Франц фон Ринтелен (1877–1949)

 

Многие авторы называют его величайшим шпионом и диверсантом Первой мировой войны. Он остался жив и написал автобиографию, яркий рассказ о работе германской разведки в США, взрывах кораблей, разжигании «случайных» пожаров, использовании секретных кодов и американских профсоюзов в целях разведки.

Ринтелен провалился из‑за бездарности своего босса Франца фон Папена, использовавшего устаревший код, известный союзникам. Ринтелен полагал, что это было сделано намеренно. Он рассказал об этом в своих воспоминаниях, изданных в 1933 году.

22 марта 1915 года капитан Франц фон Ринтелен выехал из Берлина в Штеттин, оттуда в Швецию, а оттуда в Нью‑Йорк. У него был паспорт на имя швейцарского гражданина Эмиля Гаше с настоящими британскими и американскими визами.

По прибытии в Нью‑Йорк Ринтелен первым делом посетил Немецкий клуб, где встретился с военно‑морским и с военным атташе, капитаном Бой‑Эдели и капитаном Папеном, которые не выразили особой радости при виде его, так как поняли, что он призван нарушить их спокойную жизнь. Правда, он обрадовал фон Папена, сообщив, что тот награждён Железным крестом. Может быть, благодаря этому Папен в письме к генералу Фалькенхайну поблагодарил его за приезд человека, который «должен любым способом помешать американским военным поставкам».

Ринтелен привёз с собой новый секретный код для посла и обоих атташе, так как в Берлине считали, что старый код уже известен союзникам и употреблять его больше нельзя. Вручив код, Ринтелен распрощался с атташе и «растворился» в неизвестности.

Он устроился в скромном, но хорошем отеле на 57‑й улице и начал с того, что стал искать возможности приобрести взрывчатые вещества. Затем, прогуливаясь по нью‑йоркским улицам, убедился, что там шляется без дела много германских матросов: немецкие суда не могли покинуть порт, так как в открытом море были бы потоплены или захвачены англичанами. Этих матросов один из помощников Ринтелена шестидесятилетний капитан фон Кляйст стал использовать для саботажа.

Большинство докеров были ирландцами, ненавидевшими англичан и их союзников. Они бранились, не стесняясь окружающих, каждый раз, когда видели транспорт с оружием, отправлявшийся в Англию.

Ринтелен должен был действовать под руководством Папена, но ему это было не по душе: он много слышал о бездарности военного атташе. Большинство агентов отказывалось с ним работать. Но приходилось.

Вскоре Ринтелен узнал о человеке, которому доверяли и немцы, и ирландцы. Это был доктор Бюнц, в прошлом германский консул в Нью‑Йорке. В описываемое время он представлял Гамбургско‑американское пароходство, занимался наймом судов для тайного снабжения углём германских крейсеров в открытом океане. Для общения с командованием германского флота у него был специальный код. «Когда мы встретились, он сказал, что было бы неплохо, если бы я снабдил его детонаторами. „Детонаторами? Зачем?“ – спросил я. „Знаешь, мои ребята хотят кое‑что сделать. Если они в открытом море встретят судно, везущее снаряды в Европу, то захватят его, команду возьмут в плен, а судно с помощью детонатора взорвут…“ – Я не возражал против этого, но где я в Нью‑Йорке найду детонаторы, не привлекая внимания к себе?» – вспоминал Ринтелен.

Консул дал Ринтелену адрес экспортёра, бизнес которого подорвала война. Это был некий Макс Вайзер. Ринтелен испытал его и убедился, что тот всё знает и всё может.

Совместно они организовали фирму «Э. В. Гиббонс и K°», наняли офис на Чедар‑стрит в сердце финансового района Нью‑Йорка и занесли её название в Коммерческий реестр как экспортно‑импортную компанию.

Вскоре к ним присоединился немецкий химик доктор Шееле. Он принёс рекомендательное письмо от капитана Папена и какой‑то предмет, похожий на сигару, который оказался детонатором. Его испытали в лесу, и он прекрасно проявил себя. Теперь предстояло наладить производство детонаторов и доставку их на суда.

С помощью своих друзей‑ирландцев, докеров и грузчиков вопрос загрузки детонатора на судно Ринтелен решил легко. Подобрали первое судно «Фобус», которое должно было через пару дней отправиться в Архангельск с грузом снарядов. Один из грузчиков пронёс детонатор на борт, пройдя спокойно мимо охранников.

