Очерк седьмой. Характеристики хроник, документов, летописей и литературных произведений, посвящённых «великой Смуте»

 

1

Когда оказываешься внутри какого-либо архива либо древнехранилища, всегда возникает в сознании непроизвольный, а потому не высказываемый вслух естественный вопрос: «А кому нужны эти бесчисленные документы и вещи? Зачем затрачивается так много средств и труда на сохранение этого хлама?» Ведь, по сути, понимаешь сам, что большинство упокоенных на полках бумаг так и не окажутся востребованными людьми во плоти в течение в ближайших столетий, а то и вообще ничей взор не коснётся их. С окончательной победой Великой криминальной революции в России стала стремительно происходить умственная деградация населения страны, подталкиваемая всевозможными реорганизациями средней и высшей школы, закрытием сотен, не приносящих сиюминутной экономической выгоды научно-исследовательских институтов, с закрытием библиотек, школ, больниц и даже с исчезновением целых населенных пунктов, как с карты страны, так и вообще с лица планеты.

Истории первой (Рюриковской) и второй (Романовской) Россий превращаются в сознании новых поколений россиян в «предания старины глубокой», которые кажутся им нелепыми, похожими на несвежие анекдоты. История СССР начала переписываться наново с 1985 года всевозможными обладателями иностранных грандов - и уж собственной истории новой России Ельцина-Путина-Медведева вдруг, оказывается, и вовсе уж нет – ушли новости в эфир, остались записанными на всякого рода магнитные кассеты да диски в цифровом формате, засыпанные мусором порнографии, вымысла и откровенного обмана, а факты и смысл канули в Лету. История сегодняшнего дня исчезла, летописей и летописцев не стало. Последними такими на Руси были американец Д. Рид, написавший ныне не переиздаваемый великий труд свой «10 дней, которые потрясли весь мир», а также русские писатели 1930-х годов, оставившие нам полувыдуманные художественные произведения о Гражданской войне 1918-1922 годов[73]. Далее возможны для изучения лишь материалы съездов и партийных конференций ВКП (б) и КПСС. Да и те усилиями новой власти превратились в ценнейший и дефицитнейший антиквариат, который в большей части своей был украден и уничтожен во время перестройки и после оной из библиотек, музеев и хранилищ, а в личных архивах хранится намертво, оказывается еще более недоступным, чем в некогда знаменитом советском спецхране.

Придёт время – и события 1605-1618 годов на Руси, равно как и события 1917-1929 годов, а также события 1989-2007 годов жителями какого-нибудь 23 века будут восприниматься, как абсолютно аналогичные, возникнут новые Фоменко с Носовским, которые сократят историю нашей страны лет так на 200-300 и объявят, что Великой Смуты в 17 веке не было, что страной Россией правил в 20 веке великий русский диктатор Сталин по кличке Иван Грозный, после смерти, которого случилась настоящая Великая Смута во главе с Самозванцем по кличке Мишка Горбачёв, который на самом деле был монахом Катынского монастыря Меченным – того самого, в подвалах которого немецкий шпион Пётр Алексеевич Романов по кличке Ленин собственноручно расстрелял всех потомков Ивана Грозного вместе с миллионом польских солдат и офицеров, которых так и не успел спасти от геноцида великий защитник угнетенных всего мира Адольф Гитлер по кличке Джордж Буш – прямой потомок библейского Авраама по кличке Линкольн, убившего не то отца, не то своего сына Джона Кеннеди.

Для нового владетеля земли русской ученые холопы составят генеалогическое дерево, в котором основателем рода его станет Конфуций, либо Будда, а то и сам Авраам. Все нефтяные шельфы и прочие кладовые планеты полностью истощатся, вовсю будет идти грабеж инопланетных миров под лозунгом пропаганды идей «свободного мира и демократии», информацию о происходящих в том веке событиях станут хранить написанными на молекулах, а то и атомах, книги, бумажные архивы, магнитные пленки, дискеты и цифровые диски будут отправлены в переработку. Останутся у нескольких сот чудаков на планете несколько хорошо припрятанных носителей памяти и старенькие компьютеры – и станут те странные люди читать с мониторов современные нам идиотские газетные статьи, наткнутся на эту вот книгу, на отрывки из Гомера и из Сервантеса – и примутся создавать новые мифы о своих предках и о том, как появился род человеческий на земле...

