Ф. М. Достоевский, Джон Стейнбек, О. Уайльд.

От редакции

Дорогой читатель, разреши побаловать тебя

«Лучшим предложением» в новой рубрике «Ант- ракт», приуроченной к Году театра в России. Действие романа происходит в нескольких реаль- ностях, одна из которых связана с театром. Вы погрузитесь в мистериальное действо, являющееся контрапунктом произведения. Теургическая сила, которую несет в себе акт создания произведения и его постановка, ощущается на протяжении всего чтения романа. Конечно, отдохнуть в антракте никак не придется, потому что этот текст тре- бует от читателя предельного напряжения и кон- центрации. Без этого не понять, не догадаться так просто, кто же тот таинственный автор пьесы, которая организует особую архитектонику рома- на. Приятного чтения!

лучшее предложение

От р ывки из р О м ана

 

пролог

 

Ясным летним утром 24 июня 2013 года, когда свежесть еще не успела развеяться под нарастающим

гнетом дневного светила, прохожие, спешащие в буд- ничном ритме по Старой Басманной, наблюдали не- обычное оживление у недавно отреставрированного особняка Муравьева-Апостола, который полгода назад, освободившись от строительных лесов, влился помоло-

 

девшим фасадом в привычный городской пейзаж. По- следние месяцы, уже в новом статусе музея, дом пребы- вал как бы в сонном оцепенении, изредка разбавляемом визитами небольших экскурсионных групп, желающих осмотреть его скромную антикварную экспозицию и интерьеры, воссозданные в лучших традициях науч- ной реставрации. Но сегодня здесь царила совсем иная, торжественная атмосфера. Первый раз в этих стенах должно было состояться столь значительное меропри- ятие в культурной жизни столицы, сопоставимое раз- ве только с выставкой прерафаэлитов, проходившей в эти дни в Пушкинском музее. Вся улица на подступах к особняку была заставлена машинами, на центральном фасаде между колоннами портика висели две красные вертикальные растяжки с эмблемой аукционного дома Christie’s, а у парадного входа, украшенного пышными цветочными вазонами и залитого светом прожекторов, собралась пестрая публика. Среди собравшихся было немало ценителей искусства, известных личностей, именитых художников и журналистов. Все с нетерпе- нием ожидали начала мероприятия. Наконец ровно в десять часов где-то в глубине дома заиграл струнный квартет, и два швейцара распахнули створы парадной двери.

Сегодня в доме-музее Муравьева-Апостола аукци- онный дом Christie’s по случаю пятнадцатилетия своей деятельности в России проводил торжественную пре- даукционную выставку. В Москву прибыли ценнейшие полотна из частных коллекций Англии, Швейцарии, Германии. В каталоге выделялись такие наименова- ния, как «Пионы» Анри Матисса, «Променад на закате» Айвазовского, «Иллюзия равновесия» Дали. Одним из фаворитов был рембрандтовский «Поясной портрет во- енного в горжете и шляпе». По случаю юбилейной даты живопись решено было дополнить изысканными пред- метами старинного обихода и ювелирными изделиями.

На правах хозяина дома почетных гостей встре- чал сам Кристофер Муравьев-Апостол, потомок семьи декабристов, ныне швейцарский финансист и меце- нат. Именно на его средства проводилась реставрация усадьбы, бывшей некогда родовым гнездом Муравье- вых-Апостолов.

— Здраф-ствуйте, здраф-ствуйте, — приветствовал он гостей с сильным акцентом, демонстрируя все же некоторые навыки в русском языке. — Проходите, по- жа-луй-ста!

