Василий Шуйский и Михаил Скопин

 

Родословная Шуйских. Царь Василий Иванович Шуйский и князь Михаил Васильевич Скопин‑Шуйский оба принадлежат к роду Шуйских, суздальских Рюриковичей, их судьбы переплетены, и гибель князя Михаила предрешила падение царя Василия. Суздальские князья происходят от Андрея Ярославича, младшего брата Александра Невского. В конце XIV века Суздальско‑Нижегородское княжество перешло в руки московских князей, а суздальским князьям передали в удел Шую. Так появились князья Шуйские. При Иване III Шуйские стали служить великим князьям московским и заняли почетные места в Боярской думе. К тому времени они разделись на ветви по прозвищам основателей семей. Известны Шуйские, Скопины‑Шуйские, Барбашины‑Шуйские, Горбатые‑Шуйские. Несмотря на разошедшееся родство, все Шуйские помнили, что князь Андрей «был на великом княжении Володимерском» и что они имеют право на престол в случае прекращения династии московских Рюриковичей.

 

Карьера Василия Шуйского. Дед Василия, князь Андрей, настолько раздражил 15‑летнего Ивана IV, что тот приказал псарям его убить. Это не помешало сыну Андрея Ивану получить чин воеводы и стать опричником. В 1573 г. князь Иван был убит в Ливонии. После него осталось пятеро сыновей, старший из них – 22‑летний Василий. Царь не забыл сыновей погибшего князя. В 1574 г. в его свите появился оруженосец Василий – «рында с большим саадаком». Пост для юноши завидный, ибо хранитель царского саадака (колчана с луком и стрелами) почитался старшим из оруженосцев. Василий и два его брата, как рынды, сопровождали царя в Ливонском походе. В 1581 г. Василий и Андрей Шуйские с небольшим войском были посланы на южную границу. Хотя Василий не проявил себя как полководец, в 1583 г. он возглавил полк правой руки. Неожиданно царь велел его арестовать, но вскоре отпустил на поруки. В 1584 г. Грозный умер, и началось боярское правление.

В опекунском совете при царе Фёдоре важную роль приобрел Иван Петрович Шуйский. Для Шуйских наступили лучшие времена. В 1584 г. Василий получил боярский чин и вошёл в Боярскую думу. Боярами стали и братья – Андрей с Дмитрием. Шуйские получили и земельные пожалования. Но наступил черед борьбы Шуйских с Годуновыми, и Шуйские ее проиграли. Ивана Петровича насильно постригли и удушили «дымом от зажженного сырого сена». Андрея уморили в тюрьме. Братьев – Василия, Дмитрия и Ивана, отправили в ссылку. Через два года Годунов вернул их в Москву. Василию он пожаловал пост воеводы Новгорода. В 1591 г. Борис поставил Василия во главе комиссии по расследованию гибели царевича Дмитрия. Заключением о его нечаянной смерти Борис остался доволен. После смерти царя Фёдора Шуйские воздержались от борьбы за престол. За что им воздалось: при коронации Бориса Дмитрий держал скипетр. Но не он стоял во главе Шуйских. Джильс Флетчер, посетивший Россию в 1588 г., пишет, что Василий Шуйский «почитается умнее своих прочих однофамильцев». Царь Борис к Василию относился неплохо, но разрешения на женитьбу ему не давал.

После вторжения «царевича Дмитрия» во главе армии против самозванца были поставлены Фёдор Мстиславский и Дмитрий Шуйский. Сражение под Новгород‑Северским они провели неудачно. Тогда царь Борис послал подкрепление во главе с князем Василием. Усилившаяся армия разбила самозванца под Добрыничами, но развить успех не смогла и застряла под Кромами. Незадолго перед кончиной Борис отозвал из‑под Кром Мстиславского и братьев Шуйских, заменив их Басмановым. На пользу замена эта не пошла. После смерти Бориса часть войска под Кромами во главе с Басмановым перешла на сторону самозванца. У Шуйских были основания обижаться на Годуновых. Несмотря на лояльность, им не доверяли. Поэтому, когда гонцы самозванца возмутили москвичей, бояре во главе с Василием Шуйским уговаривали толпу разойтись, «но сердечного отношения отнюдь не чуялось в этой речи». Не удивительно, что мятежники ворвались в Кремль и взяли под стражу царя Фёдора и его мать.

