Юрек фон Сосновский (1896–1945? )

 

– Это возмутительно! – негодовал полковник Гудериан, будущий генерал‑полковник германской армии. – Секретнейшие документы моего отдела, о деталях которых не знают даже в других отделах Генерального штаба, оказывается, уплывают за границу, в Польшу, в штаб нашего потенциального противника! Где же была наша хвалёная контрразведка?

– Полковник, – прервал его начальник Генштаба генерал Хольман, – верьте, что даже сам фюрер обеспокоен не меньше вашего и примет серьёзные меры. Что же касается контрразведки, то именно она вскрыла это дело и прервала утечку секретных сведений.

– Но то, что уже ушло, раскрывает наши планы, нашу стратегию. Вся моя работа пошла насмарку!

– Поверьте мне, старику, противник да и любое руководство самого высшего ранга в любой стране не всегда верит и правильно оценивает документы, доставленные разведкой. Тем более такие документы. То, что вы делаете, настолько необычно, что этому не поверят. Так что спокойно продолжайте работать. Можете идти.

Гудериан отдал честь, чётко повернулся и вышел. Вернувшись к себе в отдел, велел секретарю никого к нему не пускать, а по телефону соединять только с начальством. Сел за стол. Надо было обдумать всё, что произошло, и всё, что предстоит сделать, чтобы исправить случившееся.

Не так давно закончилась Первая мировая война. Большинство прошедших её генералов и офицеров не могло избавиться от сознания того, что и следующая, которая неизбежно приближалась, будет носить тот же позиционный характер: огромные армии, по горло зарытые в землю, укрепления из бетона и стали, безнадёжные, чреватые миллионными потерями штурмы крепостей, ничтожные продвижения по одному‑два километра в месяц по пропитанной кровью земле…

Но среди молодых офицеров уже появились теоретики новой, танковой войны. Эта теория родилась на полях Гражданской войны в России, где конные бригады, корпуса, армии устремлялись в прорывы, совершали тысячекилометровые молниеносные по тем временам рейды по тылам противника, захватывали города и решали исход сражений. Воображение рисовало картину таких же рейдов, но не конных, а танковых соединений. В России теоретиком такой войны стал Тухачевский, в Германии – Гудериан, впоследствии генерал‑полковник, автор знаменитой книги «Внимание – танки!»

И пока французские генералы и инженеры трудились над созданием «непробиваемой» «линии Мажино» вдоль границы с Германией, а германские планировали сооружение аналогичной «линии Зигфрида» на границе с Францией, в недрах германского генштаба, в секретном отделе полковника Гудериана, созревали планы молниеносной танковой войны.

Прослышавшая что‑то об этих планах, но не знавшая ничего ни об их сути, ни о содержании, польская разведка решила любой ценой добыть их.

Одним из польских разведчиков, прибывших в Германию в 1934 году, был лейтенант Гриф‑Чайковский. Но он, то ли по глупости, то ли из меркантильных соображений, встал на путь предательства – он сам явился в германскую контрразведку, признался, что является польским разведчиком, и предложил свои услуги. Конечно же, его решили использовать для передачи дезинформации.

Вскоре Рихард Протце, начальник контрразведывательной службы военной разведки Германии, которую возглавлял адмирал Канарис, вручил Гриф‑Чайковскому фотоплёнки с материалами, якобы добытыми в Шестом инспекционном отделе Генштаба, возглавляемом полковником Гудерианом. Вслед за этим были переданы и другие «документы». Лейтенант добросовестно относил их польскому резиденту, а тот переправлял в Варшаву.

Примерно в это же время в Берлине появился отставной капитан польской армии Юрек фон Сосновский. Была ли приставка «фон» придумана им для вящего впечатления, или действительно в нём текла дворянская немецкая кровь, история умалчивает. Так или иначе, высокий, красивый, элегантный, к тому же, судя по всему, обладавший немалым состоянием капитан сразу стал вхож в берлинское общество. Его успеху, особенно у женщин, способствовала и романтическая история его отставки и отъезда из Польши.

– Ах, Ядвига! Это такая красавица, ради которой я был готов на самые большие безумства. Она – жена командира полка, я – скромный офицер. Но однажды, когда полк отправился в лагеря, меня оставили комендантом зимних квартир. Тогда‑то всё и произошло. Наше сумасшедшее счастье длилось два месяца. И однажды ночью командир полка прискакал домой. Вы можете только представить себе сцену, которая произошла при этом. Ах, Ядвига, Ядвига! Она, бедняжка, металась как овечка между двумя тиграми. В итоге была назначена дуэль. Но узнавший о ней командир дивизии приказал мне немедленно подать в отставку и уехать из страны. Всё произошло в глубокой тайне, и даже ни один офицер в полку не узнал о причинах моего внезапного отъезда. Ах, Ядвига, Ядвига!

