Врач. С 2009 года живет в Киеве. Говорит, что роман

«Дополнительное время» — признание в любви поэтам русского андеграунда, где андеграунд — объективная реальность или состояние души.

От редакции

Дорогой читатель, в этом году мы снова ре- шили вернуться к рубрике «Предкнижье», кото- рая знакома тебе с 2017 года. Смеем напомнить, что эта рубрика предполагает публикацию того или иного произведения или ряда произведений, способных перерасти в целую книгу. Перед нами по тем или иным причинам не журнальная проза и поэзия, или не совсем журнальная проза и по- эзия, которая тем не менее является визитной карточкой автора, жаждущего обрести своего издателя и, конечно же, благодарного читателя. Подобная затравка интригует. А предисловие мастеров слова делает интригу практически фактом современного литературного процесса.

 

Перед нами роман с абсолютно фантасти- ческим сюжетом, и дело здесь не только в на- правлении и жанре. Фантастичны, конечно, сами события: перемещение и похищение солнца русской поэзии, Александра Сергеевича, группой ученых в свое время, что влечет за собой ряд обстоятельств, поисков ответов на философ- ские вопросы. Но фантастичен для наших дней и выбор фигуры для повествования — Пушкина, и выбор топоса — Крымского полуострова. Ведь там поэт, на брегах Тавриды, некогда прозре- вал и храм Артемиды, и исторические преда- ния «старины глубокой», нашедшие отражение в «Руслане и Людмиле», в «Евгении Онегине»… Приятного интеллектуального чтения, дорогие друзья!

дополнительное время

От р ывки из р О м ана

 

I

В Африке мне понравилось. Там было жарко, но сухо. И это приятно контрастировало с обычной для

доисторических эпох духотой и влажностью. Вто- рым существенным отличием было наличие людей. Нормальная такая экскурсия в дебри за дикими зве- рями — с толпами путающегося под ногами народу.

 

Третье — я был не один. И это тоже было что-то но- венькое.

По всей видимости, Горин решил, что задачка

«поймать и вывезти столько леопардов, сколько по- лучится, — чем больше, тем лучше» для одного была сформулирована уж слишком… амбициозно, а потому снабдил меня напарником. Штатным сотрудником сво- его отдела, зоологом.

олег, крепкий коротко стриженный парень, подо- шел и поздоровался на универсальном языке жестов. Которым мне со времен школьного курса пользовать- ся как-то не доводилось… На приветствие я ответил, но уже на следующую его «фразу» разве что руками раз- вел. олег повторил мой жест, скрестил руки на груди и нахмурился.

Тут мне стало совсем не по себе, я подумал: «Все, похоже, накрылся мой вояж!» — и обернулся к Стасу. Тот откровенно потешался.

я перевел взгляд на улыбающегося от уха до уха олега, он кивнул, движением фокусника извлек из кармана новенький сурдоблюз и передал его мне. Ко- нечно, я знал, что такие штуки существуют и как они работают, в общих чертах, тоже, но никакого опыта в этом плане у меня не было. Поэтому я просто вскрыл упаковку, извлек обычную с виду горошину в почти прозрачной оболочке и заменил ею свой собственный блюз в левом ухе.

«Еще раз рад приветствовать вас, Сергей! — Голос прозвучал, казалось, прямо у меня в голове. — Меня зовут олег, и мне приятно, что мы будем работать вместе».

— Просто проговори четко про себя то, что хо- чешь сказать, — шепнул мне Горин, и я последовал его совету.

«Взаимно. Надеюсь, сработаемся!» он ответил сразу же:

«А по-другому и быть не может!» Тут в наш диалог вмешался Стас:

— Вижу, у вас все получается! Сергей, если что-то мы еще не обсудили — олег в курсе всех деталей, лео- парды полностью его проект.

Что ж, деталей, стоящих обсуждения, и вправду было предостаточно. Начиная с легенды и заканчивая планом, как именно нам за три недели — а именно столько выделялось на все — отловить тот максимум пятнистых кошек на территории, равной чуть ли не чет- вертой части африканского континента, который ока- жется нам доступен.

руки в этом плане у нас были развязаны практиче- ски полностью: примерно через полгода после нашей вылазки случились тут вначале засуха, а потом крупная эпизоотия — то есть, простыми словами, мор среди

местной хищной фауны. Собственно, это и было тем фактором, который определил отрезок времени для нашей экспедиции — 1913 год.

беспилотник, выпущенный на достаточном уда- лении от поселений, указывал на места обитания наших будущих подопечных и помогал с навигаци- ей. остальное вообще было делом техники: оп- тические прицелы, ампулы со снотворным делали свое дело, и дальше оставалось разве что доста- вить очередной груз к заранее оговоренной точке, где его подбирала выныривающая в заданный срок темпор-капсула.