Потому что на ошибках своих и на опыте своих предков человечество на самом деле не учится. Сотни миллионов людей сотен наций наступают на одни и те же грабли, подставляемые им историей каждые 300-500-1000 лет без всякой периодизации. Но всегда находятся Фоменко-Носовские, которые путём хитроумных арифметических комбинаций и старинных каббалистических заклинаний обнаружат математические закономерности в характере происходящих в человеческом обществе процессов – и пошла, писать губерния новые мифы и легенды новой цивилизации на территории Великой русской равнины, именуемой также Восточно-европейской, которая, конечно же, сменит к тому времени имя свое, станет либо Неоиудеей, либо Новой Поднебесной, а то и Великим Тураном либо Северной Нигерией. Вариантов – не счесть. Ибо – повторяю – люди в основной своей массе не учатся ничему[74]. Тем более, люди не изучают и не анализируют ошибок своих предков, не пытаются понять характера происходящих вокруг них процессов и причин их порождающих, не ищут выхода из создавшейся для их цивилизации критической обстановки.

Отказ же России от методик, наработанных в период существования СССР в области диалектического материализма и исторического материализма, и вовсе обрекает русский народ на возвращение в средневековую бездну. Астрология и шаманство в одночасье заменили некогда самую передовую в мире советскую науку, наукообразная фоменкология стала нормой восприятия окружающей нас жизни в сознании миллионов россиян. Какое уж тут стремление изучить, понять, на ошибках предков чему-то научиться?

Поэтому настоящие очерки не несут типично научных задач, не претендуют на все ответы, на вопросы, которые мог бы задать пытливый исследователь истории России. Таких учёных в настоящее время в России просто не существует. Вымерли. Никто ведь не платит денег с 1989 года за изучение истории Великой Смуты ни в одном ВУЗ-е, ни в одном НИИ, ни в одной лаборатории России и уж тем более ни в какой иной стране мира. А там, где ни государство, ни спонсоры не платят жалования хотя бы достаточного для выживания архивариусам, наука история не развивается. А писать эти очерки, обращаясь лишь к людям учёным, исторически грамотным, которых уже не существует в российской природе, да и вряд ли в скором времени такие будут существовать в России, смысла нет. Оттого и очерки эти написаны таким образом и таким языком, чтобы могли они привлечь внимание обычного любителя исторической и историко-популярной литературы, а также к собратьям по перу, которые возьмутся написать повесть-другую, рассказ-десять, а то и роман на историческую тему, которая в той или иной мере касается истории Великой Смуты 1605-1618 гг. Таких людей на Руси, да и вообще на белом свете осталось немного, будет после празднования 400-летия восшествия Романовых на Престол все меньше и меньше – и именно ПОЭТОМУ мне показалось особенно важным написать эти очерки, особо остановившись в настоящем на тех источниках, которыми могут воспользоваться авторы исторических художественных произведений, которые, я надеюсь, будут жить на русской земле и после меня...

 

2

Было бы нелепо предлагать изучающему Великую Смуту даже учёному историку новой России воспользоваться так называемым ПСРЛ, сносками на которое может похвалиться едва ли не каждое издание советское, посвящённое истории Руси. Полное собрание русских летописей издаваться начало лишь при советской власти в 1920-х годах Историко-археологической комиссией Академии наук СССР тиражами невозможно малыми – были тома, изданные количеством менее 100 штук и прекратило выходить с «обретением Российской Федерацией независимости». Первый том – так называемую «Лаврентьевскую летопись», включающую в себя «Повесть временных лет» и «Суздальскую летопись 1251-1419 гг.» - ставший уникальным, переиздали репринтно в «обрётшем независимость от москалей» Киеве в 1997 году – и, только благодаря украинцам, о «начале Земли русской» может грамотный современный человек при известном старании прочитать в подлиннике.