Юрек только вздыхал, женщины дружно и горестно кивали головами, сожалея о том, что из‑за них никто стреляться не собирается.

Существует и другая версия появления Юрека в Берлине. Сын известного юриста‑международника из Варшавы, он выбрал себе военную карьеру. Стал блестящим кавалерийским офицером, крепко сбитым, стройным, первоклассным атлетом, получал призы на международных теннисных соревнованиях и был великолепным наездником, поэтому ему и предоставили отпуск для подготовки к Олимпийским играм 1936 года в Берлине, где он должен был представлять Польшу в соревнованиях по верховой езде. Собственно говоря, одна версия не исключала другую.

Вечеринки в доме Сосновского стали модными. Светская публика, офицеры, видные адвокаты, промышленники считали за честь посетить дом отставного капитана, где он был душой общества. У него появились фаворитки, и первой из них стала фрау Бенита фон Фалькенгейн. Вместе они посещали ночные клубы, театры, скачки.

Баронесса Бенита фон Берг происходила из старинного рода Цолленкопфен‑Альтенклинген, который поставлял на службу Германии воинов и придворных со времён тевтонских королей. Тридцатичетырехлетняя черноволосая красавица являла собою яркий тип «роковой женщины». Воспитанная гувернантками и закончившая школу в Швейцарии, она часто посещала Англию в качестве гостьи титулованных семейств. Была прекрасной наездницей, чемпионкой любительского тенниса и признанным художником‑акварелистом. В девятнадцать лет Бенита вышла замуж за майора графа Курта фон Фалькенгейна, сына кайзеровского фельдмаршала, который в 1914 году захватил Сербию и Румынию и нанёс тяжёлые поражения России. Курту Фалькенгейну светило прекрасное будущее в Третьем рейхе. Он смирился с нацистской идеологией и воспринял её. Единственным препятствием в карьере стала его жена, не любившая фюрера и его грубых, невоспитанных клевретов. Она не принимала лидерства человека из низов, часто открыто выступала против режима, хотя в то время не имела неприятностей из‑за гестапо – оно было слишком занято преследованием евреев и коммунистов, чтобы его беспокоили проделки капризной графини.

Не найдя общего языка с женой, Курт с ней развёлся. Но это только прибавило ей популярности. Она вышла замуж за богатого молодого дипломата барона фон Берга, атташе при германском после в Лондоне фон Риббентропе. Но та же причина, что и в первый раз, вызвала её размолвку с фон Бергом, хотя она и продолжала оставаться его супругой.

В 1933 году барон фон Берг был назначен представителем от германского МИДа в комитет по подготовке к Олимпийским играм. Бенита, естественно, была хозяйкой на всех приёмах в честь иностранных гостей, приезжавших в Берлин для обсуждения вопросов, связанных с Играми. Среди них был и Юрек Сосновский.

Своей неординарностью Юрек обратил на себя внимание Бениты, и уже через несколько недель после их первой встречи она стала его любовницей. Лёгкое увлечение скоро сменилось глубокой любовью к нему. Их связь не была секретом для общества, в том числе и для мужа, но он из карьерных соображений закрывал на это глаза.

Однажды Юрек и Бенита были на приёме у рейхсмаршала Геринга, командовавшего авиацией Третьего рейха. Сам бывший военный лётчик, ас Первой мировой войны, он любил поговорить с молодыми лётчиками, его гостями, о достоинствах и недостатках новых самолётов.

Юрек, не разбиравшийся в авиации, сумел, однако, тайно сделать кое‑какие записи, и ночью на свежую память закодировал их для передачи резиденту польской разведки.

Утром Бенита заметила странный набор цифр. Между любовниками произошёл острый разговор – так Бенита узнала, что Юрек польский разведчик.

Неприязнь к Гитлеру и его клике, искренняя любовь к Юреку и желание помочь ему сделали Бениту не только его любовницей, но и агентом. Она стала его секретарём, курьером, соучастницей во всех делах. Бенита написала мужу письмо, в котором призналась, что любит другого. Фон Берг сделал вид, что не получил этого письма, и формальные супружеские отношения между ними продолжали сохраняться. Как‑то раз Бенита сказала Юреку:

– У меня самой нет возможности добывать секретную информацию, но есть кузина, работающая в военном министерстве.

