Очерк четвёртый. «великая Смута» в начале новой династии

 

1

 

Если верить филаретовским хроникам и новорусским журналистам-пропагандистам, то избрание Михаила Романова на трон московский вызвало волну огромного воодушевления и верноподданнического энтузиазма всего русского народа. Народ будто бы даже славил мудрость недавних тушинских бояр, сделавших такой замечательный выбор главы своих угнетателей. Историки обязательно при всяком воспоминании об этом событии повторяют филаретовские наветы на Годунова и слова Палицына о том, что народ русский даже после всего пережитого им кошмара Гражданской и Религиозной войн, после ужасов интервенции только и делал, что обожал полвека как покойную старшую дочь боярина Никиты Захарьина-Юрьева Настасью Никитичну, бывшую за полвека до этих событий весьма недолго первой из то ли шести, то ли семи жён Ивана Грозного и сошедшую в могилу по не вполне ясным причинам, а заодно с ней и обожали якобы все русские люди всех четырёх её братьев, прозванных Никитичами. Никому, мол, дела не стало думать о том, почему это с воцарением Михаила Фёдоровича дети Никиты Захарьина-Юрьева вдруг стали зваться Романовыми – и таковыми стали называться даже в тех переписанных в монастырях наново старых летописях и хрониках, где события описываются до совершения этого изменения фамилии. Хотя на самом деле следовало бы сказать, что в 1613 году к власти над Московией пришла династия Захарьевых-Юрьевых.

Но так не писали, и не пишут в школьных, институтских и университетских учебниках, дурят детям головы словесами и турусами о мифической любви русского народа к отдельно взятому боярскому роду, состоящему из одних лишь предателей Родины и православной веры личностей. Ложью и нелепостями, в том числе и фоменковских апологетов, полны бесчисленные популяризаторско-исторические статьи, публикуемые из года в год в российских СМИ и во всякого рода пропагандистских журнальчиках. Статьи те пишутся, как правило, недобросовестными журналистами, занимающимися компиляциями и воровством чужих текстов, да и то из материалов, которые легко прочитать, еще легче осознать, а то и того проще – переврать в пользу заказчиков таких статей.

Учёного люда, занимающегося историей Великой Смуты, после победы Великой криминальной революции 1985-1993 годов практически в России не осталось. Несколько лет тому назад довелось мне вступить в переписку с одним кандидатом исторических наук из Санкт-Петербурга, так он, оказывается, совсем не знал о существовании И. Забелина, изучившего историю Великой Смуты вдоль и поперек, не говоря уж о том, что не читал сей новорусский учёный его работ и не подозревал о существовании выдвинутой маститым ученым концепции причин и характера Великой смуты. Новый петербургский ученый честно признался, что в отличие от Забелина, ни один документ 17 века в подлиннике не читал, да и вообще для написания своей диссертации пользовался лишь... литературными переводами давно опубликованных текстов, а ни одного из знаменитых сборников ПСРЛ (Полного собрания русских летописей) в глаза не видел. Но мнение обо всем произошедшем в период Великой Смуты имел категорическое и типично филаретовское. Если же просмотреть интернетовские публикации на эту тему, то вопиющая неграмотность и непонимание авторами тамошних статей истории и характера развития Великой Смуты кажется дичайшими.

Потому для всей любящей лишь лёгкое научно-популярное чтение публики (если она не поленится ознакомиться с данными статьями), хотелось бы сообщить, что возвышение дома Захарьиных-Юрьевых (Романовых) вызвало волну гнева едва ли не по всем весям Руси сразу же в 1613 году. Именно территории, расположенные к Северу от реки Волга, обеспечившие наибольшим числом ратников земское войско Минина и Пожарского, были особенно возмущены совершенным этим актом глумления над патриотическими чувствами русских людей. Сведения о восстаниях и протестах, происходивших в тех районах, до нас дошли вовсе не в классических, то есть филаретовских летописях и хрониках, не в мемуарах лиц, описавших оные по заказу Филарета, а проскальзывают в местных, сугубо провинциальных документах и актах всевозможных Приказных изб и в дошедшей до нас личной переписке русичей. Есть, впрочем, информация и в московских документах.