Конечно, кошек еще надо было выследить, подо- браться незамеченными, попасть из пневмовинтовки, да аккуратно потом запаковать… ну а я зачем там по- надобился, как не для всего этого?

К середине второй недели счет наших «трофеев» перевалил за два десятка, если вместе с котятами, и уже можно было считать нашу экспедицию более чем успешной. И все же время — и ресурсы — еще были, и нам хотелось большего.

Но за следующие пять дней, сместившись к севе- ро-востоку, мы едва поймали троих взрослых леопардов, да и это стоило нам еще тех усилий. Ситуация измени- лась, ощущение этого просто висело в воздухе пыльной завесой, шелестело песком в быстро пустеющих флягах, монотонно стучало копытами усталых лошадей.

беспилотники взлетали и возвращались ни с чем, мы двигались дальше и запускали их опять — почти всегда с тем же результатом. А ведь еще севернее находи- лись уже хорошо обжитые к тому времени территории, даже с железной дорогой — и наши шансы на успех не- умолимо падали.

олег стал еще молчаливее, чем обычно, напряжен- но обшаривал глазами окрестности и просил меня дер- жаться в зоне прямой видимости. Пара коротких фраз за день — вот и все, чем мы обходились. Впрочем, для меня, раньше вообще работавшего в одиночку, и этого было достаточно.

И все же наблюдение свое я озвучил: «Местность безлюдная, а зверья стало как будто меньше. И ка- жется, то, что есть, не жаждет попадаться нам не глаза».

«Вот именно. Похоже, мы с тобой попали в зону чу- жих охотничьих угодий…»

«И кто это может быть?»

«Кто? Да все те же, Сергей. Люди, больше некому. Нас просто опередили — так бывает. И было это не вчера».

Травянистая саванна сменилась холмами и редко- лесьем, такими отдельными группами невысоких де- ревьев с будто расплющенными кронами. Чаще стали

 

попадаться и поселения… В одно из них, покрупнее обычных соломенно-глиняных стойбищ, мы и решили заглянуть.

«Информация. Повезет — узнаем что-нибудь о кон- курентах».

А еще дадим отдых и пищу лошадям, да и сами пе- реключимся хоть ненадолго, глядишь, это и приманит к нам снова пугливую птицу-удачу…

уже почти стемнело, когда меня окликнул наш хо- зяин, сообщив, что у нас посетитель. И действительно, в комнате появился высокий чернокожий человек, покло- нился и заговорил быстро и по-французски.

олег поморщился, это был верный признак, что перевод дается ему нелегко, но хоть какой-то текст я все-таки услышал.

«Его хозяин, мистер Грант, будет рад видеть нас у себя. А если бы он еще так не тараторил, то, возможно, удалось бы понять и что-нибудь еще».

«Ну так пойдем посмотрим, что за Грант такой».

«По крайней мере, есть надежда, что поймем мы его лучше».

Идти далеко не пришлось, помещение, отведенное мистеру Гранту, обнаружилось в соседней же при- стройке к длинному, как бы распластанному по камени- стому грунту дому.

В комнате, куда мы вошли, был полумрак, разве что пара свечей горела на простом деревянном столе. Там были двое, один шагнул навстречу и обратился к нам — и опять на французском… я, в который раз, обругал себя за то, что вопрос с языками спустил в свое время на тормозах — тем более что олег явно не спешил ко мне на помощь.

«Стоит он неудачно, спиной к свету, я не вижу, что он говорит. Выкручивайся как-нибудь. отвечай на ан- глийском, что ли…»

«Вернусь, надо будет попросить Женю и Алекса по- мочь с французским, чем не носители языка…»

И мне самому стало не по себе, ведь это было чуть ли не впервые за все время здесь, когда я подумал о них: настолько иным, вырванным из контекста привыч- ной жизни было все вокруг… запоздало я спохватился:

«олег, прости, я не…»

«я понял! Произнеси уже что-нибудь!»

Сквозь зубы я выругался, и тут же раздался ответ- ный возглас «мистера Гранта»:

— Так вы русские! Вот это удача! — И вместо про- тянутой уже руки он приблизился и сжал мои плечи, и я наконец смог рассмотреть его лицо.

И чем-чем, а удачей это было назвать сложно, толь- ко не эту встречу, которая ставила под сомнение всю нашу конспирацию. Потому что я слишком хорошо знал, кто он такой.

Африка, 1913 год. Местность, в те времена имену- емая Абиссинией. Человек, называющий себя Грант… Интересно, немые умеют ругаться?