Речь шла о Ренате фон Натцмер, молодой симпатичной девушке. По словам Бениты, Рената была глупенькой простушкой и происходила из менее знатного, чем она, рода. Её отец был полковником баварской пехоты. Выйдя в отставку, он мирно жил с женой в имении под Гармишем. Скромной пенсии не хватало, поэтому пожилая пара сдавала комнаты постояльцам, приезжавшим покататься на лыжах. Через знакомых офицеров полковнику удалось пристроить свою дочь на приличную работу в военное министерство.

Пару дней спустя фрау фон Фалькенгейн пригласила свою кузину на озеро Ванзее. В беседе с ней она выяснила, что фрейлейн Рената фон Натцмер работает в Шестом отделе, у полковника Гудериана.

Через несколько дней состоялась вторая встреча. Сделав большие глаза и понизив голос до шёпота, Бенита спросила подругу, знает ли та, что работает на… русских.

– Как на русских? – удивилась фрейлейн Натцмер.

– Да, да, именно на русских! Гудериан и весь его отдел работают по их заданию. А мы, настоящие немцы, патриоты, даже не знаем, чем они занимаются. Вы должны помочь нам.

Разговор оказался длинным и непростым. В результате фрейлейн Натцмер согласилась помогать Бените и её друзьям в борьбе с большевиками.

Она сообщила, чем занимается Шестой отдел, добыла подробный план помещений, стала приносить подлинные документы отдела, которые Юрек фотографировал и через Бениту возвращал. Фрау фон Фалькенгейн, водя свою подругу по дорогим магазинам, втянула её в долги (помимо того, что платила за документы) и поставила в полную зависимость от себя.

– А знаешь ли ты, что мы работаем не на группу патриотов, а на польского разведчика? – ошарашила однажды Бенита свою подругу.

Та была в шоке.

– Я не могу! Я не могу! – только шептала она, но вынуждена была покорно согласиться. К тому же, познакомившись с Юреком, она тут же влюбилась в него…

Если Рената и стала любовницей Юрека, то это могло произойти только с ведома Бениты, готовой на всё, чтобы угодить ему. Так или иначе, Ренату увлекла шикарная жизнь, окружавшая Юрека, подарки, подкреплённые лёгким шантажом с его стороны, и у неё не оставалось иного пути, как добросовестно работать в качестве его агента. Рената не особенно разбиралась в разрабатываемой Гудерианом стратегии, но когда печатала документ на имя Гитлера или Геринга, у неё хватало ума делать лишнюю копию или исполнять гениальную по простоте задумку Юрека: при печатании она закладывала сразу два листочка копирки, один из которых каждый вечер сдавала, как полагалось, начальнику канцелярии, а второй, надёжно спрятав, относила Юреку. Многие документы попадали к Сосновскому раньше, чем они ложились на стол Гитлеру. В общей сложности фрейлейн Рената фон Натцмер передала Сосновскому сотни важных военных документов.

Бенита, выполняя свою роль «сводницы», познакомила Юрека с ещё одной своей кузиной – Ирен фон Йена, племянницей герцога Вильгельма Эрнста фон Заксен‑Веймар‑Эйзенах. Ирен, служащая военного министерства, имела доступ к важным документам. Несмотря на то что она была нацисткой, Ирен решила помогать поляку. Что побудило её к этому? Она получала жалование, плюс хорошее содержание от отца, так что особенно в деньгах не нуждалась. Симпатии к Польше не испытывала. Скорее всего, на её решение повлияло увлечение Юреком как мужчиной, любовницей которого она тоже стала, и склонность к риску. Её работа с Сосновским превратилась для Ирен в своего рода хобби.

Бенита продолжала заманивать женщин в сети Юрека, которого она, на немецкий лад, звала Георг фон Сосновски.

Сам он тоже не терял времени даром. В Будапеште Юрек познакомился с очаровательной венгерской исполнительницей цыганских танцев Ритой Паси, возлюбленной штандартенфюрера СС Шелленберга. Сосновскому с его обаянием ничего не стоило увлечь молоденькую балерину, и она вслед за ним уехала в Берлин, чтобы танцевать «только для него». Но Юрек разочаровал её, заявив, что помимо танцев ей придётся заниматься и ещё кое‑чем, соблазняя высокопоставленных лиц, особенно из числа военных, втягивать их в долги и привлекать к его шпионской деятельности. С помощью Риты Паси он завербовал сотрудника военного министерства лейтенанта Ротлофа. Приобрёл он и ещё нескольких агентов, имена которых для германской контрразведки остались тайной.