Рядом стоял директор дома-музея, Иван Андреевич Ларин, и тоже салютовал приходящим. Идейный вдох- новитель и отличный организатор, он сыграл важную роль в деле реставрации здания и открытия его для публики. Еще в начале двухтысячных случай свел его с Кристофером в Париже на приеме у одного обще-

го знакомого, истого ценителя искусства и известного коллекционера. Ларин, историк по образованию, в силу своего увлечения архитектурой знал о плачевном состо- янии усадьбы Муравьевых-Апостолов, которая уцелела в пожаре 1812 года, но не смогла выдержать упадка де- вяностых и к тому моменту была на грани разрушения. Об этой проблеме он и поведал благородному потомку дворянского рода, который даже никогда не был в Рос- сии и первый раз слышал о фамильном имении. А через несколько дней Ларину позвонили и сообщили, что его история глубоко тронула Кристофера и он интересует- ся, есть ли еще шанс что-либо предпринять, чтобы спа- сти дом от неминуемой гибели… И кто бы мог подумать, что по прошествии десяти лет они в окружении журна- листов будут вместе встречать гостей у парадной лест- ницы и станут свидетелями того, как загорается жизнь нового культурного центра?

Ближе к одиннадцати, когда суета у входа суще- ственно улеглась, к особняку подошел один прелюбо- пытный субъект. Пройдя внутрь, он поднялся по па- радной лестнице и размеренным шагом направился в анфиладу залов, где размещалась центральная экспози- ция выставки. В руках у него был дипломат коричневой кожи. К произведениям искусства посетитель не про- являл особого внимания и смотрелся на фоне других, мягко говоря, необычно. Рост ниже среднего, коренаст. Льняной пиджак сидел чуть кургузо, и это, в совокуп- ности с рыжей шевелюрой и шаркающей походкой, до- бавляло его внешности толику театральной искусствен- ности или даже комичности, точно он только что сошел со сцены и все еще пребывал в образе.

Пройдя несколько залов, он попал в комнату, пол- ностью отведенную под рембрандтовского «Военно- го», — небольшую, почти кабинетного формата карти- ну в широкой ореховой раме. Здесь ощущалась совсем иная атмосфера: мастерски выписанный образ мужчи- ны, выражение его лица и сам взгляд завораживали, словно переносили в давно минувшую эпоху. Рядом с картиной обособленным кружком держались торже- ственного вида господа. Среди них были Кристофер Муравьев-Апостол и Ларин, увлеченно беседовавшие с какой-то юной особой. Чуть в стороне выделялся им- позантный мужчина лет сорока в светлом летнем ко- стюме, шелковой рубашке и бабочке с голубым отли- вом. Он стоял перед камерой на фоне картины и давал интервью. Уверенная манера держать себя и постав- ленная речь обличали в нем человека публичного. Его моложавое лицо с опрятной черной бородкой свети- лось интеллигентностью и эрудированностью — лицо дельца, который отнюдь не лишен чувства прекрасно- го. Влажные карие глаза глядели поверх очков в зо- лотой оправе то с утонченной снисходительностью, то

 

с горделивым высокомерием. Его-то, по всей видимо- сти, и искал наш загадочный посетитель. Он подошел ближе.

— Конечно, для нас большая гордость выставлять картину такого уровня, — рассказывал господин. — Рембрандт написал ее в 1626 году, когда ему было всего двадцать с небольшим, и здесь явно чувствуется влия- ние Караваджо. Работа имеет престижный провенанс, а ее безупречная сохранность — большая редкость: и доска, и красочный слой в идеальном виде, что, безус- ловно, повлияет на исход торгов.

— А каков ее эстимейт1? — поинтересовалась журна- листка.

— От восьми до двенадцати миллионов фунтов. Хотя для Рембрандта это весьма умеренная оценка. Имея честь возглавлять российское подразделение «Кри- стис», — продолжал он, — упомяну, что несколько лет назад мои коллеги в Лондоне продали работу этого ху- дожника за рекордную сумму — тридцать миллионов фунтов.

— Валерий Александрович, если не секрет, с чем свя- зано настроение владельца ее продать?

— Сейчас наш клиент распродает голландцев. Это своего рода изменение инвестиционной стратегии. Но следует отдать ему должное, ведь он человек высоких устремлений и большой эрудиции в искусстве. За все время владения картиной он не раз отпускал ее на мно- гочисленные показы и выставки, поддерживая тем са- мым искусствоведение.

— Какие полотна вы еще можете отметить в качестве фаворитов сегодняшнего показа?