«олег, это — Николай Гумилев».

«Подожди… что, тот самый?»

«Да».

«Сергей, не кипятись! На самом деле мы с то- бой несколько отклонились в последние пару дней от маршрута… Держись легенды, говори ему как можно меньше».

Мы быстро нашли общий язык с новыми знакомы- ми. Путешественникам не так уж часто выпадает шанс встретить кого-то, с кем можно общаться так, как привык делать это на родине. И пусть по этому пункту наши возможности явно не совпадали, но удовольствие все-таки было обоюдным. Как и интерес — тоже, ко- нечно, продиктованный разными причинами.

Нас… хотя, наверное, уместнее будет говорить от своего лица — меня в первую очередь интересовал сам Гумилев. Не каждый день случается видеть воочию историческую личность — и мой недавний опыт ничего здесь не меняет — да еще и поэта, чьи стихи в тинейд- жерскую пору оказались при всей моей любви к стран- ствиям и приключениям так ко двору. Даже странно было, что, вылетев из гнезда, я направился не в Африку и вообще добрался до нее только теперь.

Гумилев был явно рад встрече: то, что его так тянуло в Абиссинию, не означает, что ему не было здесь жар- ко и скучно. Но было и другое — внимательный взгляд автора, воспринимающего нас как возможные новые типажи, изучающий и старающийся запомнить, сохра- нить в картотеке памяти в качестве чего-то, могущего пригодиться. Это не было нарочито, это не мешало — и все же я это почувствовал.

Как и он почувствовал, и довольно быстро, что я недоговариваю, стараюсь обходить стороной вопросы наших маршрутов, целей, сроков экспедиции… Понял, осознал — и проявил сдержанную деликатность, мяг- ко, почти неуловимо изменив направление разгово- ра, сместив акценты на впечатления и наблюдения за местной экзотикой. На каком-то этапе, помню, я хотел прямо попросить его не упоминать о нашей встрече в своих записях — пользуясь тем, что он разгадал нашу скрытность и видел нас, видимо, какими-то секретными агентами. Но потом передумал — понял, что он и так не станет этого делать.

Что касается информации, так и ее мы получи- ли. В числе прочего Гумилев с помощником рассказа- ли, что слышали о целом отряде «охотников», довольно большом и хорошо экипированном, чьей целью был сбор охотничьих трофеев в масштабах, наводящих на мысль об их коммерческом использовании.

 

«браконьеры», — констатировал олег и добавил пару выражений, с лихвой отвечавших на мой недавний вопрос.

— Мы было подумали, что вы как раз из этих, но по- том увидели, что вас всего двое, — продолжал между тем Николай Степанович.

«Спроси, может, они слышали о целях охот- ничков».

— Вам не приходилось слышать, кого именно они ищут?

— Точно не скажу. Вроде бы хищников, а еще круп- ных травоядных — слоны, носороги…

«Клыки, когти, бивни — обычный набор адептов ки- тайской и индийской народной медицины». — олег вы- ругался снова.

«А я раньше думал, что ты вот внутренних диалогов не ведешь». — я позволили себе чуть-чуть его под- колоть.

«Да, сорри, я и вправду несколько потерял кон- троль».

«Ничего, рад убедиться, что ты человек, а не только воплощенная эффективность».

«убедился? Давай говори с ними, я постараюсь встревать только по делу».

— А как насчет возможного направления их передви- жений?

— А вот это вопрос самый интересный! И в каком-то смысле даже больной. Приходилось слышать, что люди эти не терпят, так сказать, любой конкуренции на облю- бованной ими территории… Той самой, что интересует и нас.

— Вы намерены пересмотреть свои планы?

— Напротив, есть намерение продолжить, разве что сделав паузу для упорядочения уже собранного. Но время, отведенное для нашей экспедиции, все же не безразмерно… — И он остановился, отдав мяч на мою сторону поля и ожидая ответной подачи.

— Как и для нашей. — я принял и тут же вер- нул. — Что в таком случае мешает нам объединить усилия?

«Авантюрист!»

«Это говорит человек, с которым мы “несколько от- клонились” от маршрута?»

— Ничего не мешает! — Вот теперь Гумилев улыбал- ся в открытую, и видно было, как он еще, в сущности, молод.

 

Следы присутствия браконьеров мы обнаружили только на третий день пути. До этого — уже знакомая нам картина какого-то затаившегося опустошения и ни- чего больше.

И следы эти были свежими, даже очень.

олег с застывшим лицом стоял над пятнистым, еще не изуродованным стервятниками телом, и лучше бы мне не видеть больше его таким, каким он был в тот мо- мент.

«они даже шкуру не озаботились снять, им это, ви- дите ли, не интересно. зато срезали усы вместе с ко- жей на щеках и лапы передние, ради когтей…»

«Предпочитаю думать, что на тот момент он был уже мертв…»

«он? ошибаешься, это она». — он присел, потро- гал мертвого леопарда, затем поднялся и, сделав всем знак молчать, скрылся в зарослях росшего неподалеку кустарника.

— Сергей Алексеевич, — обратился ко мне Гуми- лев, — ваш друг — ученый, верно? Не знаю, при каких обстоятельствах он лишился речи, но и без слов понятно, что именно фауна является безраздельной сферой его интересов.

— Да, олег — зоолог.

— Вот-вот, мне доводилось слышать это слово. он очень близко принимает к сердцу нашу находку.

Сам он расстроенным не выглядел. охотник, что с него возьмешь!

— Нет смысла отрицать. Собственно, изучение леопардов — основная цель нашего здесь пребыва- ния. — я проигнорировал его скептически изогнувшую- ся бровь и продолжил: — Видеть вместо сильного и кра- сивого зверя кучку костей и шерсти невероятно тяжело для нас обоих… Нет ничего ценнее, чем жизнь.

Ничего больше сказать я не успел, потому что ря- дом с нами в как-то резко сгустившихся сумерках мате- риализовался олег, неся свою куртку на манер мешка и бережно поддерживая ее одной рукой под дно.

«Котята! Двое. Слабые, обезвоженные, но с хоро- шими шансами».

«Как ты умудрился их отыскать — на ощупь, что ли?»

«Ну, у меня свои способы. — он опустил свой груз на землю и принялся осторожно развязывать концы куртки. — Ты думаешь, мое оборудование только и де- лает, что позволяет с тобой болтать? Нет, есть и другие фишки».

«Кто бы сомневался…»

«Давай-ка сюда поближе мой рюкзак».

я подхватил рюкзак, отнес олегу — как раз вовре- мя, потому что куртку он распутал, и теперь на ней и вправду сидели два съеженных комочка и таращились на нас, не имея, похоже, сил даже шипеть.

«По паре поддерживающих инъекций, наверное, сделать стоит — и надо двигать с ними к капсуле».

Подошел и Гумилев, мы к тому времени как раз уже справились и спрятали отработанные шприцы. При- сел, с интересом разглядывая котят.

 

— Сергей Алексеевич, могу я чем-то помочь?

Вместо ответа я протянул ему добытый из рюкзака мешок, и все вместе мы запихнули детенышей туда.

олег поднял с земли куртку, встряхнул и надел сно- ва. я вопросительно смотрел на него, ожидая, пока он справится с пуговицами. На самом деле, план наших дальнейших действий был не так уж и очевиден.

Несмотря на то что мы уже давненько ничего не от- правляли, капсула продолжала появляться в назначен- ное время и в назначенном месте. Каждый ее выход смещался поближе к точке нашего предполагаемого местонахождения по заранее определенному пример- ному маршруту.

Тому самому, от которого мы отклонились. Не так уж и кардинально, но все-таки, и ближайший «выход» был далеко не в часе пути.

«Ехать придется очень быстро. остальные не успеют».

«Мы не можем просто оставить их здесь, рядом с этой бандой».

«По всем данным, Гумилев благополучно вернулся из Африки».

«Но это было до того, как он связался с нами».

«значит, один из нас поедет, а другой останется здесь. Поедешь ты, я мало чем смогу помочь, если ко- тятам понадобится помощь».

Гумилеву я рассказал, что есть некая ферма, за пределами Абиссинии, но не так уж и далеко отсюда, хозяин которой, наш знакомый, принимает найденышей и даже иногда умудряется их выходить. Такой вот фи- лантроп.

он вернулся к обычной своей вежливой ненавязчи- вости и выслушал это все без возражений.

— А почему вы… — он замолчал, угадав, каким мо- жет быть ответ. — Спасибо.

— Не за что, Николай Степанович. Давайте думать, как нам быть дальше.

отклонение от плана — это как снежный ком. раз возникнув, становится непредсказуемым, и ничего уже с этим не поделать. Тут уже нужно или все свора- чивать, или делать вид, что никакого плана и не пред- полагалось.

Через пять часов до меня достучался олег. я почти этому не поверил — на таком-то расстоянии! — но это было правдой. Медленно, предельно коротко, явно с усилием, но он формулировал — а я его слышал.

«На месте. Капсула здесь. очень слабые. Стас напи- сал: мелочь больше не брать, с этими еле справляются». я попытался представить, как это может выглядеть.

Получалось забавно.