Весь следующий день после отплытия судна Ринтелен с партнёрами сидели в офисе и ждали экстренного сообщения. Но его не было. И на второй… и на третий день. И вдруг «Информация Ллойда» (страховой компании):

«Происшествия. Пароход „Фобус“ из Нью‑Йорка, направляющийся в Архангельск, загорелся в море. Отбуксирован в Ливерпуль».

Ринтелен обрадовался, прочитав это сообщение. Он утверждает, что они не хотели гибели команды, и поэтому детонатор был заложен не в снаряды, а в амуницию, и испытание прошло успешно.

Фирма «Э. В. Гиббонс» должна была проявлять свою активность в легальном бизнесе. Через знакомую даму Ринтелен связался с российским военным атташе в Париже графом Игнатьевым и с его помощью наладил импорт французского вина «Кларет» в США. Затем фирма предложила Игнатьеву расширить бизнес путём поставок для русской армии. Некоторое время спустя фирма мистера Гиббонса заключила контракт на поставку русской армии сёдел, мясных консервов, полевых кухонь, мулов, ботинок, сапог и т. д. Было подписано около дюжины контрактов, которые были подтверждены и зарегистрированы в российском посольстве в Вашингтоне.

Первое же судно с грузом для русской армии (консервы и амуниция) было сожжено в открытом море миной, подложенной агентами Ринтелена. Вряд ли это было порядочным поступком с его стороны – ведь для этого не требовалось ни умения, ни мужества. Он и его агенты свободно посещали корабль при погрузке: им доверяли.

Русские были очень огорчены, даже Ринтелен мог понять их. Второе судно для России было загружено без происшествий, под его личным наблюдением. Но… оно опять сгорело в открытом море.

При загрузке третьего судна Ринтелен и его агенты не спускали глаз с процесса погрузки. Но внезапно баржи, подвозившие грузы, стали переворачиваться, и вскоре все оказались на дне нью‑йоркской гавани. Командам едва удалось спастись.

На следующее утро русские агенты явились в офис мистера Гиббонса с бледными лицами. До них ещё не дошло, что его компания не несла ответственности за их несчастья. Но они требовали немедленной поставки оставшихся товаров. Ринтелен что‑то толковал о «форсмажорных» обстоятельствах, транспортных трудностях, но они не желали понять его. Тогда Ринтелен прямо заявил, что он не намерен продолжать поставки.

Стороны расстались неудовлетворёнными. Фирма была объявлена несостоятельной и прекратила существование.

Франц фон Ринтелен испытывал огромное удовлетворение: русские не получили свои грузы!

Доктор Шееле продолжал изготавливать детонаторы, работая день и ночь. Количество несчастных случаев увеличивалось, и «Нью‑Йорк таймс» регулярно публиковала на первой странице сообщения, радовавшие Ринтелена и его друзей. 5 июля 1915 года Милюков представил Думе доклад о том, что задержки с поставками из США становятся всё более серьёзными и что необходимо принять меры для расследования всех случаев и наказания виновных.

Поставки для России были сорваны. «Мы чувствовали себя счастливыми», – пишет Ринтелен. Он продолжал закладывать бомбы и открыл свои «отделения» в Бостоне, Филадельфии, Балтиморе и в южных портах США. Детонаторы доставляли туда в своём багаже его тайные агенты. Его самыми фанатичными помощниками были ирландцы. Они не теряли ни единой возможности заложить мину в английское судно.

«Они не знали, кем я являюсь на самом деле, полагая, что я связан со штаб‑квартирой ирландского освободительного движения», – вспоминал Ринтелен. Но ему пришлось отказаться от их услуг, так как они стали закладывать бомбы туда, куда не следовало. Дело в том, что он не планировал закладывать бомбы в американские суда, чтобы не нарушать их нейтралитет и не обозлить американцев, а ирландцы делали это.

Ринтелен открыл новую фирму «Мексиканская Северо‑западная железнодорожная компания». Автором и исполнителем первой акции был немецкий инженер Фэй. Он подплывал на лодке к судну, стоявшему в гавани, и прикреплял мину к рулю. В открытом море мина взрывалась, и судно оказывалось в буквальном смысле «без руля и без ветрил», совершенно беспомощным. Несколько судов таким образом были выведены из строя.

Охранные службы портов повысили бдительность, и Фэй больше не смог подплывать к судам на моторной лодке. Тогда он соорудил пробковый плот. Толкая его в ночной тьме, Фэй подплывал к судну и прикреплял мину. Иногда применяли одновременно и мины, закладываемые в груз, и мины Фэя. Это давало особый эффект, и «производительность» группы Ринтелена увеличилась в десятки раз.