Что касается летописей и хроник, касающихся непосредственно периода Великой Смуты, то мне, имеющему обширнейшие связи в среде московских, ленинградских и берлинских библиоманов, букинистов и учёных-историков, на протяжение 30 с лишним лет изучения этого периода не удалось добыть ВСЕХ томов ПСРЛ, посвящённых изучаемому мной периоду, а посему был я вынужден при написании романа – хроники «Великая Смута» работать в академических библиотеках, а дома использовать иногда и более доступные издания. Посему советую времени на поиски отдельных томов ПСРЛ (весьма громоздких и тяжёлых, кстати, крайне дорогих и неудобных для чтения из-за их нелепого формата) не тратить, воспользоваться иными изданиями...

Из всех мне известных по-настоящему профессионально изданных летописных сборников хотелось бы в контексте изучаемого периода выделить и назвать первым выпущенное уже на излёте советской власти издательством даже не Академии Наук СССР, как можно предположить, а «Художественной литературой» десятитомное[75] собрание сочинений, названное «Памятники литературы Древней Руси» под общей редакцией академика Д. Лихачева и профессора Л. Дмитриева. Том девятый этого издания, выпущен был в 1987 году и посвящён как раз событиям конца 16-начала 17 века. Издание хорошо тем, что в нём есть хорошая вступительная статья вышеназванного академика, ответственный комментарийный ряд при наличии параллельных текстов на старорусском языке и на современном русском в переводе профессиональных лингвистов. В отличие от остальных попыток, осуществлённых с 1850-х годов по настоящее время, издать нечто подобное, это издание дополнено и некоторым числом сугубо этнографического материала, крайне важного для понимания менталитета и культуры русского народа на определенном этапе его развития. При наработке определенного характера навыков, чтение этих книг вызывает эстетическое наслаждение.

Вышеназванный том включает в себя следующие старорусские тексты и их переводы:

«Новая повесть о преславном Российском царстве» в переводе и с комментариями Н. Дроблёнковой.

«Писание о преставлении и погребении князя Скопина-Шуйского» в переводе и с комментариями Н. Демяковой

«Иов. Повесть о житии царя Фёдора Ивановича» в переводе В. Бударагина с комментариями А. Панченко. (текст неполный)

«Плач о пленении и конечном разорении Московского государства» в переводе и с комментариями С. Россовецкого.

«Псковская летописная рукопись о Смутном времени» в переводе и с комментариями В. Охотниковой

«Сказание Авраамия Палицына об осаде Троице-Сергиевского монастыря» в переводе Е. Ванеевой и Г. Прохорова и с комментариями Г. Прохорова (текст не полный)

«Из «Временника» Ивана Тимофеева» в переводе и с комментариями В. Охотникова (текст не полный)

«Из Хронографа 1617 года» в переводе и с комментариями В. Творогова (текст не порлный)

«Шаховской Семен Иванович. Летописная книга» в переводе и с комментариями Г. Дергачёвой-Скоп (текст не полный)

«Хворостинин Иван Андреевич «Словеса дней, и царей, и святителей московских» в переводе Т. Буланина с комментариями Е. Семёновой

«О причинах гибели царства» в переводе О. Творогова и с комментариями М. Салминой

«Из лечебников и травников» – в переводе и с комментариями В. Колесова

«Из фразеологического словаря Тённи Фенне» и с комментариями Е. Ваневой и Н. Понырко

«Послание дворянина к дворянину» в переводе и с комментариями С. Николаева

«Песни, записанные для Ричарда Джеймса в 1619-1620 гг» с комментариями Г. Прохорова

Давать оценку качеству и достоверности всех здесь перечисленных памятников русской письменности не входит в задачу автора настоящего очерка. Достаточно обратить внимание читателя данного списка на то, что коллектив советских учёных, работавший под руководством академика Д. Лихачёва над этим изданием более 10 лет, очень добросовестно не только перевёл эти тексты, но и обеспечил их большим количеством сопутствующей информации, очень важной для понимания читателем характера изучаемых им процессов.

