Очерк первый. О проблемах хронологии «смутного времени»

 

1

Судьбе было угодно уготовить мне более чем тридцатилетнее изучение источников и архивных материалов, касающихся самого, пожалуй, таинственного события в истории России, известного широкой публике, как «Смутное время». Достаточно задуматься, например, над тем, что различные источники и различные авторы называют совершенно разные даты начала оной смуты и окончание ее, чтобы согласиться с этим суждением. Да и сам термин означает прелюдию «бунташному веку», о чём поведём мы разговор попозже, а пока все-таки остановимся на начале и конце осмысляемого здесь периода.

Польские и украинские историки признают началом «Русской смуты» момент перехода с помощью украинских лодочников войском первого Самозванца реки Днепр под Киевом (26 октября 1604 года). Хотя некоторые из них и вовсе называют датой начала смуты либо осень 1603 года, когда некое лицо в Брагине призналось польскому православному князю А. Вишневецкому, что оное является наследным царевичем московским Димитрием, либо 15 марта 1604 года, когда лицо это было официально принято королем Польши Сигизмундом Третьим Вазой и признано претендентом на русский престол.

Чешские историки почитают началом Русской смуты 7 мая 1605 года, когда казачьим войском в пятьсот сабель было наголову разгромлено пятидесятитысячное русское войско под городом Кромами. В Скандинавских странах и в Германии историки вообще признают началом Гражданской войны в России начала 17 века день убийства первого Лжедмитрия сторонниками Василия Шуйского 1 мая 1606 года. В самой же России дата эта в трудах именитых ученых наших Татищева, Карамзина, Ключевского, Соловьева, Костомарова, Платонова, Зимина и других варьируется от 1600 до 1605 года – в зависимости от их собственных пристрастий, а то и сиюминутной политической коньюктуры.

Учёные же монахи Ватикана, в свою очередь, считают, что тот период времени, что на Руси зовется «Великой смутой» со времён соправления землей Русской патриархом Филаретом и Михаилом Федоровичем Романовыми, является лишь эпизодом в многовековой истории экспансии католицизма на Восток, имеющим чёткие границы в виде Брестской унии, подписанной в октябре 1596 года, и Деулинским перемирием, подписанном уже 1 (или11 нового стиля) декабря1618 года. Они также уверены, что согласия на независимость Руси не подписала бы великая тогда держава Речь Посполита с заштатной Московией в 1618 году даже по требованию Ватикана, не случись в Чехии событий, послуживших началом Тридцатилетней войны в Западной Европе и отвлечением Рима на борьбу с набирающим политическую и финансовую силу протестантизмом. Ибо с тех пор территория Речи Посполитой являла собой бесконечное поле боя между католиками и протестантами Западной Европы, потребляющим все людские и материальные ресурсы страны. То есть не до Руси было полякам после Деулинского перемирия, оттого-то, по мнению официального Рима, и кончилась Великая смута на Руси.

Попробуем же и мы разобраться в этой проблеме хотя бы для определения даты начала Русской (Великой) Смуты, а также и даты ее окончания, которая тоже весьма туманна. Ибо вышеперечисленные русские историки и последователи ими основанных исторических школ признают оное тоже разным. Для одних Великая смута окончилась сразу же с провозглашением Михаила Федоровича Романова на Московском Престоле 21 февраля 1613 года либо венчанием его на царство 11 июля 1613 года, для других – захватом остатков войска И. Заруцкого на реке Урал весной 1614 года, для третьих – казнью бывшего в течение полутора лет Правителем земли Русской и фактического руководителя первого русского ополчения, выступившего против поляков, И. Заруцкого вместе с пятилетним сыном второго Самозванца Иванкой в Москве в июле 1614 года.

Практически трудно сейчас найти в России историков, придерживающихся мнения, что и с этими кровавыми, но политически необходимыми, разрешениями стоящих перед страной и перед новой династией вопросов первый царь Романов вовсе не прекратил одним мановением руки смуту в державе. Новорусские историки почему-то уверены, что походы (1614-1618 годов) ранее провозглашенного русскими боярами царем московским польского королевича Владислава на Русь – события малозначащие, а отказ сына польского короля от притязаний на Московский Престол в 1618 году и вовсе не принимался никогда русской исторической наукой событием, достойным особого внимания.