— Каждое произведение — шедевр и по-своему уни- кально, но я все же выделил бы «Пионы» Матисса и

«Отдых» Пикассо. На работы этих признанных масте- ров двадцатого века традиционно высокий спрос. Так- же отметил бы «Абстрактное полотно» Рихтера, кото- рый является ярким представителем послевоенной и современной живописи. Здесь не исключаю даже новых сюрпризов от предстоящих торгов, поскольку творче- ство художника в последнее десятилетие неуклонно возрастает в цене и весьма востребовано у арт-дилеров и коллекционеров.

Валерий Александрович ответил еще на несколько вопросов и дал понять, что интервью закончено. Улу- чив момент, рыжеволосый тип наконец обратился к нему.

— Извините… господин Мезинский? — сказал он с легким акцентом, выдававшим в нем иностранца.

 

1 Эстимейт — предварительная стоимость какого-нибудь товара, например картины на аукционе.

— Чем могу быть полезен? — Валерий Александро- вич смерил собеседника критическим взглядом.

— Меня зовут Адриан, — произнес тот. — Адриан Крифо. Меня пригласили как реставратора для реше- ния некоего важного вопроса.

— А! Синьор Крифо? — оживился аукционист, по- правляя очки. — Извините, просто представлял вас немного по-другому. Господа, — обратился он к остальным, — я присоединюсь к вам чуть позже. По программе до обеда у нас еще намечена презентация по уникальной коллекции ювелирных предметов, которые сегодня наряду с полотнами украшают эти залы. — Он сделал легкий кивок в сторону своей молодой асси- стентки. — О них моя очаровательная коллега Марьяна расскажет много интересного.

Затем он повернулся к Ларину.

— Иван Андреевич, мы с синьором заглянем к вам ненадолго.

Тот посмотрел на Кристофера, который оживленно обсуждал проблемы современной живописи с Никасом Сафроновым, и кивнул.

Валерий Александрович жестом поманил специа- листа за собой. Они вышли в коридор, параллельный основной анфиладе залов, и окунулись в сиреневую атмосферу мягкого флуоресцентного света. Здесь ви- сели полотна преимущественно русских живописцев. Остановившись у одной из боковых дверей с надписью

«Служебный вход», Мезинский ключом открыл ее, и они попали в просторный кабинет. Обычную канцеляр- скую обстановку разбавляли старомодная настольная лампа под зеленым абажуром и диван в духе барокко, прижимавшийся закругленными резными ножками к противоположной от письменного стола стене. У за- битого различным музейным хламом стеллажа стояло несколько увесистых деревянных ящиков, обклеенных транспортной маркировкой.

— Директор музея любезно предоставил нам на вре- мя свой кабинет. Мы сейчас активно развиваем при- ватные продажи, поэтому приходится много общаться с клиентами, иногда это уместнее вне экспозиционного пространства. Присаживайтесь, пожалуйста.

Специалист устроился на барочном диване, примо- стив кожаный дипломат у ног.

— О вас весьма лестные отзывы от наших общих дру- зей, — продолжил Мезинский, прохаживаясь по каби- нету. — Ведь вы возглавляли интернациональный кол- лектив реставраторов при подготовке к выставке Bronzi del mondo ellenistico? Если мне не изменяет память, она проходила несколько лет тому назад в Палаццо Строц- ци во Флоренции.

— О да, вы правы! Все эти античные скульптуры, амфоры, кубки. С ними пришлось тогда изрядно пово-

 

зиться, ведь каждое произведение искусства — это всег- да уникальный случай.

— Вот именно! — согласился Валерий Александро- вич. — Поэтому мы и пригласили вас как опытного эксперта для консультации в нашем весьма деликатном вопросе.

Он достал из ящика сильно окислившуюся, поч- ти полностью затянутую зеленоватым налетом пати- ны бронзовую чашу. Ее изножье оплетала змея, а на внешних стенках, инкрустированных драгоценными камнями, там, где окисление не так сильно изъело по- верхность металла, просматривался растительный ор- намент.