 

3

Другим подобного высочайшего уровня культуры и ответственности, добросовестным и честным изданием следует признать публикацию так называемого «Дневника Марины Мнишек» под редакцией Д. Буланина, переведённого накануне свержения советской власти в России, но все еще советским учёным В. Козляковым. Книга была набрана в 1992 году в кооперативном издательстве «Дмитрий Буланин», но вышла в свет лишь в 1995 году тиражом в 2500 экземпляров – и мгновенно разошлась по академическим и публичным библиотекам всего мира, став доступной, если так можно выразиться, избранным. Единственным недостатком издания следует признать слишком мелкий шрифт комментариев, то есть полиграфический. Зато в книге представлены ранее почти неизвестные русским исследователям польские документы, в том числе и выдержки из переписки папы римского Павла Пятого и Марины Мнишек.

Для человека, не имеющего возможности добыть ПСРЛ или другие «умные» издания (крайней редкие, кстати, и практически недоступные широкому пользователю), знакомство с этим изданием «Дневников» позволяет познакомиться с частью материалов «Следственного дела о смерти царевича Димитрия в Угличе» в переводах на современный русский язык в виде:

«Расспросных листов Михайлы Нагого»,

«Расспросных листов мамки царевича Василисы Волоховой»,

«Расспросных речей Григория Нагого»,

«Расспросных речей Андрея Нагого»

и «Приговора Освященного собора о рассмотрении следственного дела и государева указа об этом деле».

Там же можно отыскать и «Документы и материалы о свадьбе Лжедмитрия и Марины Мнишек», оригиналы которых хранятся в наисекретнейшем архиве Министерства иностранных дел Российской Федерации, в Государственной исторической библиотеке и даже в частных собраниях.

Сам «Дневник» интересен тем уже, что автором его признана Марина Мнишек традиционно, хотя уже в 17 веке были высказаны сомнения в том, что гордая католичка и русская царица действительно занималась бумагопачканием, а с конца 19 века начались изыскания в России и в Польше того, кто его написал. В конце 20 века наконец-то отыскали виновника мистификации, что – на радость всему учёному миру – лишь подтвердило достоверность описанных в нем событий, касающихся взаимоотношений Лжедмитрия с дочерью сандомирского воеводы, их свадьбы, убийства царя и характера долгих месяцев нахождения вдовой царицы Марины в Ярославской ссылке. Им оказался хорунжий Авраам Рожнятовский, известный и по другим дошедшим до нас русским и польским документам, как человек, бывший в годы ссылки царицы в окружении Марины Мнишек и являвшийся очевидцем всего того, что написано в «Дневнике».

Практически названное здесь издание «Дневников» является в русской истории единственным по-настоящему академичсеким, как с точки зрения публикаторской, так и переводческой. Все предыдущипе издания (на польском языке их было восемь, на русском шесть, на шведском два) имели ряд пропусков и непрофессиональных редакторских правок, встречались в них и следы намеренного корректирования и даже порчи основного текста. И еще беда текста «Дневника Марины Мнишек» состоит в том, что существует три версии данного сочинения, дошедшие до нас в списках разных переписчиков и разных изданий. Команде Д. Буланина удалось разобраться со всеми возникшими вследствие этого редакторскими проблемами и выдать в свет действительно выдающуюся книгу.