В то время, как в той же Польше по сию пору тема эта в дискуссиях историков и публицистов является животрепещущей. Даже писатель-фантаст С. Лем уделил ей серьезное внимание в одном из своих обширных интервью по истории польского народа для Австрийского телевидения. При этом всеми польскими историками всегда утверждается, что именно историки России, желая сфальсифицировать прошлое своей страны в угоду всякий раз новым, то и дело меняющим политическую окраску правительственным режимам, всякий раз намеренно уводят в сторону сознание масс, отсекая для осмысления и изучения общественностью наиболее важные для улучшения взаимоотношений русского и польского народов исторические периоды. Однако, сами поляки со словом «смута» применительно к событиям, определившим характер польской интервенции начала 17 века, согласны, не уподобляются шведам, признающим оные события Гражданской войной на территории Московского государства. Всё вместе это и ставит перед нами задачу определиться с самим термином «Великая смута» хотя бы для того, чтобы разобраться в сути оной.

 

2

Термин «смута» относительно событий, первыми всколыхнувших территорию нынешней Курской области осенью-зимой 1604-1605 гг, был впервые произнесён задолго до свершения их - в самом начале правления Бориса Годунова (1598-1605гг), и являл собой предсказание безымянной московской пророчицы-кликуши о грядущих бедах для Руси в связи с восхождением на трон лица не совсем русской национальности (по народной легенде, царь Борис не то на одну шестьдесят четвертую часть, не то на одну сто двадцать восьмую по крови был татарином, потомком легендарного чингизида Чета). Да и слово «смута» имело в 16 веке несколько иной смысл, нежели воспринимается нами сейчас: оно являло собой в семантической основе своей определение смущения умов народных масс. Смуты случались на Руси в период Средневековья и в начале Нового времени в тех или иных регионах страны регулярно, всегда по вине тех или иных воевод и в связи с чрезмерными злоупотреблении представителями местной администрации данной им Великим князем либо царем властью на территориях, отданных им «в кормление», то есть попросту – ввиду коррумпированности общества. В дни таких смут после шума, криков, избиений, а то и «сбрасывания с раската» явных в сознании народа чиновников-злодеев и лиходеев, сами возмутители спокойствия либо успокаивались увещеваниями, либо усмирялись стрелецкими войсками – и смута кончалась.

Куда опасней для властей и затратней для царской казны было усмирять бунты и гили, которые являли собой волну стихийно вспыхнувшего гнева угнетенных масс, волну слепую и беспощадную, несущую множество смертей и разрушений, ведущих к уничтожению коммуникационных систем, основных фондов государства, к нарушению размеренной работы администрации, прекращающую сбор дани и налогов с мятежных регионов и отправки оных в метрополию. Разрушение экономической стабильности страны могло в те времена привести и к потере русским народом собственной государственности. Усмирение гилей и бунтов силой с использованием всех средств устрашения, вплоть до самых мучительных, прилюдно производимых казней, было насущной необходимостью великокняжеской и царской власти не только для спасения своего началия, но и для сохранения всей нации. Ибо развал государственности неминуемо ведет к внешней агрессии, к порабощению титульной нации, к геноциду и к заселению территории проживания народа другими нациями.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Наглядный пример: сокращение популяции русской нации в связи с перестройкой и стремительное заселение территории его естественного проживания лицами азиатских и кавказских национальностей).

Появление на границах нынешней Украины с нынешней Россией Лжедмитрия с наёмным войском, состоящим из поляков и чехов, 26 октября 1604 года, который принято было называть началом Великой смуты самими современниками оной, а главное – Государем всея Руси Борисом Годуновым и его ближайшим окружением, вплоть до Главы Тайного Приказа (аналога нынешних КГБ-ФСБ) Семена Никитича Годунова – не было воспринято особой бедой и напастью, и не называлось покуда даже «смутой». Ибо разбойников, бандитов, желающих пограбить под теми или иными лозунгами порубежные земли Руси, было в те годы предостаточно, воздействия на умы толпы они не оказывали, то есть никого не смущали. Да и земли Киевщины в тот год еще не принадлежали русской короне, а примкнут к Московии лишь более, чем полвека спустя. Тогда они принадлежали вассалу польского короля князю К. Острожскому, а появление там армии, ведомой холопом магната А. Вишневецкого, назвавшего себя московским царевичем Димитрием, рассматривалось с точки зрения законов того времени, всего лишь хитроумием пана Адама в вечной его конкурентной борьбе с паном Константином с намерением оттяпать кусочек княжеских угодий. То есть говорить об октябре 1604 года, как о моменте первой агрессии поляков на Русь, как предлагали советские историки, или как о начале Великой смуты, как предлагал Н. Костомаров, не следует. По крайней мере, до тех пор, пока наемники Лжедмитрия Первого не вступили на земли русской части Северщины в декабре 1604 года, агрессии на Русь совершено не было. Но смута по Руси уже шла...