 

Заговор Шуйского. Когда к «царю Дмитрию» в Серпухов поехали главные бояре, князь Василий остался дома. Этим он привлек внимание Басманова, ведавшего у самозванца сыском, и самого «Дмитрия». По приезде «Дмитрия» в Москву, к князю Василию пришло несколько видных купцов поздравить с царской милостью. Шуйский якобы ехал в карете вместе с государем. Выслушав поздравления, князь Василий откровенно сказал: «Чёрт это, а не настоящий царевич; вы сами знаете, что настоящего царевича Борис Годунов приказал убить. Не царевич это, а расстрига и изменник наш». Кто‑то поспешил донести. Взяли слушавших воровские разговоры купцов – Фёдора Коня[66] и Костю Лекаря; их отвели в пыточную и они показали на Шуйского. Басманов доложил «Дмитрию» и тот приказал арестовать братьев Шуйских. Взяли и простых людей, их пытали, одни отпирались, другие на себя говорили, а двое «ростригу обличаху». Не теряя время их казнили, а над Шуйскими устроили суд. Дмитрий предоставил рассмотрение дела собору из духовенства, бояр и «ис простых людей». Сам он выступил как обвинитель и объявил, что Шуйские «подстерегали, как бы нас, заставши врасплох, в покое убить, на что имеются несомненные доводы».

Защитников у Шуйских не нашлось – «все на них кричаху». Василий, знавший как легко князья теряют головы, во всем повинился и лишь твердил: «Виноват я тебе… царь государь: всё это я говорил, но смилуйся надо мной, прости глупость мою!». Собор мольбы его не принял: Василия приговорили к смертной казни, а братьев – к ссылке. На другой день его отвели на казнь. Рассказы о героизме князя Василия, перед смертью обличавшего самозванца, скорее всего, выдумка. Немоевский пишет, что Шуйский пытался спасти жизнь. С плачем он восклицал: «От глупости выступил против пресветлейшего великого князя, истинного наследника и прирожденного государя своего!». Он умолял народ просить за него – пусть царь «помилует меня от казни, которую заслужил». С Василия сняли кафтан, но он отказался снять сорочку. Исполнение казни затягивалось. Прискакал гонец, остановивший казнь, а затем явился дьяк с грамотой о помиловании. Василия, вместе с братьями, отправили в ссылку.

Через три месяца самозванец вернул Шуйских в Москву и снял все опалы. Василия он сделал первым лицом в Боярской думе и пожелал женить 50‑летнего князя, вынужденного холостяка при Годунове. Василий выбрал княжну Буйносову‑Ростовскую и должен был жениться после царской свадьбы. Но князь Василий оставался непримирим. Внешне угождая царю, он стал во главе кружка заговорщиков, куда, кроме Шуйских, вошли братья Голицыны, М. Скопин, Б. Татев, М. Татищев, И. Крюк‑Колычев, доверенные дворяне и московские купцы. Немногочисленность заговорщиков обеспечивала скрытность. Они сумели разоблачить самозванца в глазах Сигизмунда III и его канцлеров. Под их влиянием Марфа Нагая через Петра Петрея сообщила королю, что царь «Дмитрий» ей не сын. Заговорщики и прямо обратились к Сигизмунду, передав через посла Ивана Безобразова сожаления, что король поддержал недостойного человека, и высказав пожелание о возведении на российский престол сына Сигизмунда Владислава. Князь Василий не мог тогда предвидеть, что через четыре года он лишится трона именно потому, что в Польше всерьёз отнесутся к этой идее.

Весной у заговорщиков появилась опора в войсках. Заговорщики сумели найти сторонников среди дворян новгородского ополчения, стоявших под Москвой. Им также удалось подкупить офицера из немецкой охраны самозванца (А. Бону) и нескольких стрелецких голов.[67] И всё же шансы заговорщиков казались ничтожно малы. Ведь их было всего около 300 человек. Под Москвой находились отряды не только из Новгорода, но из лояльного царю Путивля и Рязани. Во главе 5‑тысячного гарнизона московских стрельцов стоял верный Басманов. В Москву вместе со свадебным картежом Марины пришло двухтысячное польское войско. Наконец, народ был скорее склонен защищать царя, чем свергать. И всё же Василий Шуйский решился сыграть игру и её выиграл.

Оказалось, что приход поляков не усилил, а ослабил самозванца. Между поляками и москвичами возник острейший конфликт и «Дмитрию» приходилось думать не столько о своей безопасности, сколько об охране поляков. По этой причине ослаб контроль за доносами и челобитными. Сама атмосфера свадьбы отвлекала царя и мешала трезвой оценке угрозы. В эти дни Шуйские вели себя хитро и коварно. Они не перечили царю, что он женится на католичке и нарушает ритуал венчания, а приняли деятельное участие в свадьбе. Василий был «тысяцким боярином» – устроителем свадьбы, Дмитрий – дружкой, а его жена – свахой жениха. Из церкви новобрачную вели под руки царь и князь Василий. В Грановитой палате Василий держал перед молодоженами прочувственную речь. Шуйский всячески угождал царю: стоило ему кивнуть, как Василий бросался к трону и подставлял скамейку под ноги самозванца. Во время свадебного пира «Дмитрий», глядя на Шуйского, заметил, что «монархи с удовольствием видят предательство, но самими предателями гнушаются». Можно представить, как Василий его ненавидел, но он ждал своего часа.