Кстати, в «Дневнике» есть один весьма примечательный эпизод в виде ярко описанной сцены проезда пленного И. Болотникова через Ярославль в Каргопольскую ссылку. В литературном отношении эта сцена выглядит впечатляюще, но не это главное в ней. До признания этой рукописи достоверной существовали мнения в научной среде романовской России, что никакого восстания И. Болотникова не было, что персонаж сей выдуман был летописцами, а Шуйский воевал просто с толпой безумных крестьян без вождя и без царя во главе[76], и уж тем более без агента иезуитов в качестве вождя[77]. То есть никаких действий «мировой закулисы», по мнению романовских историков и публицистов, в 17 векеякобы не было, а был лишь «бунт бессмысленный и ужасный», гнев народа, так сказать,направленный против узурпатора Шуйского едва ли не в поддержку Романовых.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Ибо даже спустя и 300, и 400 лет остается актуальной проблема противостояния католической и православной конфессий, которая в наши дни оборачивается непрерывно идущей тайной войной то в виде массового засыла проповедников различных сект от различных конфессий на территорию СССР, России и СНГ, то в качестве возобновления деятельности обновленцев, то попыткой президента Украины униата Ющенко влезть в дела православные и расколоть РПЦ путём политических махинаций и интриг накануне празднования 1020-летия Крещения Киевской Руси. Накануне всех этих событий, потрясших РПЦ на наших глазах, папа римский Бенедикт 16-й (Йозеф Ратцингер, бывший до избрания в апреле 2005 года главой иезуитского Ордена – той самой воинствующей организации, которая стояла за Лжедмитрием Первым и за Филаретом) вслух объявил, что почитает всех православных людей еретиками – и его тотчас поддержал баптист Д. Буш – президент США. Католическая церковь Западной Европы поддерживает и установку системы американских ПРО на территориях Польши и Чехии, направленных якобы против мусульманского Ирана, а на самом деле – против православной России).

Активисты теории спасения династией Романовых России от «узурпатора» Шуйского получали до 1917 года финансовые субсидии из казны императорского дома, деятельность их широко рекламировалась на Западе. В США в 1911 году имели место выступления в университетах ряда российских лекторов, которые рассказывали американцам о русской Великой Смуте, как о событии, которое предшествовало восхождению истинных царей Романовых на русский Престол якобы по воле народной. В лекциях тех не было ни слова о католической агрессии против Московии, о наличии иезуитов в ближайшем окружении первых двух Самозванцев и об иудейском происхождении второго, Не было ни разу сказано и о полуторатысячелетнем конфликте католической и православной церквей, а была рассказана лишь сказка о том, как случилось сбеситься народу русскому по поводу внезапно воскресшего и тут же убитого вторично царевича Димитрия, но... якобы пришел многомудрый Патриарх Филарет – и страну обуздал, расставил всех на свои места. А Болотникова, мол, и его огромной армии, окружившей Москву со всех сторон, вовсе не было[78].

Потому-то долгое время было признано среди историков Европы и СССР за хороший тон говорить, что вот, мол, «Дневник Марины Мнишек», подтверждающий восстание И. Болотникова, существует, но он – просто выдумка некого досужего поляка, решившего подзаработать на то и дело случающейся модной теме, и выдумавшего массу фактов. И то, что советские историки хоть и на закате страны, но успели найти настоящего автора «Дневника Марины Мнишек», и смогли доказать это убедительно и окончательно, является выдающимся достижением всей советской исторической науки. В ближайшем будущем подобных практически эпохальных открытий в России не предвидится. К сожалению, истинное значения этого события мало кто понял. Ибо «иных уж нет, а те уже далече...», а новых энтузиастов на научно-историческом поприще России не наблюдается.

 

4

«Повесть известна о победах Московского государства, колики напасти подъяша за умножение грех наших от междоусобныя брани, от поганых ляхов, от литвы, и от русских воров, и како от толиких зол избавил ны Всемилостливый Господь Бог наш Своим человеколюбием и молитвами Пречистой Его Матери и, Всех ради Святых, обращая нас в первое состояние Своим человеколюбием, написано вкратце».

Согласно легенде книжников Москвы образца 1960-1970-х годов, рукопись эту обнаружил будущий академик М. Тихомиров, тогда ещё работавший в средней школе и копавшийся в архивах Государственного исторического музея. Молодой человек поначалу даже не предполагал, что его находка всколыхнёт весь учёный мир только что рожденного на свет Советского Союза, а вместе с ним и свыкшихся с версией романовских историков специалистов по 17 веку на территории всей уж планеты. Советская власть нуждалась в подобной находке, но по-настоящему оценить ее значение в правительстве послеленинском было некому: бывшие выкресты и инородцы, которым история русской нации была по барабану, вступили в смертельную схватку друг с другом за власть над остатками России. И поэтому находка московского учителя осталась достоянием лишь кабинетных учёных.