Как‑то раз Ринтелен прочитал в газете о начале забастовки нью‑йоркских докеров, не санкционированной профсоюзами. Это навело его на новую мысль. Большинство докеров были ирландцами, и они считали, что если будут препятствовать поставкам оружия, то Англия проиграет войну и их страна скорее станет свободной. Но профсоюзы, руководимые проанглийским лидером Самуэлем Гомперсом, запрещали эти забастовки. Не все профсоюзные лидеры были согласны с ним, и в их руководстве произошёл раскол.

Ринтелен решил создать «собственный» профсоюз, который поддерживал бы забастовки докеров, и у него были на это деньги.

Он не мог выступать как немец, это подорвало бы к нему доверие, идея борьбы ирландцев тоже не была абсолютной, так как её не поддерживали докеры других национальностей. Тогда он поднял на щит святую идею интернационального братства рабочих. Его лозунгом стало: «Не позволим грузить бомбы и снаряды, которыми рабочие враждующих стран убивают друг друга!»

Эту идею стали проталкивать оплачиваемые им агенты. Они организовали митинг, на который были приглашены конгрессмены и другие известные лица, выступавшие против войны. Никто из них не подозревал, что является марионеткой немецкого офицера, скромно сидевшего среди участников.

На следующий день он встретился с лидерами германо‑американских и ирландских профсоюзов, и они создали новый профсоюз, получивший название «Национальный рабочий совет за мир». Естественно, что сам Ринтелен не вошёл в число руководителей, но среди них был его надёжный агент.

Ринтелен мечтал объединить в «профсоюзе» как можно больше американских докеров, это позволило бы полностью прекратить поставки военных грузов союзникам. Официальные профсоюзы высмеяли создание нового союза, но ему всё же удалось организовать серию забастовок в портах США. Однако забастовщикам надо было платить деньги, и немалые. Много денег ушло и на телеграммы в адрес президента Вильсона, которые отправлялись из многих городов с требованием прекратить поставки оружия «для убийства рабочих‑братьев». Вильсон даже дал, было, согласие принять лидеров ринтеленовского «профсоюза», но затем отказался.

Между тем давление со стороны официальных профсоюзов и военно‑промышленного комплекса увеличивалось, а сам Ринтелен обнаружил за собой слежку. Большинство докеров вернулось на работу. Казалось, его замысел терпел крах.

Неожиданная поддержка пришла со стороны австрийского посла, агенты которого сумели организовать забастовку на крупнейшей фирме по производству оружия «Бетлехем стил», где в основном работали австрийцы и венгры. Но это дало лишь временную отсрочку. Производство и погрузка оружия повсеместно возобновлялись и расширялись.

Ринтелен обратил внимание на новый объект – Мексику. Если она начнёт войну с США, полагал он, то всё американское оружие будет брошено на мексиканский фронт. Ринтелен встретился с бывшим президентом Мексики Гуэрте, который проживал в нью‑йоркском отеле и готовил государственный переворот с целью захвата власти. Ринтелен открыто представился как немецкий офицер, который может снабдить Гуэрте оружием и способствовать приходу его партии к власти.

Гуэрте вначале принял Ринтелена за американского агента, но в конце концов поверил ему. «Стороны» договорились о том, что немецкая подводная лодка доставит оружие на мексиканский берег, а кроме того Германия окажет моральную поддержку. В этом случае Мексика повернёт своё оружие против США.

Выйдя из отеля после свидания с Гуэрте, Ринтелен заметил детективов, которые и раньше следили за ним. Некоторое время спустя он увидел, как Гуэрте вышел из отеля и куда‑то уехал, сопровождаемый своими охранниками, а детективы, взяв такси, последовали за ним. Ринтелену стало ясно, что встреча не осталась незамеченной.

Он вернулся в офис и послал шифрованную телеграмму в Берлин о своей беседе и договорённости с Гуэрте.

Но в этот же день адвокат Ринтелена мистер Бонифэйс сообщил ему неприятную новость: германский секретный код похищен. Британские агенты подставили свою девушку‑агента молодому и плохо оплачиваемому секретарю немецкого военно‑морского атташе. Она уговорила его продать англичанам немецкий код. Юноша снял копию с кода и передал ей, а она – британской разведке.

В тот же день Ринтелен получил подтверждение этого факта – в Вашингтоне этот вопрос обсуждался в правительстве. Это был тот самый секретный код, который Ринтелен привёз с собой взамен старого уже известного противнику.

Франц срочно отправился к военно‑морскому атташе и сообщил ему о пропаже кода. Тот отказался поверить в это.

Ринтелену ничего не оставалось делать, как ждать ответа из Берлина на телеграмму о его переговорах с Гуэрте. Получив положительный ответ, он отправился к экс‑президенту, но тот куда‑то уехал, и сведений о нём не было.

Несколько дней спустя, когда Ринтелен возвращался с вечеринки, его остановил неизвестный.

– За вами следят. Будьте осторожны. Не ждите Гуэрте. Он отравлен.

Позднее он узнал, что Гуэрте был отравлен своим поваром на мексиканской границе.

Хотя Ринтелен знал, что за ним следят, он был спокоен: он ведь очень осторожен, нигде не «наследил» и юридически чист.

На другой день он получил по почте письмо, адресованное «герру капитан‑лейтенанту Ринтелену». Он вскрыл письмо, увидел, что оно от военного атташе, и был поражён беззаботностью и глупостью фон Папена, обращавшемуся к нему в такой форме в открытом письме.

Всё складывалось против него – провал «профсоюза», смерть Гуэрте, глупость Папена.

6 июня 1915 года, когда он находился в яхт‑клубе, его пригласили к телефону. Военно‑морской атташе попросил встретиться с ним. На встрече он вручил ему телеграмму: «Военно‑морскому атташе. Конфиденциально информируйте капитана Ринтелена, что он должен вернуться в Германию». Что такое? Разве Ринтелен не просил пару недель назад не упоминать его имени в телеграммах? Он не понимал, почему была послана эта телеграмма, но должен был немедленно подчиниться приказу. Но ведь он нужен здесь: ирландцы ещё верят ему, забастовки возобновились, и бомбы ещё подкладываются в корабли. Всё это теперь кончится.

Ринтелен понял, что он стал жертвой каких‑то интриг.

Он воспользовался своим швейцарским паспортом и письмом графа Игнатьева, согласно которому был его представителем по продаже «Кларета» в США. На ближайшем пароходе «Ноордам» он отбыл в Европу.

13 августа 1915 года на рейде Рэмсгейта «швейцарский гражданин Эмиль Гаше» был арестован и препровождён в Тауэр. Никаких показаний он не дал. 13 апреля 1917 года, уже после вступления Америки в войну, его отправили в США. В тюрьме Томбс он встретил фон Кляйста, инженера Фэя и ещё тридцать членов своей подпольной группы, и содержался там до 1921 года.

После этого он приехал в Англию, так как решил порвать с германской разведывательной службой и рассказать всё, что он знает о методах немецкого шпионажа. Он остался в Англии и отказался иметь какие‑либо дела с нацистами накануне и во время Второй мировой войны.

 

ЭДВАРД С. МИЛЛЕР (XX век)

 

Эдвард С. Миллер не был выдающимся разведчиком или шпионом. Собственно говоря, он вообще не был разведчиком. Но в то же время ему довелось внести существенный вклад в ход и результаты войны на море в годы Первой мировой войны.

Миллер был судовым плотником британского флота. Эта профессия всегда ценилась моряками. Ещё во времена Средневековья пираты, захватив купеческое судно, выстраивали экипаж захваченного корабля на палубе и командовали: «Врач и плотник, два шага вперёд! Остальных за борт!». Эдвард был очень добросовестным плотником. Для того чтобы самому иметь возможность осмотреть подводную часть корабля, требующего ремонта, он однажды попросил спустить его под воду в водолазном костюме. Это ему так понравилось, что он решил овладеть и водолазным делом. Вскоре стал специалистом высокого класса. В 1914 году Миллера назначили инструктором Британской морской тренировочной школы.

Шла Первая мировая война. Союзники объявили блокаду Германии, та, в свою очередь, объявила блокаду Англии. Германские подводные лодки разбойничали на море, топя беззащитные торговые и пассажирские суда. Особое возмущение мировой общественности вызвало потопление 7 мая 1915 года германской подводной лодкой «U‑20» английского трансатлантического лайнера «Лузитания», на котором погибло тысяча сто девяносто восемь человек, в том числе сто пятнадцать американцев.

Для борьбы с субмаринами были изобретены глубинные бомбы. Применялось конвоирование военных транспортов и торговых пароходов в опасных зонах. Появились быстроходные «морские охотники», вооружённые траулеры, гидроакустические устройства для подслушивания движения подводных лодок, гидросамолёты для обнаружения вражеских субмарин, притаившихся под водой. Выдвигались и экзотические проекты обнаружения подводных лодок и борьбы с ними. Один американский учёный‑зоолог предлагал дрессировать морских львов, которые следовали бы за подводными лодками, выдавая их присутствие, другой для этой же цели предложил дрессировать морских чаек.

Из всех этих проектов был принят один: «приманные суда». Он был создан по аналогии с «обманными судами» Средневековья. Тогда мирные «купцы» рядились в боевые фрегаты, устанавливая на бортах деревянные пушки и отпугивая тем самым пиратов. Теперь же поступили наоборот – торговые, вполне мирные на вид суда были оснащены скорострельными пушками и имели боевые, хорошо тренированные экипажи. Завидев такое судно, германская субмарина выпускала по нему одну торпеду, а затем всплывала на поверхность, чтобы добить его из пушки (торпеды надо было беречь). На судне начиналась «паника», часть команды спускала спасательную лодку, другие «паникёры» бросались в море. Чтобы бить наверняка, субмарина подплывала ближе. Артиллеристам «обманного судна» только это и нужно было. Они стремительно сбрасывали маскировку и открывали ураганный огонь. Оставляя огромное масляное пятно, вражеская подлодка шла на дно… Забегая вперёд, заметим, что из ста сорока пяти лодок, потопленных англичанами, одиннадцать были уничтожены «приманными судами» с июля 1915 по ноябрь 1918 года. Обратите внимание на эти даты. До июля 1915 года успехи англичан были весьма незначительными. Дело в том, что немецкие подводные лодки внезапно появлялись в самых неожиданных местах и, сделав своё дело, так же таинственно исчезали, чтобы объявиться в другой точке океана.

В июне 1915 года у берегов графства Кент была потоплена германская подводная лодка. Её предположительное местонахождение отметили буйком. Адмиралтейство приняло решение спустить к лодке водолаза. Он должен был выяснить состояние и обследовать внутреннее устройство лодки, а, главное, ознакомиться с её новейшими техническими приспособлениями. До этого на затопленные субмарины ещё никто из английских водолазов не спускался. Сделать это вызвался Эдвард Миллер.

Несколько дней он проходил инструктаж у инженеров‑подводников, изучал принципы устройства подводных лодок, примерное расположение отсеков и различных устройств. Ему объяснили, что именно он должен искать, с какими опасностями и трудностями может столкнуться.

Наступил день погружения. Стояла ясная, безветренная погода, лучше не придумаешь. Когда Миллер опустился на дно, он никакой лодки не увидел. Свет электрического фонаря едва пробивал завесу из взбаламученного ила. Эдвард медленно двинулся вперёд. Впереди показался какой‑то огромный предмет, похожий на подводную скалу. Когда Миллер приблизился, он разглядел остов корабля, потопленного или утонувшего, может быть, сотню лет тому назад… В этот день он так и не обнаружил лодку: буёк был поставлен слишком приблизительно. Так же закончился и второй день работы. Лишь на третий день Миллер нашёл субмарину. Но ему удалось провести лишь наружный осмотр, время не позволяло работать дольше. Зато он увидел пробоину, через которую можно было проникнуть внутрь.

Наступил четвёртый день. Погода начинала портиться. Когда Эдвард, спустившись к лодке, внимательно осмотрел пробоину, ему стало не по себе. Края были острыми, и при проникновении в отверстие можно было повредить шланг, подающий воздух. Но синоптики прогнозировали ухудшение погоды, со штормами, которые могли продлиться несколько дней. Надо было спешить. Эдвард решил рискнуть. Он осторожно пробрался внутрь лодки и прошёл вдоль всей её длины, стараясь не глядеть на трупы немецких моряков, у которых при его приближении от движения воды начинали шевелиться волосы и руки.

В капитанской рубке Эдвард нашёл металлический ящик. Он понял, что это главный его трофей. Хотелось поскорее выбраться на поверхность со своей находкой.

Но существовали строгие правила подъёма. Выбравшись из лодки, он привязал ящик к железному тросу и дал сигнал на подъём. Вслед за ящиком на поверхность был поднят и сам водолаз. Представителю Адмиралтейства он доложил о том, что видел на борту лодки, и тот приказал ему составить подробный письменный отчёт. Тем временем со всеми предосторожностями открыли железный ящик. Из него были извлечены такие ценности, как планы немецких минных полей, два новых кода германского флота и ценнейший код, используемый только для связи с имперским Большим флотом открытого моря. Представитель Адмиралтейства аккуратно сложил документы в портфель. «Всё это нужно немедленно доставить в Лондон», – приказал он командиру водолазного судна. «Есть, – отвечал тот. – Оставить буёк для приметы! Полный вперёд!»

Трофейные коды были доставлены в знаменитую «Комнату 40» британского Адмиралтейства, где хранились английские коды и работали над расшифровкой неприятельских шифров.

Теперь Эдвард Миллер оказался в штате британской военно‑морской разведки. Был создан специальный отряд для оперативной переброски Миллера и его водолазного оборудования в те пункты побережья Англии, где были потоплены германские субмарины. Вскоре Миллер уже знал строение и внутренние механизмы немецких подводных лодок лучше, чем любой английский специалист – ведь им не доводилось видеть немецкие лодки изнутри.

Опытный водолаз обследовал большинство пущенных ко дну германских подводных лодок. И, хотя германское морское министерство постоянно меняло секретные коды и специальные инструкции командирам субмарин, британская разведка знала об этом. Каждую новую потопленную подлодку с новыми кодами успевал «прочесать» Эдвард Миллер.

Коды, которые Миллер извлекал с морского дна, стали могучим оружием в руках флота союзников. Радиограммы германского командования командирам подводных лодок регулярно перехватывались и расшифровывались. Лодки шли навстречу своей гибели в те точки, где их уже в полной боевой готовности ждали корабли союзников. И всё благодаря простому водолазу, бывшему корабельному плотнику.

 

ЭДИТ КАВЕЛЬ (1865–1915)

 

В 1914 году германская армия, нарушив нейтралитет Бельгии, в считанные дни захватила её и установила жёсткий оккупационный режим, который проводился в жизнь военным генерал‑губернатором генералом Морицем фон Биссингом.

Тысячи молодых бельгийцев устремились прочь из страны, чтобы вступить в ряды союзных армий. Кроме того, на захваченной немцами территории оказалось много раненых и отставших от частей во время немецкого наступления французских и английских солдат.

Для переброски всех этих людей из Бельгии и была создана подпольная организация, руководителем которой стала мисс Эдит Кавель – немолодая англичанка, работавшая больничной надзирательницей (по нашим стандартам нечто вроде сестры‑хозяйки и главной медсестры в одном лице).

Больных и раненых солдат разыскивали в лесах, укрывали от немцев, подлечивали, снабжали деньгами, продуктами и бельгийскими удостоверениями личности и затем с помощью проводников переправляли через голландскую границу.

Соратниками Эдит Кавель были самые разные люди – от князя Реджинальда де Крупа, графини Жанны де Бельвиль и одного из издателей газеты «Свободная Бельгия» Филиппа Бокка до опытных контрабандистов, служивших переправщиками на границе. Все эти люди действовали разрозненно, не имели практически единой организации, дисциплины и чувства ответственности за общее дело. Они доверяли, иногда слепо, всем, кто брал на себя труд помогать им в их благородном деле. И неудивительно, что в их среду затесались провокаторы и предатели.

Однако организация сумела продержаться и активно действовала около года. Результаты её работы впечатляют. Только один из её «комитетов» (так назывались её подразделения) переправил через границу всего за четыре месяца не менее трёх тысяч человек, другой – по более опасному и длинному маршруту – около восьмисот.

Душой всего этого дела была Эдит Кавель. И нередко её единомышленники, но менее энергичные и смелые, эксплуатировали такие её качества, как доброта и самоотверженность, и перекладывали многие опасные и трудные заботы на хрупкие плечи седовласой женщины, не заботясь о её безопасности. Своему другу, доктору Буллу, она рассказывала, что однажды к ней привели одновременно тридцать четыре солдата, которых надо было спрятать в небольшой школе медсестёр.

15 августа 1915 года Эдит Кавель и тридцать пять членов её организации были схвачены немецкой оккупационной полицией и после непродолжительного следствия преданы военному суду. Формально её судили не за разведывательную деятельность. Статья 58 германского военного кодекса предусматривала суровое наказание за переброску солдат к неприятелю – вплоть до смертной казни. То, что она делала, имело к разведке лишь косвенное отношение: спасённые ею солдаты, безусловно, являлись ценными источниками информации о германской армии и о положении на оккупированных территориях.

Однако в нелегальной деятельности Эдит Кавель был ещё один эпизод, который не нашёл отражения в приговоре суда и не стал общеизвестным. Дело в том, что именно Эдит Кавель и Филипп Бокк завербовали сотрудника германской шифровальной службы Александра Цека (см. очерк), который скопировал и передал разведке союзников немецкие шифровальные книги. После этого Цек бесследно исчез. У немцев не было никаких доказательств его вины, а у английской разведки не было никакого интереса оставлять в живых, да к тому же в руках неприятеля, свидетелей.

Ещё до суда представилась возможность организовать побег Эдит Кавель из тюрьмы. В этот период в Брюсселе действовала французская резидентура, руководимая Жозефом Крозье, которая, используя подкупы и другие возможности, успешно добивалась освобождения своих людей, попавших в бельгийские тюрьмы. Для освобождения Эдит Кавель требовалась всего одна тысяча фунтов стерлингов. Так как Кавель была англичанкой и подданной английского короля, Крозье обратился к своему английскому коллеге.

Вначале тот с энтузиазмом отнёсся к предложению Крозье, заявив, что это «не деньги», и ему только надо запросить официальное разрешение начальства на их списание. Но через пару дней он вдруг резко изменил своё мнение, заявив, что сумма является «чрезмерной» и правительство его величества не может идти на такие расходы. Крозье впоследствии с горечью отмечал, что английская разведка имела неограниченные суммы, и ей, например, ничего не стоило потратить две тысячи фунтов на организацию поездки в Англию некоего «нейтрального» дельца. Да и на самого Крозье оказало давление его собственное руководство, приказав ему не вмешиваться в это дело.

Так Эдит Кавель была предана во второй раз и отдана на растерзание своим палачам.

По мнению Крозье, это было сделано вполне сознательно и умышленно. На классический вопрос юриспруденции «Кому выгодно?», то есть кому в первую очередь была выгодна казнь Эдит Кавель, Крозье отвечает однозначно: англичанам, английской пропаганде. Казнённая Эдит Кавель была гораздо полезней, чем живая, тем более, бежав из тюрьмы, она бы уже не могла работать в Бельгии. Кроме того, в этой стране к тому времени английских солдат почти не оставалось.

А Эдит‑мученица – это прекрасная иллюстрация к рассказам о зверствах немцев, вдохновляющая не только английский народ, но и потенциальных американских союзников. Ведь не случайно англичане на каждое гражданское судно, выходившее в море в годы войны, старались устроить хоть одного американского матроса, чтобы в случае его гибели был повод для пропагандистской шумихи. Это не домыслы автора. Об этом писал английский историк. Справедливости ради надо отметить, что и в нашей истории имел место подобный случай: говорят, когда Сталину предложили обменять Эрнста Тельмана, томившегося в фашистском концлагере, он ответил: «Эрнст Тельман гораздо ценнее для нас в гитлеровском застенке, нежели на свободе»…

После недолгого судебного разбирательства немецкий военный суд вынес приговор. Восемь обвиняемых были оправданы, двадцать два приговорены к различным срокам каторжных работ, а пятеро – к смертной казни, причём троим из них она сразу же была заменена пожизненным тюремным заключением. А Эдит Кавель и Филипп Бокк должны были быть расстреляны на следующее утро после вынесения приговора.

Американский посланник, представлявший интересы Англии, и испанский посол от имени нейтральных государств обратились к фон Биссингу с просьбой о помиловании осуждённых. Но эта просьба ни к чему не обязывала ни послов, ни фон Биссинга: он чувствовал, что она носит чисто формальный характер, и отказал в ней.

На рассвете следующего дня Кавель и Бокк были расстреляны.

Англичане оказались правы. Казнь Эдит Кавель вызвала бурю негодования во всём мире и немало способствовала укреплению мнения о немцах, как о жестоких и не знающих жалости противниках.

На скромном памятнике Эдит Кавель, воздвигнутом в Лондоне, высечены слова, произнесённые ею перед казнью: «Стоя здесь, перед лицом вечности, я нахожу, что одного патриотизма недостаточно». Для непосвящённого эти слова остаются загадкой. Профессионалу‑разведчику ясно, что имела в виду Эдит: каким бы патриотом ни был человек, занимающийся разведывательной деятельностью, он должен блюсти главное правило этой профессии: соблюдать требования конспирации, в противном случае он обречён на провал. Именно этим правилом пренебрегла Эдит Кавель. Это стоило ей жизни.

 

АЛЕКСАНДР ЦЕК (XX век)

 

Война шифровальщиков и дешифровальщиков ведётся не менее ожесточённо, чем война на полях сражений. Особый размах она приобрела в годы Первой мировой войны, когда начали широко использовать радиосвязь.

В октябре 1914 года русские моряки потопили в Финском заливе лёгкий германский крейсер «Магдебург», захватив при этом уцелевшую книгу кодов германского военно‑морского флота. Всё было проделано аккуратно, немцы ни о чём не узнали и продолжали пользоваться кодом. Своей находкой русские поделились с союзниками, и англичане практически всю войну читали радиограммы немецких военных моряков надводного флота. Их расшифровкой и чтением занималось специальное подразделение британской военно‑морской разведки, руководимой сэром Реджинальдом Холлом. Она называлась «Комната 40», и там работали лучшие специалисты. Благодаря успехам этого подразделения (и подарку русских) Королевский военно‑морской флот смог нанести впечатляющее поражение немцам в Ютландском морском сражении в конце мая 1916 года. Труднее обстояло дело с расшифровкой германского дипломатического кода. Несмотря на все усилия сотрудников «Комнаты 40» открыть его тайну не удавалось.

Руководство английской разведки понимало, что такая удача, какая подвернулась с крейсером «Магдебург», больше не повторится. К добыче немецких шифров надо было привлекать агентуру. Самые большие возможности английская разведка имела в Бельгии. Туда и направились усилия разведчиков.

Руководить агентами на севере Франции и в Бельгии (английская медсестра Эдит Кавель, молодые бельгийки Маргерит Вальревенс и Марта Кнокерт, француженка Луиза Беттиньи, она же Алиса Дюбуа и другие) поручили майору Камерону. В составе его группы было подразделение охотников за кодами под командой майора Тренча. Они занимались поисками кодовых книг в сбитых немецких дирижаблях, и иногда их поиски оказывались успешными. Но дипломатический код достать никак не удавалось.

Между тем в оккупированной немцами Бельгии произошло одно незаметное событие.

Ещё в самом начале оккупации в богатый дом в центре Брюсселя вселился офицер немецкой комендатуры. Хозяином дома был очень зажиточный австрийский предприниматель, чех по национальности, по фамилии Цек, который жил там вместе с сыном Александром и женой – англичанкой. Она, правда, в это время находилась в Англии, где её застала война, и как подданная враждебного государства (Австро‑Венгрии) была интернирована.

Как‑то раз Александр постучал в дверь комнаты офицера, попросил разрешения войти и сказал, что хочет сообщить об одном важном деле. Оно заключалось в следующем: занимаясь опытами с беспроволочным телеграфом, он сконструировал особый приёмник, который установил на чердаке дома. Поэтому он просит офицера немедленно проинформировать комендатуру, чтобы его не заподозрили в шпионской деятельности.

Офицер успокоил наивного молодого человека и сообщил о разговоре приятелю из электротехнической роты. Тот, ознакомившись с устройством, установил, что Александру действительно удалось создать приёмник, которого ещё не было в германской армии. Для своего времени приёмник Цека был новинкой: он мог принимать как на самых коротких, так и на длинных волнах. О Цеке и его устройстве было доложено начальству. Молодым изобретателем заинтересовались.

Военные власти и контрразведка подвергли всю семью Александра Цека негласной проверке. Выяснилось, что его отец, очень богатый австрийский фабрикант, принадлежал к высшим кругам австрийского общества, был даже принят при императорском дворе. Будучи чехом, он оставался ярым австро‑венгерским патриотом и в политическом отношении был безупречен. Благоприятные отзывы были получены и о матери Александра, которая вполне сжилась со своей новой родиной и слыла «доброй австриячкой».

Об интересе контрразведки к Цеку каким‑то образом стало известно влиятельным кругам Австро‑Венгрии. Оттуда поступил запрос. Военное командование дипломатично ответило на него и, в свою очередь, поинтересовалось, возможно ли воспользоваться техническими знаниями представителя этой уважаемой семьи и предложить ему работу, связанную с важными военными тайнами.

Ответ не замедлил себя ждать: «Он вне всяких подозрений». После этого Александр был приглашён на работу. Его взгляды совпадали со взглядами отца, он считал себя австрийским патриотом и охотно принял предложение.

Его приняли на службу и зачислили на скромную должность штатского чиновника центральной радиостанции гражданского управления Бельгии.

Поначалу Александр занимался сборкой аппаратов для радиотелеграфа. Он проявил усердие и недюжинные способности техника и вскоре заслужил полное доверие своего начальства. Его назначили на один из самых ответственны<