Вокруг Петра. Борьба мифологий

 

Ни одна страна в мире не окружена такими противоречивыми мифами о её истории, как Россия… Н. Бердяев постоянно отмечал поляризованность русского характера…. Другая причина в том, что в русской истории играли огромную роль различные «теории», идеология, тенденциозное освещение настоящего и прошлого.

Дмитрий Лихачёв. «Мифы о России старые и новые»

 

Пётр I в русском фольклоре

 

Две ипостаси Петра. Пётр занял видное место в русском фольклоре в двух ипостасях. В одной ипостаси, Пётр – это радеющий об Отчизне царь‑труженик, он водит корабли, работает наравне с плотниками, делит еду и ночлег с солдатами. Пётр – даже защитник простых людей – в песне «Жалоба солдат Петру I на князя Долгорукого», царь разрешает солдатам расправиться самосудом со знатным обидчиком. Поморы говорили о царе с уважением: «Даром хлеба не ел, лучше бурлака работал». Солдатские песни о смерти Петра похожи на плачи. Стоящий на часах у государевой гробницы молодой солдат «возрыдаюче вымолвил»:

 

Ах ты матушка сыра земля,

Расступися ты на все стороны,

Ты раскройся, гробова доска,

Развернися ты, золота парча,

И ты встань, проснись, православный царь,

Посмотри, сударь, на свою гвардию,

Посмотри на всю армию

Уже все полки во строю стоят,

…

Дожидают они полковника,

Что полковника преображенского,

Капитана бомбандирского.

 

В другой ипостаси, Пётр – не природный царь, а подменённый. Рассказывали, что когда была Наталья Кирилловна на сносях, то сказал ей Алексей Михайлович: «Не родишь сына, учиню тебе озлобление». И когда родилась дочь, то царица, тайно от государя, спрятала девочку в Немецкой слободе, а себе взяла немецкого младенца. Говорили, что мать перед смертью сказала Петру: «Ты не сын мой заменённый». Через 40 лет после рождения Петра взяли в Преображенский приказ бабу, говорившую, что государь не сын Алексея Михайловича: «Взят во младенчестве из немецкой слободы у иноземца по обмену. Царица‑де родила царевну, и вместо царевны взяли ево, государя, и царевну отдали вместо ево». А по другим слухам, Пётр был Лефортов сын. Говорили, что когда родилась у царицы дочь, а у Лефорта в тот же день – сын, то царица, страшась государева гнева, младенцев обменяла. И тот Лефортов сын царствует на Руси и поныне. По другой легенде Петра подменили во время поездки к немцам: взяли в неволю за морем в Стекольном (Стокгольме); ещё говорили, что царь был «в немцах в бочку закован да в море пущен» или что в Риге был «закладен в стену».

Не миновало Петра и обвинение, что он антихрист. Старообрядцы видели антихриста и в Никоне, и в Алексее Михайловиче, но особенно – в Петре. В 1700 г. поступил донос на книгописца Гришку Талицкого, что говорит про государя непристойные слова и режет доски – хочет печатать тетради и, напечатав, бросать в народ. На пытке Гришка признался, что составил письмо, будто настало ныне последнее время и антихрист, т. е. государь, в мир пришел. Взяли всех, с кем он вёл беседы. Гришку и ещё пятерых казнили; остальных били кнутом и сослали в Сибирь. Против Талицкого митрополит Стефан Яворский написал книгу «Знамения пришествия антихристова и кончины века» (1703). Но, как пишет Соловьёв, «мысль об антихристе не умирала в людях». Ладожские старцы, не сомневались, что Пётр антихрист:

 

«Какой он нам, христианам, государь? Он не государь, латыш: поста никогда не имеет; он льстец, антихрист, рожден от нечистой девицы, писано об нём именно в книге Валаамских чудотворцев, и что он головою запрометывает и ногою запинается, и то его нечистый дух ломает, а стрельцов он переказнил за то, что они его еретичество знали, а они, стрельцы, прямые христиане были, а не бусурманы, а солдаты все бусурманы, поста не имеют; прямого государя христианского, царя Иоанна Алексеевича, извёл он же, льстец».