О чём же та рукопись? Безвестный смоленский ратник, оказавшийся на склоне лет в одном из среднерусских монастырей, получил, судя по всему, задание от игумена поведать миру перечень исторических событий, очевидцем и участником которых он был.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Просто время настало такое на Руси – едва ли не всякий грамотей старался написать воспоминания свои о пережитой им Великой Смуте. До нас, надо полагать, дошла ничтожно малая часть написанного русичами в 1619-1645 гг.. Ибо таково свойство рукописей – они, вопреки голословному утверждению модного ныне писателя, и горят, и ветшают, и гниют, и съедаются мышами, и просто выкидываются людьми посторонними за ненадобностью. Даже тиражированные в десятках миллионов экземплярах документы эпохи оказываются спустя каких-нибудь 15-20 лет преданы забвению и остаются на случайных полках в количестве единичных экземпляров. Примеров тому бесконечное множество, но самый свежий – мемуарная трилогия Л. Брежнева, написанная под его диктовку талантливыми писателями и журналистами советской ещё газеты «Известия». Вышла из моды в новой России тема военного и трудового героизма советских людей – и ВСЕ книги на эту тему исчезли из сознания нации, разом обандитевшейся и принявшейся читать и смотреть только детективы и порнографию.

То, что воспоминания о боевых походах какого-то там рядового смоленского ратника, оказавшегося в среде патриотов Руси в годы, когда родной город его принадлежал Речи Посполитой, сохранились до наших дней, - явление, равнозначное настоящему чуду. Ещё большим чудом следует признать то, что документ сей был, согласно легенде книжников, подлинным, то есть родом из 17 века, а не переписанным позднейшими монахами-калиграфами, имевшими привычку сокращать старые тексты и редактировать их по своему усмотрению. Подобных мемуарных историй, надо полагать, было написано в те годы немало. Считать так возможно хотя бы потому, что всем в Московии было известно, что дело увековечивания памяти о Великой Смуте патронируется ни кем-нибудь, а самим Патриархом Филаретом, что за понравившиеся ему мемуары современников Филарет не просто платит, а награждает чрезвычайно щедро[79].

Ведь даже сейчас, в начале 20 века, когда СМИ, телевидение и полки книжных магазинов завалены фальшивками, повествующими о том, что же, в конце концов, произошло с СССР во время правления страной Горбачёвым и Ельциным, сотни тысяч современников этих событий пишут истории своей жизни и жизни своих родственников в тщётной попытке разобраться в случившемся без всякой надежды на публикацию. Что уж говорить о времени, когда после случившейся со страной катастрофы Великой Смуты осталось и грамотеев-то на Руси едва ли не единицы? Они ведь почитали за долг свой перед МИРОМ поведать истории хотя бы своих жизней.

Беда для нас заключается лишь в том, что типографий на Руси в годы правления первых Романовых было всего три-четыре штуки, выпускали они книги только религиозного содержания, крайне редко допускались к тиражированию произведения светские, а потому почти вся мемуарная и светская литература допетровского времени представляет собой не книги, а рукописи, тиражированные от руки максимум тремя-четырьмя порой почти неграмотными монахами либо старообрядцами. Такого рода мемуары фактически не живут долго: то чернила на них выцветут, то сырые дрова в печи разжечь нечем, то лихие люди налетят на монастырь, всё пожгут да испохабят, то новый игумен решит навести новые порядки. А еще ведь прошли через те земли многие войны, ещё и преображенцы царя-преобразователя не только сдёргивали с колоколен колокола, но и имели приказ Петра Алексеевича изымать из монастырей смущающие умы людские рукописи и книги. Ну, а сознание вояк известно какое: всё, что в той или иной мере связано со словом «смута» – в огонь. А еще распространились по Руси костры с самосжигающимися раскольниками, использовавшими старые книги и рукописи в качестве дров, дабы не попали те в руки никонианам. Потому от всего написанного предками нашими о себе осталось с гулькин нос...[80])