И час наступил. 17 (27) мая 1606 г. заговорщики взяли Кремль. Все шло по плану. Внешняя стрелецкая охрана была отведена и заменена новгородцами, которые заняли все двенадцать ворот. При пересмене немецкого караула вместо 100 наёмников оставили 30. Рано утром ударили колокола и бирючи стали кричать народу, что литва и поляки хотят извести царя. Меж тем, вооруженные бояре и дворяне ворвались в Кремль через Спасские ворота. Впереди ехал князь Василий, держа в одной руке крест, в другой меч. Басманов, пытавшийся уговорить толпу, был убит, но самозванец перебежал по тайным переходам и, выпрыгнув из окна, оказался под защитой северских стрельцов. Стрельцы дали отпор нападающим и те, понеся потери, отхлынули. Тут Шуйский их подбодрил, призвав, прикончить «змия свирепого», иначе он «перед своими глазами всех вас замучит». Заговорщики пригрозили стрельцам истребить их жен и детей и заставили выдать самозванца.

Князь Василий тут же поспешил спасать важных поляков. Кроме дома послов, охраняемого стрельцами, польские магнаты сидели по домам в осаде и отбивались от наступавших толп. Шуйский остановил побоище у дома, где остановился Константин Вишневецкий. Шляхта и слуги князя к тому времени перебили много москвичей, но толпа всё прибывала и полякам пришлось бы худо, если бы не Шуйский. Василий закричал, что если поляки сдадутся, то он обещает всем жизнь и в уверение целовал крест. Вишневецкий приказал впустить его. Василий вошел в дом и заплакал, когда увидел сверху, сколько вокруг побито русских. Пока Шуйский выручал Вишневецкого, Мстиславский вызволял Мнишека. Бояре спасали магнатов, а о погибших маленьких людях особо не заботились.

 

Воцарение Шуйского. Вечером на подворье Шуйских собрались заединщики – Василий с братьями Дмитрием и Иваном, Михаил Скопин, Иван Крюк‑Колычев, Головины и доверенные московские купцы. Заседали ночь и следующий день. Первым делом постановили согнать с патриаршего престола Игнатия, ставленника самозванца. Затем обсудили, какой нужен царь. «Нам надо, – сказал Василий, – поискать в Московском государстве человека знатной породы….во всём благочестивого, чтобы он держал невозбранно все наши обычаи….был бы опытен и не юн, поставлял бы царское величие не в роскоши и не в пышности, а в правде и воздержании, не казну бы свою умножал, а берег бы людское достояние наравне с казенным и собственно царским». Образ царя Шуйский списал с себя: он был знатен, опытен, отнюдь не юн, держался старых обычаев, был благочестив и отличался бережливостью, если не скупостью.

Были составлены крестоцеловальная запись царя и текст присяги. В записи утверждалось право Шуйского быть царём: «его же дарова бог прародителю нашему Рюрику, иже бе от Римскаго кесаря, и потом многими леты и до прародителя нашего Александра Ярославича Невского на сем Российском государстве быша прародители мои». [Не обошлась безо лжи: Шуйские были потомками не Александра, а его брата Андрея]. Царь целовал крест никого из бояр не казнить, «не осудя истинным судом с бояры своими»; не отбирать жизнь и вотчины у жён, детей и братьев опальных бояр; не отбирать жизнь, дворы и лавки у жён и детей казнённых «торговых и «чёрных» людей; доводов ложных «не слушати», «а кто на кого солжет, и, сыскав, того казнити»; всех «судити истинным праведным судом и без вины ни на кого опалы своея не класти».

Шуйский вынуждено отступил от прав самодержца. Ведь в цари его утвердил не Земской Собор, а узкий круг близких людей. На третий дня после переворота (19 мая) приближенные Василия собрали народ на Красной площади у Лобного места. Там царя Шуйского и выкрикнули из толпы. Как пишет Буссов, Шуйский «без ведома и согласия Земского собора, одною только волею жителей Москвы, столь же почтенных его сообщников в убийствах и предательствах, всех этих купцов, пирожников и сапожников и немногих находившихся там князей и бояр, был повенчан на царство патриархом, епископами и попами и присягнул ему весь город, местные жители и иноземцы».

На самом деле, Шуйского венчали без патриарха. На следующий день после избрания он разослал по городам грамоты, в которых сообщалось о казни «еретика, ростриги, вора Гришки Богданова сына Отрепьева», назвавшего себя Дмитрием Угличским, и желавшего перебить бояр и искоренить православие, и об избрании царя Василия «всем Московским государьством» по решению собора и разных чинов людей. Грамоты и присяга новому царю вызвали смущение: «и устроися Росия вся в двоемыслие: ови убо любяще, ови же ненавидяше его». Даже в Москве стало неспокойно. 25 мая перед Кремлем собралась толпа и требовала царя. Маржерет, бывший тогда в Кремле, пишет, что Шуйский созвал бояр и «начал плакать», упрекая в непостоянстве. Он протянул им царский посох и шапку и сказал: «Изберите того, кто вам понравится». И тут же взял жезл обратно, сказав: «Если вы признаете меня тем, кем избрали, я не желаю, чтобы это осталось безнаказанным».