 

В ответ на книгу Яворского настоятель Выговской пустыни старообрядцев, Андрей Денисов, написал сочинение «Об антихристе». В нем он пишет об антихристе в образе папы Римского, но проводит явную аналогию с Петром I. Работа Денисова послужила основой для дальнейших писаний старообрядцев о царе‑антихристе. Интересный оборот приняла версия о Петре‑антихристе в старообрядческой повести «Сказание о Петре истинном и Петре ложном»: истинный Пётр скрывается в старообрядческом ските, а на престоле сидит подмененный царь‑антихрист.

Сохранились, немногочисленные (за них преследовали) солдатские и казацкие песни, где Пётр показан как деспот, не жалеющий жизни простых людей. Он не даёт пощады стрельцам, готовым ради прощения голыми руками взять вражеский город (в другой песне – три города), против воли заставляет идти в солдатчину, лишает вольности тихий Дон. Особенно помнили прорытие Ладожского канала. В песне «Ах, далече, далече…» плачет не только «трава‑мурава», но «земля сырая», ведь царь велел её «копати…. рвы и колодези вырывати, ключевую воду испускати». В другой песне, плывущие по каналу государевы гребцы «разговоры говорят, все хозяина бранят»:

 

Ты, разсукин сын хозяин, разканалья, сукин сын.

Здесь канавушки прорыл….

 

 

Образ Петра в XVIII в.

 

Апология Петра. Петра ненавидели при жизни, но после смерти ненависть отступила перед восхищением. О тяжких налогах и гибели десятков тысяч забыли, а помнили победы Петра. Имя его почитали – гвардейские полки стали гарантом невозврата к прошлому. Культ Петра начал складываться при Елизавете Петровне, захватившей престол по праву дочери Петра. В 1742 г. петровский чиновник П. Н. Крёкшин преподнес Елизавете первый том «Краткого описания блаженных дел великого государя‑императора Петра Великого…». Ломоносов слагает оды в честь Петра. В «Оде на восшествие на престол Елизаветы» (1748) он уподобляет рождение Петра Рождеству Христову. В «Слове похвальном… императору Петру Великому» (1755) называет его подобным Богу. Пишет в его честь поэму «Пётр Великий» (1760). В 1747 г. в Петербурге перед Михайловским замком устанавливают первый бронзовый конный памятник Петру работы Карло Растрелли.

В царствование Екатерины II мифология о Петре Великом стала частью государственной идеологии. В 1768–1769 гг. были опубликованы первые две части «Истории Российской…» сподвижника Петра Василия Татищева. В 1788–1789 гг. преданный почитатель Петра, Иван Голиков, опубликовал 12 томов «Деяний Петра Великого, мудрого преобразителя России…», а затем, в 1790–1797 годы– 18 томов «Дополнений». Этот фундаментальный труд написан по собранным Голиковым документам. Автор шаг за шагом прослеживает историю царствования Петра. Он не только восхваляет «Великого государя», но подробно рассматривает обвинения в его адрес. Голиков их опровергает, доказывая, что у Петра были грехи человеческие, но не было царских. В 1782 г. в Петербурге состоялось открытие памятника Петра I – «Медного всадника», работы Этьена‑Мориса Фальконе. В 1785 г. в Лейпциге выходят на немецком языке «Подлинные анекдоты о Петре Великом». Автор, российский гравер Якоб Штелин, многие годы записывал рассказы современников Петра. К концу жизни он собрал 142 «анекдота». На русском языке «анекдоты» были изданы в 1787 г.

 

Памфлет Щербатова. В 1786 или в 1787 г. князь Михаил Щербатов написал памфлет «О повреждении нравов в России». В нем он обрушился на екатерининских аристократов, описав их низость по сравнению с предками. «Повреждение нравов» автор связывает с реформами Петра. Наряду с полезными переменами, Пётр ввёл излишние и прямо вредные. К ним Щербатов относит «людцкость, сообщение и великолепие», что привело к стремлению к роскоши, сластолюбию и разрушению устоев семьи. Борьбу Петра со старыми нравами Щербатов сравнивал с действиями неискусного садовника, срезающего лишние ветки у слабого дерева, но лишь ухудшающего его состояние: «Так урезание суеверий и на самые основательные части веры вред произвело, уменьшились суеверия, но уменьшилась и вера». Порча нравов усугубились после смерти Петра. Автор не щадит ни цариц, ни царедворцев. Рукопись Щербатова была напечатана в 1858 г. в «Вольной типографии» Александра Герцена в Лондоне.