Историки получили возможность, утверждали книжники 1970-х годов, узнать непосредственно от очевидца Великой Смуты, что и как происходило на Руси на самом деле, а не от переписчиков романовского периода. И оказалось при ближайшем рассмотрении последовавших после находки публикаций выдержек на старорусском языке, что фактография «Повести» в общих своих чертах полностью соответствует той, что дошла до нас в названных выше летописях, мемуарах и хрониках, но чрезвычайно разнится мелкими деталями, которые ранее были признаны хрестоматийными. Именно такого рода несоответствия, которые могли обнаружить от силы человек десять из аппарата Пушкинского Дома Академии Наук СССР, допущенных к чтению новой старой рукописи, да еще имеющие опыт читать по-старославянски, то есть словами, написанными слитно и без гласных, и породили романтическую легенду о чудесном открытии очередной русской святыни, которую, как считалось тогда модным утверждать под сурдиночку в тёплых ленинградских квартирах и загородных особняках, советская власть всячески «скрывает от русского народа», а потому диссидентсвующие языки придали, в конце концов, ей значение рукописи, доступной лишь избранным.

На самом деле, всё, о чём здесь сказано, происходило не совсем так, то есть в широко распространившейся легенде московских и ленинградских книжников были смещены акценты в романтическую сторону. Прожжённым спекулянтам и фарисеям в быту и одновременно живущим в эмпиреях придуманных писателями образов библиоманам приятно было выглядеть в глазах советской интеллигенции некими «жертвами системы», слыть приближёнными к модным тогда в среде образованных людей диссидентам, винить власть в собственной немочи. Вышеназванная «Повесть» была действительно обнаружена в 1927 году в хранилище Государственной публичной библиотеке имени М. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде (бывшем Санкт-Петербурге и Петрограде, ныне вновь Санкт-Петербурге) в одной из подшивок собрания древнерусских рукописей, принадлежавших в пушкинские ещё времена известному учёному коллекционеру книжного и рукописного «старья»[81] Михаилу Петровичу Погодину, купленного у него императором Николаем Первым. У «Повести» даже погодинский инвентарный номер есть – 1501. «Повесть» эту трижды во время инвентаризаций, производимых во высочайшему повелению, пропускали, не замечали её наличия в тетради специалисты из Императорской Академии Наук и чиновники Двора Его Величества. А первая же советская ревизия обнаружила «Повесть» сразу.

И открытие это – результат всё-таки не намеренного саботажа царских чиновников, а плод всегдашней русской халатности как хранителей, так и попечителей древнехранилища общенародных ценностей. Открытие, надо полагать, было на самом деле случайным, ибо впоследствии ставший академиком «первооткрыватель» не изучал «Повесть о победах московского государства» как следует, переводом её не занимался, пропагандировать не пытался. То есть смаковали «Повесть» полвека подряд немногочисленные ленинградские специалисты по истории русского языка, они же и выдавали на гора переведённые ими из текста отрывки для своих монографий, публиковали статьи по анализу стилистики текста «Повести о победах московского государства», как ее стали называть для краткости, с, допустим, «Повестью о взятии Царьграда» – зарабатывали на находке той советские учёные звания свои и гонорары.

Вышла в свет «Повесть о победах московского государства» с подлинным и переводным текстами лишь в 1982 году в серии «Литературные памятники» в бумажном переплёте и с прочей экономией бумаги, превратившей это издание к настоящему времени в раритет. Но, тем не менее, в университетских библиотеках и у настоящих книжников русских найти это издание ещё возможно.

Второй неточностью легенды книжников, граничащей с инсинуацией, следует признать факт намеренного старения рукописи. В действительности, находящаяся в древнехранилище «Повесть о победах московского государства...» не является оригиналом, а есть список с оригинала, хранившегося ранее в неизвестном нам уже теперь православном монастыре, откуда его и доставили М. Погодину, решившему повторить подвиг Татищева и собрать как можно более полное собрание сочинений старинных русских авторов. Только без резанья текста и без купюр, разумеется. Татищев жил за сто лет до Погодина, относился к старым бумагам по-варварски, но все-таки имел возможность держать в руках как раз-таки подлинники 17 века. Обсуждаемая здесь «Повесть» была переписана ещё в годы молодости Татищева и могла попасть в руки ему либо к академику Мюллеру, но ко времени попадания «Повести» в архив Погодина даже переписанная она уже почиталась древней. Сшили ее в одну тетрадь вместе с рукописью «Сказание и повесть еже содеяся...»[82] где-то в 1747 году.