Одной из интимных связей Сосновского была фрау фон Биденфур, жена полковника. Она получала от Юрека подарки и деньги, которые быстро спускала обычно на скачках и к тому же влезала в долги. Однажды Юрек сообщил, что больше не может помогать ей, так как должен тратиться на других женщин. Разговор был драматичным и откровенным – долги нужно было отдавать. Несчастная фрау фон Биденфур не нашла ничего лучше, как признаться мужу в своих долгах и обстоятельствах, при которых они образовались. Полковник довольно спокойно воспринял сообщение о её неверности, так как и сам был грешен. Но долги возмутили его.

В результате у полковника состоялся крупный разговор с Сосновским, но не о любви и морали, а о военных планах и ресурсах. Оплатив долги фрау Биденфур, Юрек стал получать информацию от полковника.

Всего за 1 год работы Юрек Сосновский получил более ста пятидесяти секретных документов, набросок плана нападения немцев на Польшу и ключи от сейфа полковника Гудериана. Он уже предвкушал проникновение в «святая святых» – Шестой отдел и сейф Гудериана.

Но замыслам смелого и талантливого разведчика не суждено было сбыться. Первый, косвенный удар нанёс ему уже упоминавшийся нами двойник Гриф‑Чайковский. Однажды, зайдя в фотолабораторию польского посольства, он обнаружил там плёнки со снимками подлинных документов Шестого отдела германского Генштаба и немедленно доложил об этом своему «хозяину» Рихарду Протце. Тот немедленно отдал приказ усилить слежку за всеми посетителями польского посольства, а также организовать наблюдение за сотрудниками Шестого отдела. И хотя конспирация в работе Сосновского с агентурой была на высоте и никого из его агентов на этом этапе контрразведка ещё не засекла, тучи над головой Юрека начали сгущаться.

К этому времени агентурная сеть Сосновского разрослась. Его агентами стали машинистка из личной канцелярии Розенберга – главы внешнеполитического отдела национал‑социалистской партии, женщины‑секретарши, работавшие в Главном управлении имперской безопасности – РСХА. Его любовницами и агентами были жёны крупных чиновников.

Ирен фон Йена первая почувствовала опасность. Трудно сказать, чем это было вызвано, скорее всего, сработала женская интуиция, но она сказала Юреку:

– Успех твоей работы превысил самые большие ожидания. Ты сделал всё, что мог. Уезжай, пока не поздно.

То же самое Юреку сообщили из Варшавы, где были удовлетворены его работой и советовали возвращаться. Польский посол Липский, наслышанный об образе жизни Сосновского, хотя и не знавший о его действительном статусе, тоже предложил ему возвращаться домой, так как его любовные похождения, по мнению посла, мешали польским интересам в Германии.

Но Юрек Сосновский наслаждался своей работой. Он наслаждался Берлином, женщинами, своей яркой роскошной жизнью. К тому же он хорошо знал Бениту, единственную женщину, которую любил, и был уверен, что она никогда не предаст его. Но он также знал, что она немка до мозга костей и никогда не променяет свой Берлин на дикую славянскую Варшаву, что она готова работать против нацистов, но не изменит Германии.

Бенита тоже чувствовала опасность, однако решила идти до конца со своим возлюбленным.

И вот в это время два роковых и решающих удара по Юреку Сосновскому и его группе почти одновременно нанесли две женщины – одна вполне сознательно, а другая по собственной глупости, приведшей к её же гибели.

Заподозрив Юрека в неверности, Рита Паси стала следить за ним и обнаружила его конспиративные встречи с женщинами. Трудно сказать, были ли эти встречи чисто деловыми или носили и романтический характер. Но зная наклонности и способности Сосновского, можно предположить, что он применял все доступные ему средства, чтобы удержать и заставить работать дам на себя.

Помучившись несколько дней, Рита явилась к своему антрепренёру.

– Я должна вам признаться, – дрожащим голосом произнесла она. – Меня заставили шпионить против Германии, – уже смелее начала рассказывать Рита и в слезах поведала свою историю.

В тот же вечер антрепренёр явился в контрразведку. Его принял сам Рихард Протце.

– Девчонка запуталась, – сказал антрепренёр, – мне её жаль. Она готова вам помочь, но прошу дать заверения, что она не будет наказана.

Протце такие заверения дал, и вскоре Рита, согласившаяся работать на него, не только узнала места встреч, но и имена подруг Юрека.

Услышав имена фрейлейн фон Натцмер, фрейлейн фон Йена и других сотрудниц военного министерства, работавших секретарями и ведавших секретной перепиской, Протце схватился за голову.