 

Образ Петра в XIX в.

 

Карамзин о Петре. Карамзин не знал о рукописи Щербатова, но он считал, что требование Петра к дворянам перенять европейские обычаи, привело к их отчуждению от народа: «… со времен Петровых высшие степени отделились от нижних, и русский земледелец, мещанин, купец увидел немцев в русских дворянах». Карамзина беспокоил запущенный петровскими реформами космополитизм: «При царе Михаиле или Фёдоре вельможа российский, обязанный всем Отечеству, мог ли бы с веселым сердцем навеки оставить его, чтобы в Париже, в Лондоне, Вене спокойно читать в газетах о наших государственных опасностях? Мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России. Виною Пётр».

 

Пушкин о Петре. Отношение молодого Пушкина к Петру было одновременно родственным и восторженным – его прадед, маленький чёрный раб Ибрагим, был крещён царём, и стал Абрамом Петровичем Ганнибалом, получив отчество от Петра и фамилию по имени карфагенского полководца Ганнибала. Пётр воспитал Абрама (он был его денщиком), послал учиться во Францию, а по возвращении обеспечил карьеру и место среди российского дворянства. В 1827 г. Пушкин начал писать роман «Арап Петра Великого», оставшийся незаконченным.

О Петре Пушкин написал две поэмы – «Полтава» и «Медный всадник». «Полтаву» (1829) публика встретила холодно. Любовь юной Марии и старца Мазепы не вызвала симпатий. Критики упрекали Пушкина в нарушении исторической и художественной правды. Характерно, что никто не упоминал Петра. Не исключено, что Петра подразумевали, но о нём не говорили прямо. В «Полтаве» Пушкин превысил поэтическую меру в славословии царя. Чего стоят следующие строки:

 

Тогда‑то свыше вдохновенный

Раздался звучный глас Петра:

«За дело, с Богом!» Из шатра,

Толпой любимцев окружённый,

Выходит Пётр. Его глаза

Сияют. Лик его ужасен.

Движенья быстры. Он прекрасен,

Он весь, как божия гроза.

 

Несравненно сильнее «Медный всадник», написанный в 1833 г., но не пропущенный Николаем I. Пушкин пытался исправить поэму согласно замечаниям царя, но подцензурно работать он не умел, и поэма так и не была опубликована при жизни. В поэме пересекаются два сюжета и два отношения к Петру I. В первом сюжете Пётр дан эпически: «На берегу пустынных волн || Стоял Он, дум великих полн, || И вдаль глядел…». Величественные мысли царя оформлены во всем известные строки: «Природой здесь нам суждено || В Европу прорубить окно». Пушкин поёт гимн Петру и Петербургу.

Другая сюжетная линия связана с судьбами маленьких людей: мелкого чиновника Евгения и бедной вдовы с дочкой Парашей, которую Евгений любит. В их близкое счастье вмешивается стихия и Пётр, построивший город в гиблом месте. Злые волны разлившейся Невы смывают домик, где жили мать с Парашей, и несчастный Евгений сходит с ума. Однажды ночью он добрёл к подножию памятника: «Того, чьей волей роковой || Над морем город основался…». Того, кто «над самой бездной || На высоте уздой железной || Россию поднял на дыбы». И раздавленный человек восстал:

 

…Вскипела кровь. Он мрачен стал Пред горделивым истуканом И, зубы стиснув, пальцы сжав, Как обуянный силой чёрной, «Добро, строитель чудотворный! –

Шепнул он, злобно задрожав, – Ужо тебе!..» И вдруг стремглав

Бежать пустился….

 

Евгению показалось, что лицо грозного царя мгновенно разгорелось гневом. И он услышал за собой «тяжело‑звонкое скаканье»:

 

И, озарён луною бледной, Простерши руку в вышине, За ним несётся Всадник Медный На звонко‑скачущем коне; И во всю ночь безумец бедный, Куда стопы ни обращал, За ним повсюду Всадник Медный С тяжёлым топотом скакал.