Самым значительным протестом против возвеличивания рода Романовых стоит признать восстание пошехонцев, продлившееся без малого четыре года и бывшее настолько значительным, что о нём хоть и вскользь, но упоминают даже филаретовские летописцы. Всё тот же Биркин оказался одним из руководителей подобного восстания на территории Средней Волги и провоевал против Романовых до середины 1614 года. В башкирских степях возник двойник Ивана Мартыновича Заруцкого тоже Иван Мартынович Заруцкий, войско которого разгромил князь Прозоровский лишь в 1616 году. Были и еще выступления; сообщения о них имеют скрытый характер, анализ которых потребует много времени и неуместен в этой статье. Достаточно упомянуть некого атамана по прозвищу Баловень, на подавление восстания которого потребовалось государству более четырёх лет. Словом, при честном взгляде на вещи, следует признать, что с воцарением Михаила Фёдоровича Романова Великая Смута вовсе не прекратилась, а из войны Отечественной вновь переросла в войну Гражданскую[24].

 

2

 

Обращает на себя внимание тот факт, что против Романовых сразу же выступили Северные районы Руси, жители которых на протяжении всего периода Гражданской войны, интервенции и Религиозной войны были наиболее верны православной вере, оставались патриотами Руси в самое безысходные годы Лихолетья, выступали против безропотно признавших род Романовых царями наиболее изменнических жителей земель, расположенных к Югу и к Западу от Москвы. Впрочем, один серьёзный оплот у противников Романовых в 1613 году имелся даже на Юге – город Астрахань с бывшей территорией Астраханского ханства вокруг него...

Отметим, что город сей был завоеван и принят в подданство Москвы лично Иваном Грозным в 1556 году, то есть к 1613-ому еще живы были старики, отцы которых помнили Астрахань татарской[25], и проживали в городе вместе с целым интернационалом русские люди лишь во втором, третьем поколениях. А представляли они собой потомков тех московских, суздальских и муромских стрельцов, которых оставил здесь на вечное жительство Иван Васильевич Грозный, а также множество людей беглых (по терминологии того времени – «гулящих») с территорий, приуроченных к бассейну реки Волга и с Верхнего Дона, с Северщины. Бежали крестьяне от притеснений дворян, бояр, были, как правило, уголовными преступниками, повинными в поджигании хозяйских усадеб и даже в убийствах обидчиков своих, а то и являлись участниками всевозможных крестьянских восстаний (известны два астраханца-участника восстания Хлопка, случившегося под Москвой еще при Годунове) – бунтари по духу, словом. После прохода через эти земли в период Великой Смуты рати терских казаков во главе с Илейкой Муромцем, назвавшимся царевичем Петром, значительная часть желавших помахать кистенями да пограбить астраханцев город покинула. Затем еще два самозванца захватывали город, а до этого Астрахань была в осаде вместе с князем Хворостининым против войска Шереметьева (делили знатные бояре град, отданный меняющимися в Москве царями им «на кормление») – и все это тоже значительно сократило православное население некогда значительного по размеру торгового города, называемого Воротами Востока и даже Воротами Индии в Европе.

И вот тут-то надо обратить внимание на то, на что мимоходом обратил из всех историков взор свой один лишь советский профессор А. Зимин: на интересы в этом регионе самого мощного торгового и военно-морского в те годы в мире государства – Великобритании, которая после разгрома ею и ветром испанской Непобедимой Армады стала главенствовать на всех морских путях вне Средиземноморского бассейна[26]. К тому времени практически весь оборотный капитал Британии уже более века целиком и полностью контролировался банковскими домами, которые финансировали агрессию Болотникова, а потом и поход поляков на Московию.

Эти же, а также генуэзские и ломбардские банки вскоре станут финансировать армии буквально всех европейских королевских домов в период Тридцатилетней войны 1618-1648 гг. Интерес к богатой пушниной, лесом и неразведанными еще полезными ископаемыми Московии с их стороны был огромен. Многочисленные агенты так называемой Ост-Индийской компании активно работали в интересах своей конторы на территории Руси со времени правления там Великого князя Василия Ивановича – отца Ивана Грозного – и имели налоговые льготы, недоступные самим русским купцам. Так продолжалось на Руси и после Великой Смуты вплоть до царствования Петра Первого, то есть более полутора веков подряд. Середина периода присутствия иудео-британских торгово-промышленных компаний на русском внешнеторговом рынке приходится именно на Великую Смуту. К тому времени на Руси законодательно были признаны введенные еще Иваном Грозным таможенные льготы для английских купцов, которые позволяли им вывозить практически бесплатно высоко ценимые на Западе русскую пушнину, пеньку, лён, мёд и другие товары.