Смута в сознании подданных Бориса Годунова началась на самом деле в 1601-1603 годах, когда народ Московии захотел и рвался свергнуть недавно столь любимого населением страны царя Бориса. Отчего это? Давайте разберёмся.

Народы и власти державы по имени Московия имели уровень обыденного сознания даже не начала Нового времени, каковым обладали некоторые из народов Западной Европы (Италия, Испания, Англия), а пребывали в состоянии еще средневекового умственного ступора. Потому причину резкого обнищания своего и массового вымирания, случившегося в неурожаи и голод 1601-1603 гг, русские видели лишь в неправильном руководстве государством новым царем. Для русских масс Борис Годунов являлся, в первую очередь, «не природным», а всего лишь избранным московскими боярами братом жены последнего «богом данного царя» Федора Ивановича - Ирины, получившим трон по закону, но не по праву[1]. В народе Годунова после восхождения того на Престол стали почитать излишне добрым, а потому глупым властителем земли и народа, который испокон веков подчинялся лучше и охотней кнуту, чем прянику.

Никому на Руси и в голову не могло придти, что виной тому, что в августе 1601 года Москва-река оказалась подо льдом, держащим на себе груженные сани, что рожь не успевала за короткое лето вызревать, виноват не Годунов, а извержение огромного вулкана на территории какой-то там никому на Руси неведомой Мексики, что бесчисленные «знамения» на небе являются следствием оптических эффектов, возникающих в стратосфере, обильно заполненной частичками вулканических пепла и газа, что кометы летят не для того, чтобы предупреждать жителей русских сел и городов о грядущих бедах, а по законам космической физики. Все эти небесные световые спектакли видели миллионы обитателей всей планеты, везде о них поговорили, да и позабыли, но лишь в России оные «явления» по сию пору остались «доказательствами» того, что Бориса Годунова следовало свергнуть, а его шестнадцатилетнего сына и жену задушить.

Западную Европу и Скандинавию спас от голода 1601-1603 гг тёплый Гольфстрим, хотя и там резко снизились урожаи зерновых, заметно подорожал хлеб, для перевоза которого с юга на север Германии, например, стали срочно рыть каналы, функционирующие и по сей день. Лишенная океанического подогрева Нечерноземная часть Московии лишилась привычной кормовой базы для людей и скота, стремительно вымирала. Люди не желали разрешать проблему собственного спасения перевозом зерновых из изобильных в те годы урожаем Среднего и Нижнего Поволжья в голодные районы Подмосковья и Замосковья, сеять быстро вызревающий ячмень вместо ржи и тем более вместо требующей долгого периода светлых дней пшеницы. Нападать на хлебные караваны, идущие с юга на север – да, охотников среди московитов было много, а помогать перевозке, сопровождать телеги да баржи с зерном желающих не находилось вовсе. Не было способных честно «ишачить» в среде излишне вольных, вовсе не закрепощенных ещё русских крестьян. Масса купцов разорялась в 1601-1603 гг от чинимого самим русским народом разбоя в то время, когда трудами их и самих разбойников можно было прокормить и Москву, и окружающие ее земли хлебом относительно дешёвым.

Народ голодный даже восстал под руководством некого Андрея Хлопка – и на самом деле осадил Москву, лишённую продовольствия, с требованием накормить голодных, раз есть у царя... деньги. Более нелепого по целям и задачам бунта голодных крестьян трудно представить. Воров разгромили регулярные войска, смутьянов повесили, тут кстати и хлеб прибыл из Ярославля, доставленный туда баржами с Южного и Среднего Поволжья. Но кометы продолжили летать по небу, зима продолжалась долго...