 

Здесь гений поэта достигает вершин. Но мы не видим привычного восторга Пушкина перед Петром. Медный всадник бесчеловечен: он преследует несчастного и так им уже раздавленного, ведь это Он заложил город в устье Невы. Отношение зрелого Пушкина к Петру отошло от восторженного обожания юности. Пушкин так и не смог завершить написание «Истории Петра» – труд, начатый в 1831 г. и получивший полную поддержку царя (Пушкину были открыты секретные архивы времён Петра I). Но чем больше он с ними знакомился, тем больше сомневался, что труд его может быть напечатан. За неделю до смерти Пушкин сказал П. А. Плетневу: «Историю Петра пока нельзя писать, то есть, её не позволят печатать».

Он был прав: Николай I, прочитав рукопись «Истории Петра» после смерти Пушкина, заявил, что её нельзя печатать. В сокращенном виде «История Петра» была издана в 1880 г., а в полном виде – в 1962 г. Об отношении зрелого Пушкина к деятельности Петра осталась запись: «Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плод ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика. NВ. (Это внести в Историю Петра, обдумав)».

 

Пётр при Николае I. В николаевской России образ Петра превратился в важнейший утверждающий миф. В этот период в литературе и искусстве по словам И. С. Тургенева сложилась «ложно‑величавая» школа. Её идейное содержание соответствовало уваровской триаде: «самодержавие, православие, народность». На сцене шли драмы, прославляющие Петра. Особенно плодовит был Нестор Кукольник. Пётр – герой его рассказов, повестей, драмы и романа «Два Ивана, два Степаныча, два Костылькова» (1844). У Кукольника он идеальный русский царь – труженик, радеющий о пользе Отечества, строгий и справедливый. Талантливо писал о Петре публицист Михаил Погодин. Погодин умеет найти доходчивые слова, позволяющие оценить вклад Петра для России:

 

«Какой нынче день? 1 января 1841 года – Пётр Великий велел считать годы от Рождения Христова… Пора одеваться – наше платье сшито по фасону, данному Петром Первым, мундир по его форме. Сукно выткано на фабрике, которую завёл и шерсть настрижена с овец, которых развёл он. Попадается на глаза книга – Пётр Великий ввёл в употребление этот шрифт и сам вырезал буквы. Вы начинаете читать её – этот язык при Петре Первом сделался письменным, литературным… Приносят газеты – Петр Великий их начал… За обедом, от соленых сельдей и картофелю, который указал он сеять, до виноградного вина, им разведённого, все блюда будут говорить нам о Петре Великом. После обеда вы едете в гости – это ассамблея Петра Великого. Встречаете там дам – допущенных до мужской компании по требованию Петра Великого…».

 

Славянофилы признавали гений Петра. Алексей Хомяков в статье «О старом и новом» (1839), перечислив заслуги первых Романовых, продолжает: «…наконец, является окончатель их подвига, воля железная, ум необычайный, но обращенный только в одну сторону, человек, для которого мы не находим ни достаточно похвал, ни достаточно упрёков, но о котором потомство вспомнит только с благодарностью, – является Пётр». Далекие от идеализации Петра, славянофилы осуждали насаждение им западных нравов, перенос столицы в Петербург, наступление на русскую культуру и разъединение народа, подавление личной свободы, но никогда не обсуждали частную жизнь императора. Причина заключалась в морали славянофилов – они были благородные люди, рыцари в высоком значении этого слова. Они избегали грязи, и грязь не приставала к ним.

 

Соловьёв о Петре I. Сергей Соловьёв был самым читаемым русским историком второй половины XIX в. Его 29‑томная «История России с древнейших времён» (1851–1879) до сих пор остается самой полной сводкой по истории России по 1774 г. (смерть прервала труд автора). Соловьёв видел историю России как историю её государственности. С подобным мерилом он подходил и к роли Петра I. Историк делает вывод о необходимости реформ и об огромных заслугах Петра. Соловьёв не закрывает глаза на его жестокие дела, но находит им оправдание:

«Не дело историка безусловно восхищаться всеми явлениями этой эпохи, безусловно оправдывать все средства, употреблявшиеся преобразователем для лечения застарелых недугов России; но, изображая деятельность человеческую с необходимою в ней тёмною стороною, историк имеет право изображать деятельность Петра как деятельность великого человека, послужившего более других для своего народа».