Пять заводчиков, приведшие толпу к Кремлю, были высечены кнутом. На всякий случай перевели из Кириллова монастыря на Соловки несчастного старца Стефана – слепого царя Симеона Бекбулатовича. Главного заговорщика – Петра Шереметьева, судили, но наказали мягко, отправив на воеводство в Псков. Больше пострадал Филарет Романов, вместе с Шереметьевым готовивший в Угличе прах царевича Дмитрия к перевозке. Уже выдвинутый в патриархи, он так и остался митрополитом. Шуйский подыскал нового патриарха – митрополита Гермогена. 1 июня 1606 г. состоялось венчание Василия на царство: венчал его Исидор – митрополит Новгородский (Гермоген, ещё не патриарх, был в Казани).

3 июня в Москву было торжественно доставлено тело царевича Дмитрия. Вместе с телом привезли «писмо», заверяющее о целительной силе мощей царевича. Когда в Угличе открыли мощи, храм наполнился неизъяснимым благоуханием; тело было цело – мощи явили нетление; сохранилась одежда и ожерельице на шее, низанное жемчугом, только на сапожках носки подошв отстали. В руке царевич держал орешки, залитые яркой кровью. Вновь открыли тело: царица Марфа не могла промолвить ни слова, а царь Василий возгласил, что привезенное тело есть мощи царевича. 3 июня гроб с телом Дмитрия был выставлен в Архангельском соборе. На мощах сменили одежду, на грудь положили политые кровью орешки. В соборе мать царевича, обливаясь слезами, просила простить обман, что называла самозванца сыном. Василий сказал, что прощает её и просит митрополита и весь освященный собор молиться, чтобы Господь освободил душу Марфы от грехов.

Начались чудесные исцеления: в первый день исцелились 12 человек, на следующий – 13. При каждом новом чуде по Москве звонили в колокола. По городам разослали грамоту, где извещалось о новом угоднике, о покаянии Марфы и ещё раз – о самозванце – губителе православия. Хотя канонизация Дмитрия являлась доказательством лживости самозванца, Василий не сразу отказался от прежнего своего заключения о нечаянном самоубийстве царевича.[68] В грамоте, разосланной по городам, было написано, что несчастье в Угличе произошло «по зависти Бориса Годунова», но царевич сам «ако агня незлобиво заклася». Здесь же упоминались «злодеи его и убийцы», получившие воздаяние. В том же 1606 г. Дмитрия объявили святым, и царь Василий уже не сомневался в убийстве царевича. Но случился конфуз: недруги царя запустили в церковь умирающего и он скончался у гроба царевича. Пошли разговоры об обмане, о мнимобольных, якобы исцеленных. Говорили даже, что в гробе не Дмитрий, а стрелецкий мальчик по имени Ромашка, что отцу заплатили за него большие деньги, убили и положили на место царевича. Из‑за слухов доступ к телу закрыли.

Царь Василий сделал всё возможное, чтобы уверить народ в самозванстве предшественника и законности своего избрания, но успехов достиг скромных. Многие остались при мнении, что царь Дмитрий был сыном Ивана Грозного, а Шуйский – преступник, захвативший царский престол. Другие соглашались, что «Дмитрий» – самозванец, но не прощали Шуйскому, что его выкликнули «не советова со всею землею». Немалое число людей верило, что Дмитрий Иванович спасся, а вместо него убили одного поляка, и что скоро истинный государь предъявит свои права.

 

Война с Болотниковым. Царя Василия не приняли на юге, особенно, на Северщине. Служилые люди здесь с самого начала стояли за царя «Дмитрия», получили от него немалые льготы и боялись, что новый царь их всего лишит. Дальнейшую смуту постарались привнести люди, не простившие Шуйскому смерть «Дмитрия». Сразу после его гибели из Москвы бежал дворянин Михаил Молчанов, один из приближенных самозванца. Молчанов выскользнул из столицы и поспешил к границе, по пути распуская слух, что он спасшийся царь. В Польше он нашел приют в Самборе, в замке жены Мнишека. Выдавать себя за царя он мог среди людей, не видевших «Дмитрия». Русские посланники прознали, что самборский самозванец «возрастом [ростом] не мал, рожеем смугол, нос немного покляп [горбатый], брови черны, не малы, нависли, глаза невелики, волосы на голове черны курчевавы….ус чорн, а бороду стрижет, на щеке бородавка с волосы». Посланники говорили, что «подлинно вор Михалко Молчанов таков рожеем, а прежней был вор рострига рожеем не смугол, а волосом рус».

Слухи о спасшемся царе Дмитрии распространились в южной России, где народ отказывался присягать Шуйскому. Князь Григорий Шаховской, опрометчиво посланный Шуйским воеводой в Путивль, собрал горожан и сказал, что царя Дмитрия пытались на Москве убить, но он бежал в Польшу, к тёще, и готовится вернуться и отомстить. Царь велел передать людям, чтобы хранили ему верность. Слова князя были приняты с восторгом. Народ стал за «Дмитрия» не только в Путивле, но в Чернигове, Ельце, по всей южной России. Из знати, кроме Шаховского, на стороне «Дмитрия» выступил князь Андрей Телятевский, воевода Чернигова. Правда, сам «царь Дмитрий» прятался в Самборе, зато его грамоты скрепляла царская печать, привезенная из Москвы дьяком Богданом Сутуповым. Разница между царем Василием и фантомом убитого самозванца почти исчезла.

Скоро в Путивле появился пришелец, ставший героем войны с Шуйским. Им был Иван Исаевич Болотников. О нем известно мало, хотя ещё гетман Жолкевский писал, что «надлежало бы написать длинную Историю, чтобы рассказать все, сделанное неким Болотниковым». В юности Болотников был «человеком», т. е. холопом, князя Андрея Телятевского. Отсюда советские историки выводили «вождя первой крестьянской войны» из народных низов. На самом деле, Болотниковы – дети боярские из Крапивны, к югу от Тулы. О мелком помещике Иване Болотникове есть запись конца XVI в. Как многие захудалые дворяне, Иван по бедности пошел служить князю Андрею. Служил он недолго и сбежал к казакам; позже был захвачен татарами, продан в Турцию и несколько лет грёб на катыргах.[69] Наконец, галеру отбили в морском сражении «немцы» и освобожденных гребцов отвезли в Венецию.

Можно гадать, где Болотников овладел воинским искусством – в войнах ли Габсбургов с турками или в Италии, но когда он решил вернуться в Россию – он был уже в годах и мастер своего дела. Через Германию Иван попал в Польшу, а там – в замок в Самборе, где его принял «царь Дмитрий», иначе, – Михаил Молчанов. Молчанов понял, что Болотников – опытный воин, и спросил, не хочет ли служить ему. Когда Иван ответил, что жизнь готов отдать за государя, Молчанов сказал: «Я не могу сейчас много дать тебе, вот тебе 30 дукатов, сабля и бурка. Довольствуйся на этот раз малым. Поезжай с этим письмом в Путивль к князю Шаховскому. Он выдаст тебе из моей казны достаточно денег и поставит тебя воеводой и начальником над несколькими тысячами воинов… Скажи, что ты меня видел и со мной говорил… и что это письмо ты получил из моих собственных рук». В Путивле Болотников был назначен большим воеводой и стал во главе 12 тыс. ратников.

В июле 1606 г. Болотников начал поход на Москву из Путивля. В августе он разгромил царские войска под Кромами, а другой повстанец – Истома Пашков – под Ельцом. Армия разрасталась: к Пашкову шли стрельцы, боярские дети, посадские, к Болотникову – казаки, крестьяне и те же дети боярские. С дворянами, служившими Шуйскому, болотниковцы поступали жестоко – пленных сбрасывали с городовых стен, их жен и дочерей бесчестили. 23 сентября московские полки нанесли поражение «ворам» под Калугой на реки Угре, но из‑за «измены» калужан отступили за Оку. К восстанию присоединились рязанские дворяне во главе с Прокофием Ляпуновым. Больше 20 городов признали «Дмитрия», поднялась мордва, в Астрахани отложился воевода Иван Хворостинин.

В начале октября 20‑летний Михаил Скопин нанёс поражение Болотникову на реке Пахре. Успех был недолгим: 12 октября Пашков и Ляпунов наголову разбили царскую армию под селом Троицком, в 50 верстах от Москвы, и стали в селе Коломенском. К селу подошел и Болотников. Почитая себя большим начальником, чем Пашков, он согнал его с удобного для лагеря места. Такое бесчестье Пашков не простил и вступил в тайные сношения с Шуйским. В конце октября повстанцы осадили Москву. Положение царя Василия было тяжким: войск у него осталось немного, продовольствия нехватало, в Думе начались разброд и шатания – бояре уже не любили царя. В этом нелегком положении Шуйский проявил выдержку и изобретательность.

Первой задачей царя было не допустить смуты среди москвичей. Тут ему помогло духовенство, особенно, патриарх Гермоген, обличавший Расстригу. Была использована и написанная протопопом Терентием «Повесть о видении некоему мужу духовну». В повести рассказано о чудесном видении Христа, разгневанным на русский народ за грехи и требующим всеобщего покаяния. Шуйский велел огласить повесть в Успенском соборе и «в миру». Царь с патриархом и «все малии и велиции» ходили по церквам «с плачем и рыданием» и постились». Пост укрепил дух и помог справиться с нехваткой продуктов. Шуйский организовал перезахоронение Бориса Годунова, его жены и сына. Бояре и монахи несли гробы при стечении народа, а сзади шла Ксения, причитая о своем сиротстве и злодее, назвавшимся Дмитрием и даже мёртвым терзающим Русское государство.

Уверенный в лояльности московского купечества, Шуйский предложил послать в лагерь повстанцев посольство для переговоров. Прибывшие к Болотникову москвичи заявили, что готовы повиниться царю Дмитрию, если им его покажут. Слова атамана, что он говорил с «законным государем» в Польше, никого не впечатлили. После этого Шуйский решился на необычный для царей шаг – раздать оружие всем москвичам старше 16 лет. Стало кому оборонять стены. Переговоры с повстанцами имели последствия. 15 ноября во время боя у Серпуховских ворот на сторону царя перешли рязанцы во главе с Ляпуновым – сказалось утрата веры в отсутствующего «Дмитрия». А тут и верные Шуйскому войска подтянулись – из Новгорода, Твери, Смоленска, Вязьмы, Дорогобужа, даже из Холмогор.

В обороне Москвы выделялся воевода полка «на выласку» – 20‑летний Скопин. 2 декабря 1606 г. он разгромил Болотникова под Коломенским. Исход битвы решил переход полка Пашкова на сторону царских войск. Было захвачено 10 тыс. казаков: одни сдались добровольно, других – взяли в плен. Первых царь Василий принял в своё войско, остальных «повеле посадити в воду». За победу Скопин получил чин боярина. Шуйский разослал грамоты о победе, и многие города ему вновь присягнули. Но с Болотниковым было не кончено – сохранив часть войска, он затворился в Калуге. Началась долгая осада.

Шуйский прилагал все усилия, чтобы укрепить свою власть. Он просил бывшего патриарха Иова приехать в Москву, чтобы простить и разрешить «всех православных крестьян в их преступлении крестного целования». 16 февраля 1607 г. Иов и патриарх Гермоген разрешили народ от клятвы верности Годуновым. Так укреплялась святость присяги царю. Озаботился Василий и интересами дворян, главной военной силы государства. В марте 1607 г. он издал два указа. В первом указе царь ограждал вольных дворянских слуг от попыток перевести их в холопы (чтобы меньше было болотниковых). Во втором указе объявлялось о 15‑летнем (а не 5‑летнем, как раньше) сыске беглых крестьян, чтобы «быть за теми, за кем писаны». Это был важный шаг в закрепощении крестьян.

Всю зиму 1606/1607 г. царские войска осаждали Калугу. Пытались зажечь городские стены: подвезли к ним гору дров. Но болотниковцы, сделав подкоп, взорвали дровяную гору и, воспользовавшись паникой, выскочили и посекли бегущих. Шуйский подсылал к Болотникову немца отравителя, но немец во всём атаману открылся. В мае 1607 г. князь Андрей Телятевский разбил царскую армию на реке Пчельне. Узнав о его победе, болотниковцы сделали вылазку и разгромили осаждавших. Поражение под Калугой чуть не стоило Шуйскому трона. Как писал из Москвы монах‑миссионер Николай де‑Мелло: «…пришли к нему 10 лучших бояр. Они тогда изобразили перед ним несчастья, происшедшее в его царствование, и великое, в столь короткое время, пролитие крови людской… затем стали уговаривать его, чтобы он лучше постригся в монахи, а государство отдал тому, кому оно будет принадлежать по справедливости».

Царь уходить не согласился. Гермоген предал анафеме гроба Болотникова и всех, кто «помогали второму ложному Дмитрию». 21 мая 1607 г. царь Василий лично выступил в поход против Болотникова. Удача сопутствовала ему: Болотников был дважды разбит и заперся в Туле. С ним были «царевич» Пётр, князья Шаховской и Телятевский и 20 тыс. войска. Началась четырехмесячная осада каменной крепости, поначалу грозившая превратиться в поражение. Помог умелец – сын боярский из Мурома. Он предложил царю затопить Тулу и ручался в успехе своей жизнью. Стали строить плотину на реке Упе ниже города. Постепенно вода поднялась и затопила улицы Тулы, так что жители ездили из дома в дом на лодках. Начался голод и осажденные сотнями стали перебегать в царский лагерь. Шуйский принимал их милостиво.

