Глава 25. Розовые сердечки и звёздочки Будды

Менее двадцати четырёх часов спустя я сидела в кабине быстро движущегося тримарана — типа парусного судна, о котором я ничего не слышала до сих пор.

Я вообще мало плавала на парусных судах, в основном с богатыми друзьями в бухте Сан-Франциско, у родителей которых имелись парусные лодки, на которых они катались по выходным или праздникам. Думаю, один или два похотливых папаши сажали меня к себе на колени в бикини, пока «учили меня рулить», но в остальном я не имела никакого отношения к управлению подобной лодкой.

Оказывается, у Атвара имелся целый флот по сути гоночных парусных лодок, оставшийся от богатых европейцев, которые пришвартовали их в гаванях за стенами Дубровника. Ещё несколько он припрятал в прибрежных районах новой части города.

Когда случилось заражение С2-77, они конфисковали и спрятали лодки, подумав, что те понадобятся для эвакуации. Лодки фактически служили планом Б на случай, если масштабы заболевания станут совсем плохими или стены города штурмуют.

С тех пор они превратили эти лодки в свой личный армейский флот для рейдов, поскольку те были быстрыми и могли практически бесшумно плыть вдоль побережья.

Я сидела на мягком сиденье, изо всех сил стараясь выглянуть в узкий иллюминатор позади меня. Они не хотели, чтобы я находилась снаружи, даже в сумерках. Ревик был там, помогал им управляться с лодкой, но он надел лицевые протезы и закрыл лицо платком.

Учитывая, что я никак не могла помочь с управлением лодкой или даже в плане способностей видящих из-за беременности, я спустилась вниз с Касс и Фиграном. В результате мне пришлось смотреть через иллюминаторы, как мы покидаем Дубровник.

Касс, наверное, могла бы помочь.

Она умела плавать под парусом; её бывший бойфренд, Джек, увлекался этим, и у него был богатый отец, который давал Джеку лодку практически в любое время. Касс также имела доступ к нижним уровням своего света. Но мы не хотели привлекать к ней внимание или дать им повод заинтересоваться, кем и чем она была, так что она спустилась со мной.

Мы не поделились всем с Атваром и его людьми.

Он прямо спросил нас, кто такие Касс и Фигран, и мы сообщили им заранее продуманные ответы.

Касс была девушкой Балидора, поэтому он захотел взять её с собой.

Фигран обладал небольшими способностями провидца, так что мы взяли его в надежде на то, что он поможет нам разобраться с проблемами, которые возникнут в ходе операции. Провидцы славились легким безумием, так что мы решили, что лучше всего придумать Фиграну наиболее правдоподобное объяснение.

Похоже, оба ответа удовлетворили Атвара.

Ревик давным-давно, ещё во время наших первых уроков по разведке, предупреждал меня, что при создании лжи или прикрытия надо как можно больше придерживаться правды. И это вдвойне актуально, когда ты врёшь кому-то столь проницательному, как Атвар.

Глядя через забрызганное водой стекло, я видела недалеко от нас ещё одну лодку на воде — буквально очертания в сумерках после заката.

В общей сложности двадцать лодок отчалили от этих берегов менее получаса назад.

Все они были с чёрными корпусами и чёрными шёлковыми парусами. Все отключили наружное освещение на корпусе, и всеми управляли опытные люди.

Я всё равно нервничала из-за нашей численности.

Атвар, похоже, не беспокоился.

Он заверил нас, что когда мы доберёмся до берега Италии, всё равно будет абсолютно темно, и у него имелось место, где мы можем спрятаться в течение дня.

Как выяснилось, они уже планировали эту операцию. Атвар начал замышлять проникновение в Рим вскоре после того, как услышал новости о своём брате. Он сказал, что как минимум хотел узнать, чему противостоит... что не так уж отличалось от нашей цели, честно говоря.

Учитывая это, я не могла винить их за восторг от того, что к их арсеналу прибавились два видящих-телекинетика и лидер Адипана, не говоря уж о Варлане.

Однако, несмотря на все заверения Атвара и планирование, я невольно гадала, вдруг Миферы имеют доступ к такому же количеству военных беспилотников, как и сам Атвар. Двадцать лодок — это большое расхождение с нашим изначальным планом, согласно которому наша маленькая группа проскользнула бы на берег с восточной стороны Италии и, не привлекая внимания, двинулась через страну.

Атвар предложил направиться прямиком в Рим.

По его словам, пересекая Италию по суше, мы наткнёмся на гораздо большее количество опасностей, чем на воде.

Даже если плыть со скоростью более тридцати узлов, это означало две ночи в море с остановкой где-то возле побережья Сицилии — там у Атвара имелись союзники в сообществе видящих.

Мы провели лишь одну ночь в Дубровнике.

В тот первый день, после того, как мы все поели и обсудили предварительные детали, Атвар жестом подозвал одного из слуг, и тот положил на мраморный столик возле его локтя вскрытый свёрток.

Продолжая улыбаться, Атвар заговорил бодрым тоном.

— Прежде чем мы перейдём к более серьёзным вопросам, я гадал, не скажет ли мне кто-нибудь, кому это принадлежало? — его лучистые глаза улыбались, когда он грациозным жестом показал на свёрток. — Мне сказали, что один из моих людей бездумно сломал это, пока вас сопровождали сюда. Я хотел извиниться лично.

Я посмотрела на развёрнутый бумажный свёрток слева от тарелки Атвара и поломанные кусочки чёрно-белого дерева внутри. Уставившись на это, я осознала, что, должно быть, это несла Касс, пока бежала по лужайкам возле рынка.

— Кто любитель шахмат? — поинтересовался Атвар, вскидывая бровь. — Ну же, не стесняйтесь. В этот самый момент мои люди занимаются поисками замены.

— Это было моё, — выпалила Касс справа от меня.

Я повернулась, взглянув на неё. Мои губы поджались.

Касс не играла в шахматы. Касс ненавидела шахматы.

Это был подарок Балидору?

Она глянула на меня, покраснев.

— Не беспокойтесь о замене. Всё нормально.

— О, но я настаиваю! — сказал Атвар, улыбаясь. — Я не могу допустить, чтобы мои люди ломали вещи прекрасных видящих, пришедших сюда в качестве гостей, — он глянул на Балидора, и в его глазах снова промелькнуло то любопытство, а губы изогнулись в кривой улыбке.

— Каким же я буду хозяином, если допущу такое? — продолжал он, посмотрев на Касс, и его кошачьи глаза блеснули. — И всё равно, этим уже занимаются, как я и сказал.

Помедлив, он заговорил более вежливо.

— Возможно, мы могли бы попозже сыграть партию, сестра? Ибо я тоже люблю шахматы. К сожалению, моя пара не играет.

Касс покраснела ещё сильнее, покосившись на меня.

— Вообще-то, я не играю, — сказала она после затянувшейся паузы. — Это был подарок. То есть... это предназначалось кое-кому другому.

Я помрачнела ещё сильнее.

Увидев, какими взглядами мы обменялись, Атвар улыбнулся.

— Ах, — сказал он. — Понятно, — склонив голову передо мной, он заулыбался более понимающе. — Тогда, возможно, Высокочтимый Мост сыграет со мной партию попозже? Когда мы получим замену этому набору?

Всё ещё хмуро косясь на Касс, я позволила себе взглянуть на Атвара.

После небольшой паузы я один раз кивнула.

— Конечно, — сказала я. — Хотя если ты хочешь по-настоящему испытать себя, тебе стоит сыграть с моим мужем. Он играет намного лучше, чем я.

— Неправда, — пробормотал Ревик, сжимая мою ладонь под столом и улыбаясь мне. — Раньше было так, жена. Но теперь неправда.

Пожав плечом в манере видящих, я посмотрела на Атвара.

— Боюсь, мой муж скромничает. Он определённо более сильный игрок. Но я тоже с радостью сыграю с тобой.

Атвар усмехнулся, глядя на нас.

— Может, тогда матч? — он широко улыбнулся. — Победитель сыграет против победителя? Тогда мы определим, кто именно тут скромничает?

Ревик вскинул бровь, улыбнувшись мне, затем Атвару.

— Согласен.

Оказалось, что времени на шахматы у нас было мало.

Через несколько секунд Атвар вежливо сменил тему, и остаток дня и вечера мы говорили о деле. Ещё до того, как мы допили кофе и встали из-за мраморного стола, мы пришли к достаточному согласию относительно общих целей и методов, чтобы Балидор и Ревик решили, что пора вызвать Варлана и Иллег.

Варлан вместе с Иллег встретился с нами у ворот с водной стороны за пределами каменной крепости менее чем через час, и оба выглядели изрядно настороженными. Я наблюдала за их лицами, пока они смотрели на ряд солдат в тёмно-синих униформах с винтовками позади нас.

Я также видела, как они изучили наши света и глаза, заметили отсутствие ошейников на наших шеях, и после этого неохотно опустили оружие.

Следующие двадцать четыре часа мы пялились в карты и обсуждали различные подходы. Большая часть дискуссии проходила между Атваром, Балидором и военным командиром Атвара, той женщиной-видящей Калаши, которую Атвар упомянул за обедом. Они втроём, похоже, лучше всего знали Рим, в том числе и различные способы проникнуть незамеченными.

Калаши и Атвар вдобавок знали многое о мерах безопасности, введённых после вспышки С2-77, когда Рим стал карантинным городом. Они не были уверены в том, как протоколы изменились после того, как Миферы захватили контроль над городом, и когда именно это случилось, но мы сумели предоставить кое-какие разведданные со спутников, чтобы восполнить пробелы.

Калаши теперь находилась на одной лодке с нами, Балидором, Атваром и парой Атвара, мужчиной-видящим по имени Джусеф. С нами также плыли ещё два видящих, чьих имён я не знала. Насколько я могла сказать, они выполняли роль личных охранников Атвара.

Варлан, Иллег, Стэнли и Холо плыли на другой лодке.

Я понимала, что Касс не в восторге от присутствия здесь Калаши.

То, как Калаши приветствовала Балидора в том каменном атриуме дворца Атвара, пожалуй, не помогало делу. Подойдя прямиком к лидеру Адипана и широко улыбаясь, высокая, мускулистая и светловолосая видящая обняла его сразу же, как только оказалась рядом.

Затем она страстно поцеловала его в губы.

Я буквально видела пар, поваливший из ушей Касс, когда она скрестила руки на груди и сверлила их обоих убийственным взглядом.

Балидор не затягивал поцелуй, но оторвавшись от неё, он рассмеялся, продолжая обнимать одной рукой, и повернул её, представив нам. Насколько я поняла, Калаши ушла из Адипана по семейным причинам, чтобы помочь своим родителям, братьям и сестрам. Оказывается, вся её семья до сих пор жила в одном из монастырей Дубровника.

По причинам, в которые она не углублялась, она так и не уехала.

Балидор не поделился их личной историей, но пока мы корпели над картами, сама Калаши упомянула несколько случаев. Эти случаи происходили с перерывами как минимум в сотню лет и затрагивали те моменты, когда Балидор обучал её, так что они явно давно знали друг друга.

Подумав об этом теперь, я сообразила, что сейчас Калаши и Балидор оба находятся на палубе и практически совместно управляют нашим маленьким флотом.

— Ты, должно быть, в восторге от этого, — проворчал голос за небольшим деревянным столиком в центре каюты.

Нахмурившись, я повернулась прежде, чем успела себя остановить.

— Не то чтобы я тебя винила, — пробормотала она, скрестив руки на груди. — Но я знаю, что ты можешь меня понять, учитывая чёрную дыру прошлого Ревика. Готова поспорить, у него имеется список бывших девушек-видящих, и этот список длиннее моей руки. Или всех моих рук и ног вместе взятых, — фыркнув, она добавила: — Даже представить себе не могу, насколько это очаровательно.

Я продолжала смотреть на неё, чувствуя, как медленно стискиваю зубы.

Она сидела боком на скамейке напротив, крепко скрестив руки и тем самым выпятив грудь. Она смотрела не на меня, а в иллюминатор со своей стороны каюты. Я наблюдала, как она щурится, всматриваясь в забрызганное водой стекло, и осознала, что она видит там Балидора, работавшего вместе с видящей из Адипана, Калаши.

Фыркнув, я закатила глаза.

Не знаю, почему, но я ей ответила.

— Если ты беспокоишься из-за Балидора, то у тебя проблемы с головой, — сказала я, глянув в свое окно.

Воцарилось молчание.

Я почувствовала, как она поворачивается ко мне.

— В смысле? — парировала она. — Он слепой? Или не мужик? — её тон сделался холоднее. — Или ты просто имеешь в виду, что он не изменяет, как твой?

Я стиснула зубы, но лишь пожала плечами, не сводя глаз со своего иллюминатора. Со своей стороны лодки я видела лишь часть корпуса лодки, легонько и ритмично ударявшегося о воду, пока мы плыли, уносимые сильным ветром.

Мне сказали, что эти лодки быстрые, особенно по меркам парусных судов.

Я ощутила, как из света Касс выплеснулся шепоток раскаяния.

— Прости, — сказала она, и её тон сочился чувством вины. — Я не хотела такое говорить.

Глядя обратно в иллюминатор, она помрачнела.

— Я просто не понимаю, почему все эти бл*дские женщины видящие выглядят как супермодели. Ну то есть, Иисусе... серьёзно? — она показала на иллюминатор и светловолосую фигуристую видящую по ту сторону. — Она выглядит так, будто сошла с подиума в Милане. Эти волосы вообще настоящие?

Я хмуро глянула на неё, испытывая искушение отпустить очередную подколку.

Вместо этого мой взгляд упал на подаренные Атваром шахматы, лежавшие на столе между нами. Он сказал, что это «замена» тем, которые вроде предназначались мне, но я до сих пор точно не знала. Однако вместо резных фигур из песчаника, которые Касс купила на уличном рынке, Атвар вручил мне и Ревику набор, полностью сделанный из зелёного и кремового мрамора, с футляром, обитым заячьим мехом, который удерживал фигурки на месте.

Подняв взгляд, я увидела, что Касс заметила, куда я смотрю.

Её щёки сделались ярко-красными.

Она так и не признала прямым текстом, что купила это для меня или Ревика.

Я не могла осмыслить тот факт, что она покупает подарки для кого-то из нас, но после того неловкого разговора за ланчем не позволяла себе слишком задумываться об этом.

Рядом с ней Фигран расплылся в волчьем оскале.

Он сидел на том же диванчике-скамье, что и она, умудряясь делать это в самой неуклюжей позе, какую только можно себе вообразить. Наклонившись вперёд и вниз, положив руку на спинку скамьи, он всматривался в лицо Касс сквозь завесу своих длинных рыжеватых волосы и улыбался как придурок.

Продолжая смотреть на нее, он затарабанил голыми пятками по низу скамьи с мягкой обивкой, издавая глухой ритмичный стук.

Я посмотрела обратно в свой узкий иллюминатор.

— Ты собираешься когда-нибудь поговорить со мной? — спросила она чуть резче. — Ну то есть, я знаю, вы с Ревиком меня ненавидите. Я это знаю... и я понимаю, поверь мне. Но ты не думаешь, что нам стоит хотя бы попытаться разрядить атмосферу? Хоть немножко?

Она умолкла, когда я повернулась и посмотрела на неё в упор.

Фигран теперь уставился на меня, его полные губы растянулись в улыбке.

Стук-стук-стук-стук-стук-стук.

Я перевела взгляд на Касс.

Мой голос прозвучал на удивление спокойно.

— Нет, — сказала я. — Я не собираюсь с тобой разговаривать.

— Почему? — спросила она. — Почему мы не можем выяснить отношения? Ты просто будешь вечно играть в молчанку? Почему не покончить с этим?

— Потому что я не хочу свернуть тебе шею, бл*дь, — сказала я.

Воцарилось молчание, во время которого она лишь смотрела на меня.

Затем она откинулась на спинку скамьи-дивана, прикусив губу.

— А почему бы и нет, в таком случае? — она крепче скрестила руки на груди, уставившись на меня. — Иисусе, Элли. Если ты правда этого хочешь, просто сделай это, бл*дь. Прекрати угрожать и покончи с этим.

Я отвернулась, чувствуя, как к лицу приливает жар.

— Ты не сделаешь этого, — сказала она, прищёлкнув языком. — Ты знаешь, что не сделаешь этого. Иначе ты бы уже сделала это к данному моменту. Ты бы сделала это, как только захватила меня в плен. Не знаю, почему ты до сих пор притворяешься, будто можешь сделать это. Тебе духу не хватит, Эл...

— Тебя защищает брат Балидор, — перебила я, наградив её холодным взглядом. — Тебе повезло, что мне всё ещё есть до него дело.

Но на сей раз она не отступила.

Её полные губы хмуро скривились.

— Хрень собачья, — сказала она. — У меня не было 'Дори, когда ты взяла меня в плен в Нью-Йорке. У меня не было его большую часть того времени, что ты держала меня в камере на корабле. Я говорила тебе ужасные вещи, Эл. Каждый раз, когда ты приближалась ко мне, я говорила худшее, что только могла придумать. Я помню, как пыталась заставить себя сорваться и просто убить меня... но ты этого не делала. Ты даже не вредила мне, Эл.

Я старалась сосредоточить своё внимание на иллюминаторе, не думать над её словами, но осознала, что всё равно поворачиваюсь к ней.

— Какого чёрта ты от меня хочешь? — спросила я. — Хочешь, чтобы я извинилась за то, что не сломала тебе шею, пока у меня была возможность, Кассандра? Бог ты мой, — саркастично произнесла я. — Мне очень, очень жаль, что ты до сих пор жива и вынуждена мелочно комплексовать из-за бывших твоего нового бойфренда, Касс. Я чувствую себя просто ужасно из-за того, как неправильно я поступила с тобой...

Она продолжала так, будто я ничего не говорила.

— 'Дори говорит, что ты защищала меня, — сказала она, крепче обхватив руками свои рёбра. — Он сказал, что ещё до того инцидента с Ревиком ты не давала другим навредить мне. Он сказал, что угодив к вам в плен, я ежедневно получала угрозы убийства. Он сказал, что другие видящие хотели насиловать меня, пытать, лишать еды. Он сказал, что ты не позволяла им. Он сказал, ты им запретила. Ты даже не разрешала забрать оттуда постель и одеяла.

Когда я не ответила, она крепче стиснула зубы.

— Я знаю, что ты защитила меня от Ревика, — сказала она. — Я была там. Я слышала.

Она прикусила губу, всё ещё глядя на меня.

— Почему, Эл? Почему ты не дала ему просто убить меня?

Отвернувшись, я снова постаралась сосредоточиться на окне, полностью заблокировать её — её свет, её голос, всё, что я слышала и чувствовала в ней.

Боковым зрением я видела, как она указала на мой живот.

Я также видела, как она вытерла глаза, и её голос стал сиплым.

— Я едва не убила тебя, — сказала она. — Я едва не убила тебя, Эл. Я оставила тебя там практически овощем...

Её голос надломился. Последовала пауза, во время которой я слышала лишь её дыхание.

— Почему? — спросила она. — Почему ты просто не убила меня, Эл?

Когда я не ответила, она помолчала и сглотнула.

— Я бы убила тебя, — сказала она тихо. — До того, как 'Дор начал работать со мной, я только об этом и могла думать. Я хотела вернуть Лили. Я хотела забрать её у тебя. Я бы в мгновение ока убила тебя, Эл. Тебя и Ревика.

Я не сводила взгляда с иллюминатора.

Я стискивала челюсти с такой силой, что это причиняло боль.

Тут появился разум Ревика.

«Эй, — послал он. — Детка, что происходит? Ты в порядке?»

Слегка оттолкнув от себя его свет, я покачала головой. «Я в норме. Правда, ничего страшного. Не волнуйся».

«Это не ощущается как ничего страшного».

Услышав тихий всхлип с другой стороны каюты, я повернула голову.

Я прикусила губу до крови, когда увидела, что Касс плачет. Стиснув руки под грудью, она сгорбилась, и по её лицу катились слёзы. Она вытерла щёки ладонью, глядя в иллюминатор со своей стороны. Я чувствовала, как от неё исходит боль, смешивающаяся с ненавистью к себе и таким осязаемым горем, что я невольно вздрогнула.

Каким-то образом мой взгляд вернулся к Фиграну.

Он снова улыбался мне как ненормальный.

Повторно окинув взглядом его абсурдное выражение лица, я мрачно покосилась на него.

Он заулыбался ещё шире.

— Ты любишь её, — восторженно протянул он нараспев. — Большие, тёплые, пушистые чувства. Розовые сердечки. Счастье-счастье. Рождественские елочки, красно-синие велики. Звёздочки Будды. Вот почему. Вот почему. Ты её любишь. Большие, счастливые, розовые сердечки...

Я прикусила губу до такой степени, что реально ощутила вкус крови.

Отвернувшись, я попыталась закрыть своё сердце. Я скрестила руки на груди, пытаясь опустошить своё сознание, но воспоминания всё равно скользнули на передний план.

Я помнила розовые сердечки.

Это было после того, как она в первый раз рассталась с Джеком. Я сделала это в попытке подбодрить её, рассмешить. Она всё повторяла, что больше никого не полюбит после Джека.

Так что я забила её шкафчик в раздевалке, её комнату и её машину сотнями розовых сердечек. Стеклянных сердечек, бумажных сердечек, из папье-маше, керамики, пластика, некоторые мой отец даже вырезал для неё из дерева.

Открыв шкафчик и обнаружив это всё, она рассмеялась. Она засмеялась ещё сильнее, увидев, что я сделала с её машиной. Но позвонив мне после возвращения домой, она плакала, увидев, что я пробралась в её комнату и сделала там, пропустив два первых урока.

Она сказала, что любит меня, и без меня давно уже была бы мертва.

Сердито вытерев слёзы, я резко встала на ноги.

Я не смотрела на них обоих, а прошла через каюту к носу лодки, мимо маленькой кухоньки и холодильника к двери в конце общего помещения. Потянувшись к ручке, я вошла в единственную спальню на лодке, которую отдали нам с Ревиком.

Я захлопнула за собой дверь и села на кровать.

Всё ещё вытирая слёзы, я уставилась на синее покрывало.

Звезду Будды я тоже помнила.

Звезда Будды была делом рук моей мамы.

Она пыталась сделать так, чтобы Касс почувствовала себя более желанной, частью нашей семьи. Моя мама ничего не знала о буддизме, но она любила Касс, а Касс воспитывали в буддизме. Так что моя мама купила на уличном рынке маленькую глиняную статуэтку Будды и приклеила её к звезде, которую мы надевали на верхушку нашей рождественской елки.

Увидев это, Касс тоже плакала. Кажется, тогда ей было семь или восемь лет.

Тогда буддизм ещё был для неё важен.

Думаю, с тех пор она позабыла некоторые ключевые догмы.

Снова вытерев слёзы, я прикусила губу, стараясь контролировать свой свет.

Часть меня хотела вернуться туда и ударить её кулаком по лицу. Часть меня хотела вернуться и наорать на неё, но я даже не знала, что хочу сказать.

Что толку от слов? Что слова вообще могли исправить сейчас?

«Эй, — на сей раз голос был тише, нежнее. — Эй, я спускаюсь, хорошо?»

«Нет, — я вытерла лицо, качая головой, хоть он и не увидит. — Всё хорошо. Правда. Ты занят. А я в порядке».

«Я спускаюсь», — только и сказал он.

Глава 26. Фундамент

Я очнулась, дыша с трудом.

Как и каждую ночь, когда мы делали это, мне казалось, что я не могу думать сквозь боль в моём свете. Я не могла думать от того, как сильно болела моя грудь, всё моё тело, даже моя кожа.

Но на сей раз дело было не только в боли.

Не только в ней.

Дело было даже не в том потерянном, сбитом с толку ощущении, которое я помнила по другим ночам с тех пор, как мы начали то. Я чувствовала так много Ревика. Я чувствовала нынешнего Ревика, которого я знала... и я чувствовала его прежнюю версию, которую я едва помнила — версию из Сиэтла, круиза по Аляске, Сиртауна.

Я чувствовала Ревика, с которым впервые переспала в той хижине в Гималаях.

Тот прежний Ревик всё ещё имел способность причинить мне боль. В некоторых отношениях он теперь казался мне почти незнакомцем, но я помнила, какие чувства он во мне вызывал. Я помнила, как сильно он сбивал меня с толку, как часто я чувствовала себя отвергнутой им, как часто я чувствовала, будто он отгородился от меня.

Я говорила себе, что важна лишь новая версия Ревика.

Тот первый Ревик, которого я знала, даже не был цельной личностью. Он был созданием Вэша, Шулеров, Менлима, когда они разделили его разум на части. Тот, кого я знала теперь, был настоящим Ревиком, который имел значение. Он тот, кто ощущался настоящим для меня. Он казался цельной личностью, куда более большой и трёхмерной по сравнению с другой версией, которую я знала.

И всё же я помнила всю эту боль.

Я помнила, какой одинокой чувствовала себя в те недели и месяцы.

Между двумя версиями было достаточно общего, чтобы мне казалось, будто я задыхаюсь в нём. Я видела, где линии накладывались друг на друга, где они становились незначительными. Я пыталась видеть правду того, где он жил, где мы жили вместе.

Я видела его той ночью в хижине, когда мы впервые переспали и заключили брак.

Он был таким открытым... таким, бл*дь, открытым, даже тогда.

От уязвимости у меня перехватывало дыхание. Честно говоря, это вызывало во мне ужас.

Какая-то часть меня до сих пор потерялась там, парализованная тем, насколько иначе я всё видела теперь, насколько иначе я видела ту ночь его глазами.

Я думала, что сумею проще справиться с теми воспоминаниями. Мы смотрели на часть нашего брака, которую я помнила и которую мы пережили вместе. Мы находились в той части, где должно быть меньше шока и сюрпризов.

Это должна быть лёгкая часть.

И тем не менее, я оказалась сильнее сбита с толку, сильнее напугана, сильнее погрузилась в отрицание и избегание по сравнению со всем остальным, что он мне показывал.

Я всё ещё лежала там и пыталась собраться с мыслями, когда Ревик поднялся со своей половины кровати. Даже то, как он двигался, влияло на меня. Я помнила, как видела это в то время, какой чужеродной и от природы сексуальной мне казалась эта манера двигаться.

Я пялилась на него теперь, наблюдая за ним таким, каким я видела его тогда.

Он двигался бесшумно, как животное, и мышцы скользили под татуированной кожей.

Он забрался на меня. Нет, не забрался; «забрался» — неподходящее слово для того, что он сделал. Он разлился надо мной, чувственно передвигая всё тело, просунув ногу между моих и окутав меня своим светом. Он вплетал в меня свой aleimi, пока в моей груди и животе не зародилась боль... такая сильная, что я не могла дышать.

Он сделал это так быстро, что я могла лишь смотреть на него, чувствуя, как сердце подскочило к горлу.

Я не могла вскрикнуть или сказать ему остановиться.

— Ты хочешь, чтобы я остановился? — пробормотал Ревик.

Посмотрев на него, я силилась подумать, хотя бы увидеть его.

Я пыталась вспомнить, где мы, кто я теперь.

Я чувствовала, как лодка покачивается подо мной, быстро скользя по волнам в сторону итальянских берегов. Я знала, что Балидор и остальные управляют лодками даже ночью, подводя нас вплотную к побережью и союзникам Атвара на юге Италии, южнее места, где начиналось наблюдение вокруг лагеря Миферов в Риме.

Но сейчас сложно было думать обо всём этом.

Звезды светили в иллюминаторы с обеих сторон, освещая лицо Ревика, его шею, голую грудь, руки, пока он нависал надо мной.

Боль в моём нутре усилилась, заставляя меня закрыть глаза.

Я хотела его. Я хотела его так сильно, что не могла нормально думать, но мысль о сексе с ним сейчас ужасала меня. Это заставило меня усомниться во всем относительно меня самой. Я помнила, как тогда тоже хотела его. Я помнила, как не знала, хотел ли он меня, и почему он хотел меня, даже когда это было очевидным.

Я помнила, как чувствовала, будто вечно притягиваю его, давлю на него, пытаюсь удержать его рядом. Я помнила, что это сопровождалось чувством стыда и вины.

Я знала, что поступаю неправильно.

Даже зная это, я как будто никогда не могла перестать.

Ревик ласково убрал волосы с моих глаз, глубже вплетая в меня свой свет, всё ещё двигаясь с той чувственной грацией. Он ничего не говорил, даже в нашем сознании, но я чувствовала, что его свет согревает мой, пытается подманить меня к себе, уговорить открыться, расслабиться.

Но я не могла расслабиться. Не могла.

Мой разум всё ещё силился осмыслить то, что он показал мне, что я чувствовала с его стороны, пока мы были в той хижине в Гималаях.

Конечно, он начал не оттуда.

Он начал с Сиртауна, с того первого поцелуя после его возвращения из Каира. Он провёл меня через то, как он узнал о поступке Мэйгара, через его поездку в Сикким с Балидором. Он позволил мне увидеть его мысли и чувства на протяжении всего этого, в том числе и тот момент, когда он пошёл за мной в пещеру Тарси, и всё то время, что мы провели в хижине после этого.

Я всегда думала, что это я за ним гоняюсь. Думаю, какая-то часть меня верила, будто я даже уговорила его хотеть брака со мной.

Когда я думала об этом теперь, по моему лицу катились слёзы.

Я старалась думать сквозь это, сквозь боль в моей груди.

Я старалась впустить это, действительно увидеть то, как мой разум интерпретировал тот первый год нашего брака... все те месяцы и годы, что я верила, будто он ничего этого не хотел.

Какая-то часть меня позабыла всё это, но не забыла на самом деле.

Те убеждения окрашивали то, как я интерпретировала всё между мной и Ревиком.

Они окрашивали то, как я видела его на корабле всё то время, когда я думала, что он мёртв; может, даже вплоть до Нью-Йорка, где мне сложно было убедить себя, что он изменился, что мы оба изменились, что его чувства изменились, что мы наконец-то можем быть вместе как равные.

Те ранние убеждения сформировали фундамент нашего брака в моём сознании, некое основополагающее предположение о том, что происходило между нами и всегда будет происходить.

Я знала, что он любит меня.

Я это знала.

Но я никогда не верила, что он любит меня так же сильно, как я люблю его.

Боль в моей груди усилилась, пока Ревик нависал надо мной, гладя моё лицо. Он не говорил, но теперь полностью лежал на мне, опустив свой вес и открыв свой свет.

— Я хочу увидеть твоё, — сказал он с болью в голосе. — Можно мне увидеть твоё, Элли?

Тот огненный осколок в груди встал комом в горле.

Боги. Я не могла показать ему это.

Даже после того, что он показал мне, я испытывала ужас при мысли о том, чтобы показать ему это.

— Элли, — он опустился грудью на меня, целуя в щёку. Его голос сделался убаюкивающим, его тёплый свет обвивался вокруг меня, притягивая в него. — Элли, gaos. Пожалуйста. Пожалуйста, доверься мне.

Я осознала, что стискиваю его волосы, его руки, смотрю на него.

Мой свет раскрылся сильнее.

Я чувствовала в этом просьбу.

От этой мысли меня накрыло стыдом. Я чувствовала там избегание, желание сменить тему. Я всё равно невольно хотела этого, хотела секса, хотела его... даже зная, что это идёт вразрез со всем, что мы оба пытались сделать.

Я осознала, что не только он использовал секс, чтобы не думать о неприятных фактах наших отношений. Я всегда думала, что только он делал так, что это какая-то его одержимость, зависимость от секса, привычка решать проблемы через трах... но теперь я осознала, что может, я здесь виновна ещё сильнее, чем он.

Его боль усилилась, его глаза закрылись.

Ревик стиснул зубы, но покачал головой.

— Я не стану заниматься с тобой сексом, Элли, — сказал он. — Покажи мне. Пожалуйста, покажи мне. Или скажи, почему не хочешь показывать.

Чувствуя, как от его слов моя боль усиливается, я прикусила губу, подавляя импульс попытаться убедить его по-настоящему.

Когда я потянулась к нему, он взял меня за запястья и крепко прижал их к матрасу.

Во второй раз покачав головой, он встретился со мной взглядом, и его хрустальные глаза остекленели.

— Чем быстрее закончим, тем быстрее сможем сделать это, — сказал он. — Если не хочешь показывать мне это, можешь сказать, почему?

Прикусив губу, я подумала над его словами.

Я знала, что он прав. Я знала, что он поступает правильно, а я — неправильно. Я осознала, что всё ещё верила в то старое убеждение, даже увидев его суть. Я всё ещё верила в то убеждение, цеплялась за него, может, просто чтобы избежать боли.

В то же время я не хотела получить подтверждение этого убеждения.

Я отчаянно, отчаянно не хотела подтверждения.

Из-за этого какая-то часть меня до сих пор избегала, боясь узнать то, во что я в глубине души уже верила. Та же часть меня думала, что мы посмотрим это вместе, и я увижу все свои страхи относительно нас двоих. Я увижу, что я правда люблю его сильнее, что он правда меньше хочет меня, что я заставляю его, что я силой удерживаю его в нашем браке.

Какая-то часть меня не могла вынести такого подтверждения.

Хотела бы я сказать, что это из-за этических причин... или даже из-за стыда.

Но дело не в этом. Во многом я просто защищала себя от того, что разобьёт мне сердце; от того, что, возможно, втайне разбивало мне сердце с тех пор, как я познакомилась с ним.

Подумав над этим, я осознала, какой я была трусихой.

Прикусив губу, я неохотно кивнула.

Когда я подняла взгляд вновь, Ревик наблюдал за мной, и его хрустальные глаза сделались совершенно неподвижными, животными в этой неподвижности. Он не шевелился, не менял выражение лица, не позволяя мне понять, о чём он думает, но каким-то образом я поняла, что он меня услышал.

Увидев это выражение, я сглотнула и снова кивнула.

— Ладно, — обреченно сказала я. — Ладно, Ревик. Я тебе покажу.

Выражение его лица не изменилось. И всё же я ощутила, как из его света вышел распалённый завиток облегчения такой силы, что я избегала его взгляда.

Ласково убрав мои волосы с лица, Ревик поцеловал меня в шею, чувственно поднимаясь к подбородку. Всё ещё притягивая меня своим светом, всё ещё лаская меня тёплыми пальцами, губами, щекой, ладонями, он крепче стиснул мои волосы.

— Не бойся, Элли, — сказал он.

На сей раз я не смогла ответить.

Глава 27. Рабочее лицо

Я вышла из каюты, глядя на запад, на садящуюся луну.

Время было ранним. У нас оставалось несколько часов до тех пор, как мы доберёмся до итальянского побережья к западу от Рима и наконец-то вернёмся на сушу.

Полтора дня прошло с тех пор, как мы взошли на борт лодок.

Как и все, светлое время этих полутора дней я провела в каюте, пока мы стояли в доках Сицилии.

Большинство видящих спустились с палубы и жадно ели, теснясь вокруг стола в единственной каюте лодки. Они съели половину наших запасов еды, выпили столько свежей воды, сколько весили сами, затем улеглись спать, заняв большую часть каюты после того, как достали раскладную кровать и развалились туловищами и конечностями на диванчиках, напоминавших скамейки.

К счастью, стол опускался и превращался в импровизированное основание кровати, а два дивана-скамьи напротив превращались в один матрас, занимавший всю ширину каюты.

Ревик тоже спал.

Я проспала с ним большую часть времени, поскольку всю прошлую ночь мы не спали.

За завтраком мы наслушались про это.

Даже Балидор ворчал о том, как мы «часами заливали конструкцию своей чёртовой секс-болью и Барьерным трахом». Насколько я могла сказать, половина видящих на борту испытывала раздражение и недовольство, не говоря уж об откровенном негодовании из-за того, что мы использовали нашу приватную каюту, чтобы мучить остальных, пока они не спали всю ночь и работали.

Я не могла их винить.

Примерно через два часа после захода солнца все снова встали.

Они разбрелись в разные стороны как выводок щенят, выспавшихся на одной подушке, приготовили ещё один приём пищи из запасов, принесённых хорватскими видящими, затем также энергично поели, как и прошлым утром. Даже тогда его Атвар и его супруг несколько раз пошутили про то, что не стоило отдавать нам с Ревиком единственную настоящую кровать на борту.

Как только солнце село, мы вновь пустились в путь.

Я могла бы спать дальше, как Касс и Фигран, но не сделала этого.

Стараясь настроиться на работу и хотя бы частично войти в стратегический режим, я стала проецировать трёхмерные карты на простыню, изучая детали охраны, которые Данте прислала нам через наладонники. Я наложила карты Атвара на то место, где по предположениям Данте находилась горячая точка Рима, и попыталась сообразить, где и как они совпадали.

Насколько я могла сказать, горячая точка наверняка находилась под землёй.

Учитывая проблемы Ревика с клаустрофобией, я надеялась, что она не слишком глубоко под землёй.

Когда мы начали приближаться к суше, я достала новый комплект органических лицевых протезов, полученный от людей Атвара, и начала накладывать их на лицо. Я т<