Постройка в 1584 году крепостной стены вокруг Новых Холмогор (с 1613 года - города Архангельска) и закладка там порта, а также основание поселения с портом возле города Кола на Белом море обеспечили Англию гарантированной поставкой товаров со всего Севера Руси и из Сибири по обогреваемому Гольфстримом торговому морскому пути самым дешевым видом транспорта – кораблями. Именно накануне Великой Смуты особенно активно заработал речной торговый путь по Северной Двине. Сухоне, Югу, Вычегде и так далее через неширокие в тех местах водоразделы до самых притоков Волги, а потом вниз по великой реке до Астрахани, то есть фактически до самого Каспийского моря, с которым граничили и среднеазиатские ханства, и закавказские государства, и Персия с ее многовековыми караванными связями с Индией и Китаем. В Великобритании в те годы была в ходу поговорка: «Кто владеет Астраханью, тот владеет Индией», ибо Москву, наполненную мздоимцами, как шкура суслика блохами, никто из английских евреев-купцов в расчёт уже не брал.

И вот тут-то, с воцарением Романовых, когда Отечественная война на территории Руси почти заглохла, а очередная Гражданская война лишь набирала силу, но все равно мешала торговле и перевозу азиатских товаров сквозь Русь в Англию разбойная вакханалия на реках и дорогах Руси, выяснилось в Лондоне, что существует помеха в виде нового Астраханского русского царства с четырехлетним сыном Тушинского вора во главе, с его матерью - чешкой польского подданства Мариной Мнишек и соправителем её – бывшим иезуитом, волынским дворянином Иваном Заруцким.

Последний решил наложить лапу на доходы евреев-англичан в устье Волги, и не только стал собирать налоги с рыбацких речных и морских балчугов и с ремесленников своей новоявленной державы, но и потребовал от англичан, армян и персов платить в городскую казну денег гораздо больше, чем раньше брали астраханские воеводы в качестве элементарной взятки. И вот тут-то новый русский царь Михаил Федорович, дотоле свыкшийся с мыслью, что Московия стала страной куцей (кроме Астраханской волости в результате Великой Смуты отпали и те западнорусские земли, что завоевали к тому времени король польский Сигизмунд и король шведский Густав-Адольф) вдруг - сразу же после встречи с представителем Ост-Индийской компании - принимает решение (вряд ли самостоятельное, ибо дипломатические документы обоих стран указанного короткого периода до сих пор являются «потерянными» и в России, и в Великобритании) послать воеводу Одоевского (бывшего тушинца) на Юг России с тем, чтобы князь собрал там даточное войско, и оным войском разгромил Заруцкого.

Вот уже четыре века подряд все историки только и говорят, что причиной карательного похода Одоевского надо признавать лишь стремление нового царя ликвидировать претендента на московский Престол в лице сына венчанной на московское царство Марины Мнишек. То есть многие историки, вслед за Филаретом, переносят внимание с вовсю шедшей в это время на всей территории Московии Гражданской войны на локальный Конфликт Междинастический.

Мысль о необходимости убрать возможного в будущем претендента на московский Престол, каким мог быть Иван Дмитриевич где-то лет через десять, лежит слишком сверху, и должна подкрепляться наличием на обескровленной и впавшей в нищету Руси[27] большого числа выступлений против Романовых с лозунгом: «Хотим в цари Ивана Дмитриевича!» Но таковых лозунгов и требований ни восставшим Русским Севером, ни Средним Поволжьем, как известно, не произносилось. И эта особенность восстаний русского народа против власти именно Романовых в 1613-1618 годах очень важна, ибо бунтовал вовсе не попавший под карательные действия и местами-то признавший малолетнего Ивана Дмитриевича царем, то отказывавший от него Юг, а именно Север Руси, который изначально не признавал русским царем отца малолетнего царевича Ивана Богдановича - Лжедмитрия Второго. Юг же Московии покорно ждал своей участи, ибо уже присягнул роду Романовых[28].