— Вот полюбуйтесь, в каком состоянии у нас грааль Рудольфа II, — вздохнул Валерий Александрович, под- саживаясь на диван к реставратору, — этот уникальный образец раннего Ренессанса с изумрудными и руби- новыми вставками, с внутренней позолоченной поло- стью, по тонкости работы сравнимый, пожалуй, лишь с ценнейшими потирами кремлевской Оружейной пала- ты. — Он словно читал заученное наизусть каталожное описание. — Именно из этой чаши эксцентричный им- ператор, как утверждают биографы, дегустировал бес- численные композиции эликсира молодости, который готовили для него придворные алхимики…

— Знаменитый Грааль Соломона Богемии! — востор- женно поддержал реставратор и немного хмуро доба- вил: — Но я не думал, что он сейчас в таком неважном состоянии. Разве все эти годы он хранился на чердаке?

— Я вижу, вам тоже режет глаз ужасная зелень, — произнес с досадой Валерий Александрович. — Это ведь даже не похоже на благородную печать старины!

— Странно, что перед выставкой кубок не проходил художественную реставрацию.

— Да в том-то и дело, что два дня назад чаша вместе с другими экспонатами пришла к нам из Австрии в совер- шенно идеальном виде, без единого следа патины. И вот нате вам! Вчера утром находим ее в этом ужасном со- стоянии! Всего за одну ночь непонятно откуда возник чертов зеленый налет! Наваждение какое-то!

— Позвольте, я посмотрю поближе.

Насупившись, реставратор взял чашу и стал вгля- дываться в нее с разных сторон и под разными углами. Затем, чему-то ухмыльнувшись, извлек из кармана пиджака старую лупу с треснутым стеклом, прищурил- ся и повторил наблюдение. Закончив осмотр, спрятал лупу в карман и с видом человека знающего прого- ворил:

— Да похоже, с вами кто-то сыграл злую шутку…

— То есть вы хотите сказать, что кто-то намеренно подвергнул экспонат такой странной метаморфозе?

— Абсолютно верно!

— Я тоже придерживаюсь этой версии. Однако здесь возникает больше вопросов, чем ответов. Ведь вы как специалист, конечно же, знаете, что процесс окисления бронзы никогда не бывает столь стремительным, даже при искусственном патинировании. Кроме того, в на- шем хранилище ведется видеонаблюдение, и ничего по- дозрительного прошлой ночью зафиксировано не было. Да и по виду — самая натуральная ржавчина, глубоко затронувшая поверхность металла.

— Думаю, можно попробовать это исправить.

— Звучит обнадеживающе, — недоверчиво покосил- ся аукционист. — Но у нас не так много времени. А вре- мя — деньги, как вам известно. Для начала необходи- ма просто консультация. Вся деликатность вопроса в том, — он понизил голос, перейдя на доверительную интонацию, — что мы еще ничего не сообщали нашему клиенту об этом недоразумении и, по правде сказать, не хотелось бы его волновать раньше времени. Ваша кон- сультация помогла бы нам принять решение: сообщать владельцу об инциденте, неся при этом определен- ные репутационные издержки, или без лишнего шума устранить своими силами. За последнее я готов хорошо заплатить.

— Va bene!1

Реставратор положил на колени дипломат, извлек из него золотистую баночку, стеклянный флакон, похо- жий на духи, и льняной платок. Затем в руках у него по- явилась костяная лопатка. Открыв баночку, он поддел лопаткой немного странного вязкого вещества горчич- ного цвета, и не успел Валерий Александрович среаги- ровать, как стал наносить его на чашу.

— Погодите, погодите, — опомнился  Мезин- ский, — что вы делаете?! Я же не разрешал никаких ма- нипуляций!

Реставратор, нисколько не обращая внимания, про- должал усердно размазывать пасту по поверхности грааля.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Для металла будет только лучше.

Валерий Александрович вперился в него взглядом, не зная, как ему быть. Он думал вырвать кубок из рук реставратора, но сдержался.

— Только убедительно вас прошу: не сделайте хуже, — процедил он сквозь зубы. — У «Кристис» безупречная репутация. И у вас пока тоже.