«уходи сейчас, поможешь. улов и так невелик, чтоб кто-то не выжил…»

«Ты один».

«я и раньше один. В худшей обстановке. Провожу до безопасного места и вернусь, через сутки-двое».

Мы еще раньше обсуждали, что из этой зоны нуж- но выбираться, и наметили маршрут до поселения, где у Гумилева были знакомства с местными властями пре- держащими. Которые могли не только обеспечить ему безопасность по дороге назад, но и заинтересоваться орудующей здесь шайкой.

«хорошо. осторожно здесь. Выход скорректирую, лови координаты…»

«Принято».

Через двое суток наша миссия и так заканчивалась, так что быть «одному» мне в любом случае оставалось недолго.

На рассвете следующего дня меня разбудил пере- водчик. И я сразу, едва открыв глаза, понял почему. Вы- стрелы. одиночные и групповые. Далеко, едва слышно, но ошибиться невозможно. В том направлении, куда мы и держали, собственно, путь.

Мы догнали посланных вперед в качестве разведчи- ков ашкеров на берегу небольшой речушки, с пологим берегом и густыми зарослями каких-то кустарников. Тела лежали здесь же, на вытоптанной проплешине воз- ле воды. Еще теплые, с запекшейся кровью на многочис- ленных ранах и изуродованными остатками рогов. я смо- трел на это и слушал гулкую пустоту в своей голове.

белый носорог. Два белых северных носорога.

Когда мы хватились, что вот-вот лишимся белых носорогов? В начале двадцать первого века, когда их на всю Африку осталось всего двенадцать? Или чуть раньше, когда и черные яванские остались без шансов? Свезли их вместе, огородили, приставили охранять лю- дей с автоматами…

рядом галдели чем-то недовольные абиссинцы. Пора было выходить из ступора, и я тронул за рукав Гумилева и вопросительно кивнул на них. Тот пошел расспрашивать переводчика и вскоре вернулся с объ- яснениями.

— Возмущаются, зачем столько выстрелов. Только шкуру зря попортили, рога спилили — и таковы! расто- чительная смерть.

расточительная смерть…

я отвернулся, стараясь, чтобы было не видно мое лицо.

— они говорят, что здесь было целое стадо, самки с детенышами. Подошли к водопою, а здесь была заса- да — какая низость все-таки! Кусты, толчея — положи- ли двоих, остальные вроде ушли. — И он рукой указал направление.

боковым зрением я заметил шевеление в зарос- лях справа. Сделал идущим позади знак остановиться

 

и осторожно пошел туда, потихоньку раздвигая ветви и будучи готовым в любой момент реагировать на вы- стрел или, все ведь может быть, бросок зверя… Кого сюда мог приманить запах свежей крови? Льва? Гиену?

Никто не собирался на меня бросаться, скрывавши- еся за перепутанными ветвями сами в любой момент ждали нападения. Точнее, только один, потому что вто- рой лежал на боку, с перебитой лапой и только смотрел на меня маленькими ничего не выражающими глазами.

были это детеныши убитых самок или их матери убежали, бросив их тут? А какая, в сущности, разница? Передо мной было два бесценных представителя исчез- нувшего вида.

«один, если и дальше стоять и ничего не делать». они даже не пытались бежать или сопротивляться,

когда я приблизился, вытаскивая из кармана шприцы со снотворным, сразу две дозы.

Гумилев подошел, когда я уже обработал сквозную рану чуть повыше коленного сустава и заканчивал бин- товать.

— они спят, — сообщил я ему, не поднимая голо- вы, — и я намерен забрать их с собой.

— Ваш друг-фермер, видимо, занятный человек… Надо будет как-нибудь его навестить. В этот раз уже вряд ли, но вот во время следующей экспедиции — не- пременно.

М-да, во время следующей экспедиции… 1913-й, уже через год в россии будет не до этого. Так что, Ни- колай Степанович, вернуться в Африку не получится…

— Каким образом вы намерены их перевезти?

А вот это был хороший вопрос! Даже если обоих погрузить на лошадь, мне самому придется идти пеш- ком. И это если лошадь еще сможет тащить их двоих… На глаз я попытался прикинуть, сколько они могут ве- сить. Точно побольше леопарда.

Только ближайшая точка выхода не так уж близ- ко — и довольно скоро. Едва успеть проводить честную компанию — и рысью к капсуле. Переход пешком и с грузом в эту схему точно не вписывается.

— Насколько далеко эта ваша ферма?

я ответил рассеянно, продолжая параллельно обду- мывать ситуацию:

— Далеко, но аж туда ехать и не нужно… олег дол- жен был прислать мне навстречу транспорт, мы бы пе- ресеклись вечером этого дня, после того, как прости- лись с вами.

— Так вас будут ждать в условленном месте?

— Не совсем так. В условленном, но ждать не будут.

Если я не приеду, рандеву отменяется.

— звучит довольно странно, не находите?

Что тут было сказать? Да и что было не странно во всем, что тут происходило?

Видимо, Гумилев, глядя на меня и покусывая губу, тоже так думал.

— рандеву? То есть вы не планируете отбыть сразу вслед за этим?

хороший вопрос. Главное, в точку и своевременный.

— Ситуация может сложиться по-разному.

Иногда стоит произнести вслух то, что непросто ре- шить даже про себя, и становится легче.

Да, у меня форс-мажор. И в принципе, я могу здесь задержаться.

Картинка с добрым-добрым лицом шефа, конечно, сразу появилась перед глазами, но я решил, что смогу это как-нибудь пережить. Победителей не судят, где- то так.

Мой собеседник тем временем по-своему интер- претировал сказанное мной и кивнул каким-то своим мыслям. Наверное, его версия обо мне как о тайном агенте получила подкрепление. С другой стороны, что здесь было не так, по большому счету?

— Судя по всему, охотники ушли восточнее того места, куда направляемся мы. Следовательно, нам уже ничего не угрожает и вы без опасений можете проститься с нами прямо здесь. я приму это с со- жалением, но и пониманием. — он помолчал, слов- но ожидая моей реакции. — Но, я так понимаю, во времени вы ограничены и вам очень хотелось бы успеть в срок. А это сложно сделать всего с одной лошадью.

На это нечего было возразить, и я кивнул, все еще не понимая, к чему он клонит.

— И намного проще, если, кроме лошади, у вас бу- дет мул, а еще лучше два. — он улыбался. — А потом вы вернетесь, и у нас будет возможность проститься по-настоящему, без спешки. захотите — проводите нас до города. захотите — поедете дальше своей доро- гой… Как вам такое предложение?

Абиссинцы, галдя и поглядывая на меня с изумлени- ем, а на спящих носорожков с опаской — чего только не взбредет в голову этим белым! — помогли мне за- вернуть их в специальную ткань и погрузить на мулов. Гумилев показал примерную карту местности, отметив на ней направление движения браконьеров и место, где предполагал расположиться лагерем, дожидаясь мое- го возвращения. После этого я отбыл.

Да, не быстро и контролируя поведение мулов, ко- торые не то чтоб демонстрировали энтузиазм, но на место выхода капсулы я прибыл вовремя, даже с не- большим запасом. Как раз и «груз» начал потихоньку просыпаться, это было видно по тому, как изменился ритм дыхания и возникли пока еще нечастые подерги- вания мускулатуры. Что ж, там их получат вполне про- снувшимися, так даже лучше.

 

я сидел на камне, ждал капсулу и мысленно разгля- дывал карту, показанную мне перед отъездом. Надо было определяться с местом, куда направить капсулу в следующий раз. уже окончательно. А поэтому и со сроком тоже.

Конечно, я сразу решил, что попрощаюсь с отря- дом поближе к городу. После этого надо будет отойти, чтобы не попасться кому-нибудь на глаза. Не то чтоб на этот случай не было припасено технических решений, но все-таки хотелось сработать чисто.

На все — двое суток, не меньше.

С выбором места тоже трудностей не будет. На этой территории, богатой горами, реками и растительностью, пока что достаточно уединен- ных мест. Например, вот эта лощина… даже, ско- рее, неглубокое ущелье. В своей обычной работе я всегда воспринимал такие как подарки судьбы и использовал.

А еще я не верил, что судьба преподносит подарки просто так, без значения. И в совпадения — вспомнился разговор с Гориным в одессе — тоже, не верил. Такое

удобное ущелье — и как раз там, куда побежали пере- пуганные носороги…

я ж, вроде, собрался вернуться победителем? значит, на всякий случай, отправим-ка мы вместе с

подарком записку — так, мол, и так, задерживаюсь… — а заодно попросим прислать капсулу побольше, да на всякий случай дважды, через двое суток, а потом еще через двое, с местом выхода в конце ущелья… пример- ные координаты такие-то, просьба уточнить… Подумав, я дописал еще и верхнюю точку фиксации для себя в ка- честве техусловий. Все как обычно, стандартный набор.

закончил как раз вовремя: капсула появилась. хо- рошо, что в них предусмотрены всякие полезные штуки, а то задача затащить внутрь двух уже брыкающихся но- сорогов, пусть и маленьких, была бы непростой. Плохо, что дополнительного оборудования «навынос» не пред- полагалось — две последние дозы транквилизатора за- канчивали свой метаболизм прямо сейчас.

«По идее, тебе и не положено дополнительное обо- рудование. А положена тебе хорошая взбучка».

Ладно, прорвемся.

 

Продолжение следует.

 

 

 

 

Рахимжан ОТАРБАЕВ

От редакции

Дорогой читатель, хотим вспомнить вместе с тобой замечательного казахского писателя, авто- ра и друга журнала «Юность» Рахимжана Отар- баева. Он выступал на страницах нашего издания с известной повестью «Плач Чингисхана». Однако сейчас мы хотим предложить к чтению и размыш- лению один рассказ из его книги «Гостинцы из Ки- тая», которая должна была увидеть свет, но не успела...

Рассказ «Отвергнутый мир» написан не в исто- риософском ключе, как повесть, но в нем также

 

поднимаются онтологические вопросы. Пожалуй, это произведение о настоящей любви — любви жены к мужу, академику Саламатину, любви этого ученого к науке, своему делу. Это также произведе- ние о бесстрашии — о девушке, бесстрашно полю- бившей некогда нищего студента, который дорос до академика, о студенте, увлекавшемся наукой и построившим свою научную карьеру на «обезьянах» и теории Дарвина, бесстрашно отказавшимся от всего, что составляло его успех. Что стало с геро- ями Рахимжана Отарбаева, когда они «переступи- ли» грань? Читайте рассказ, переживайте вместе с писателем и его героями.

Рахимжан Отарбаев родился в 1956 году в Кур- мангазинском районе Атырауской области. Окон- чил Уральский педагогический институт имени А. С. Пушкина. Творческую работу начал в ре- дакции газеты «Қазақ әдебиеті», затем работал заведующим отделом журнала «Жалын», в после- дующие годы был назначен атташе в посольстве Республики Казахстан, председателем телеради- окомпании Мангистауской области, директором казахского драматического театра Атырауской области, заведующим сектором администрации Президента Республики Казахстан. В 2009 году назначен генеральным директором Национальной академической библиотеки Республики Казах- стан. В разные годы были опубликованы вышед- шие из-под пера писателя произведения «Шер»,

«Жұлдыздар құлаған жер», «Жайық жыры», «Қа- раша қаздар қайтқанда», «Дауысыңды естідім»,

«Отверженный мир» и двухтомный сборник избранных произведений. Пекинское издатель- ство «Ұлттар» опубликовало на казахском и китайском языках двухтомник его произведений,

 

российское издательство «Художественная ли- тература» выпустило на русском языке его од- нотомник, книги автора изданы на киргизском языке. Отдельные произведения опубликованы на турецком, арабском, английском языках. За- метных успехов Р. Отарбаев добился и в области драматургии. Его пьесы «Султан Бейбарс», «Бас»,

«Нашақор жайлы новелла»,  «Нұржауған-ғұмыр»,

«Сырым батыр», «Мұстафа Шоқай» и более деся-

Отвергнутый мир

Рахимжан Отарбаев

ти других поставлены в республиканских и зару- бежных театрах. Рахимжан Отарбаев — извест- ный писатель-драматург, член Союза правления писателей Республики Казахстан и казахского Пен-клуба. Лауреат Республиканской премии име- ни Махамбета, лауреат Международной премии

имени Ч. Айтматова. Академик Международной академии Айтматова. Заслуженный деятель Ре- спублики Казахстан. Почетный профессор Аты- рауского университета имени Х. Досмухамедова, почетный гражданин Курмангазинского района Атырауской области.

отвергнутый мир

 

 

Ночь. Пугающая душу своей мглой черная ночь. Затихли машины на улице. Не может угомо- ниться только молодежь, танцующая под грохо- чущую музыку в ресторане «Тянь-Шань», да из- редка огромную комнату на миг освещает отсвет легковушек, хозяева которых то ли страдают бес- сонницей, то ли наслаждаются неведомым празд- ником обманчивой жизни.

Вдова академика Саламатина глубоко вздох- нула — не от невесомой тяжести пухового атлас- ного одеяла, а от навалившихся мыслей. Повер- нувшись на правый бок, провела рукой по постели, где раньше лежал муж. Не теплится. Усталое тело ее даже под одеялом разом покрылось гусиной ко- жей, дрожь пошла по нему.

― Если и вправду умер, наверное, греешь пазу- ху холодной земли, свет мой, ― пробормота- ла она.

Каждый раз, гладя постель супруга, перепол- нялась внутри каким-то жгучим чувством, кото- рое занозой задерживалось в сердце.

Желая уловить эти свои ощущения, стала длинными пальцами расчесывать короткие во- лосы: густые, мелко вьющиеся, они напоминали каракульчу. Закрыв глаза, погладила лоб полной ладонью, нащупала две углубившиеся морщи- ны. А вот еще около глаз, в которых угас огонь молодости. Здесь их было больше, но они пока еще слабенькие... А что если, уподобляясь знаме- нитым певицам, растянув кожу, сделать пластиче- скую операцию? Кремами-пудрами, увы, ведь уже не обойдешься.

Все эти глупые думы, конечно, от подавленно- го настроения. Да разве любуется кто-то вдовьим лицом? Она и сама как будто боится сполна об- рести его. Даже за бровями перестала ухажи- вать. В былые времена, не отрываясь от зеркала, щипцами, согнутыми посередине и чем-то похо- жими на стрекозу, она выдергивала волосинки безжалостно, клочками, пока не превращала бро-

ви опять в полумесяцы, предвестники вновь на- рождающейся в апреле луны.

― Милая моя, сколько знаю тебя, все ты вы- дергиваешь их. Кончатся брови, что тогда будешь выщипывать? ― замечал академик Саламатин, блестя плешью, давно расставшейся с волосами. Затем на его красивом породистом лице заулыба- лись бы не глаза, а сразу ― линзы очков. И смех, охватывая горстью сухопарое тело, долго бы тряс его...

Сорок лет назад, в пору, когда она цвела, как тростник, встретилась с аспирантом Саламати- ным. Словно ощипанных куриц, попавших на торговый прилавок, резал он лежавшие в инсти- тутском морге трупы, тут же откладывал окро- вавленные хирургические инструменты, хватался за бумагу и ручку, что-то мурлыкал себе под нос, чего не понимал не только его руководитель, но и он сам. Трудолюбивое, не от мира сего существо, прижившееся в морге: он приходил сюда первым и уходил последним. Его бледность казалась тут вполне естественной и только украшала его же худобу.

А по-настоящему познакомились на вечерин- ке. Дивная молодость! Целовались возле каждого кустика, у каждого дерева. К весне критическая масса поцелуев обернулась тем, что, завязав на голове белый платок, стала она законной супру- гой в маленькой квартирке своего возлюбленного, где, кроме постели, пары ложек, чашки и чайника, ничего не было.

Брак единственной дочери с аспирантом-бо- сяком вызвал в доме родителей переполох и возмущение. Отсутствие свата и сватьи, кто стал бы совместно с ними клясться в вечной верно- сти, стелил бы под них, под своих дорогих го- стей, свежую постель, преподносил им голову барана и его тазовую кость, также огорчило ее отца и мать. Покойный отец, хотя и втыкал трость в землю, а ус в небо, со временем, правда,

 

смягчился. В качестве приданого выделил тем- но-красной масти корову. Затем ее, мычащую, зарезали для банкета в честь защиты кандидат- ской диссертации мужа, которой ее родители тоже втайне гордились.

Милицейская машина с красной мигалкой, по- хожей на петушиный гребень, разрезала тишину ночной улицы воем сирены. В Алматы сплошной рэкет. «Наверное, кого-то преследуют», ― поду- мала вдова, привычно доившая память...

Интересной была и тема диссертации Сала- матина. «Человек ― потомок обезьяны». Иссле- дование проводилось на стыке биологии и меди- цины. Не было никого, кто бы стал опровергать или осуждать ставшую привычной для слуха тео- рию Дарвина. По аспиранту же, люди и нынешние обезьяны не являлись близкими родственниками. Смыкались лишь дальними корнями. Наши пря- мые предки ― лишь одна из ветвей этих корней. То ли вымерли, лазая по деревьям, то ли погибли, сорвавшись с высокой горы. Саламатин той поры был очень доволен тем, что эти далекие пращуры тем не менее оставили таких вот разумных отпры- сков: его и ее.

― Чушь!.. А куда денешь Прародителя Адама? Получается, страдания Праматери Хауа, зачав- шей на льду и родившей через девять месяцев, не достойны питающихся своим пометом, еще не вставших с четверенек обезьян? ― спорил ее отец, захлебываясь от возмущения собственной слюной.

― Мир создал и совершенствовал Аллах! А ты решил поднять руку на Всемогущество Создателя? Прама- терь Хауа сотворена из ребра Адама... Иногда даже я советуюсь со своим ребром. Увы, оказывается, впасть в маразм легко даже ученому человеку.

Не смел перечить речам своего тестя худосоч- ный тогда интеллектуал Саламатин. А его молча- ние еще больше распаляло душу упрямого, с при- ческой, как у ежа, старика.

― Так скажи: из чего создана жизнь, все живое?

― Из невидимых обычному глазу одноклеточ- ных микроорг