу исторического знания;

- и во-вторых историческую реальность – как наше представление о прошлом (исторической действительности), наше её видение, которое всегда современно и которое создаётся деятельностью нашего сознания (исторического сознания).

И в таком понимании историческая действительность – трансцендентна (и потому не доступна как вещь в себе Канта) по отношению к сознанию исторического субъекта, а историческое сознание – имманентно (единственное чем в реальности может располагать познающий субъект). И непосредственным предметом нашего знания является историческая реальность, а действительность нам дана не непосредственно, а опосредованно.

Отсюда следует:

↓

Основные проблемы эпистемологии:

1. Каким образом формируются наши представления о прошлом?
2. И насколько эти представления соответствуют самому прошлому, или каково соотношение между исторической реальностью (наше представление) и исторической действительностью (это само прошлое, которое для нас недосягаемо)?

«Необходимо обратиться к анализу деятельности наших историков». К этому призывал Кóлосов («Как думают историки», М., 2001).

Но Аллан Мегилл говорит, что историки не всегда думают ясно над тем, что делают, или вообще не думают о тех проблемах, на которые теоретически ориентируются.

Два основных подхода, в которых по-разному решается эта проблема:

1. Леопольд Ранке: «История живёт только в архивах и руинах». От прошлого остаются лишь следы. Идя по ним, нужно с максимальной точностью воспроизводить прошлое.

2. Роберт Джон Коллингвуд («Идея истории») – История не содержится в книгах и документах, а только в сознании историка. Первичным источником исторического является историческое сознание. Исторический материал оказывается востребованным, лишь когда он оказывается в поле зрения историка.

Феномен исторического сознания. Парадокс

С одной стороны – исторического сознание – это условие исторического видения вещей, фактов… Но оно не выводиться из самого опыта взаимодействия с этими вещами. Опыт даёт образ вещи, но ничего не говорит о её истории. Для этого необходим определённый взгляд на эти вещи, исторический взгляд.

 

Основные концепции разрешения этого парадокса (факторы, способствующие формированию исторического сознания):

1. Первая из них связана с понятием памяти: историческое сознание формируется на основе памяти, как определяющего фактора. Память – форма психического отражения действительности, способность организма закреплять, сохранять и воспроизводить информацию о внешнем мире и о своём внутреннем состоянии для дальнейшего её использования в процессе жизнедеятельности. В нашем случае память – это способность человека сохранять и воспроизводить информацию о своём существовании в прошлом.

Следует различать память как чувство, которое случайно и стихийно (пàтос [греч] – память), и память как целенаправленное припоминание («анамнезис»).

* Книга А. Бергсона «Материя и память», где Бергсон разбирает, что такое целенаправленная память:

А) память-привычка

Б) память-воспоминание

А) Опыт целенаправленного запоминания. Память-привычка: такого рода опыт происходит при заучивании текста и т. д. Имеет всегда законченный характер. Время размышлений, как правило, ничего не добавляет.

Б) Память-воспоминание не носит законченного характера. Имеет перспективу, основана на движении мысли, на разыскание. Историческая память основана на памяти-воспоминании. Именно она является источником и основой исторического сознания.

Надо иметь в виду, что память может быть индивидуальной и коллективной. Коллективная память тоже психологична.

В современном мире популярны призывы к сохранению памяти о прошлом. При этом звучат требования помнить о прошлом правильным способом, который определяется конъюнктурой сегодняшнего дня. Например, в Германии и Японии не любят вспоминать о Второй мировой войне.

Мегилл: «Настоящая история стоит почти в оппозиции к исторической памяти. Ориентированная на память историография является аффирмативной, то есть утверждающей, навязывающей обществу определённую историческую традицию, угодную определённой группе членов этого общества (политической элите). Память всегда субъективна. Например, если человек утверждает, что он нечто помнит, у нас нет основания ему не доверять. Но для исторической науки этого недостаточно – необходимы свидетельства и доказательства.

Отсюда следует различать утверждения памяти и историческое утверждение. Историческое утверждение всегда подтверждено. Правда же – всегда субъективна, потому что всегда основана на памяти и личном жизненном опыте. Коллингвуд: «Только утверждение памяти не есть историческое, если нет доказательств».

Путями памяти можно прийти куда угодно. Дефицит некоторых фактов часто порождает мифологию.

Историческая правда, основанная на личных воспоминаниях, всегда субъективна. Например, «Красное колесо» Солженицына. Но без памяти не было бы никакой истории. Выводить феномен исторического сознания только из памяти ошибочно.

 

2. Второй фактор формирования исторического сознания – Рефлексия. Основная идея принадлежит Раймон Арону: «Введение в философию истории». Историчность памяти определяется её направленностью (интенциональностью). Получается, что память непервична. Есть нечто, что её направляет. Это нечто – рефлексия. Рефлексия – «обратное движение». В нашем случае – это направленность человеческого мышления на исторический субъект – нацию, народ.

Подлинные предпосылки исторического мышления начинаются там, где человек или народ (нация) задаются вопросом, что они есть такое? И связывают ответ с теми состояниями в прошлом, которые привели к состоянию в настоящем. (В России – с эпохи Петра и Екатерины). Вопрос – кто мы такие и что мы здесь делаем? Ситуация, в которой человек находящийся в настоящем обращается к прошлому. И порождён этот вопрос проблемами настоящего. Именно проблемами настоящего, задаётся определённый горизонт вопрошания, определяющий направленность исторической памяти. Рефлексия – первичный фактор, формирующий историческое сознание.

 

3. Версия третья – Ностальгия. Автор основной идеи Франк Анкерсмит: «История и тропология: взлет и падение метафоры».

Ностальгия и настоящие воспоминания сообщают нам наиболее подлинный опыт прошлого (историк в своём исследовании тоже опирается на опыт эмпирический, но это не тот же опыт что у физика или химика. Это возвышенный исторический опыт).

Источники: Анкерсмит Ф. Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. / пер. с англ. М.; Кукарцева, Е. Коломоец, В. Кашаев – М.: Прогресс–Традиция, 2003. – 496 с.; Анкерсмит Ф. Возвышенный исторический опыт. – М.:Европа, 2007

 

Слово «ностальгия» произошло от латинского глагола nosteo (благополучно возвращаюсь домой) и греческого существительного algos – боль. Слово вошло в обиход в 1688 году благодаря немецкому врачу Хофферу для описания психологического состояния солдат-наёмников вдалеке от родной страны. Это стремление вернуться назад.

Но в действительности, следуя ностальгическим чувствам, мы никогда не возвращаемся в прошлое.

В историческом познании мы устремляемся к прошлому (как и в состоянии ностальгии) и получаем от этого творческое удовлетворение и радость. Но рядом всегда разочарование, вызываемое недостижимостью прошлого. Поэтому и в ностальгическом, и в историческом познании мы не возрождаем прошлое. Наоборот, становится явным то состояние мысли, которого затем придерживается историк – чувство непреодолимого барьера между прошлым и моим представлением о прошлом.

Настоящее всегда в настоящем. Историк всегда переживает прошлое в настоящем.

А роль ностальгии, как и рефлексии – выступает в качестве провокатора памяти, средства, которым задаётся эта интенциональность памяти. Причём историческая ностальгия не обязательно может быть связана с лично пережитым человеком в прошлом. Чувство исторической тоски по далеко отстоящей от нас исторической эпохе – обычное явление. (Историческая ностальгия – тяга к античной древности, к советскому времени...)

 

Рациональность и фрагментарность исторического повествования

Историческое познание всегда избирательно и фрагментарно. Мы никогда не воспроизводим прошлое в его целостности, так как прошлое существует для нас только в той степени, в которой оно нам рассказано. Поэтому мы делим прошлое на определённые события и процессы и строим статические картины, реконструируем динамику некоторых процессов.

Причём в истории фиксируются события и факты, но не психология, переживания и мысли их участников. Всё психологизированное прошлое – не вопрос исторической науки. Р. Арон полагал, что это удел писателей и художников. Поэтому автобиография всегда далека от подлинно исторической науки, потому что опирается прежде всего на субъективную память автора.

От прошлого остаётся прежде всего результат пережитого. Подлинная же историческая жизнь со всем многообразием страстей, стремлений и чувств – не доступна мысли. Официальная история – это нечто рационализированное и депсихологизированное. Поэтому наше стремление психологически объяснить наше поведение в прошлом – псевдообъяснение.

Жизнь исторична, ибо протекает во времени, но история никогда не является точным воспроизведением прошлого. Живые индивиды находятся далеко от нас в прошлом, абстрактны. Остаётся только одно – что люди сделали, а не как. Поэтому историческое сознание всегда есть лишь репрезентация прошлого (воспроизведение в настоящем), при чём сама процедура репрезентации не предполагает сравнение с действительно произошедшим. Основные критерии истинно исторического знания – в настоящем.

* * *

Источники: О роли воображения в истории – «Воображение и вымысел в историческом сознании» – статья в Вестнике СПбГУ, выпуск № 30, серия 6, – «О роли воображения».

* * *

Объяснение и понимание в историческом познании

Историческая наука, разумеется – наука описательная. Но неотъемлемая задача науки – это ещё и объяснение исторических фактов, событий. Вопрос в том – как историк может реально объяснить события прошлого? Этот вопрос возник в середине ХХ века в связи с развитием логического позитивизма Витгенштейна и Рассела.

Аналитическая эпистемология, в духе позитивизма.

1. Первая концепция возникла в лоне аналитической исторической эпистемологии (Никифоров, «Философия науки») как модель обобщающих законов (МОЗ). В её основе лежит дедуктивно-номологическая модель объяснения (Карл Гемпель).

Объяснить единичное событие – значит указать общее высказывание (закон), из которого оно следует. Научное объяснение – это объяснение через закон. На какие же законы истории может опираться историческое объяснение. Гемпель – история наука ещё эмпирическая, потому для существования корректных исторических объяснений необходимо создание развитой исторической теории. И нет никакой разницы между познанием природы и познанием истории.

Аналогично – Аристотель – объяснение через причины. Объяснить событие – это указать его причину.

Причины могут лежать как в прошлом, так и в будущем (как цели).

 

Упрёки – как не принимать во внимание ценности, желания и т. д. людей? Так возникла вторая модель:

2. Рациональная модель (уточнение МОЗ)

Уильям Дрей – события можно объяснить, если удаётся выяснить те цели, которые преследовались его участниками. Объяснить историческое действие – это значит определить те мотивы, которыми руководствовались его участники. И показать, что в свете этих мотивов данные действия были рациональными, т.е. разумными и необходимыми в достижении этой цели. Дрей возвращается к так называемой модели объяснения через причину. (Аристотель и Декарт: причина могла различаться в прошлом и будущем.)

Критика этой второй концепции со стороны Гемпеля и его последователей

Рациональное объяснение не может быть достаточным, так как оно не делает объясняемые события необходимыми, оно говорит лишь о возможности действия. Р. Арон: «Это всё псевдоконфликт, мы широко пользуемся общими моделями объяснения».

 

3. Третья концепция – Фон Вригт – модель интенционального объяснения дана в книге «Объяснение и понимание». Это попытка синтеза концепций Дрея и Гемпеля. При этом Вригт предположил, что ход локальных исторических процессов всегда можно подвести под одну общую логическую закономерность.

Практический силлогизм фон Врикта:

- большая посылка: некто А намерен осуществить В (цель);

- малая посылка: А считает, что, для того чтобы осуществить В, ему необходимо произвести промежуточное действие – С;

- вывод: при данных условиях А с необходимостью исполняет С. Действие С логически необходимо.

Но основной элемент этого объяснения – интерпретация целевого поведения исторического субъекта (выявление подлинных смыслов и целей его деятельности). Для этого нужны конкретные факты и исторические свидетельства.

Работа историка в данном случае состоит в том, чтобы выяснить как реальные исторические деятели воспринимали мир современный им, и как в соответствии с этим восприятием мира они принимали то или иное решение. То есть главным здесь является не внешняя логика развития событий, а подлинные цели действий исторического субъекта. Постичь эти цели мы можем лишь путём проникновения в культуру, душу той эпохи. В мир её ценностей, принципов и идеалов.

Но такой подход вовсе не означает психологической сопричастности сознаний историка и субъекта. Это невозможно. Историку необходимо постижение тех культурных ориентации и ценностей, с которыми жил субъект – Духа эпохи (по Дильтею). Поэтому понимание хода исторических событий основано на интеллектуально-логическом восстановлении поведения исторических персонажей, а не на проникновении в их психологию и жизненный опыт.

Более того, как в историческом объяснении, так и в историческом описании историк опирается на то, что называется предпониманием (Гадемер). Учёный-исследователь всегда исходит в понимании нового из того понимания, которое у него уже есть (знания, которые он получил в определённой традиции). Поэтому мы обречены понимать прошлое всегда из смыслов настоящего.