Даже в самой Астрахани о возможном военном походе вверх по Волге на Москву и о государственном перевороте там в пользу мальца Ивана Дмитриевича не задумывались – ибо и населения на это у новоявленной державы не было в достаточном количестве, и материальных ресурсов не хватало для ведения полномасштабной войны с отдельно взятым государством, и финансовых средств. Не говоря уже о том, что в случае похода одной армии на Москву, необходимо было оставить в самом Астраханском царстве вторую армию - хотя бы для охраны границ от любящих совершать набеги кавказцев и для поддержания порядка в населенных пунктах.

Следует отметить, что любое политическое решение есть все-таки результат защиты экономических интересов определенной группы лиц. Только что пересобачившиеся на «совете всей земли» русские бояре и дворяне хоть и получили массу льгот и пожалований от нового царя, но единства не имели ни в чем, и уж тем более в разрешении собственных интересов в стране с разрушенной девятилетней войной экономикой. А вот английские евреи свой сугубо экономический интерес в том, чтобы ликвидировать Астраханское государство, имели. Достаточно было дать крохотные взятки совсем уж изголодавшимся боярам из ближнего окружения нового русского царя – и решение о военных действиях Москвы против Астрахани, как «концентрированном выражении борьбы экономик» (по В. Ленину), было принято[29]. За поводом дело не стало: малолетний-де сын Самозванца Второго на должность Самозванца Первого мог случиться Самозванцем Четвёртым [30] с тем, чтобы когда-нибудь и свергнуть самозванцев Романовых.

Князь Одоевский ранней весной 1614 года отправился в Лебедянь собирать войско, а чуть раньше английские агенты рванули на Юг Московии и в Астрахань для активизации там антиастраханской пропаганды, а также двое из них добрались и до Терека, где тамошние русские казаки, отбив два набега чеченцев, чесали себе затылки в недоумении: отчего это по чистому от разбойников торговому пути, идущему вдоль Кавказского хребта по Кумо-Манышской впадине, перестали ходить караваны из Индии в татарский Крым и обратно, то есть перестали поступать деньги в казачью казну?

А оттого и перестали, объяснили атаману Хохлову и воеводе Головину английские и иезуитские шпионы, которых к этому времени оказалось в этом регионе изрядно, что не выгодно торговать и англичанам, и ломбардцам, и генуэзцам в этих краях из-за возникшего здесь Астраханского царства, а надеяться казакам на армянских да на персидских купцов, предпочитающих короткие маршруты, - дело дохлое. Если так дальше дело пойдёт, - объяснили терцам, - то придётся казакам либо убираться подальше в горы, на Каспий перебираться, в разбойные набеги отправляться[31], либо самим, собственными руками землю пахать, зерно сеять, чтобы выжить, ибо Москва им ни пороха, ни свинца, ни соли, ни хлеба присылать на Терек не станет, а Астрахань Заруцкого – и тем более не будет содержать это непонятное войско[32]. И вот, дотоле тихо и смирно сидевший в своей каменной сакле терский походный атаман Хохлов собирает войско и идет с ним в Астрахань в якобы самостоятельно им задуманный карательный поход в самую распутицу ранней весны 1614 года[33].

Но Заруцкий с Мариной и Иваном из города исчезли, не приняв боя, отправились к «другу своему верному», с которым заключили еще в 1613 году пакт о ненападении и мире, сотрудничестве, - к ранее тут упомянутому хану ногайскому Иштереку. Но хан к тому времени оказался тоже распропагандированным иезуитами, ибо тоже любил дармовые деньги, тоже зависел от того, насколько часто верблюжьи караваны будут ходить через его земли со стороны Хивы и Ташкента, а также из земель Среднего и Младшего Жузов бывшей Золотой Орды на Русь и далее на Запад. Хан не пустил в ногайские степи своих вчерашних соратников, враз ставших зваться неверными собаками, - и отряд Заруцкого побежал через пески в сторону реки Яик (Урал), где уже в те годы существовали поселения русских казаков, фактически не нёсших пока еще никакой службы во благо Руси, не представляющих собой даже войска, а просто таких же, как и Марина с Заруцким, беглецов от крепостной неволи, желающих жить мирно и ни от кого не зависеть на ничейной земле.

Стратегия разгрома так и не создавшегося до тех пор Астраханского государства была рассчитана британскими купцами совместно с иезуитами следующим образом: с севера шло на Астрахань русское войско князя Одоевского, с юга двигались терские казаки; на запад бежать было Заруцкому нельзя, ибо донские казаки - те самые, что еще год назад гордились тем, что Заруцкий из донских казаков, хоть и дворянин волынский, - объявили его своим злейшим врагом.

