Пётр I в постсоветской России.

 

Место Петра в новой России. В Российской Федерации с самого начала возникли проблемы с идеологией. Социализм советского образца был отвергнут в пользу западного либерализма. Но после недолгой эйфории пришло разочарование. Кроме захвативших общую собственность олигархов и чиновников, никто не выиграл от воплощения западных идей в России. Со временем разочарование сменилось неприязнью. Власть имущим пришлось обратиться к уваровской триаде, несколько её отреставрировав: сохранили православие (добавив ислам, иудаизм и буддизм для инаковерующих), заменили самодержавие демократией, русских переделали в россиян, и в таком виде объявили государственной идеологией. В новой идеологии видное место заняла история царской России, и в ней ярчайшей звездой засиял Пётр Великий.

Для новой мифологии Пётр подходил идеально – он был государственник, западник и реформатор, и хотя его реформы были болезненны, они привели к процветанию России. Петра обласкали: городу Ленинграду вернули имя Петра, в Петропавловской крепости установили сидящего Петра – дар эмигранта Михаила Шемякина (1991), в Москве воздвигли огромный памятник Петру работы Зураба Церетели (1997), появились памятники Петру в Астрахани (2007) и Сочи (2008). Как и в царской России, Петра печатают на деньгах – памятник Петру в Архангельске украсил 500‑рублевую банкноту. О царе‑реформаторе пишут в учебниках. Историки публикуют книги: «От Петра I до Павла I: Реформы в России XVIII в. Опыт целостного анализа» (1999) Александра Каменского, «Пётр I» (2003 г.) Николая Молчанова, «Петр I. Начало преобразований. 1682–1699 гг.» (2010) сотрудников Института истории РАН.

Книжный рынок России предлагает товар на любой вкус, в том числе, по истории. Переиздаются старые и публикуются новые исторические биографии. Иногда – это приобретение для читателя. Так была переиздана книга Казимира Валишевского «Пётр Великий» (1895). Валишевский – поляк, писавший по‑французски, написал лучшую, как считают, биографию Петра‑человека. В 1980 г. у Валишевского появился достойный соперник – американский историк Роберт Мэсси опубликовал монументальную книгу о Петре и его времени – «Пётр Великий. Его жизнь и мир». На русском языке книга была издана в 1996 г. под названием «Пётр Великий». Расследованию обстоятельств смерти Петра посвящена интересная статья Сергея Аксёненко «Загадка смерти Петра Первого» (2007).

 

Пётр – антигерой фолк‑хистори. Появились и книги, претендующие на раскрытие спрятанной исторической правды о петровской и допетровской Руси. В их числе видное место занимают книги Александра Бушкова и Александра Буровского. Авторы называют свои труды исторической публицистикой; критики относят их к фолк‑хистори. Писать «историческую публицистику» Бушков и Буровский начинали в тесном взаимодействии: к первой исторической книге Бушкова Буровский написал послесловие; вторую они опубликовали в соавторстве. Дальше их пути разошлись, но оба автора продолжают выпускать книги, где один из главных антигероев – Пётр Первый.

 

Фолк‑хистори по Бушкову. К началу публикации цикла книг по «исторической публицистике» Бушков был уже популярным автором боевиков и героических фэнтези. В 1997 г. вышла из печати его первая историческая книга – «Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы». Эту книгу, пересматривающую не только историю, но хронологию по Н. А. Морозову и А. Т. Фоменко, считают классическим примером фолк‑хистори. Вслед за Фоменко, Бушков сообщает, что не было никакого нашествия монголов и что Русь – это и есть Орда, но он идёт ещё дальше и утверждает, что Россия – это Китай и что русские – это китайцы. Историк Глеб Елисеев написал на труд Бушкова разгромную рецензию, в которой обсудил самые вопиющие нелепицы книги, но обошел стороной главы о Петре I.

Раздел о «Драконе московском» – Петре, лишён экзотики первого раздела книги: в нём Бушков просто собрал и повторил отрицательные суждения о Петре историков и писателей. Часто без ссылок на предшественников. Впрочем, установить их не сложно. Об отсталости государственных заводов Петра по сравнению с частными мануфактурами писал в 1980‑е годы Евгений Анисимов. О крепостническом пути развития промышленности России можно прочитать не только в «Очерках истории СССР. Россия в первой четверти XVIII в.» (1954), но и у дореволюционных историков. Даже эпатажное заключение Бушкова – «Пётр I самостоятельно не придумал ничего толкового. Все, что он делал, было лишь продолжением преобразований, начатых за десятилетия до его появления на свет…» – лишь грубое повторение высказываний Ключевского и Милюкова.

Фолк‑хистори по Буровскому. У книги Бушкова есть послесловие. О нём не без иронии пишет Г. А. Елисеев:

 

«И тем более поразительным явлением выглядит послесловие к сочинению Александра Александровича, которое создал «канд. исторических наук, доктор философских наук. профессор КрасГУ, президент Красноярского регионального отделения Международной академии ноосферы, действительный член Академии науковедения» А. М. Буровский. Предисловие гордо названо «Россия, которой не было: взгляд гения» и заканчивается следующими словами: «Книга А. Бушкова – своего рода эталон добросовестного исторического исследования. Несомненно, у кого‑то высказывания автора вызовут гнев и прочие непохвальные чувства. Ведь автор посягает на устоявшиеся, привычные представления! Но спорить будет трудно – потому что книга А. Бушкова прекрасно аргументирована. По каждой теме привлечено множество источников, и каждый источник исчерпывающе проанализирован» (С. 594). Господин Буровский! Вы книгу Бушкова хотя бы раз открывали? Там же нет ничего, кроме тенденциозно подобранных цитат, легкомысленно интерпретированных фактов, да заимствований у других творцов «фольк‑хистори».

 

Елисеев спрашивает, открывал ли Буровский книгу Бушкова. Ниже будет показано, что открывал. Но Маяковского «действительный член Академии науковедения» открывал редко. В послесловии он его искажает: «Я знал негра, || Он был неграмотный || Не разжевал даже азбуки соль, || Но он слышал, как говорит Ленин, || И он знал ВСЁ». А Маяковский писал: «Я знал рабочего. || Он был безграмотный». Негр упомянут в другом его стихотворении: «Да будь я и негром преклонных годов || и то, || без унынья и лени, || я русский бы выучил || только за то, || что им разговаривал Ленин». Скажете, мелочи? Может быть. Беда лишь в том, что негр в разных ипостасях появляется во всех книгах Буровского и порочит учёное имя автора. А ведь Буровский всегда перечисляет свои научные регалии, настаивая на доверии как историк‑профессионал. На самом деле, выпускник истфака пединститута занимался не историей, а археологией и философией естествознания. Тема его кандидатской диссертации – «Культурно‑исторические этапы развития палеолита Енисея» (1987). Тема докторской – «Возникновение и проблематика антропоэкологии» (1996). Читатель всего этого не знает и доверяет специалисту‑историку.

В 2001 г. вышла книга «Россия которой не было – 2. Русская Атлантида». В ней указаны два автора – Бушков и Буровский, но книга написана одним Буровским. Об этом он пишет в предисловии. Бушков упомянут в книге в третьем лице, причём с издёвкой. Загадку соавторства раскрывает участник исторического форума, утверждающий, что Бушков и Буровский «раньше были друзьями и именно Бушков протащил Буровского в публицистику. Даже прикрыл первую книгу своим именем и брендом (тогда уже раскрученным)». Звучит правдоподобно, ведь Бушкова читали сотни тысяч, если не миллионы. Бушков поддерживал Буровского и как начинающего автора «ужасов и мистики», опубликовав с ним в соавторстве «Сибирскую жуть» – 1 и 2 (2000, 2001).

«Россия, которой не было – 2» примечательна редкой по накалу русофобией. В начале книги Буровский высмеивает «новую хронологию», а заодно и Бушкова. Дальше следует приём «фолк‑хистори» – автор разоблачает историков, скрывших правду. По его словам, историки умолчали, что рядом с Московской Русью процветала культурная и гуманная Западная Русь – Великое княжество Литовское. Буровский рассказывает о Западной Руси (благо сведений предостаточно – от Соловьёва до монографий советского периода). Но Юго‑Западной Руси посвящена лишь пятая часть книги. Главный запал автора обращён против народа Северо‑Востока Руси и созданной им державы – Московии. Народ этот – выродок: неспособный к нормальному труду (всё рывком), давящий тех, кто выделяется из стада, ненавидящий чужаков и склонный к рабству. Его религия – «московитское христианство», где иконы секут розгами. Московиты, присвоившие себе имя русских, создали «цивилизацию подростков»: «В сущности, это очень опасная цивилизация. Опасная и для самой себя, и для своего же населения, и для соседей – для всех».

«Россия, которой не было‑2» имела успех (русофобов у нас хватает), и Буровский приналёг, да так, что с 2001 по 2010 гг. опубликовал 33 книги «исторической публицистики». Да ещё 8 триллеров про сибирские ужасы (мистику), учебник по антропоэкософии – науки, придуманной им самим, и три любопытные книги – «Девочки: инструкция по пониманию», «Девочки: инструкция по применению», «Мужчины: инструкция по пониманию». А вот, инструкцию по применению мужчин почему то не написал. Наверное, потому, что даже гений не беспределен. А то, что Буровский – «гений», надеюсь, объяснять не нужно. Как и Бушков – «гений», и нисколько не исписался: за те же 10 лет издал 13 книг «исторической публицистики», 27 детективов, 8 – фантастики и 2 – ужасы и мистика. Получается, что за 10 лет Буровский опубликовал 45 книг, а Бушков – 50. Здесь «гении» равны, но Буровский для меня важнее, потому что многие читатели ему верят. Ведь он учёный, «историк», и его нет в списках авторов фолк‑хистори, а Бушков там есть. И ещё потому, что у Буровского есть книги о допетровской Руси и Петре I.

Буровский опубликовал четыре книги о Петре, а затем одну о допетровской России. Будем следовать исторической хронологии и начнём с «Правды о допетровской Руси» (2010). О содержании и стиле книги лучше всего скажет авторская аннотация:

 

«Один из главных исторических мифов Российской империи и СССР – миф о допетровской Руси. Якобы до «пришествия Петра» наша земля прозябала в кромешном мраке, дикости и невежестве: варварские обычаи, звериная жестокость, отсталость решительно во всем. Дескать, не было в Московии XVII века ни нормального управления, ни боеспособной армии, ни флота, ни просвещёния, ни светской литературы, ни даже зеркал… Не верьте! эта чёрная легенда вымышлена, чтобы доказать «необходимость» жесточайших петровских «реформ», разоривших и обескровивших нашу страну. На самом деле все, что приписывается Петру, было заведено на Руси задолго до этого бесноватого садиста!…

В своей сенсационной книге популярный историк доказывает, что XVII столетие было подлинным золотым веком Русского государства – гораздо более развитым, богатым, свободным, гораздо ближе к Европе, чем после проклятых петровских «реформ». Если бы не Петр‑антихрист, если бы Новомосковское царство не было уничтожено кровавым извергом, мы жили бы теперь в гораздо более счастливом и справедливом мире».

 

Если читать «Правду о допетровской Руси» (2010) сразу после «России, которой не было – 2» (2000), то перемены разительны. В 2000 г. автор говорил о зловещей азиатской «Московии», упустившей шанс стать Европой с приходом Романовых «в разоренную, страшную, но «не поступившуюся принципами» страну… которая намерена и дальше… не развиваться, не изменяться». В 2010 г. Московия – страна не азиатская, а европейская, пусть «периферия Европы». «Не надо представлять её как «Московию Зла», вместилище жестокости и дикости…. Обычная деспотия, даже приличнее очень многих». Земский собор имеет больше прав, чем французские Генеральные штаты. «Общины все активнее принимают на себя функции низовых органов управления». Крепостное право ограничено: черносошные крестьяне – свободны, а владельческие сохраняют личные права и «помещикам запрещается «пустошить» свои поместья». Куда делся «вонючий мужичонка» из первой книжки, который «только перебравшись за границу, становился вдруг не тварью дрожащей, но тем, кто хоть какие‑то права имеет». В Московии развивается экономика и культура; страна всё больше сближается с Европой. «Эпоха первых Романовых – заключает автор, – век позабытой русской славы. Век величия, пущенного по ветру полусумасшедшим Петром».

Несмотря на смену цвета знамени, у книг много общего. Экзальтированный автор, «глотая водку и слёзы», чернит московитов в 2000 г. и вдохновенно превозносит Московию в 2010 г. Везде он гнобит историков за сокрытие правды. И всюду ему вредит негр, слышавший Ленина. В первой книге чёрный человек подтолкнул автора написать: «Марина была старше Дмитрия лет на пятнадцать, прошла (будем вежливы) огонь, воду и медные трубы, и очаровать царственного мальчика для неё не было сложно». Речь идет о Марине Мнишек и царевиче Дмитрии (Лжедмитрии I). Беда в том, что Марина была младше Дмитрия: на момент знакомства с царевичем ей было 16 лет. Дмитрию 23–24 года. В «Правде о допетровской Руси» негр сообщает, что царский полководец Григорий Касогов в 1672 г. «берёт штурмом Азов». О таком крупном событии историки почему‑то молчат. Негр попутал и про арзамаских крестьян: «В 1634 году был случай, когда часть из отличившихся во время Смоленской войны правительство решило сделать помещиками. Но крестьяне, жившие возле Арзамаса… не захотели становиться владельческими и прогнали незваных помещиков дубьём». Стычка имела место не в 1634 г., а в Смутное время в 1611 г. Смоленских дворян власти хотели испоместить на арзамаских землях, но мужики – не дубьём, а при поддержке арзамасских стрельцов отбились от незваных хозяев.

О Петре Буровский опубликовал четыре книги. В 2001 г. – первую и вторую книги «Несостоявшейся империи». В 2005 – «Рождение Российской империи». В 2008 – «Пётр Первый. Проклятый император». Рассматривать их все нет смысла. Буровский сначала пишет книгу, а затем публикует целиком или кусками под разными названиями. Поэтому достаточно оценить первый и последний шедевры его петровского цикла. По первому «шедевру» – «Несостоявшейся империи» (2001) предоставлю слово Александру Кутищеву – автору книги «Армия Петра Великого: европейский аналог или отечественная самобытность» (2006):

 

«…Андрей Буровский… разоблачает Петра в преступлениях, которых он и не думал совершать. Не оставляя камня на камне от всего, что было создано в ту эпоху, автор прошёлся огнём и мечом по всем сферам жизни молодого государства. Досталось и экономике с торговлей, и политике внешней и внутренней, и юному флоту, и государственному управлению – и всем, всем, всем. Может быть, достижения России в этих областях и были преувеличены, а если нет, пусть автора поправят специалисты. На этих же страницах хотелось подробнее остановиться на военных аспектах вышеупомянутой книги Буровского».

 

Знаток военной истории оскорбился, прочитав у Буровского, что «некоторые на первый взгляд вполне образованные люди всерьёз убеждены, что Пётр изобрёл штык‑багинет и стрельбу плутонгами». «Уверяю Вас, – пишет Кутищев, – среди «образованных людей» таковых вряд ли найдёте. Поищите среди необразованных…. Изобретение штыка… багинетов да плутонгов… ему [Петру] не приписывали». Багинет или байонет – предшественник штыка, появился в русской армии в конце XVII в., а штык – в 1708 г. Неверно и утверждение Буровского, что байонет французы взяли на вооружение при маршале Вобане. «Нет, чтобы писать про военные дела, надо ознакомиться хотя бы с детскими популярными книжками по истории…. Тогда автору было бы известно, что багинет появился во Франции в середине XVII века, некоторые историки называют определённую дату 1646 г. и место – Байону, которое и дало имя изобретению. Маршалу Вобану… в это время было около 13 лет…». Не уяснил Буровский и сути стрельбы плутонгами. Солдаты первой шеренги у него стреляют лёжа. «Тут автор лишку хватил, – замечает Кутищев. – Солдаты первой шеренги опускались на колено. Лёжа из кремнёвого мушкета выстрелить, да ещё прицельно, вряд ли получится».

«Пётр Первый. Проклятый император» (2008) завершает антипетровский цикл Буровского. По его словам, реформы Петра «привели к развалу экономики, невероятному хаосу в управлении и гибели миллионов людей. А на месте богатой и демократичной Московии возникло нищее примитивное рабовладельческое государство». Отсюда – благородная цель автора: «Миф о Петре Великом и его «европейских реформах» живет до сих пор и в книгах, и в душах. Давно пора разрушить эту опасную ложь, мешающую нам знать и уважать своих предков». Легко заметить вторичность Буровского. Тот же Бушков писал до него о прерванном Петром взлёте Московской Руси. Но и Бушков не предтеча – ещё раньше (и интереснее) писал Солоневич, а до него славянофилы. Историю захвата власти Натальей Кирилловной Буровский излагает по Бушкову. Прозвище царицы – «медведиха» и подозрение, что она отравила старшего брата Петра, царя Фёдора перекочевали от Бушкова к Буровскому. Правда, Буровский допускает, что «медведиха» ещё и мужеубийца: «Ходил упорный слух, что именно она отравила сначала Алексея Михайловича, а потом и Фёдора Алексеевича. Слух никогда не был доказан, но очень уж «вовремя» они оба умерли, расчищая путь к трону для Петра». Допущение вздорное, но снимает обвинение в плагиате.

В описании болезни Петра Буровский следует Бушкову. Оба начинают с большого куска текста из перевода книги Роберта Мэсси «Пётр Великий» (1996), где сказано, что Пётр страдал малой формой эпилепсии. Дальше оба излагают одни и те же сцены аномального поведения Петра, в частности, дикую вспышку ярости на вечеринке у Лефорта. Говорят о его гомосексуализме (до сих пор не доказанном, К.Р.). Буровский называет болезнь Петра «затянувшейся истерикой», оговариваясь, что у медиков такого термина нет. Всё же, с помощью первой жены, невропатолога, он выносит диагноз Петру – «СДВ» (правильно – СДВГ, К.Р.) – «синдром дефицита внимания и гиперактивности». Симптомы проявляются до семи лет и если болезнь не лечить, то у взрослых развиваются асоциальная психопатия и алкоголизм. Но ведь мальчик высиживал часы на троне во время приёма послов и производил хорошее впечатление, о чём есть свидетельства у Мэсси. Пусть он томился, но сидел, что никак не вяжется с симптомами СДВГ.

Я обсуждал симптомы болезни Петра со специалистами в области клинической психологии. Оказывается, очень многие медики и психологи не признают СДВГ. Психиатр Сидни Уокер пишет по этому поводу: «Гиперактивность – это не болезнь. Это преступная фальсификация докторов, не имеющих понятия о том, что на самом деле происходит с детьми». Пётр имел, конечно, отклонения. Лучше всего им соответствует понятие расстройство личности (психопатия). Согласно классификации П. Б. Ганнушкина, для Петра характерно сочетание эпилептоидного и паранойяльного психотипов, с преобладанием эпилептоидных черт. Как писал Ганнушкин, эпилептоиды «очень нетерпеливы, крайне нетерпимы к мнению окружающих и совершенно не выносят противоречий». Им свойственно «большое себялюбие и эгоизм, чрезвычайная требовательность и нежелание считаться с чьими бы то ни было интересами, кроме своих собственных».

Эпилептоиды склонны выступать в роли благодетелей человечества. Они «любят порядок; эти люди человечество в рай будут гнать насильно, они любят всё человечество, а не каждого человека в отдельности; под их контролем находится буквально всё. Кстати, создатели великих империй в истории были либо эпилептоидными, либо эпилептиками…: Юлий Цезарь, Александр Македонский, Наполеон, Петр Первый». У Петра заметны и паранойяльные признаки, с характерной склонностью «к образованию так называемых сверхценных идей». Эпилептоидные и паранойяльные черты личности Петра не сопровождались искажением оценки реального мира. Пётр оставался трезво мыслящим реалистом, что в сочетании со сверхнастойчивостью психопата делало его опасным противником для внешних врагов и обеспечивало гибкость реформ внутри страны.

Вернёмся к книге Буровского. Его разоблачения Петра – человека, реформатора и правителя, повторяют высказывания многих не любящих Петра историков и писателей. Чтобы выглядеть оригинальным автор пускается в фантазии в духе альтернативной истории. В конце книги он предлагает читателю выбор: «Хотите – пусть на вас со стены смотрит интеллигентное лицо Василия Голицына, приятная значительная «парсуна» Алексея Михайловича, чуть смущенно улыбается царевна Софья, иронично поглядывает милое лицо царевича Алексея. А нравится – любуйтесь монструозной харей Фёдора Юрьевича Ромодановского, напудренной физиономией личного приятеля чертей и пассивного педика Лефорта, дегенеративным мурлом опухшего от пьянства Никиты Зотова, подловатой харей Меншикова». Если не так выберете, грозит Буровский, то худо будет вашим детям и внукам. Хочется спросить, за кого автор считает своего читателя, предлагая детские страшилки? И ответ очевиден – за того, кто покупает его книги.

Можно спросить меня, почему я столько времени потратил на Буровского? Ответ следующий: потому что он написал редкий по ненависти к русскому народу и его истории пасквиль «Россия которой не было – 2. Русская Атлантида» (2000) и повторил его в книгах – «Московия. Пробуждение зверя» (2006) и «Русская Атлантида» (2010). Потому что Буровский – наставник и покровитель ещё одного русофоба – Дмитрия Верхотурова, автора пасквиля «Покорение Сибири: мифы и реальность» (2005), призывающего к отделению Сибири и выхода тюркских народов из состава России. Потому что Буровский, искажая наше прошлое, уверяет, что он учёный‑историк, хотя у него нет публикаций по истории в рецензируемых журналах. Наконец, потому, что подобные люди приобрели в России влияние: Буровский перебрался в Петербург, читает лекции в университете и консультирует по истории депутата Госдумы Владимира Мединского.[285]

Благодаря авторитету Буровского, в книге Мединского «О русском воровстве, особом пути и долготерпении» (2008) повторена уничтожающая оценка Петра как государя и человека. Совпадения буквальны, что очевидно на примере текстов на стр. 173 у Мединского и стр. 136 у Буровского:

 

«Пётр хотел, чтобы стрельцы дали показания против Софьи, чтобы побег из голодной Астрахани выглядел попыткой государственного переворота. Конечно же, вскоре Ромодановский принес необходимые «доказательства»: мол, переписывались стрельцы с царевной Софьей! Тогда взялись за людей, близких к царице, в том числе и за двух её сенных девушек. Петр выступил прямо‑таки как гуманист – велел не сечь кнутом одну из них, находившуюся на последней стадии беременности. Правда, повесили потом обеих, в том числе и беременную».

 

Примеры подобного «сотрудничества» встречаются у этих авторов и в других книгах. Так фраза «Все флоты, построенные Петром, сколочены в ударно короткие сроки из сырого леса, черт те из чего, и представляли собой еле держащиеся на поверхности воды плавучие гробы», есть у Буровского в «Петре Первом. Проклятом императоре» (с. 110–111) и у Мединского в книге «О русском пьянстве, лени и жестокости» (с. 61).

…. Ну, довольно критики, пора завершать разговор о Петре.

 

Заключение. Вокруг Петра – два петербуржца

 

Иосиф Бродский. Пётр Первый скончался в тот же день по старому стилю, что Бродский по новому – 28 января. Поэт петербуржец стихов о Петре не писал. Он писал о нём эссе, называл «единственным мечтателем среди русских императоров», а стихов не писал. Зато Бродский сравнивал Петра с Лениным и даже сравнил их памятники. Он первый увидел, насколько символика зданий вокруг «человека на броневике» у Финляндского вокзала проигрывает символике, окружающей Медного всадника:

 

«Слева от себя человек на броневике имеет псевдоклассическое здание райкома партии и небезызвестные «Кресты» – самый большой в России дом предварительного заключения. Справа – Артиллерийская академия и, если проследить, куда указывает его протянутая рука…. – ленинградское управление КГБ. Что касается Медного всадника, у него тоже по правую руку имеется военное учреждение – Адмиралтейство, однако слева – Сенат, ныне Государственный Исторический архив, а вытянутой рукой он указывает через реку на Университет, здание которого он построил, и в котором человек с броневика позднее получил кое‑какое образование».

 

Бродский полагал, что Ленин, «пожалуй, только в двух отношениях был сходен с Петром I: в знании Европы и в безжалостности». Здесь, возможно, лежит разгадка, почему в стихах Бродского есть «всадник мёртвый» и нет Петра. Вспомните строфы из «Писем римскому другу»:

 

«Говоришь, что все наместники – ворюги?

Но ворюга мне милей, чем кровопийца».

 

Наместниками поэт называл секретарей горкомов и обкомов Империи, Цезарем – добродушного Брежнева, мастера аппаратных игр и любителя застолий. Это была наполовину вегетарианская Империя: в 70‑е годы в Ленинграде убийство считалось событием, о спецпайках и лечении в Четвертом управлении народ судачил на кухнях. Воровство наместников даже отдаленно не шло в сравнение с делами современных российских чиновников.

Империя обидела поэта, не то чтобы жестоко, но глупо. И всё же изгнанник в своём далеке понял, что обрушив советский социализм, Россия вляпалась в гораздо худшую беду. О новой России Бродский не писал стихов, как не писал о Петре. Эти темы пересеклись в романе другого петербуржца, долгожителя Империи, дожившего до счастья «жить в эту пору прекрасную».

 

Даниил Гранин. В 2000 г. в журнале «Дружба народов» был опубликовал роман Гранина «Вечера с Петром Великим». Автор завершил роман на пороге своего 80‑летия. Книга посвящена размышлениям о Петре, о гении и злодействе и об уроках истории. Фабула построена вокруг бесед о Петре нескольких второсортных россиян. Случай свёл их в захиревшем санатории в окрестностях Петербурга. Вечерами они собираются в заколоченном прибрежном корпусе, выпивают, закусывают и, главным образом, беседуют. Компания подобралась разношёрстная: профессор‑энтомолог, шофёр‑дальнобойщик, чиновник по кадрам, театральный художник, и главный рассказчик – уволенный школьный учитель, бывший историк. Историк, фамилия его Молочков, является преданным поклонником Петра Первого. Знания у него обширные, рассказывает он увлекательно и слушатели как бы переносятся в эпоху Петра. Переносятся, сравнивают с настоящим, и… возвращаются в прошлое. Ведь они собрались отдохнуть душой, а не слушать надоевшие всем рассказы чиновника о досуге и доходах власть имущих:

 

«Мы устали от его обличений, от своей бессильной злости. Злость хороша как приправа, всё это жульё, что обворовывало и обманывало нас в последнее время, – оно ещё отравляло нас ненавистью, не хотелось больше слушать о них. Нас больше влекло прошлое, когда Россия мужала, поднималась как на дрожжах…».

 

Темой бесед остаётся Пётр; вокруг построен роман. Современность служит обрамлением. Но она присутствует в беседах о Петре. Присутствует в мыслях читателя. Это и есть мастерство, когда додумываешь недосказанное. Пересказывать книгу нет нужды. В ней важен не сюжет, а диалоги, штрихи к портрету Петра и… к современности. Вот, такой диалог:

 

«– А я бы другую метафору для Петра придумал. Герб. Два скрещенных топора, один плотницкий, другой палаческий.

– Виталий Викентьевич, профессор нарочно заводит вас, – сказал Сергей. – Кого ещё нам любить в русской истории, если не Петра?

– Логично, – сказал Гераскин. – Нам бы ещё одного, двух таких, как Петр…

– Нет уж, увольте, хватит, – сказал профессор. – Пожить бы без вождей, царей и идей.

– Учитель признался, что ничего плохого в монархизме не видит…. человеческий пример Петра, пример того, сколько может успеть за свою жизнь правитель, какие горы своротить, когда у него есть светлая цель. Феномен Петра заключается в его воле».

 

Но и воля, по словам Молочкова, не помогла царю победить взяточничество: «Безнадёжность озлобляла Петра, он должен был уничтожать эту пакость, не может того быть, чтобы не отыскать честного человека. Вешал, на кол сажал, видел, что проку нет, порок был то ли в механизме государственном, то ли в устройстве русской жизни, найти не мог». Итог подвел профессор: «В России, как воровали при Петре, как брали, так и берут. Может, больше». «Много больше», – подтвердил чиновник.

Интересны штрихи к портрету Петра. Хотя бы о знаменитой дубинке. Оказывается, царь чаще ходил с тростью. Лёгкой, из пальмового дерева. На её гранях блестели медные шляпки гвоздей, рядом стояли надписи. Гвозди отмечали размеры, надписи поясняли: аршин русский, английский, датский, страсбургский, шведский. Трость служила для замеров на верфях и стройках. Но Пётр ходил и с дубинкой и даже убил ей солдата, вытащившего слиток меди из сгоревшего дома.

Гранин не скрывает «жесточь» Петра, но, устами Молочкова, пытается его оправдать. Учитель говорит о травме детства, ведь на глазах маленького Петра стрельцы сбросили на пики близких ему людей. Ссылается на жестокость века – европейцы тоже были жестоки. И неожиданно заключает: «Наверное, то была не жестокость, Петр не получал наслаждения от своих расправ, но удержаться не мог, над ним ничего не было – ни закона, ни обычаев, ни уважения к человеку. Рабы. Все кругом рабским духом пропитаны. Способствовало и чувство… превосходства гения, знающего себе цену». При строительстве Петербурга учитель признаёт безразличие царя к судьбам согнанных мужиков, и тут же добавляет: «Строился ли Петербург на костях – расхожее это выражение, однако, не подкреплено фактами. Сколько погибло за годы строительства – нет данных. Учёта не велось…. Каких‑либо сведений о бунтах, недовольствах нет. Не было и массового бегства строителей. Царь строго спрашивал за эпидемии, за смертность. Сделали для работников госпитали, приюты увечным».

Молочков делает вывод, что Пётр не злодей:

 

«Да он убийца, Глебова убил, за что? – говорил Молочков. – Подумаешь, любовник бывший жены, царицы Евдокии. Разве за это убивают? Гамильтон свою любовницу – казнил. За что? Умертвила своего новорожденного, незаконного. Разве за это убивают? Солдата безымянного заколотил дубинкой насмерть. Ежели привлечь его за превышение власти, то можно судить как отъявленного преступника. Но разве он преступник? В нём и злодейства нет. Из всех его преступлений злодейство не складывается. Петру идея Отчизны опутала сердце. Как вывести итог – не знаю. Люблю его и стыжусь своей любви».

 

Даже пыткам и уничтожению Петром сына Алексея находит оправдание преданный Молочков. Получается, что Пётр поступил как римский герой древности, Луций Юний Брут, ради интересов Отчизны, казнивший двух сыновей. Это значит, что преступление Петра вовсе не преступление, а подвиг, достойный древних. Используя Молочкова, Гранин вбрасывает эту версию, но сам отстраняется. Ведь не писатель, а полусумасшедший учитель так думает. Общий итог деятельности Петра, высказанный Молочковым, не встречает в компании возражений:

 

«Несчастная страна, – рассуждал Дрёмов. – Интересно, Россия при Петре чувствовала себя несчастной? – Нет, не замечал, – улыбаясь, сказал Молочков. – Страна уже давно томилась своею отсталостью от европейских народов. Петр не насильничал, Россия сама хотела стать другой. Что мешало после смерти государя вернуться к прежним порядкам, влезть в старые одежды? Нет, не захотели».

 

Последние главы книги несут приметные черты женского романа со всеми атрибутами – изменой, коварством, заговорами, преступлениями и любовью до гроба. Кажется, что многоопытный автор, размышляя как покрепче построить новый корабль, разделил его на отсеки, с тем, чтобы обеспечить плавучесть, если обнаружится течь. В «Вечерах с Петром Великим» каждый найдёт своё. Книга – бальзам на душу для почитателей Петра. Здесь есть интересные факты для любителей исторических анекдотов. Найдёт своё и противник сегодняшней России. Наконец, главы про женщин Петра увлекут любителей амурных историй.

Роман благожелательно, хотя с оговорками, встретили в литературных кругах и одобрили в Кремле (автору простили скромное фрондёрство). В 2002 г. «Вечера с Петром» были удостоены Государственной премии России. Были, конечно, недовольные – уж слишком пропетровским получился роман. В сентябре 2010 г. историк Европейского университета профессор Евгений Анисимов выступил на филологическом факультете Санкт‑Петербургского государственного университета с докладом «Пётр I: добрый или злой гений русской истории?». Западник Анисимов одобрял разворот Петра в Европу, но осуждал заплаченную цену – ведь пострадали люди и свобода: «Логика государственная почти всегда не совпадает с логикой человеческой». Николай Кутафьин – автор заметки об Анисимове, добавляет: «Писатель Даниил Гранин в книге «Вечера с Петром Великим», на мой взгляд, несколько идеализирует личность царя‑реформатора». И ссылается на миф о 100 тыс. погибших строителей и городе на костях.

В феврале 2011 г., режиссёр Владимир Бортко завершил съемки 4‑х серийного телефильма «Петр I. Завещание». Это фильм о пожилом Петре, его одиночестве, предательствах и последней любви к юной Марии Кантемир. Сценарий писали Бортко и Игорь Афанасьев. Гранин давал советы по ходу съемки. Петра играет Александр Балуев, Марию – Лиза Боярская, отца Марии, князя Кантемира – отец Лизы, Михаил Боярский. Премьера намечена на май 2011 г. На заметку о съемках фильма, опубликованную на сайте «Российской газеты» 25 ноябре 2010 г., сразу появился комментарий. Посетитель Сергей пишет: «Маразм, Пётр I – чудовище; режиссер культивирует личность, которая погрязла в разврате, уничтожении собственного народа».

Борьба мифологий о Петре I продолжается.

 

 

7. Общее заключение

 

Обзор мифологии русской истории в дилогии «От рождения славян до Сибирского взятия» и «Из Лихолетья Смуты к империи Петра I» подтверждает жизненность разделения исторических мифов на утверждающие и кризисные. Первые связаны с укреплением государственного начала. Вторые появляются при его ослаблении. Расцвету Древнерусского государства соответствуют былины киевского цикла. Распаду Древней Руси – гибель былинных богатырей, печаль «Слова о полку Игореве», легенда о граде Китеже. Укреплению Северо‑Восточной Руси – «Житие Александра Невского»; превращению Москвы в центр собирании русских земель – «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище». Сложению московского самодержавия – «Послание о Мономаховом венце», «Сказания о князьях владимирских» и послания Филофея. При Иване Грозном Московское государство покоряет три царства. Царь Иван Васильевич остался в народной памяти как защитник простых людей от волков‑воевод. В сказках, песнях и повестях народ славит его царствование.

Смутное время породило полярную мифологию. Кризисными настроениями проникнуты сказания, песни и повести о Борисе Годунове, о Гришке‑рострижке, о гибели Михаила Скопина‑Шуйского, утверждающими – «Сказание» Авраамия Палицина и «Повесть о победах Московского государства». Царствование первых Романовых опять же даёт примеры творчества разной полярности – от песни «Земский собор», славящей отвоевание Смоленска, до старообрядческого фольклора и литературы. Отблеск костров Раскола мешает принять популярное ныне мнение о Московской Руси Романовых как о «золотом веке». О петровской России и о Петре мифология опять же двоится – полярные мифы вступили в борьбу друг с другом ещё при жизни российского императора.

Особое место занимает вопрос об оценке исторических мифов. Речь здесь идёт не об их общественной роли (утверждающие мифы, как правило, «полезнее» кризисных, хотя известны и обратные примеры), а о соотношении вымысла с правдой. Исторические мифы являются интерпретацией реальных событий. Отклонения от действительности в них обычно касаются