Контрразведка не заслуживала бы такого названия, если бы она просто хватала вражеских разведчиков, не пытаясь использовать их в своих интересах. Протце решил действовать вместе с гестапо.

Среди агентов гестапо была красивая женщина, жена пожилого дипломата, которую и решили подставить Сосновскому. Он клюнул на эту удочку и вскоре «соблазнил» и «завербовал» нового агента «Марию». Через неё немцы передавали дезинформацию, которую Сосновский, не зная того, доводил до сведения своего правительства. Одновременно фрейлейн фон Натцмер, фрейлейн фон Йену и других агентов Сосновского постепенно и незаметно отвели от секретных дел.

Но наивная Рената фон Натцмер никакой опасности не чувствовала и продолжала беззаботно носить Юреку копирки. Приехав к родителям, она хвасталась своими мехами, украшениями и модными платьями. На их недоуменные вопросы, откуда у неё столько денег, отвечала, что генерал Хольман и полковник Гудериан дают ей премии за хорошую работу.

Отец Ренаты, служивший сорок лет назад кадетом вместе с будущим генералом Хольманом, написал благодарственное письмо генералу за заботу о его дочери. Оно вызвало шок у Хольмана. Он навёл справки. Да, Рената фон Натцмер служит в Шестом отделе, но он едва помнил её лицо и твёрдо знал, что никому из служащих не выдавал никакой премии.

Генерал приказал представить ему подробный рапорт о Ренате. Его составили очень быстро, так как вся её частная жизнь была как на ладони. Рената была близка с баронессой Бенитой фон Берг (фон Фалькенгейн), её другом Георгом фон Сосновским и всеми влиятельными людьми, с которыми тот имел контакты.

Рапорт напугал генерала. Он отправился на приём к военному министру генералу Бломбергу. Тот разгневался. Ведь под угрозой оказалась репутация министерства, Генерального штаба и его собственная. Он боялся, что Гиммлер, шеф гестапо, и Гейдрих, его первый помощник, запустят свои грязные руки в чрево его министерства.

Бломберг решил посоветоваться с адмиралом Канарисом, рассчитывая, что тот защитит его от нацистов. Но Гейдрих очень скоро узнал о сговоре Бломберга и Канариса. Он доложил Гиммлеру, что генералы «опять саботируют мои усилия по защите рейха от предателей и шпионов». К этому времени Гейдриху уже было известно о доносе танцовщицы.

Пригласив к себе Бломберга, Гиммлер заявил, что ведение дела поручено гестапо. Партия и народ не должны сомневаться в способностях и возможностях Гейдриха раскрывать важные преступления против рейха. Но всё же столковались на том, что в операции будут участвовать совместно гестапо и военная контрразведка.

Сосновский был достаточно умным и проницательным человеком, чтобы не заподозрить неладное. Он почувствовал, что за ним ведётся слежка, и начал готовиться к бегству. Дальше события развивались в духе кинематографического боевика.

Напряжение нарастало.

Протце спланировал и осуществил захват Сосновского и его друзей. Вначале действие происходило в концертном зале, где Сосновский давал бал для высшего общества Берлина. Туда же Протце послал и свою жену Елену, чтобы та наблюдала за обстановкой и теми, с кем особенно близко будет общаться Сосновский.

Елена приглянулась Юреку, а когда сказала, что работает в военном министерстве, он и вовсе распалился и пытался назначить ей свидание.

– Возможно, мы увидимся уже сегодня вечером, – многообещающе сказала она.

В этот же вечер представление перенеслось в квартиру Сосновского, где он после бала устроил для особо близких людей вечеринку в честь Риты Паси.

На какое‑то время хозяин оставил гостей. Тут же в контрразведке раздался тревожный звонок Риты:

– Скорее, пожалуйста, он укладывает чемодан.

Машина с гестаповцами понеслась по берлинской улице. Сосновский сам открыл дверь нежданным пришельцам.

Рихард Протце, также прибывший в дом Сосновского, решил сразу же поставить точки над «i».

– Мне известно, что вы офицер польской разведки.

Сосновский молча улыбнулся.

Юрека и всех его сорок восемь гостей доставили в гестапо.

Во время обыска в квартире Сосновского в книге по истории польских королей XV века гестапо обнаружило несколько копирок военного министерства, которые он приготовил для отправки в Варшаву.

Когда гестапо арестовало Ренату фон Натцмер, та сразу призналась во всём, даже прежде, чем был начат её допрос. В её же квартире была арестована Ирена фон Йена.