Осознать бедствие, как стихию, не бороться с ней, а приспособиться, сеять ячмень в районах, где ранее произрастала рожь, ум русского крестьянина образца1601-1603 гг был не в силах, а потому народ искал из создавшегося положении один лишь его сознанию доступный выход: сменить Государя. Тем более, что и нынешний Борис Федорович Годунов – не Богом данный, а всего лишь людьми избранный. Сменится династия – будут и годы урожайные, решил русский народ с подсказки иноземных и местных советчиков, ненавидящих Годунова в своекорыстных интересах, вот и весь сказ. Логика сия – и есть истинная смута, живущая в сердцах народа. Таковым, по крайней мере, слово это возникло в русском языке, таковым и продрожало свое существование до начала 17 века. А смущение умов ведет, как известно, к стремлению совершить государственный переворот, то есть к революции.

 

3

Почему-то именно революцией никогда не называли и не называют Великую смуту, хотя все признаки революции, как таковой, налицо. Если Ленин определял революционную ситуацию, как момент, когда «верхи не могут управлять по-старому, а низы не хотят жить по-старому» [2], то налицо такая ситуация сложилась в последние годы правления (1601-1605) уже тяжело больного Бориса Годунова. Династия Годуновых дышала на ладан вместе с царем, который уже не был столь энергичен, каким был в годы правления своего при царствовании Федора Ивановича. Все попытки Бориса Федоровича породниться со знатными родами европейских королевских дворов заканчивались плачевно для претендентов на русский Престол – и это в глазах черни доказывало нежелание Бога даровать Годуновым право престолонаследования, а вовсе не говорило толпе о наличии заговора против православной Руси и об активной деятельности широко разветвленной на территории Западной Европы и Московии сети агентов католицизма.

Ибо к вышеназванным признакам революционной ситуации в Московии добавился и этот элемент: наличие по соседству с Русью стран и конфессий, стремящихся захватить земли, принадлежащие титульной православной нации Московии. То есть к 1605 году налицо в стране были три условия для совершения государственного переворота путем агрессии извне с молчаливого согласия населения страны (по крайней мере, польские хронисты в молчаливом согласии русских на уход в подчинение польской короне и в католицизм были и остаются уверенными). В случае успеха государственного переворота происходит то, что в исторической науке называется революцией, если происходит смена общественно-экономической формации, а в России по сию пору зовется просто Великой Смутой.

Сразу обратим внимание на тот факт, что государственный переворот в Московии и свержение династии Бориса Годунова были задуманы в католическом Риме теми, кто не впрямую, а через казначея короля Сигизмунда Юрия Мнишека, оплачивал авантюру Лжедмитрия, с целью заменить на территории Святой Руси идеологическую основу страны: православие упразднить, а идеологической доктриной для русской и остальных наций страны признать католическую религию и, как следствие, обязать все население Руси платить десятую часть всех своих доходов в казну римского папы, а также возложить налоговое дополнительное бремя в пользу короля самой в то время большой по территории и населению державы Западной Европы – совсем недавно (в 1569 г) объединившихся по Люблинской Унии в Речь Посполиту двух мощнейших государств того времени: Польши и Литвы. Эти внешние силы обеспечили финансирование, предоставили людские и материальные ресурсы первому Самозванцу.

Внутренние же антигодуновские силы представляли собой московское «старое родовитое боярство», весьма прореженное Иваном Василевичем Грозным, видящее себе «обиду» в возвышениях новых бояр из низких родов, случившихся пойти в карьерный рост при царях Федоре Ивановиче и Борисе Федоровиче – так называемого служилого дворянства и боярства. Наличие «не своих», то есть всего лишь «пожалованных в чины» только при Иване Грозном семьи Годуновых-Самбуровых во главе державы, грозило старому боярству «захудалостью» своих родов, а то и полному исчезновению, как это уже случилось со многими из тех, чьи предки были рядом с Великим князем Дмитрием Донским, а после Опричнины сошли на нет (князья Массальские, к примеру). То есть старые и родовитые роды (в первую очередь Захарьевы-Юрьевы (Романовы), больше всех пострадавшие от Годунова за «колдовство свое и чародейство» в 1600 году, были заинтересованы в изничтожении рода Годуновых не менее римского Престола, а потому финансировали из личных средств начало смуты в виде воспитания в монастырях значительного числа возможных в будущем самозванцев сразу же после смерти настоящего царевича Дмитрия Ивановича.

Число лиц в монастырях возраста равного «зарезавшемуся» в отрочестве последышу царя Грозного - психически неполноценному царевичу Дмитрию, имевших дополнительный кошт и особое обучение, было слишком велико в период с 1595 по 1605 год, чтобы не заставить нас предположить, что будущие самозванцы изготавливались польской и русской стороной врагов Годунова совместно, что дело по подготовке самозванцев было поставлено на конвейер. Повезло быть объявленным царевичем московским в Кракове тому, кого впоследствии назвали Расстригой. Хотя по сию пору в ходу и версия о том, что первый Лжедмитрий был все-таки настоящим сыном Ивана Грозного, спасенным будто бы дядей своим Афанасием Нагим и подсунувшим следствию князя В. Шуйского труп другого ребенка. Версия эта голословна, имеет целью ошельмовать руководителя переворота 1606 года, совершенного московскими купцами в пользу православия и активиста заговора против Лжедмитрия все того же вышеназванного князя Василия Ивановича Шуйского из рода Рюриковичей, ставшего благодаря заговору пятым русским царем, а также по сию пору муссируется для того, чтобы окончательно закрепить идею правомерности захвата московского трона именно Романовыми (об этом подробнее попозже).

Как убедительно доказывают документы, хранящиеся в архивах Ватикана, Германии, Швеции, Польши, Дании и Чехии, значительное число представителей так называемого старого московского родового боярства именно в этот период – то есть после подписания Брестской унии в 1596 году – стали тайными католиками, и имели в качестве своих связных с римским престолом солдат Ордена Игнатия Лойолы, то есть иезуитов. Одним из таких шпионов-иезуитов, сотрудничавших непосредственно с Захарьевыми-Юрьевыми (Романовыми), был и волынский дворянин Иван Мартынович Заруцкий, в самый расцвет Великой Смуты внезапно изменивший римскому Престолу, ставший патриотом Руси, а затем казненный новорусским царём Михаилом Фёдоровичем Романовым за измену католическому Ордену и за то, что бывший шпион слишком много знал о всей предыстории и тайнах причин агрессии Польши на Русь.

Лжедмитрий, которого с легкой руки отца первого царя династии Романовых называют родоначальником Великой смуты, таковым вовсе не являлся. Расстрига (давайте будем его называть так) лишь был поставлен польским королем Сигизмундом Третьим Вазой в 1604 году во главе небольшого войска наемников из числа, мягко сказать, недружественно относящихся к нему самому шляхтичей, а точнее мятежников против короля, со вполне резонным расчетом, что оное нелепое войско будет регулярной русской армией быстро разбито, чем избавит самого короля от головной боли в виде живущего в его королевстве Самозванца, имеющего целью своей авантюры совершить государственный переворот в соседней державе под лозунгом возвращения московского Престола представителю старой династии. А в случае маловероятного успеха авантюры, считали в Польше, будут и волки сыты, и овцы целы: старые родовитые москвичи и тайные католики получат польского марионетку-царя, который разрешит их проблемы с правом вершить делами в государстве самостоятельно, а малоимущие и зловредные польские участники ратоша (восстания) осядут на пожалованных им Самозванцем землях Московии. Ну, а там можно будет подумать польскому королю вместе с римским папой (тогда еще Львом Одиннадцатым – Алесандро Медичи) и о новой Унии, и об объединении Русской земли с Речью Посполитой.

Таким образом, изначально иноземные хозяева Лжедмитрия собирались произвести в Московии династический переворот с помощью внешней интервенции, то есть совершить то, что сейчас называют экспортом революции. Ни на какую поддержку со стороны народных масс Московии ни сам Расстрига, ни его патроны в тот момент не рассчитывали. О смущении умов русских крестьян польские власти не знали, да и старые московские роды были «страшно далеки от народа», чтобы даже заподозревать всю русскую нацию в государственной измене. В силу своего сословного предубеждения, в основном.

К тому же конец 16 века породил в восточной части Западной Европы и даже в Турции немало самозванцев, желающих получить корону и даже возложивших оные на свои головы (в Молдавии, к примеру). Воскресшими сыновьями Ивана Грозного называли себя на Руси еще до появления Расстриги не раз: в Стародубе, в Смоленске, в Пскове, где-то на Северщине с 1598 по 1603 годы, то есть сразу же по приходу к самодержавной власти Бориса Годунова. Народ тех самозванцев сам ловил и сам казнил. Поход Расстриги на Северщину оказался из всех попыток самопровозгласиться на московском троне единственным подготовленным и финансово, и материально, и юридически, да еще и с помощью королевской, то есть иноземной государственной, казны.

4

Началась сия агрессия в урочное для Самозванца время народной истерики на Руси, случившейся после пятиразового (яровые, озимые, яровые, озимые, яровые) неурожая в Нечерноземье и вынужденности царём Борисом повысить хлебное налоговое бремя на крестьян супербогатых зерном черноземных земель Северщины.

Народ в нынешних Курской, Белгородской, Воронежской, Орловской и Липецкой областях проживал в те годы, в основном, пришлый – те, кого сюда высылали московские цари последние сорок пять лет подряд из Подмосковья и Замосковья, бунтари и свободолюбцы. Северские крестьяне в большинстве своем были по статусу государевыми холопами, «бело-пашенными», то есть людьми свободными фактически, работавшими на практически еще неучтенной земле так, что большая часть полученного ими урожая оставалась при них, а фактически только официальные излишки вывозились в царские хранилища. А неофициальные излишки шли, как сейчас бы сказали, на экспорт. Голод в Нечерноземье и повышение там цен на хлеб сразу сделали всех северских крестьян людьми если не богатыми, то живущими в большом достатке.

Повеление Годунова 1602 года отдать сверх того, что платили в казну северские крестьяне раньше, все излишки в московские земли, дабы помочь этим хлебом спасти от голода население Нечерноземья, где волею царя раздавалось продовольствие даром, вызвал негодование жителей Северщиы. Ведь на Западе - в той же Польше, например, - покупавшей у них зерно, стоимость хлеба подскочила в два-два с половиной раза. Тем самым христолюбивый царь Борис поставил южнорусских крестьян перед выбором: обогатиться за счет католического Запада или остаться в прежнем финансовом состоянии, помогая православному люду. На основе этой экономической дилеммы и случилась смута в умах северцев, которая привела к гилю тотчас, как только на границах их земель в конце 1604 года появилось потешное пока ещё войско Расстриги. Появился тот, кто согласился взять на себя общую вину за бунт[3] в случае поражения, – и северские люди бросились творить безобразия по всей земле своей: казнить северских воевод, грабить амбары, склады и лавки... И это уже означает, что с 21 декабря 1604 года на Северской земле случился гиль.

Именно этот день, если не принимать в расчет другие детали, приведенные ниже, может почитаться началом того сокрушительного действа мировой истории, которое свергло первое Русское государство, в основании которого стоял Великий князь Иван Третий, провозгласивший Русь Третьим Римом и установивший государственный порядок в стране с целью обеспеченья подданных своих относительно равными правами на существование. На смену первому Русскому государству Рюриковичей после Великой Смуты пришло Второе русское государство Романовых, заменившее прежние порядки равноправия на режим крепостного права. То есть четвертый признак революции, произошедшей на территории России в начале 17 века, налицо: смена общественно-экономической формации случилась в результате так называемой Великой Смуты[4].

То, что основной двигающей силой этой антинародной революции после прихода на территорию Северщины Самозванца, приведшей к закабалению русского народа, был сам русский народ, удивлять не должно никого – в истории человечества всегда все народы оказывались обдуренными своими вождями. Для сокрытия сокровенного смысла произошедших в период фактически Гражданской войны и иностранной интервенции 1605-1618 гг процессов и была принята грамотеями московскими формула «Великая смута». Дабы вина за произошедшую трагедию русской нации, унесшую более половины населения Руси, равно распределилась на всех оставшихся в живых и на мертвых. И это было самым умным и самым дальновидным решением, которое принял Фёдор Никитич Романов, он же Патриарх Филарет, за всю свою жизнь.