Причина перемены настроений в донском казачестве была простой, типичной для них, то есть откровенно продажной: донцы получили от Москвы пороховую и свинцовую казну, оружие, признав царем московским Михаила Романова, но не став при этом подданными этого самого царя. Об этом накануне ухода из Астрахани узнал Заруцкий от оставшихся верными ему казаков, ушедших с Дона и прибывших в город для помощи любимому атаману. Вступать в бой с терскими казаками и проливать кровь христианскую Заруцкий не стал, уходить на кавказскую и персидскую чужбину ни сухим путем, ни по морю не решился.

Хотя, надо признать, существует некое маловразумительное письмо, написанное якобы самим Заруцким (или состряпанное его противниками, сейчас не разберёшь), в котором Заруцкий обращается к персидскому шахиншаху (называя его почему-то падишахом) с просьбой принять Астраханское царство в персидское подданство и прислать через всю тысячекилометровую длину Каспийского моря в помощь себе в битве с Московией персидскую армию и флот. Почему это письмо оказалось в Москве, а не в Тегеране, - не ясно. Было ли такое письмо действительно отправлено шахиншаху тоже неизвестно. Каким образом на безлесом побережье прикаспийской Персии можно было построить флот, способный отправиться в двухмесячный поход вдоль побережий 5-6 кавказских государств, или вдоль трех ханств, расположенных на песчаных побережьях Средней Азии, объяснять тоже никто не хочет. Всеми русскими историками всегда принималось на веру: Заруцкий якобы такое письмо писал, власти Персии имели возможность захватить часть территории Руси, а потому Заруцкий – предатель.

Богатейшая Ленкорань имела в то время самый мощный на Каспии флот, который бы не позволил никому без ее разрешения и без солидной мзды пройти через контролируемые ею воды, но никаких документов о такой сделке ханства с шахством не имеется. Для того, чтобы проплыть вдоль противоположного берега моря, потребовалось бы персам вкупе к военному флоту иметь равнозначного тоннажа флот с питьевой водой, которая бы к окончанию плавания протухла – и в войске персидском начались бы массовые заболевания. Думается, Заруцкий это понимал, и хотя бы поэтому вышеназванного письма писать не мог. И это – не говоря о том, что в предыдущие годы Заруцкий делом доказал свою преданность Руси, а оскорбляющую его фальшивку соорудили те, кто как раз в предыдущие-то годы и был изменником. Сюжет известной истории с бегущим впереди толпы вором, который кричит во все горло: «Держи вора!»

(ПРИМЕЧАНИЕ: Фальшивка Носовского с Фоменко утверждает, что Астраханское государство к 1614 году существовало уже с 14 столетия в качестве самостоятельной державы. Но это означает, что государство это должно было в течение 200 лет быть настолько самодостаточным, что не только боролось с уголовной преступностью на территории величиной с современную Швейцарию, не только оберегало свои границы от 6-ти расположенных рядом с ним весьма агрессивных государств, но и собирало пошлины с зарубежных купцов и налоги со своих подданных при помощи армии и аналога современной полиции[34]. То есть Астраханское государство должно было иметь и в 1614 году такие мощные вооруженные силы, рядом с которыми 500 терских казаков и 1500 земских ратников Одоевского – не сила вовсе. Тем не менее, глава правительства Астраханского и верховный главнокомандующий Заруцкий убоялся этих малых сил - и сбежал из Астрахани. Опять фоменковская теория использует логику двойных стандартов.

Побег Заруцкого подтверждает, как ни странно, фактографическую правду филаретовских летописцев (весьма редкую для них, надо признать, но в данном случае имеющую место): создание Заруцким русского Астраханского царства в 1613 – 1614 гг было просто неудачной попыткой оторвать от Руси часть ее не так уж давно завоёванной территории. И карательная экспедиция князя Одоевского может, в таком случае, почитаться не войной междинастической, а войной за территориальную целостность Русского государства[35].

Не получилось на Руси в начале 17 века парада суверинитетов, аналогичного тому, что спровоцировали Горбачёв с Ельциным спустя неполных 400 лет. Лев Гумилёв объясняет это некой пассионарностью русского народа, присущего ему в 17 веке и якобы мгновенно потерянной нашими предками сразу после 1917 года. Но, мне думается, в отношении Астраханского царства это было не совсем так. Основная масса людей, проживавших на территории этого псевдогосударства в 17 веке, были все-таки лицами не православного вероисповедания и даже не представляла из себя европеидов. Это были типичные азиаты, ведущие кочевой образ жизни, при этом абсолютные язычники, молящиеся камням, воде, деревьям, хищным животным и прочим тотемам. К тому же там проживали в громадной массе и мусульмане, и буддисты. Русских даже в самой Астрахани было абсолютное меньшинство. А Заруцкий хотел создать там вторую Татарскую православную Русь. Человечеству же и одной такой преемницы Византии было довольно – и в результате более сильная держава поглотила слабую).

Ну, сколько человек могло с Заруцким уйти из Астрахани в сторону Великой Степи? От силы с тысячу. Больше, как показывает исторический опыт, конных людей совместно через пустыню пройти не смогут – продуктивность колодцев, подпитывающихся исключительно капотажной водой[36], на территории лишенной традиции сооружения колодцев-влагосборников (кяризов), не позволит сделать более пяти дней конного пути отряду с таким числом всадников и коней. А ведь двигаться по пескам пришлось беглецам именно пять дней до ближайшего полноценного, то бишь открытого источника воды.

Да и то потому лишь это возможно для тысячи всадников, что обилие травы в песках в это время года могло обеспечить животных не только не очень-то калорийным кормом[37], но и некоторым количеством влаги – и именно поэтому есть некоторые основания согласиться с тем, что все-таки около тысячи, либо чуть меньше, людей сопровождать могли Марину Мнишек, её сына и Заруцкого в пути до реки Урал, а там и далее вдоль нее и вдоль казацких юртов в места и ныне-то заповедные, то есть дикие, похожие чем-то на непроходимые джунгли, называемые здесь тугаями.

Впрочем, о тысяче людей у Заруцкого говорить не приходится, ибо войско Хохлова направилось в погоню за Заруцким несколько позже, когда сочной травы-то в песках почти не осталось. То есть оно быть должно значительно меньше 500 имеющихся у атамана в Астрахани казаков – и это войско легко разгромило отряд беглецов, вставший, как пишут летописцы, в оборону не то в наспех сооруженной крепости, не то в «гуляй-городе». Более того, на самом деле задачей атамана Заруцкого было стать отряду его как можно незаметней, скрыться от преследователей вместе с «царевичем» Иваном и с его матерью. Поэтому можно предположить, что к моменту измены сопровождающих беглецов астраханских казаков, в отряде Заруцкого было едва ли около полусотни человек – то максимально возможное число лиц, которые сумели бы в походных условиях незаметно сговориться о совместном предательстве, и принять решение о том, чтобы схватить Заруцкого, связать атамана, а затем вместе с пленником, с Мариной и «царевичем» отправиться навстречу отряду Хохлова.

(ПРИМЕАЧАНИЕ: Ибо таково свойство всех бунтов: в рядах противников правящего режима обязательно выявляется два-три провокатора либо предателя, которые за пресловутые иудины серебряники предадут своего вождя. Так за десять тысяч серебром купил голову Емельяна Пугачева у его полковников подпоручик Г. Державин, так продали Петру Первому бунтари-казаки своего атамана К. Булавина, так случилось и с преданным казацкими атаманами С. Разиным, а также с Томасом Мюнцером (это – в Германии в период Реформации), так случилось и с кружком Петрашевского, и со всеми, кто так и не дошел до назначенного им пути).

Попытка Заруцкого спасти от мести Государя всея Руси любимую свою женщину и ее ребёнка была изначально обречена на провал, ибо вступил атаман в конфликт с силой безликой, бесстрастной и бессовестной – с государством, «аппаратом насилия» (по В. Ленину). Те, кто сталкивался с органами правопорядка (автор в качестве политического диссидента советских еще пор четырежды арестовывался, был судим и пробил 10 лет в ссылке, а также преследовался в судебном порядке за политические убеждения и в «демократической» Германии), знают одно непременное качество так называемых правоохранительных органов - действия их неспешны и неумолимы. В том и сила государства и закона, что они врагов своих настигают всегда. И наказывают со смаком.

Но вот в случае с Заруцким, Мнишек и Иванкой конфликт их с государством произошел чересчур быстро, неправдоподобно скоро – в течение полутора месяцев 1614 года. Создается впечатление, например, будто очень легко было привыкшим к русским лесам ратникам (набор оных производился князем Одоевским в лесной и лесостепной зонах) отыскать следы беглецов во впервые ими увиденной пустыне.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Автор данной статьи, будучи в ссылке, работа в песчаной пустыне Муюнкумы несколько лет, является автором неоднократно переиздаваемого романа «Пустыня», повествующего о выживании участников противочумной экспедиции в этой природной зоне, потому считает, что знает основательно проблему следования и преследования по пескам людских масс).

Эти «гении разведки», оставшиеся в живых в практически обезлюдевшем в результате Великой Смуты Юге Московии, сумели не только быстро найти отряд Заруцкого в долине реки длинной более 1000 километров со сложным рельефом местности по берегам, но и провести пропагандистскую работу среди местного многоязычного населения, в результате которой часть казаков Заруцкого не просто переметнулась на сторону недавно еще ненавидимого ими Михаила Романова, но и осуществила заговор, которые тоже не делаются с бухты-барахты. И, тем не менее, нам утверждают летописцы и хронисты, что на всё про всё ушло у поимщиков Заруцкого всего лишь полтора месяца. То есть, с профессиональной точки зрения, хронология в этом эпизоде Великой смуты выглядит неубедительной, а раз хронология становится недостоверной, то и события, включенные внутрь нее, кажутся скорее вымышленными, нежели имевшими место на самом деле. Поэтому необходимо определить их источник и оценить причины, спровоцировавшие обман.

Источниками, достойными внимания, могут быть лишь донесения царю самого князя Одоевского, руководителя карательной экспедиции, а также тех из ее участников, которые прибыли в составе конвоя пленных в Москву, то есть лиц наиболее доверенных и наиболее приближенных к князю. Именно им-то и было крайне выгодно приукрасить свои подвиги, сообщить новому царю о том, какие трудности им пришлось преодолеть для поимки Заруцкого и Марины Мнишек, сколько усилий пришлось приложить, чтобы исполнить царский наказ, куда и как расходовались средств а, выделенные из и так уж истощенной государевой казны на разгром мятежной волости. При этом следует отметить, что основные участники этого похода (ратники из южных районов Центральной Руси и терские казаки) ко времени доклада князя царю уже сидели по домам за сотни километров от Москвы и заняты были делами по хозяйству, которые были вынуждены забросить во время участия в походе на Астрахань. Ибо для разгрома Заруцкого была послана с Юга Руси не стрелецкая, а земская рать, то есть армия, состоящая из лиц, воюющих лишь в исключительных случаях; в обычное время эти люди были заняты мирным, созидающим трудом.

(ПРИМЕЧАНИЕ: С земцами Заруцкий, кстати сказать, никогда не воевал. Во всяком случае, во всех дошедших до нас документах и свидетельствах Заруцкий участвовал в боях исключительно с поляками. Даже в боях болотниковской рати под Москвой его не было – он находился с посольством вождя восставшего против Шуйского Юга Руси в Самборе, в гостях у тещи покойного Расстриги. Даже Второго Самозванца нашли поляки без него. А затем, служа у Тушинского вора, Заруцкий со своим отрядом участвовал в боях опять-таки против поляков. И это – еще один аргумент в пользу версии, что вся история Одоевского о погоне за Заруцким и его отрядом выдумана Хохловым и князем для даже не красного словца, а со вполне реальной крохоборской целью – оправдаться за чрезмерный расход государственных средств и получить повышенную награду).

Казнили Заруцкого и пятилетнего Ивана летом 1614 года самым изуверским способом: Ивана Мартыновича посадили по приговору первого царя Романова на кол, ребёнка повесили на воротах при въезде в Москву со стороны Серпухова. Под радостное улюлюканье богобоязненной и милосердной толпы москвичей, надо думать...

 

3

С уничтожением малолетнего возможного претендента на русский Престол Ивана-царевича мир не пришел в страну, как утверждали историки царской поры и утверждают новорусские авторы (В. Буганов или Ф. Шахмагонов, С. Цветков, к примеру). Практически единственным историком, который обратил внимание на период с 1614 по 1618 год, и не впрямую, но достаточно отчётливо определил его продолжением все еще не умолкающей Великой Смуты на Руси, был и остается профессор С. Соловьев.

При чтении первой главы девятого тома его «Истории России» создается впечатление, что попадаешь в Россию Ельцина-Путина: Москва живёт сама по себе, провинция – сама по себе. Страна существует как бы в двух ипостасях: народ и власть, люди – и нелюди. И объединить их нечем. Да и желания объединяться с обеих сторон не видно. Вот казнили пятилетнего ребёнка, поглазели, как вываливается полиловевший язык его из ротика, как задергалось в конвульсиях тельце - а спокойствия на душе царя нет. И смысла существования у новой власти нет, одна видимость. А у народа нет и веры в будущее своё, и в будущее всей нации. Потому как 9 лет – это и слишком много, и слишком мало. Много – для души человеческой, для чувств, для того вместилища, что переполнилсь уж страданиями своими и жалостью к другим до отказа. Мало – для того, чтобы народился народ, который сызмальства чтит царя Романова, во взрослом виде уж почитает долгом своим служить ему, как пёс служит своему хозяину, стремится величать Государя со страхом и искренней любовью в душе.

Не признавал северорусский народ царя нового, а царь Михаил за это остатки людей русских карал руками недавних изменников святой Руси: боярскими, дворянскими и народа южнорусского. Изо дня в день, из года в год. То есть после 1613 года наступила пора в стране полицейского произвола и тирании, украшенных возвышенной риторикой. То там, то тут возникал стихийный протест всё сильней и всё бессовестней угнетаемых крестьян – и всякий раз недовольных подданных Михаила Фёдоровича в документах называют не православными землепашцами русскими, а казаками, черкесами. Словно власть решила размежевать народ на лиц скулящих. покорных - и на все ещё не утихомирившихся героев периода Отечественной войны в Великую смуту.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Подмена понятий – самая частая из всех методик манипуляции обыденным сознанием. При Ельцине самых заядлых врагов – коммунистов и фашистов - новорусские СМИ и Министерство культуры Российской Федерации объединило под единым слоганом: красно-коричневые. Так и при Михаиле-Филарете на Руси тихвинские крестьяне, выступившие, в конце концов, единственной боевой силой против шведских захватчиков, оберегшие страну от нового шквала интервенции, были признаны казаками – наравне с теми беглецами от крепостной зависимости, что жили вне территории Московии и продавали себя в качестве наёмной силы любому, кто больше заплатит за ратные услуги, то есть с казаками Дона и Днепра).

А вот руководили правительственными войсками, карательными экспедициями против северорусских крестьян всегда те самые бояре и князья, кто особо рьяно служил Расстриге и Тушинскому вору, являлись самымии активными изменниками Борису Годунову: князь Лыков, дворянин Измайлов, дворянин Пушкин, боярин Шереметьев и так далее. То есть изначально династия Романовых в борьбе с собственным народом опиралась на самых ярых врагов русского народа – на аристократию и знать московскую. (ПРИМЕЧАНИЕ: Как и Ельцин в период войны с Горбачёвым опирался на высшую партийно-хозяйственную элиту СССР и на уголовников – и привёл тех и других к власти в новой России).

Практически все годы правления Михаила Федоровича Романова Московия представляла собой два враждебных друг другу лагеря: собственно Москву с прилежавшими к ней уездами – и противной стороной в виде остальной Святой Руси. Сохраняло их в единстве лишь чувство неиссякаемой опасности перед иностранной интервенцией и вероятности порабощения католическими странами.

Так в марте 1613 года, то есть спустя месяц после избрания Михаила, Собору земли русской пришлось двинуть войска против униатской Литовской Руси, чьи войска вошли войною в белевские, мешевские, калужские и козельские земли.

А еще спустя месяц русские князья Хованский с Хворостининым устроили меж собой сечу в районе все той же печально известной Северщины.

Также были получены сведения о том, что царский каратель и доверенный человек царя Михаила А. Измайлов (один из руководителей измены под Кромами, любимец Первого Самозванца, тушинец) «сношается с литовскими людьми».

А как себя вели патриоты Руси – враги Михаила Романова? Вот так:

В июле 1613 года оппозиция Романовым, именуемая официально вновь казаками и черкесами, выбила литовцев с территории Руси и захватила Сервейск, Козельск, Мешовск, Волхов, Лихвин, Перемышь, Белев, Вязьму, Дрогобуж,

1 августа 1613 года войска русских патриотов-врагов Романовых подступили к Белой. То есть те самые люди, что звались в филаретовских документах ворами и зл<