Следствие по делу продолжалось несколько месяцев. В прессе раздувалась кампания шпиономании, сообщались всё новые и новые подробности, которые явно указывали на страшную опасность для Германии и её народа со стороны иностранных разведок.

Гудериан, сам разрабатывавший план нападения на Польшу, требовал разорвать отношения с этой страной. Правительство, всячески подчёркивая своё дружеское отношение к Польше, опасалось, что скандал может повредить польско‑германской дружбе.

В зале суда находились высокопоставленные партийные чиновники. Молодые офицеры немецкой разведки были приглашены специально, чтобы поучиться у Сосновского, как надо вести разведывательную работу.

Когда судья повторил Сосновскому обвинение в том, что он офицер польской разведки, тот поднялся, щёлкнув каблуками стал по стойке «смирно» и чётко сказал:

– Да, вы правы. Я – офицер польской разведки.

Юрек Сосновский проявил полное равнодушие к своей судьбе. Его единственной заботой было спасение Бениты и Ренаты. Он настаивал на том, что Бенита ничего не знала о его работе. То, что она познакомила его с некоторыми из женщин, работавших в государственных учреждениях, было простым совпадением. Он заявил суду, что шантажировал Ренату, и она никогда не понимала, что простые копирки представляют такую ценность для её министерства. Но его самоотверженность никому не помогла.

Фрау фон Фалькенгейн и фрейлейн фон Натцмер приговорили к смертной казни, фрейлейн фон Йену и Юрека Сосновского как иностранца – к пожизненному заключению.

Уже после приговора фрау фон Фалькенгейн заявила о своём желании выйти замуж за капитана Сосновского. Тот согласился, ведь это давало какой‑то шанс спасти её, так как она приобретала в таком случае польское гражданство. Но Гитлер, отказав ей в этой просьбе, утвердил смертный приговор. Обе женщины были казнены в феврале 1935 года на глазах у Юрека Сосновского.

По пути на плаху Бенита фон Фалькенгейн воскликнула: «Я с радостью умираю за своё новое отечество!» Растроганный Сосновский склонился перед ней и молча поцеловал руку.

Казнь Бениты и Ренаты происходила во дворе тюрьмы Плётцензее в присутствии свидетелей, в числе которых был Рейнхард Гейдрих, группа партийных функционеров и чинов гестапо и СС, явившихся насладиться зрелищем.

Палач был в вечернем костюме, цилиндре и чёрной маске. Рената подвергалась казни первой, Бенита и Юрек должны были наблюдать её. В последнюю минуту нервы фрейлейн фон Натцмер сдали. Три тюремных надзирателя с трудом приволокли её, пронзительно кричащую и сопротивляющуюся, на плаху и удерживали тело в позе, позволившей палачу нанести удар. Было ясно, что он сам потрясён, и первый удар топора был неудачным.

Баронесса фон Фалькенгейн приняла свою участь спокойно. Она верила в то, что Сосновский не перенесёт её гибели и они вскоре встретятся на небесах.

Последние моменты её жизни выглядели несколько театрально, но были столь искренними, что растрогали даже твердокаменных официальных лиц. Бенита преклонила колени перед плахой и положила перед собой фотографию Юрека так, чтобы видеть её в момент смерти. После этого положила голову на плаху, откинув с шеи волосы.

Палач нерешительно оглядывался по сторонам. Офицер СС приказал ему действовать. Всю свою волю и нервы, видимо, сконцентрировал палач на этом ударе. Топор обрушился на шею Бениты, и прекрасная голова баронессы упала на землю, окропив кровью фото её возлюбленного.

Палач повернулся и пошёл. Свидетель, рассказывавший об этой казни, видел, как он неуверенно ковылял через тюремный двор. Впоследствии он отказался от этой работы, и в дальнейшем топор палача в Германии был заменён гильотиной.

После казни по всей Германии были развешены громадные малиновые плакаты, на которых большими чёрными буквами сообщалось:

«Народный суд Рейха в Берлине приговорил 16 февраля 1935 года:

1. Бениту, урождённую фон Цолленкопфен‑Альтенклинген, разведённую баронессу фон ФАЛЬКЕНГЕЙН.

2. Ренату фон НАТЦМЕР, обеих жительниц Берлина за предательство военных секретов к СМЕРТИ как врагов германского народа.

За то же преступление гражданин Польши Георг фон Сосновски и Ирен фон Йена приговариваются к пожизненному тюремному заключению.

Приговорённые фон Фалькенгейн и фон Натцмер, поскольку фюрер и рейхсканцлер не посчитал возможным помиловать их, были казнены этим утром во дворе тюрьмы Плётцензее.