Ибо с помощью всего лишь игры слов и перестановки акцентов, а также путем жесточайшей цензуры всех печатных изданий и рукописей воспоминаний участников и свидетелей событий 1591-1618 гг Филарету и его потомкам практически удалось в течение трёх столетий формировать отношение и отечественных учёных, и русского народа к сей революции закабаления русского народа и к прочим преступлениям новой самодержавной династии в отношении русской нации, представить фактами закономерными и прогрессивными.

 

5

Нет никаких документальных свидетельств того, что до прихода к власти династии Романовых был на Руси закономерно превращен живой русский человек, трудящийся на земле, в собственность землевладельца, то есть в животное, наделенное речью[5]. Есть лишь свидетельства таинственных «очевидцев», которые якобы видели такого рода документы, датированные годами правления именно ненавистного Романовым Бориса Годунова. Между тем, прочие государственные менее равнозначные акты того времени практически все сохранились, а таковой якобы взял да исчез.

Знаменитые указы о временной отмене «урочных лет», согласно закона о Юрьевом дне, выпускались и при Иване Грозном, и при Федоре Ивановиче, но носили лишь временный характер, имели хождение лишь на территориях отдельно взятых волостей, остро нуждающихся в рабочей силе. В голодные 1601-1603 годы при Годунове было дано разрешение землевладельцам-дворянам брать на полное и пожизненное содержание умирающих от голода крестьян и гулящих людей (бродяг, шаромыг) с обязанностью последних работать на своего кормильца и спасителя пожизненно. То есть крестьянину было дано право самому продавать себя в рабство за ту сумму, которую тот пожелает на день такой торговой сделки получить в свою полную собственность. Других документов, свидетельствующих о том, что Борис Годунов действительно стремился закабалить русских крестьян, не существует в природе. Но русская историческая наука упорно называет именно Годунова родоначальником идеи закрепощения русских крестьян.

События Великой смуты показали, что в борьбе именно со своей обязанностью быть рабами у дворян выступили против своих хозяев на территории Подмосковья и Замосковья те, кто сам себя и продал в период голодовки. Ибо сделки были законными, но несправедливыми – и крестьяне посчитали себя вправе с оружием в руках разрывать их. Пусть даже службой Самозванцу или полякам, то есть под лозунгом измены Родине. Именно они пополнили ряды вышерассмотренных южнорусских колабрационистов.

Едва пришел к власти на завершающем этапе Великой Смуты Михаил Романов, как именно эти нечестные, несправедливые сделки едва ли не первым своим указом новый царь узаконил. И, более того, вернув земли прежним землевладельцам и даже оставив их за врагами Руси, служившим и полякам, и Тушинскому вору, дав врагам земли русской земельные пожалования Второго Лжедмитрия и Семибоярщины, именно Государь всея Руси Михаил Федорович Романов наделил всех их живыми крестьянами, то есть вполне официально, без всяких экивоков и сомнений передал тысячи русских крестьян и казаков, дотоле почитавших себя свободными, в крепостное состояние, то есть в рабство. Безо всякой на то вины крестьян и бесплатно. В том числе – и тех, кто с оружием в руках защитил страну от агрессии поляков, а также возвел его самого на Престол.

По мере укрепления новой династии на московском троне, подобных Указов становилось все больше, пока не оказалось, что практически все русское крестьянское сословие, проживающее на территории Восточно-европейской низменности (за исключением бывших Новгородских земель, Южного Поволжья и пограничных районов со степными и кавказскими народами) ко времени правления второго царя Романова - Алексея Михайловича Тишайшего оказалось в крепостной зависимости. И тогда прозвучал окончательный вердикт: крепостное право было признанно династией Романовых законным, то есть якобы утвержденным самим Богом. И случилось в результате этого надругательства над нацией знаменитое восстание русских крестьян под руководством донского казака Степана Разина (1670-1671 гг), которое уже никому и в голову не пришло обозвать всего лишь «Смутой», хотя именно таковым сие восстание и было: два миллиона восставших контролировали территорию больше Западной Европы, не имея в головах своих никакой вполне реальной цели в борьбе с существующим государственным строем, кроме смущения умов и ужаса перед свершившимся надругательством над своей свободой и над своим человеческим достоинством. Закон победил Справедливость...

 

6

Фальсификация истории России всегда зиждилась на трех китах:

- на инсинуациях,

- на искажении или уничтожении фактов и документов,

- на подмене одних понятий другими.

Так случилось и со словом «смута». Все три способа манипуляции обыденным сознанием масс были использован всеми царями династии Романовых и их клевретами в течение трех столетий для разрешения многих своих проблем, и, в первую очередь, для сокрытия соучастия братьев Никитичей Захарьевых-Юрьевых (Романовых) в заговоре с целью свержения с Престола Бориса Годунова и, как следствие, обязанности их нести ответственность за всю произошедшую с русским народом в начале 17 века общенациональную трагедию.

Именно манипуляцией обыденным сознанием объясняется наличие в нынешней исторической науке нелепой даже в начале 17 века версии о якобы попытке «навести колдовские чары» на Годунова сыновьями Никиты Захарьева-Юрьева, как по-настоящему следует называть Романовых. Следственное дело по этому вопросу исчезло сразу по приходу к власти Ложного Димитрия и назначения Расстригой не подчинявшегося монастырским порядкам мниха одного из расположенных вдоль берегов Северной Двины монастырей, нарушителя монастырских канонов и обетов Филарета (в миру Федора Никитича Захарьева-Юрьева) сразу же, минуя все прмежуточные должности числом более десяти, Митрополитом Ростовским, то есть одним из семи возможных претендентов на будущий Престол Патриарха всея Руси. И произошло это глумление над православной церковью сразу же после того, как первого русского Патриарха Иова, престарелого и немощного, побили изменные русские и польские люди прямо внутри святого храма, в котором Предстоятель служил обедню, а потом, ухватив старика за бороду, вытащили на камни Ивановской площади Кремля, сорвали с него одежды и батогами погнали в Старицу, где тот и закончил жизнь свою простым монахом. Патриархом же русским, то есть непосредственным шефом Филарета, назначил Расстрига грека Игнатия, неуважаемого ни в народе, ни в среде высоких церковных чинов Московии.

«Скажи мне: кто твой друг? – и я скажу: кто ты», - гласит русская поговорка. Лучшим другом Филарету Романову стал первый Лжедмитрий, о котором в проредактированных Филаретом документах практически нет критического материала. Для того же, чтобы очернить Годунова и скрыть факт расследования дела по измене Родине Никитичей (Романовых), русские мемуаристы пошли на все виды выдумок, вплоть до откровенно мракобесных: судили, мол, братьев покойной царицы за «всего лишь» колдовство.

Нынешние историки не обращают почему-то внимания на тот факт, что в начале 17 века обвинение в ворожбе и чародействе стояло в одном ряду с изменой Государю и фальшивомонетчеством. То есть служитель православной церкви Филарет предпочел обнародовать факт наличия подозрения себя в сношении с Дьяволом, дабы скрыть более серьезное преступление. А таковое могло быть лишь одно – измена вере, перекрещение Филаретом либо в католическую, либо в лютеранскую веры, либо обрезание им крайней плоти своей по иудейскому, а то и по мусульманскому обряду.

Второй Самозванец, прозванный Тушинским вором, при живом истинном Патриархе всея Руси Гермогене назначил в нарушение православного церковного порядка и законов Божеских собственным Патриархом всея Руси Филарета Захарьева-Юрьева (Романова) – и честолюбец Филарет принял этот самозванный сан из рук Самозванца на роль Самозванца, а потом носил оный чин до самой своей смерти, с перерывом в 1613-1619 гг, то есть вплоть до воцарения сына, а потом после возвращения своего из так называемого плена, почетного и сытного, при дворе литовского канцлера и законного своего восшествия на русский Престол рядом с сыном[6].

(ПРИМЕЧАНИЕ: В то же самое время, когда Филарет вкушал белые булочки «в польской неволе», в каземате одной из крепостей Польши умирал о голода и жажды плененный поляками последний русский царь из рода Рюриковичей Василий Иванович Шуйский).

Очень скудны источники существования фальшивого сего Патриарха Филарета в период «Великой смуты» в з