Наконец, тульские сидельцы известили Шуйского, что сдадутся, если даст царское слово сохранить им жизнь и позволит уйти «куда похотят», в противном случае, обещали сражаться до конца и скорее съесть друг друга от голода, чем сдаться. Шуйский, зная о появлении второго «Дмитрия», занявшего Брянск и Козельск, свое царское слово дал. 10 октября 1607 г. Тула сдалась. Из вождей восстания в цепи заковали лишь «царевича» Петра. Болотников подъехал к царскому шатру в полном вооружении, сошел с коня, положил обнаженную саблю себе на шею. Рослый дюжий молодец и маленький тучный старик глянули друг на друга. Злодей пал ниц и сказал: «Я был верен своей присяге, которую дал в Польше тому, кто называл себя Дмитрием. Дмитрий это или нет, я не могу знать, ибо никогда прежде его не видел. Я ему служил верою, а он меня покинул, и теперь я здесь в твоей воле и власти. Захочешь меня убить – вот моя собственная сабля для этого готова; захочешь, напротив, помиловать по своему обещанию и крестоцелованию – я буду верно тебе служить».

Слово свое царь открыто нарушить не решился. Расправился лишь с «вором Петрушкой», на допросе назвавшимся Илейкой Коровиным из Мурома. Илейку повесили в Москве, близ Данилова монастыря. Болотникова в феврале отвезли в Каргополь, через полгода ослепили, а потом утопили. Князя Шаховского сослали в скит на Кубенское озеро, а князя Телятевского – самого знатного, вообще не лишили ни свободы, ни боярства. Василий имел основания торжествовать. Ему удалось победить опаснейшего врага, мятежные города один за другим изъявляли покорность; второй Дмитрий отступил к литовской границе. Спало страшное напряжение, в котором два с половиной года пребывал Шуйский. Настало время пожинать плоды, к чему Василий и приступил. 17 января 1608 г. 56‑летний царь впервые в жизни женился. Избранницей была юная княжна Екатерина Буйносова‑Ростовская. После венчания она получила имя Мария. Царь был влюблен, счастлив и предавался радостям медового месяца. По словам летописца, радости эти имели последствия бедственные: «Василий, алчный к наслаждениям любви, столь долго ему неизвестным….начал слабеть в государственной и ратной деятельности, среди опасностей засыпать духом и своим небрежением охладил ревность лучших советников Думы, воинов и воевод».

Обвинения вряд ли заслуженные – Шуйский отнюдь не размягчился. Как отмечает Масса, свадьба царя сопровождалась «водяными казнями» пленных повстанцев: «Свадьба… была ознаменована… скорбями людей, которых… каждый день топили в Москве. Эта водяная казнь… совершалась в Москве уже два года кряду, и все ещё не было конца». Царство Василия шло под откос не из‑за старческих утех, а от слабости армии, уступавшей войску самозванца. Дворянская конница не выдерживала ударов крылатых гусар с шестиметровыми копьями и уступала в проворстве казакам самозванца. Немцы наёмники уехали, а те, кто остались, были ненадежны. Главное же, Василий доверял войско только бездарным и трусливым братьям – Дмитрию и Ивану. Всё же ему пришлось, после разгрома Дмитрия под Болховом, послать Скопина в Новгород за шведскою подмогой. В июле 1608 г. самозванец заложил лагерь в Тушине. Началась осада Москвы, длившаяся полтора года.

Положение Шуйского было незавидное. В 12 верстах от Кремля, в Тушино сидел «Вор». Города и земли одни за другими признавали самозванца. Многие бояре и дворяне подались в «перелеты» – ездили из Москвы в Тушино и обратно, присягали то «Вору», то Шуйскому и получали от них пожалованья. Картину запечатлел Палицын: «Царем же играху, яко детищем, и всяк вышше меры своея жалованья хотяше». Целуют царю крест, потом бегут в Тушино и «тамо крест же Господень целовавше и жалование у врага Божиа вземше», возвращаются в Москву и снова «у царя Василиа болши прежняго почесть, и имениа, и дары восприимаху». Перелетали по «пять крат и десять». В народе крепло мнение, что «земля» успокоится лишь со сменой царя. После позорного разгрома армии Ивана Шуйского в сентябре 1608 г. Дума поставила Василию условие – добиться вывода литовских людей из России до 1 октября. Если царь ничего сделать не сможет, он должен «оставить государство».

В феврале 1609 г. князь Роман Гагарин вместе с двумястами дворянами, «придя вверх к боярам и начаша говорить, чтоб царя Василия переменити». Когда Боярская дума им «отказаша», дворяне собрали толпу на Лобном месте и хотели всенародно сместить царя. К толпе вышел Шуйский и поклялся на кресте, что через три недели придет с большим войском Михаил Скопин. В апреле волнения повторились, но к ним были готовы: толпе зачитали грамоты от Скопина и Шереметьева, что они выступили в поход на Москву. Люди успокоились, но ненадолго. Новые волнения произошли в мае – их снова утишили, читая подложную грамоту от Скопина. Составился заговор во главе с Иваном Крюк‑Колычевым, подручным Шуйского по свержению Отрепьева. Заговорщики намеревались убить Василия в Вербное воскресенье, когда царь «вел ослять» патриарха. Колычева выдали, и 6 мая он был казнён.

Весной 1609 г. крымский хан совершил набег на Россию. Татары, не встречая сопротивления, перешли Оку и вышли в окрестности Серпухова и Коломны. По дороге они собрали полон. Василий, скрывая бессилие от народа, в грамотах объявил, что татары прибыли как союзники. Слабость России подтолкнула короля Сигизмунда. Использовав как предлог приход к Скопину шведских наёмников, король объявил, что Шуйский вступил в союз с его врагами, и в сентябре 1609 г. двинул войска на Смоленск. Но город не открыл ворота полякам, и враги завязли в осаде. Так же твердо стоял Троице‑Сергиев монастырь. Эти подвиги в заслугу Василию не поставили: москвичи требовали его ухода. В отчаянии царь предался «богомерзким гаданиям»: во дворце были устроены палаты, где ведуны и ведьмы колдовали днем и ночью, чтобы избавить его от врагов. Оставалась надежда на Скопина: царь торопил его, но молодой полководец двигался к Москве не спеша.

 

Жизнь, подвиг и смерть Михаила Скопина. Михаил Васильевич Скопин‑Шуйский родился в 1586 г. Его отец – Василий Фёдорович, защищал Псков от Батория, был воеводой в Новгороде и умер, когда мальчику было 11 лет. Мать, Елена Петровна, урожденная княжна Татева, постаралась дать сыну достойное воспитание. Он обучался «наукам», был развит физически и владел боевыми искусствами. Службу князь Михаил начал в 15 лет жильцом при царе Борисе – выполнял небольшие поручения. Юноша был тих нравом, любил читать, особенно, книги о воинских подвигах. В 1604 г. 18‑летний Скопин получил чин стольника, а в 1605 г., с восшествием на престол «Дмитрия Ивановича», был пожалован чином «мечника великого». Мечник должен хранить меч государя, что означало величайшее доверие. Царь благоволил юному мечнику и доверил ему встречать возвращающуюся из ссылки Марфу Нагую, мать Дмитрия. Несмотря на царскую любовь, Михаил примкнул к заговору Василия Шуйского. Здесь сыграло роль родство с Шуйским и нежелание служить самозванцу.

После воцарения Василия, Михаил лишился чина мечника. Но Скопину помог воинский талант. Он дважды разбил войско Болотникова – на реке Пахра под Москвой и под Коломенским, хотя потерпел поражение под Калугой. Был одним из воевод, осаждавших Тулу. За воинские заслуги Михаил получил чин боярина. Когда Лжедмитрий II начал поход на Москву, царь Василий назначил Скопина главным воеводой, но тут же отозвал под предлогом смуты в войсках и заменил на брата Ивана. Князь Михаил имел основания убедиться, что три брата Шуйские (его четвероюродные дядья) любви к нему не питают, а скорее побаиваются как успешного полководца и старшего по фамильной линии. В 1608 г. Михаил женился на Анастасии Головиной.

В августе 1608 г. Скопин был отправлен царем в Новгород для переговоров со шведами. Царь Василий просил короля Карла IX прислать войско для борьбы с поляками Лжедмитрия. В Новгороде Скопин обнаружил, что народ настроен против Шуйского. Вдобавок, Псков, Ивангород, Старая Руса присягнули самозванцу. Князь Михаил решил остаться в Новгороде, а к шведам отправил окольничего Семёна Головина. Скоро Скопину поступил донос на новгородского воеводу Михаила Татищева, того самого, кто убил Басманова в день свержения «Дмитрия». Скопин, недолго думая, выдал его новгородцам, обвинив в измене. Толпа растерзала воеводу.

В феврале 1609 г. в Выборге был заключен договор о военной помощи. Карл IX потребовал уступить ему за помощь город Корелу. Скопину пришлось принять условия. Шведский король быстро набрал наёмников из «фрянцузшков, аглинцев, немец цысаревы области, свияс и иных многих земель» – умелых вояк, но склонных к бунту при задержке оплаты. Во главе войска был поставлен граф Якоб Делагарди, прославившийся в сражениях в Нидерландах. В марте 1609 г. войско Делагарди достигло села Тесово в 50‑и верстах от Новгорода. Разместив солдат, граф с небольшим отрядом прибыл в город. В честь шведов палили из пушек, стреляли из ружей. Приветствуя Делагарди, Скопин из уважения поклонился низко, коснувшись рукой земли. 22‑летний Скопин и 26‑летний Делагарди, понравились друг другу.

Весь апрель они готовились к походу, но не всё шло гладко – наёмники требовали денег, а им выплатили всего треть. Михаил их успокаивал, рассылал грамоты в северные города, с просьбой прислать деньги. Были и споры: Делагарди хотел сначала захва<