Государственный обвинитель народного суда Берлина».

По Германии были развешены и другие плакаты, которые призывали к бдительности и запугивали такой же расправой всех, кто будет выдавать или выбалтывать государственные тайны иностранцам или общаться с ними.

Кампания шпиономании сыграла свою роль. Разведчики, находившиеся в то время в Германии, рассказывали, что многие из их агентов были настолько напуганы, что отказывались от встреч и дальнейших контактов с ними.

Некоторое время спустя адмирал Канарис навестил польского посла в Берлине Липского и предложил обменять Сосновского на арестованную в Польше германскую разведчицу фрау Лидию Орзорек (и тут ему «помогла» женщина!). Польское правительство дало согласие на этот обмен, и вскоре Сосновский оказался… в польской тюрьме.

Как это часто бывает в разведке и с разведчиками, польское правительство посчитало представленные им подлинные материалы фальшивками, так как они не соответствовали концепции тогдашних властей о том, что главный враг Польши – это Советский Союз, а Германия не может готовить нападение на Польшу. А дезинформация материалы Гриф‑Чайковского (так же как и полученная Сосновским дезинформация гестапо) была признана достоверной. Несколько позже Гриф‑Чайковский был всё‑таки уличён в измене и понёс заслуженную кару: его повесили.

Однако Сосновского это не спасло. Видимо, власти действовали по принципу: «Раз человек арестован, значит, он виновен». Его обвинили… в перерасходе денежных средств на содержание агентуры, припомнили всё – и балы, и скачки, и меха, которые он дарил своим женщинам‑агентам.

Сосновского заключили в крепость. А 1 сентября 1939 года в Польшу вторглись немецкие танки. Они шли точно по тем маршрутам и по тому графику, которые были нанесены на карты Гудериана и которые польский генштаб отверг как фальшивые.

Автор книги об адмирале Канарисе английский журналист Иан Колвин пишет, что после захвата Варшавы Канарис приказал разыскать Сосновского в надежде получить от него материалы о невыданной им ранее агентуре. Но в Варшаве найти его так и не удалось.

Однако Сосновский какое‑то время был на свободе, в 1938 году его навестил в Варшаве английский разведчик Кукридж, который знал его ещё по Берлину. Сосновский поседел, выглядел измученным и корил себя за гибель Бениты. Разговаривать о каких‑либо делах с Кукриджем он отказался. Вскоре он вновь был арестован и заключён в одну из самых мрачных политических тюрем панской Польши – «Берёзу Картузскую». Именно там этот некогда блестящий офицер, любимец женщин был обнаружен в сентябре 1939 года, когда в Западную Белоруссию пришли части Красной армии. Тысячи заключённых в «Берёзе Картузской» белорусских подпольщиков, коммунистов, крестьян‑бунтовщиков и других были освобождены и отправлены по домам. В числе их оказался и Сосновский.

Но несчастного Сосновского ждала третья тюрьма, на этот раз советская. Уже после освобождения им заинтересовались соответствующие органы и препроводили его в Москву, как ценного польского разведчика. Никакого обвинения, правда, ему предъявлено не было, он содержался на Лубянке, в сравнительно – насколько это было возможно – привилегированных условиях и «числился» за разведкой.

И опять в его судьбу вмешалась женщина.

Работу с Сосновским поручили опытной разведчице Зое Рыбкиной‑Воскресенской. Шёл 1940 год.

В беседе с автором этих строк она рассказала, что главной её задачей в работе с Сосновским было получение информации, касающейся гитлеровского плана «Дранг нах остен», впоследствии ставшего основой для пресловутого «Плана Барбаросса».

Сосновский не был расположен к откровенному разговору. У него хватало мужества отвечать, что «долг польского офицера не позволяет ему идти на сотрудничество с советской разведкой».

Рыбкина применила своеобразный розыгрыш. Используя тот факт, что на последнем этапе деятельность Сосновского проходила под контролем гестапо, а контроль этот осуществлял не кто иной, как агент советской разведки «Брайтенбах», работавший помощником шефа гестапо Мюллера, она построила беседы с Сосновским таким образом: задавала вопросы, а ответы Сосновского, уличая его в неправде или умолчании, комментировал присутствовавший тут же разведчик Василий Зарубин. Он называл обстоятельства и места встреч Сосновского с агентурой, номера и марки автомашин, даже суммы, которые тот тратил в ресторанах, и клички его лошадей.

Сосновский всё более терялся, к нему «возвращалась» память, и, наконец, он встал, поклонился и сказал:

– Я восхищён искусством советской разведки. Вы знаете обо мне больше, чем я сам. Я готов мобилизовать свою память и ответить на всё, что вас интересует.