Быть коллекционером книг – это не значит все эти книги читать. Эту патологическую особенность библиоманов знает каждый. Потому следует признать, что «маститый историк Погодин», хоть и был так называемым почвенником, но на самом деле даже не читал добытый им рукописный фолиант, а потому не знал его содержания. Иначе «Повестью» бы воспользовались славянофилы 19 века, а уж литераторы накатали бы за 100 с лишним лет немало повестей о смолянах, участвовавших едва ли не во всех сражениях в защиту Руси со времени появления в стране Второго Лжедмитрия и до возведения на московский Престол Михаила Фёдоровича Захарьева-Юрьева.

Для человека, который захочет все-таки прочитать эту замечательную повесть, следует быть готовым к тому, что в старорусском тексте ему встретится огромное количество описок и грамматических ошибок. Создаётся впечатление, что переписчик 18 века оканчивал среднюю школу при Ельцине либо при Путине. В подтверждении такого мнения, рукой игумена в самом начале рукописи указано: «История благополезная, худо писано, описей много». И, тем не менее, произведение это насыщено фактографическим материалом, который просто отсутствует в других летописях и мемуарах 17 века. Потому порой создается впечатление, что «Повести о победах московского государства» и впрямь не коснулась рука романовских цензоров. Именно впечатление, ибо на самом деле «Повесть» была переписана явно под бдительным оком церковников романовского периода, что заставляет подозревать о наличии цензуры хотя бы церковной.

К тому же в рукописи встречается несколько размытых и нечётких хвалебных речей в честь рода Романовых, которые явно являются позднейшими вставками. Можно подозревать, что некоторые неизвестные нам эпизоды Великой Смуты и факты, способные скомпрометировать Филарета, из текста были выкинуты в 18 веке ввиду их, как сказали бы наши отцы и деды, «политической незрелости». И, тем не менее, сам факт, что ее автором оказался смоленский ратник-дворянин, рядовой участник исторических событий (все остальные русские авторы дошедших до нас летописей и хроник были сторонними наблюдателями Великой Смуты, а активные участники их князь Хворостинин и князь Шаховской был вынуждены лгать во имя спасения не только своих жизней, но и для обезопасивания своих родов), ставит «Повесть о победах московского государства» на главное место среди ВСЕХ русских документов Великой Смуты.

И последняя деталь, которая дает нам основание в случае разночтения фактов между «Повестью» и другими документами эпохи отдавать предпочтение именно сведениям автора «Повести о победах московского государства»... Дело в том, что переписывали старую рукопись где-то в провинции вскоре после смерти (кстати, тоже таинственной) правнука Филарета - Романова Петра Алексеевича (Петра Первого) и до появления в степях подле реки Яик самозванного Петра Третьего – Емельяна Пугачёва, когда тема самозванства на Руси стала вновь актуальной. Меняющиеся в 18 столетии на русском Престоле пылкие немки были слишком заняты обузданием прущих из них ферментов, чтобы контролировать то, как переписывают русскую историю лишенные права на блуд монахи. Из чего следует, что особо сильной кастрации текста «Повести о московских победах» в веке 18-ом произведено не было, сведениям из мемуаров смоленского дворянина можно доверять почти что безоговорочно.

 

5

Надо сказать, что одних только здесь упомянутых и кратко оценённых летописей и хроник недостаточно для того, чтобы в полной мере разобраться с тем, что же на самом деле произошло в Московии в период Великой Смуты. Не менее важно, а порой даже более необходимо, ознакомиться с текстами всевозможных правовых документов и обрывков личной переписки, дошедших до нас через столетия. Например, очень важно прочитать: