Учимся пестовать внутреннее общение и сотрудничество

Если ассоциация противоположность диссоциации, то важны не только осознанное наблюдение через время и состояния, но также и внутреннее взаимодействие. Когда клиенты более интегрированы, мы можем спросить: Как ты себя чувствуешь? О чём ты думаешь? Но когда они фрагментированы, их части могут иметь различающиеся чувства и точки зрения, некоторые из них могут быть бессознательными или не в текущем моменте сознания.

Я спрашивала Энни, нравится ли ей её работа учителем, и оона отвечала по-разному в разные дни. Я люблю детей – говорила она, если говорила её материнская часть. Ненавижу всё это, - если она говорила из 11-летней своей части, которая боялась ходить в школу.

Её реакция на триггеры также зависела оттого, какая часть была активирована. Энни не могла понять, почему «она» вдруг прервала разговор с директором на полуслове и бросилась бежать по лестнице в свой класс. Директор пытался дать ей фидбек насчёт того, что она была слишком сурова к девочкам-ученицам, но, поскольку «она» не могла припомнить такого, Энни не знала, как отвечать. Единственный способ научиться наконец управлять импульсами частей заключался в создании линии коммуникации, с тем, чтобы она могла понимать, что тревожит и активирует части.

Простейший путь помочь клиентам повысить качество внутреннего общения это научить Стойкого «запрашивать внутри» информацию и фидбек. Спроси внутри: кто огорчён? Спроси внутри: какая часть порезала себя вчера? Чем она была обеспокоена? Как, она надеялась, помогли бы порезы? Давай спросим внутри, сколько ей лет, и просто позволим цифре прийти на ум.

Внутреннее общение начинается с обучения Стойкого быть лучшим слушателем и приглашать части к взаимодействию. Нужно научить Взрослое Я клиента, что младшие части часто общаются через чувства и телесные ощущения, не только через мысли и слова. Если клиент сообщает о частых эпизодах тревожности в определённой ситуации, нам нужно поощрить его или её воспринять эту тревогу как сообщение от детской части, которую эта ситуация тригарит, как попытку детской части привлечь внимание Взрослого, чтобы он был в курсе и «что-нибудь предпринял».

Также мы рефреймим как сообщения от частей сны, образы, лешбеки, кошмары, воспоминания и травма-обусловленные телесные ощущения. Если бы этот сон был сообщением от младшей части, пытающейся что-то тебе сказать, что бы это было?

Если Взрослое Я сможет отрефреймить такие реакции как нерешительность, смятение, само-саботаж, как отражение своих частей, для него станет возможным взглянуть даже на эти симптомы как сообщения.

Внутреннее сотрудничество и общение – тон им задаёт Стойкий, желающий услышать, выделить и разработать смоделированный вокруг двусторонних соглашений стиль лидерства, позволяющий ему, Стойкому принимать окончательные решения, основанные на принципах реальности.

По мере того, как терапевт помогает Взрослому Я разбираться, какая часть страдает или устраивает кризис, он/она моделирует и осваивает эмпатию.

Часто терапевту приходится проявлять креативность. Бывает сложно проявить эмпатию по отношению к части, которая режет тело (убивает его алкоголем или едой), или частям, чья критика и обвинения подрывают усилия Взрослого функционировать, но это обязательное условие (успеха терапии травм по этой модели) – эмпатия к каждому своему аспекту, каждому чувству и каждому поведению. Нам, терапевтам, нужно не только поощрять это, но и моделировать.

В теории структурной диссоциации каждая часть управляется – и проявляет некую комбинацию классических защитных животных ответов выживания: сражаться, бежать, замереть или бояться, подчиниться или звать на помощь (ака привязываться и цепляться к кому-то ради выживания). Поэтому следует ожидать, что мы увидим одну или более ранимых детских и подростковых частей, замерших/застывших во времени и инкапсулированных с чувствами и ответами выживания, связанными в конкретным временем и местом.

Страх, подчинение и крик о помощи – все связаны с уязвимостью, появляются ли они, чтобы защититься от угрозы вреда или смерти, или как протест оставлению и отвержению. Терапевт может встретить эту часть, увидеть эту очень замкнутую испуганную часть в дрожащем голосе клиента, опущенном взгляде, закрытых глазах, когда клиент боится посмотреть на терапевта. Или вы можете заметить это в языке тела – будто очень маленький ребёнок украдкой поглядывает на вас, надеется, что вы ей улыбнётесь. Возможно, вы обнаружите, что делаете именно это.

Или, возможно, порой клиент очень зол на вас и других, хотя в другое время полон стыда и оправданий.

Части-Защитники содержат тенденции сражаться и бежать, а потому часто грубы/упрямы и раздражены: они не пытаются завести друзей, им не до того, - они слишком сосредоточены на том, чтобы держаться как можно дальше от врагов.

Части Сражаться, как правило, саморазрушительны, из тех, что режут себя или бьются головой, выражают импульсы к убийству и/или самоубийству. Они настороженны и критичны по отношению к Стойкому или терапевту или обоим. Но, если мы поможем клиенту оценить его стратегии выживания в контексте детства клиента, станет легче понять, как часть сражаться остаётся озлобленной и упрямой – чтобы побороть страх уничтожения; как часть, которая увлекается порезами, открыла для себя, что порезы снижают адреналиновый ответ, а потому возвращают спокойствие и проясняют мысли; как часть, обесценивающая терапию, обзавелась вполне понятным недоверием ко всем и каждому, кто приближается слишком близко к детским частям, или недоверием к тем, кому они доверяют, потому что – кам он, вы посмотрите, что происходило, когда они раньше приближались к «надёжным, доверенным» взрослым.

Помните, что суть этого подхода – работа с фрагментацией клиента: эмпатия клиента к себе (к я) достигается в смещении (in displacement? Всё ещё приводит в замешательство меня этот термин) через помощь Взрослому Я выделять (и выслушивать и приветствовать и считаться с) уязвимыми или защищающими частями.