Юрек дал информацию о разведке Риббентропа и взаимоотношениях германского МИДа с абвером и гестапо.

После Рыбкиной с ним работал известный разведчик Судоплатов. К этому времени Сосновский уже охотно сотрудничал с советской разведкой. Он сообщил о двух своих агентах, о которых гестапо так и не узнало, и они продолжали действовать. От его имени с ними восстановили связь, и она поддерживалась до начала войны.

Достоверных данных о дальнейшей судьбе Сосновского нет. Рыбкина рассказывала автору, что слышала, что в 1943 году он был освобождён из заключения, вступил в ряды Войска Польского и погиб в боях за освобождение Варшавы.

После казни жены барон фон Берг обратился в Верховный суд в Лейпциге с просьбой о том, чтобы его брак с Бенитой, «предательницей, отвергнутой германской расой», был объявлен «недействительным с самого начала». Суд удовлетворил его просьбу.

Полковник Натцмер, отец Ренаты, потрясённый её гибелью, умер через несколько месяцев после казни дочери. Его жена умерла вслед за ним.

Ирен фон Йена из тюрьмы была направлена в один из женских концлагерей, где и закончилась её жизнь.

Что касается виновницы провала Юрека Сосновского танцовщицы Риты Паси, то последние сведения о ней относятся к 1950 году, когда её видели в Западной Германии, она выступала с цыганским ансамблем.

 

НИКОЛАЙ СКОБЛИН (1893–1937)

 

Николай Владимирович Скоблин – личность загадочная, его деятельность в качестве разведчика до сих пор вызывает споры. Окончил кадетский корпус и юнкерское училище, участвовал в Первой мировой войне. В 1917 году, будучи штабс‑капитаном, вступил в ударный батальон. Вместе с первыми добровольцами проделал знаменитый Ледовый поход. Командовал Корниловским полком, одним из четырёх полков, которые были укомплектованы только офицерами и считались элитой Добровольческой армии. Полк был назван в честь генерала Корнилова, погибшего в 1918 году; позднее он был развёрнут в дивизию. В последние часы белого движения в Крыму, в ноябре 1920 года, он лично проследил за тем, чтобы каждый боец‑корниловец был погружен на пароход «Саратов». 2 ноября 1920 года он последним вошёл на палубу «Саратова» и, как говорят, был фактически последним участником белого движения, покинувшим родную землю. К этому времени он уже был генералом.

Боевая судьба свела его с выдающейся русской певицей Надеждой Плевицкой. Уроженка курской деревни, простая крестьянская девушка, она стала знаменитой исполнительницей русских народных и других популярных в то время песен. Неоднократно выступала в высшем свете, пела и для самого государя Николая II, который очень ценил её талант. Сразу после революции стала на сторону красных, впрочем, утверждали, что она с одинаковым чувством, в зависимости от аудитории, могла спеть и «Боже, царя храни» и «Смело мы в бой пойдём». Во время Гражданской войны, находясь на гастролях на фронте, попала к белым. Известны три версии этого факта: пленена в бою; перебежала к белым; осталась в городе после отступления красных. Достоверно известно лишь то, что частью, которая её захватила, командовал тогда ещё полковник Скоблин. Он влюбился в Плевицкую, та ответила взаимностью.

Надежда была на двенадцать лет старше своего возлюбленного, что не помешало им до самого конца оставаться любящей и верной парой.

Иностранные и эмигрантские авторы зачастую утверждают, что Плевицкая уже тогда была агентом ВЧК, которая забросила её в тыл белых с целью вербовки Скоблина, с чем она успешно и справилась. Это утверждение полностью противоречит документальным данным, да и логике событий.

Вместе с остатками белых войск Скоблин и Плевицкая вначале оказались в Галлиполи, а затем в Париже. Он был вынужден снять военную форму, без которой казался маленьким и невзрачным, особенно рядом с красавицей женой. Однако оставался командиром Корниловского полка и мог в любой момент собрать офицеров этого полка, находившихся в Париже. Все они были членами «Российского общевоинского союза» (РОВС), организации, объединявшей русское офицерство в эмиграции. Формально РОВС носил благотворительный характер и занимался оказанием помощи неимущим офицерам и их семьям. Фактически же представлял собой довольно активное объединение белогвардейцев‑единомышленников, готовых в любое время выступить в интервенционистский поход против Советской России. РОВС имел широкие связи во всей Европе, обладал собственными разведывательной и контрразведывательн