 

Разоблачение Петра‑сыноубийцы. Удар по Петру был нанесен с неожиданной стороны. Близкий к правительственным кругам историк Николай Устрялов, посвятивший последние 23 года жизни работе над «Историей царствования Петра I», выпустил в 1859 г. VI том «Истории» под названием «Царевич Алексей Петрович». В приложении были впервые опубликованы архивные документы о «деле царевича Алексея». Из документов следовало, что Пётр обманом заманил в Россию бежавшего от него царевича, обещав прощение. Вскоре отец приказал пытать сына, и на основании выбитых пытками признаний царевич был приговорён к смертной казни. Но и после приговора ему ежедневно «учиняли застенок» в присутствии Петра. После одного такого застенка «царевич Алексей Петрович преставился».

Книга Устрялова имела эффект разорвавшейся бомбы. Особое возбуждение наступило в демократическом лагере. Герцен тогда писал: «Золотые времена Петровской Руси миновали. Сам Устрялов наложил тяжелую руку на некогда боготворимого преобразователя». В 1858 г. в «Полярной звезде» – журнале «Вольной типографии» Герцена, появилось письмо под заголовком «Убиение царевича Алексея Петровича». Письмо написано от имени Александра Румянцева, агента Петра, сыгравшего ключевую роль в доставке царевича Алексея в Россию. Его адресат, Дмитрий Титов, неизвестен. Письмо датировано 27 июля 1718 г., т. е. спустя месяц после смерти царевича. В письме рассказывается, что после вынесения смертного приговора царевичу, Пётр собрал ночью доверенных лиц и сказал: «Не хощу поругать царскую кровь всенародной казнию, но да совершится сей предел тихо и неслышно». По его приказу Румянцев, Бутурлин, Толстой и Ушаков поехали в Петропавловскую крепость, где был заключён Алексей, и задушили его двумя пуховиками.

Вокруг письма возник спор. Устрялов отказался признать его подлинность, указав, что не установлен адресат и что «девка Евфросинья», любовница царевича, вовсе не рослая, как сказано в письме, а, напротив, миниатюрная. Замечания Устрялова вызвали гнев демократической общественности. В «Современнике» и «Русском слове» появляются статьи, осуждающие реакционного профессора и доказывающие подлинность письма. Демократам очень хотелось, чтобы письмо было подлинным, поскольку, по их мнению, тайный приказ Петра убить царевича больше дискредитировал самодержавие, чем смерть Алексея в застенке. В начале 1970‑х годов Натан Эйдельман провёл исследование письма Румянцева и пришёл к заключению, что оно могло быть из коллекции документов князя В. С. Кавкасидзева, признанных подделками. Прямых доказательств подделки письма Эйдельман не нашёл. Уверен в подделке письма архивист В. П. Козлов. В настоящее время большинство учёных считают письмо Румянцева подделкой.

 

Ключевский о Петре. Василий Ключевский, оценивал Петра неоднозначно. Он признавал его любовь к отечеству, преданность делу, смелость и широту планов, беспримерную энергию, достигнутые успехи, но видел и непродуманность его реформ и не мог простить жестокости. По мнению историка, «столь разнородные черты трудно укладываются в цельный образ. Преобладание света или тени во впечатлении изучающего вызывало одностороннюю хвалу или одностороннее порицание, и порицание напрашивалось тем настойчивее, что и благотворные деяния совершались с отталкивающим насилием». Пётр боролся деспотизмом с народной косностью. С помощью крепостников он хотел водворить в Россию европейскую науку и народное просвещёние. Задача невыполнимая: «Совместное действие деспотизма и свободы, просвещёния и рабства – это политическая квадратура круга, загадка… доселе неразрешённая». Всё же историк склонен оправдать самовластие Петра. По его мнению, «можно мириться с лицом, в котором… [самовластие] соединяется с самопожертвованием, когда самовластец, не жалея себя, идет напролом во имя общего блага… Так мирятся с бурной весенней грозой, которая, ломая вековые деревья, освежает воздух и своим ливнем помогает всходам нового посева».