Покрыв большую часть поверхности грааля стран- ным веществом, реставратор сбрызнул ее несколько раз из флакона. И неожиданно окропленный слой стал пу- зыриться. Реставратор сделал еще несколько окропле-

 

1 Хорошо (итал.).

 

ний — вещество уже почти бурлило, давая обильную пену, которая стушевывалась вниз мутными зеленова- тыми подтеками, а экспериментатор тут же стирал ее платком. Валерий Александрович в странном оцепене- нии следил за этими манипуляциями, словно перед ним на расстоянии вытянутой руки происходил сложный розыгрыш и пена была лишь ширмой, чтобы отвлечь внимание от главной детали, на которой держался весь фокус. Через несколько минут реакция успокоилась, реставратор убрал остатки пены, и пораженный дирек- тор увидел, как блестят растительные арабески на си- яющей, помолодевшей на несколько столетий бронзо- вой поверхности грааля. От зеленого налета не осталось и следа.

— Не может быть… — изумленно произнес он, беря в руки экспонат. — Как вам это удалось?

Реставратор ответил не сразу. Он посмотрел затума- ненным взором мимо Мезинского куда-то вдаль, потом провел ладонью по лбу, запустив пальцы в свои жест- кие рыжие волосы, и наконец проговорил:

— Как сказал однажды один мой приятель доктор Ди, «залог успеха — парад цветов в заведомом по- рядке»

Валерий Александрович, пребывавший в явном за- мешательстве от увиденного, пропустил мимо ушей за- гадочные слова реставратора.

— Просто чертовщина какая-то! Не думал, что налет так легко очищается, — сказал он и, с трудом сдержи- вая эмоции, добавил: — Вы настоящий мастер своего дела! В своем роде даже чародей!

— Ах, Валерий Александрович, — вдруг воскликнул реставратор, — мои таланты не идут ни в какое сравне- ние с вашими!

Аукционист снисходительно посмотрел поверх очков.

— Уважаемый синьор Крифо, вы, наверное, чересчур все утрируете.

— Как же, как же! — Специалист лукаво прищурил- ся. — Ведь это как раз вы и ваши лондонские коллеги настоящие чародеи!

— Не вполне понимаю, о чем вы…

— Ах, вы не понимаете! А выставлять мазню этого выскочки Рихтера за пятнадцать миллионов долла- ров — это вы понимаете? Вот, оказывается, где действи- тельно начинается настоящая магия! Как там у вас это называется… Справедливый эстимейт? Престижный провенанс?

Это прозвучало так неожиданно и настолько резало слух, что Мезинский опешил и даже не нашел слов для адекватного ответа.

— При чем здесь мы? Таков арт-рынок со своими за- конами и тенденциями…

— Зато изумительное полотно Рембрандта вы оцени- ваете только в двенадцать миллионов! — не унимался навязчивый реставратор. — Но как же высокие идеалы, Валерий Александрович? И что есть тогда мерило ис- кусства? И куда только смотрит искусствоведение? Ну что вы так засмущались?

Директор помрачнел. Он старался никогда не допу- скать фамильярные интонации в деловом общении. Но высказывания реставратора звучали не просто фами- льярно, а даже возмутительно. И все же они не покоро- били бы Валерия Александровича так сильно, если б не задели ненароком тему, связанную с одним сугубо де- ликатным вопросом, о котором знали лишь несколько его приближенных коллег.

— По-моему, мы сильно отклонились от главной темы, — отрезал аукционист. — Вы оказали нам боль- шую услугу и поэтому вправе рассчитывать на щедрое вознаграждение.

— Это вы про оплату, что ли? Можете не беспокоить- ся. Но за мою скромную помощь я бы вас попросил об одном одолжении…

— О каком же, позвольте спросить?

— Одолжить грааль на время! — Он сделал паузу, как бы проверяя реакцию собеседника, и затем уточнил: — Грааль был бы крайне необходим для соблюдения од- ной… как бы вам это лучше объяснить… для проведения одной, так сказать, исторической реконструкции.

Мезинский хоть и был опытным, закаленным жиз- нью дельцом, но его даже передернуло от такой око- лесицы.

— Извините, но это совершенно исключено, — хо- лодно отчеканил он. — На меня, безусловно, произвел впечатление ваш сегодняшний опыт, но это вовсе не оз- начает, что вам теперь позволено делать с экспонатом все что угодно. Максимум, что я могу, так это обсудить с владельцем вариант сделки в рамках приватной про- дажи и приемлемую выкупную цену.

— То есть вы отказываете?

Эта реплика совсем взбесила Мезинского, и он хо- тел уж было высказать вполне определенными выра- жениями все, что думает по поводу такой вопиющей бесцеремонности, как вдруг его осенило неожиданное подозрение. Валерий Александрович словно очнулся от словесного тумана, которым его окутал реставратор, и совершенно четко увидел, что тот намеренно ломает перед ним какую-то второсортную комедию. «Но чего он добивается? Уж не провокация ли это?»

«Одолжить грааль…» — задумался аукционных дел мастер, нутром предчувствуя недоброе. Он посмотрел на кубок, который по прежнему блестел, как новенький, затем в глаза реставратору: остекленевшие, неестест- венно синие, они, казалось, проницали каким-то не-

 

приятным светом и только подтверждали его опасения. Тревожное чувство усиливалось с каждой секундой.

«Но ведь я сам пригласил его… Вроде бы известный специалист, безупречная репутация, а пришел какой то клоун и несет полнейший бред! И ведь иностранный ак- цент как-то незаметно напрочь исчез из его речи… Но как у него получилось так искусно очистить экспонат от зелени? А может, зелень — это часть плана?» Все эти мысли мгновенно прокрутились в его голове. Ясно было одно: положение довольно щекотливое. Но тут у Валерия Александровича созрел план.

— А почему бы и нет! — с наигранной бодростью произнес он. — Думаю, можно попробовать! Только согласуем сначала с нашим клиентом и… но нам вооб- ще-то уже пора к гостям.

Поднимаясь с дивана, он неприязненно посмо- трел на сомнительного специалиста, который даже не шелохнулся и продолжал сидеть как ни в чем не бывало, словно дискуссия совсем не подходила к за- вершению.

— А можно его еще буквально на секунду…

— Вы хотели провести еще какие-то наблюдения? — поинтересовался аукционист с непринужденным видом, крепче сжимая в руках кубок. — Тогда я, пожалуй, при- глашу коллег из отдела антиквариата.

Специалист лукаво улыбнулся, словно уловив заме- шательство Мезинского, и выдал очередную несураз- ность:

— Да, а я вот как раз вспомнил сейчас. Один веселый эпизод, когда Рудольф, узнав о страшном злодеянии своего сына, со словами: «Заберите его себе! Дьяволово отродье!» — со всего маху запустил этим самым кубком в прислугу. Впрочем, кто-то считает, что это всего лишь историческая мистификация. Но вокруг сего прекрас-

ного экспоната почему-то постоянно возникали всяче- ские курьезы!

— Представьте себе, курьез возник и у нас! — под- дакнул Мезинский для поддержания разговора. Что ле- петал этот странный тип, было уже неважно.

Подойдя к столу, он снял трубку телефона. По прав- де говоря, Валерий Александрович хотел пригласить вовсе не коллег из отдела антиквариата, а сотрудников службы безопасности. Но тут произошло то, чего он уж никак не ожидал…

Не проронив ни единого слова или возгласа, рестав- ратор вихрем взметнулся к Мезинскому и со всего маха ударил в солнечное сплетение, затем вырвал кубок из его ослабевших рук. Несчастный директор согнулся, и на выкатившихся из орбит глазах изобразилось выра- жение крайнего удивления, непонимания, как это сей- час могло такое случиться. Но острая, пронзительная боль свидетельствовала, что это, к сожалению, не сон, что здесь и сейчас по невероятному стечению обстоя- тельств над особой Валерия Александровича совер- шается какое-то совершенно невозможное, мерзкое надругательство. Он хотел было кричать, но дыхание у него перехватило, и директор смог лишь выдавить сдавленный стон.

— Что вы себе позволя… — задыхаясь, начал он, но в тот же момент вынужден был оторвать руку от горящей груди и резко выставить вперед, чтобы прикрыть голо- ву. Удар бронзовой чаши рассек его бровь, и в глазах у бедного Валерия Александровича люстра на потолке раздвоилась и осыпалась хрустальными подвесками.

«Это тебе за Рембрандта!» — взорвались в его мозгу последние слова реставратора. В глазах потемнело, и Мезинский, едва устояв на ногах, тяжело опустился в кресло.

 

Продолжение следует.

 

 

 

Рубрику ведет

Иноземный сюжет

Евгений Никитин

 

 

чарльз Уиллард ДИФФИН

Чарльз Уиллард Диффин (1884–1966) — американ- ский инженер и писатель. Автор фантастических расска- зов и повестей «Звездное отродье», «Планета пиратов»,

«2000 миль под водой», «Темная луна» и других. Рассказ

«Энергия, власть и слава» был опубликован в журнале Astounding Stories of Super-Science за июль 1930 года.

Евгений Никитин родился в 1992 году. Заведует отде- лом зарубежной литературы журнала. Как переводчик публикуется в «Юности» с 2010 года. Лауреат премии зеленого листка в номинации «Начинающему автору» журнала за 2013 год. Печатался также в «Независимой газете», журнале «Плавучий мост». Выпускник Ин- ститута лингвистики и межкультурной коммуникации Московского государственного областного универси- тета по специальности «перевод и переводоведение».

Окончил магистратуру факультета истории искусства Российского государственного гуманитарного универ- ситета.

Энергия, власть и слава

 

 

Письменный стол был завален ворохом бу- маг, исписанных неразборчивым почерком хими- ческими формулами и сложными математиче- скими расчетами. Сидящий за столом человек с худощавым морщинистым лицом отодвинул их в сторону, освобождая место, и положил подборо- док на руку. Другая рука заканчивалась на уровне запястья.

Студенты университета давно перестали шептаться об отсутствующей кисти профессора. они знали, что это следствие эксперимента: кисть, превратившуюся в безжизненную массу, пришлось ампутировать, чтобы спасти остальную часть руки. Но это было несколько лет назад — целая вечность в глазах новичков, которые заходят в аудиторию и впервые видят профессора Эд- дингера.

он выглядел усталым — усталым и старым, как на- помнил себе мысленно. Профессор закрыл глаза, что- бы не видеть эти бесконечные бумаги и обрубок руки,

положивший конец научным экспериментам и тонким манипуляциям, проделывать которые мог только он.

Эддингер медленно потянулся к звонящему те- лефону. Когда он услышал голос в трубке, его глаза вспыхнули живым огнем.

— Получилось! у меня получилось! — доносились из трубки почти бессвязные слова. — Профессор, это Эйвери! Эйвери! Вы должны приехать немедлен- но — я всем обязан именно вам… Вы первым увидите это… я послал за вами такси.

Профессор улыбнулся: его юные подопечные редко выказывали такой энтузиазм. Но Эйвери… этот молодой человек с лицом поэта, глазами мечтателя и умом ученого — замечательный мальчик! Как давно они не виделись! они вместе проработали в лаборато- рии Эддингера два года…

— о чем идет речь? — спросил он.

— Нет-нет! — ответил голос. — Не по телефону: слишком важное открытие. Важнее, чем асинхронный

Иноземный сюжет

двигатель, важнее, чем электричество, — это величай- шее изобретение в истории. Такси должно уже подъе- хать — приезжайте обязательно…

раздался стук в дверь, и водитель доложил: «Ма- шина для профессора Эддингера», подтверждая слова Эйвери.

— я буду. Сейчас иду, — ответил профессор.

В такси он задавался вопросом, чем могло быть это «величайшее изобретение». И с небольшой долей скепсиса надеялся, что энтузиазм ученика окажется оправданным.

Когда машина остановилась, дверцу распахнул мо- лодой человек. Его лицо раскраснелось, волосы были взъерошены, верх рубашки расстегнут.

— Ждите здесь, — велел Эйвери водителю и спешно повел старого ученого под руку в обветшалое здание.

— Лаборатория так себе, — заметил хозяин. — Но мы получим новую, намного лучше этой — вы и я, вместе…

Комната выглядела почти пустой и опрятной, как и можно было ожидать от лучшего ученика профессора. На полках стояли ровные ряды реагентов. А вот сто- лы были завалены всяческими инструментами и битым стеклом.

— рад снова видеть тебя, Эйвери. — обычная нот- ка усталости исчезла из мягкого голоса Эддингера. — Насколько мне известно, эти два года ты занимался исследованиями. Что за великое открытие? Что ты изобрел?

Эйвери, чье лицо то бледнело, то краснело, а глаза, несмотря на темные мешки, свидетельствующие о на- пряженных днях и бессонных ночах, сияли, все еще не отпускал руки профессора.

— Это вправду работает. Это потрясающе! — вос- кликнул молодой человек. — Это сулит богатство и славу, в том числе и вам, учитель! — Эйвери нежно положил руку на тонкое плечо старика. — Всем этим я обязан вам. Теперь я сделал… я узнал секрет… Нет, лучше вы все увидите своими глазами. Подождите…

он быстро подошел к столу, на котором стоял при- бор; при виде его глаза старика округлились. Это был настоящий лабиринт из проводов и трубок. Сверху на- ходилась стеклянная лампа — видимо, электронно-лу- чевая, — а по ее бокам и снизу располагались электро- магниты. Под ними виднелась грубо сделанная сфера из толстого свинца — своего рода реторта, от которой вели два толстых изолированных кабеля. Профессор пробежался по ним понимающим взглядом. один вел к клемме на стоящем на полу большом блоке угля, другой — к такой же изолированной клемме на бло- ке, зафиксированной в воздухе в нескольких футах над первой.

Дрожащими пальцами молодой человек отрегули- ровал несколько параметров, после чего взялся за вы- ключатель.

— отойдите подальше, — предупредил он и щел- кнул выключателем.

Из стеклянных трубок послышалось негромкое ши- пение, появился слабый сине-зеленый свет. С грохочу- щим треском, напоминающим удар молнии, между клеммами вспыхнула дуга белого пламени. оба блока начали раскаляться. одним движением руки Эйвери выключил прибор. Пламя потухло. он заговорил с про- фессором, понизив голос:

— Вы еще не осознаете, что вы сейчас лицезрели, но здесь содержится громадный потенциал — энергия и власть, которые я, со своими ограниченными возмож- ностями, не в состоянии измерить. — Юноша прене- брежительно махнул рукой, указывая на скудно обору- дованное пространство лаборатории. — Но то, что вы сейчас видели…

Его голос задрожал, не в силах выговорить послед- ние слова.

— …это распад атома, — тихо закончил за него Эд- дингер. — И высвобождение безграничной энергии. Ты использовал торий?

Молодой ученый посмотрел на профессора с удив- лением.

— Мне следовало догадаться, что вы сразу все пой- мете, — ответил он застенчиво. — И вы знаете, что это означает. — Его голос снова стал громким. — Энергия, у которой нет пределов, сможет творить что угодно: ги- гантские корабли, которые могут плыть целую вечность на одной унции топлива; транспортную революцию; полную смену жизненного уклада… — он выдержал паузу, после чего добавил благоговейным тоном: — …и освобождение человечества. Это открытие переделает мир: оно создаст новый рай и новую землю! о, какие у меня были мечты, какие приходили видения! И именно мне — мне! — уготована роль освободить человека от проклятия Адама… ему больше не придется трудиться в поте лица. я пока даже не осознаю в полной мере всех последствий — я недостоин этого…

На морщинистом лице старого ученого не было ни крупицы радости, ни капли восторга. усталые гла- за смотрели на Эйвери и одновременно словно сквозь него, словно всматривались в далекое прошлое или бу- дущее. В них была только печаль.

— разве вы не понимаете? — спросил удивленный Эйвери. — Настала свобода человечества. больше не будет бедности, не будет бесконечного изнурительно- го труда.

Его юный взор тоже всматривался в будущее, пол- ное ослепительного света: