Обстоятельства смерти А.А.Орловой-Чесменской и судьба останков Фотия.

Графиня А.А.Орлова-Чессменская очень скорбела об архимандрите Фотие. Но даже в этот тяжелый момент она не оставила обители своего духовного отца. Из писем митрополита Московского Филарета к архимандриту Антонию видно, что графиня заботилась о назначении нового настоятеля монастыря. Высшие власти были склонны в этом вопросе внять ее желаниям. А.А.Орлова-Чесменская выбирала между кандидатурами архимандрита Троицко-Сергиевой лавры Антония и наместника Юрьева монастыря Мануила. После долгих размышлений в апреле 1838 года графиня избрала Мануила, и его кандидатура была утверждена Св.Синодом.¹ Архимандрит Мануил был младшим братом Фотия, в возрасте 12 лет архимандрит забрал его из духовного училища в Юрьев монастырь, сделав впоследствии наместником.

В 1832 году, переселившись навсегда к Юрьеву монастырю, графиня продала в казну свой Московский дом². Новгородская усадьба А.А.Орловой-Чесменской стояла на месте разрушенного Понтелеймонова монастыря, от которого уцелела одна церковь, принадлежавшая к поместью. Вокруг дома простирались сады, для работы в них графиня нанимала рабочих, но не терпела пьющих и женатых. Девушки, работавшие в имении, получали по шесть рублей в месяц, мужчины вдвое больше. Урожай садов шел в монастырь и на помощь нуждающимся. Графиня раздавала много пособий и устраивала бесплатные обеды, существовали дни в неделе, когда милостыня раздавалась всем приходящим. В усадьбе разбирались поданные прошения и оказывалась помощь на похороны и погорельцам. ³

Более 25 лет живя возле монастыря, А.А.Орлова-Чесменская, особенно в последние годы, ежедневно слушала всенощную службу и раннюю обедню в нижней церкви Похвалы Богородицы. В великий пост она проводила большую часть дня в церкви, а по ночам предавалась уединенной домашней молитве. В первую неделю поста до субботы она не ела ничего, кроме просфоры, а в страстную неделю принимала пищу только в великий четвертак. Приобщалась святых таин каждую субботу и воскресение, являясь в эти дни в церковь в три часа утра. Всякое свободное время графиня читала псалмы Давида; первый, третий, шестой и девятый часы - акафист Спасителю и Божьей матери, Великомученице Варваре и другим святым, канон ангелу Хранителю. Каждую полночь вставала и двенадцать раз повторяла молитву “Богородица Дева, - радуйся”, чтобы не пропустить этот час, графиня никогда не спала до полуночи на своей кровати, а на особом диване в молитвенной комнате, напротив иконы Казанской Божьей Матери. Эти особенности духовной жизни А.А.Орлова-Чесменская полностью переняла у Фотия, в последние годы еженощно готовящемуся к пришествию Господа. Во время службы в нижней церкви Похвалы Божьей Матери графиня вставала всегда перед образом Божьей Матери Неопалимой Купины. Графиня усердно посещала различные святые места, в Киевской лавре незадолго до своей смерти была два раза.⁴

Как бы ни осуждалось в публике свободное использование Фотием средств своей духовной дочери, при нем финансовые дела графини находились в полном порядке. После смерти наставника это положение изменилось. А.А.Орлова-Чессменская, хотя и была очень практична в своих тратах, но, видимо, стремилась при жизни пустить на благотворительность отцовское наследство. В первую очередь, она обеспечила обитель, где покоился дорогой ей прах. 31 марта 1838 графиня писала преподобному отцу наместнику Мануилу с братией, что послала им билет Комиссии погашения долгов на сумму 26.300 рублей, с этого капитала монастырь должен был ежегодно получать 4800 рублей. Эти проценты определялись на “вечное поминовение благодетеля Юрьевской обители Священно архимандрита Фотия”. “Мое желание есть, дабы ранняя литургия была ежедневно совершаема в храме Похвалы Пресвятой Богородицы о упокоении души в Бозе почивающего отца Фотия, и годичное чтение псалтыря при его гробе; на каков предмет и положила я сию сумму на вечное обращение”⁵, – писала графиня. Учитывая 300000 рублей, положенные под проценты самим Фотием из сумм, пожертвованных монастырю различными дарителями, его братия не должна была испытывать нужды в средствах.

К концу жизни А.А.Орлова-Чессменская жертвовала средства не только российским церквам и обителям, но и заграничным святым местам. Ее стараниями в Успенской церкви Киево-Печерской лавры был установлен бронзовый иконостас⁶, сооружена серебряная рака для мощей св.Алексия в Московском Чудовом монастыре⁷, возложено серебряное покрытие на надгробие епископа Тихона Задонского⁸. Все это, наконец, расточило громадное состояние графини. В 1845 году она продала имения, приносившие годовой доход около миллиона рублей⁹. Перед этим она сделала еще один богатый вклад.

20 июля 1843 года А.А.Орлова-Чессменская, чтобы обеспечить нужды Юрьева монастыря, внесла в Сохранную казну опекунского Санкт-Петербургского совета на вечное обращение серебром 85720 рублей. В письме настоятелю Мануилу она указывала, на что расходовать эти средства: “Хочу, чтобы на проценты с этого капитала монастырь снабжался каждый год хлебом, мукой и крупой, красным вином, елеем. Лампады в монастыре должны гореть негасимо день и ночь нижеследующие пятнадцать: в теплом Спассовском соборе перед местными иконами Спасителя и Божьей Матери, на горном месте в главном алтаре, в приделе праведной Анны перед храмовой иконой, и в алтаре за престолом, перед образом Неопалимой Купины, что подле сего придела, в приделе святых мучеников Фотия и Анны перед храмовой иконой, в церкви Всех святых перед местною иконою Иверской Божьей Матери и в алтаре перед образом Преображения Господня, и в молитвенной келье архимандрита Фотия, и в церкви Похвалы Божьей Матери перед храмовой иконой, в пещере, где гроб его, перед распятием, и в преддверии сей пещеры в иконостасе перед образом Неопалимой Купины где правятся панихиды и т.д.(всего 15 негасимых лампад)”¹⁰. Письмо заканчивалось словами: “Пребываю в полной уверенности, что выше изъясненное сердечное желание мое будет неизменно выполнено, как при вас, Почтенный отец Архимандрит, по известной мне вашей заботливости о поддержании в обители всех учреждений и порядков отца Фотия, так и при всех преемниках, до скончания века”.

Чувствуя близость смерти, 5 июля 1848 года А.А.Орлова-Чесменская оформила по всем правилам свое духовное завещание. Две степи в Воронежской губернии, оставшиеся от всего огромного недвижимого состояния, графиня завещала, “если не успеет продать при жизни”, передать наследникам. В противном случае, сумму положить под проценты в пользу монастырей Российской империи. Все прочее имущество назначалось к раздаче церквам, монастырям и на благотворительность.¹¹ К завещанию был приложен реестр выдачи денег, по которому все служившие при графине получали от 50 до 10000 рублей. А.Ф.Орлов – 100000 рублей, архимандрит Мануил – 30 000 рублей и духовный отец графини иеромонах Илиодор – 20 000 рублей.

5 октября 1848 года в день тезоименинства графа А.Г.Орлова, похороненного на паперти Георгиевского холодного собора, графиня приготовилась к принятию святых таин и для этого накануне отслужила всенощную и исповедовалась своему духовному отцу. В тот же день она предполагала отправиться в Петербург. Утром, встав в обыкновенное время бодрой и здоровой, к 8 утра приехала в Юрьев монастырь, к ранней литургии. После причастия графиня слушала панихиду по отцу на его могиле. При этом в церкви находилось несколько лиц духовных и светских, желавших проститься с ней перед отъездом. В пять часов вечера графиня опять пришла в монастырь и пошла к месту захоронения архимандрита для слушания панихиды. После одна удалилась к гробу Фотия, рядом с которым заранее был установлен гроб и для нее, и оставалась там долее обыкновенного, затем приложилась к святым иконам и вновь вошла в погребальную пещеру, чего раньше никогда не делала дважды. После чего, в сопровождении слуги, отправилась к гробу родителя и усердно помолилась.

Перед самым отъездом из монастыря А.А.Орлова-Чесменская вошла в келью своего больного духовника, чтобы принять от него благословение на дорогу. В то время у него находился врач И.И.Европиус. Из кельи духовника она отправилась в покои наместника Мануила, входя на крыльцо почувствовала стеснение в груди. Войдя в гостиную, сильно закашляла и села на диван, но вновь встала и приложилась к иконе Иверской Божьей Матери, затем опустилась на стул, а после пересела на диван и стала жаловаться на боль в груди и кашель. Был позван доктор, и через десять минут графиня скончалась в покоях обители¹². И.И.Европиус, бывший домашним врачом графини, свидетельствовал, что она скончалась на его левой руке, когда он щупал у нее пульс правой.¹³

9 октября 1848 года наместник Юрьева монастыря архимандрит Мануил рапортовал митрополиту Серафиму о том, что 5 октября в 45 минут шестого часа по полудни скончалась А.А.Орлова-Чессменская и далее привел сокращенную версию представленного выше описания смерти графини¹⁴. Со времени кончины графини в продолжение пяти дней в монастыре непрерывно служили панихиду по усопшей. Очевидец похорон графини монах Евводий свидетельствовал, что ее гроб был выставлен сперва в доме, а затем в монастыре¹⁵.

10 октября проходило отпевание А.А.Орловой-Чессменской, при этом среди знатных вельмож и духовенства присутствовали граф А.Ф.Орлов, министр юстиции В.Н.Панин, камергер В.П.Давыдов. Заупокойную литургию совершали преосвященный Леонид с новгородскими настоятелями. Надгробное слово произносил ректор новгородской семинарии Антоний. Имеются данные о том, что в конце жизни графиня приняла тайный постриг. Старец Евводий вспоминал, что в гробу графиня лежала в черном монашеском платье, а во время службы ее поминали именем Агния.¹⁶ Он же упоминал, что первоначально гробы Фотия и Анны хотели поставить рядом прямо на полу церкви, подобно императорской усыпальнице в Петербурге, но это было запрещено и пришлось сделать отдельную пещеру, находившуюся ниже церкви, так же не разрешили покрыть гробы одним серебряным покрывалом.

Имение, оставленное в наследство графине от отца, стоило до 40 миллионов рублей, к моменту его продажи графиня должна была оказаться, как считал Н.В.Елагин, владелицей 65 миллионов, из которых до 25 миллионов она, при жизни, пожертвовала на монастыри и храмы.¹⁷ В своем наследстве, за исключением степных земель в Воронежской губернии, оставленных родным, графиня пожертвовала:

В Новгордский Юрьев мон. 300 тысяч;

в Почаевскую лавру 30 тысяч;

в Соловецкий мон. 10 тысяч;

в 340 монастырей по 5000 в каждый - 1.70000;

на 48 кафедральных соборов по 3000 в каждый – 144000.

Всего 2184000 рублей. С тем чтобы весь этот капитал остался неприкосновенным, а соборы и монастыри пользовались лишь процентами. Сверх того, завещано в непосредственное распоряжение попечительств епархиальных ведомств, на помощь вдовам и сиротам духовных лиц православного исповедания на епархию по 6000 – 294000 рублей. Всего 2478000 рублей. Занимавшийся ею каменный дом со всем имуществом поступил в распоряжение Юрьева монастыря.¹⁸

Таким образом, после смерти своего духовного отца, графине удалось истратить на благотворительность около 25 миллионов рублей, условно оставляя на ведение хозяйства и прочие расходы по миллиону в год. Такая благотворительность сопоставима только с пожертвованиями императорской семьи, имевшей в своем распоряжении государственную казну. При таком необыкновенном размахе наследники графини получили лишь жалкие остатки гигантского состояния графа Г.А.Орлова-Чесменского и имели причины негодовать на свою родственницу.

Как выглядело место упокоения Фотия и графини в дальнейшем, можно узнать из книги А.Н.Муравьева “Путешествие по святым местам русским” и А.Алексеева “Краткое описание Новгородского Юрьева монастыря”. Авторы описывали церковь Похвалы Богородицы, где покоятся настоятель Юрьева монастыря и его духовная дочь. Она устроена наподобие древних катакомб, помост устлан мрамором, а своды, так же отделанные под мрамор, украшены золотыми звездами. Иконостас весь исполнен славой Божьей Матери и составлен из некоторых домашних икон Фотия, украшенных впоследствии драгоценными камнями. Против северной двери алтаря открывается с южной стороны тайная дверь в гробовой покой архимандрита Фотия. На дальней стене пещеры висят иконы, в полный рост, Распятого Господа и Божьей Матери. К подножию креста прислонен каменный гроб, накрытый серебряным покрывалом с вышитым крестом, и на нем золотая икона Знамения Божьей Матери. Железные решетки и бронзовая стена отделяют покой от храма. На стенах покоя весят две келейных иконы Фотия: семь спящих отроков Ефесских, которые, заснув в пещере во дни гонения язычников, проснулись при торжестве христианства, и благоразумный разбойник, держащий в руках крест, входит в Рай. Посредине пещеры две раки. Первая из них белая накрыта серебряным покрывалом (первоначально покрывавшим оба гроба), с надписью: “Здесь покоится прах в Бозе почившего 1838 года февраля 16 дня, в час по полуночи и погребенного на девятый день настоятеля, благодетеля и возобновителя Св.обители, преподобного отца нашего архимандрита Фотия”¹⁹. Вторая рака темного камня, с надписью: “Здесь покоится прах графини А.А.Орловой-Чесменской, родившейся 2 мая 1875 года, скончавшейся 5 октября 1848 года”. Бывшие кельи Фотия обращены в церковь Всех Святых и братскую библиотеку, тайная келья Фотия оставлена в неприкосновенности, но узкая лестница в гробовой покой заделана. Из келий настоятеля, где умерла графиня, устроена малая церковь во имя св.Алексия митрополита Московского.

Быть может, наследники Фотия в Юрьевом монастыре были непрактичными людьми, может быть они считали, что тому, кто явится в полной славе при первом звуке ангельских труб, возвещающих о пришествии Господа Иисуса Христа, ни к чему земные памятники. Но то, что оставили монастырю Фотий и графиня Анна, вскоре пришло в запустение. Старец Евводий вспоминал, что дом, оставленный монастырю графиней, отчасти занимала богодельня, отчасти сдавался в наем. Богатые сады заросли и “уже нечем было наделять нищих и убогих”.²⁰ Книги библиотеки Юрьева монастыря, содержавшие духовное наследие Фотия, раздавались в частные руки. Все меньше оставалось людей, подобно Я.Л.Морошкину, лично знакомых с архимандритом, пронесших через всю жизнь привязанность к нему и ревнивых к его памяти. Чего только не выдумывали: что Фотий в конце жизни травил графиню мышьяком, чтобы заполучить ее деньги; что преемник Фотия Мануил отравил ее, чтобы не дать перевести наследство на один из женских монастырей; что она была похоронена живой, и лежит в гробу перевернутой или задушена монахами. После революции сама Юрьева обитель, несокрушимый памятник своему настоятелю, была разграблена и осквернена.

В государственном архиве Новгородской области, в папке “Акты ликвидации церквей в новгородском районе”, сохранились свидетельства изъятия ценностей обители большевиками и акты закрытия церквей. Юрьев монастырь был ликвидирован в январе 1920 года и его братия разогнана, но действующие церкви еще остались на его территории.

27 февраля 1925 года “коллектив верующих” извещался о том, что 2 марта в 11 часов состоится ликвидация шести церквей Юрьева монастыря.²¹ За подписями прихожан составлен список реквизированного имущества. 21 ноября 1932 года принято решение о ликвидации церкви Нерукотворного Спаса Юрьева монастыря, здание передавалось под клуб и столовую.²² Закрытие последней церкви власти аргументировали тем, что в километре от монастыря есть другая, а малое количество прихожан делает бессмысленным существование двух близлежащих церквей.²³ Очевидно, что истинными причинами ликвидации церквей в Новгородском районе стала богоборческая политика советского правительства и желание завладеть имуществом Российской Православной Церкви. В 1932 году, когда церкви были полностью разграблены, “трудящиеся” стали разбирать здания Юрьева монастыря. На основании решения облисполкома, с колокольни монастыря были сняты свинцовые плиты для передачи рентгеновскому кабинету.²⁴

Когда монастырь окончательно опустел, началось разграбление могил. Начало осквернению святых мощей положил впоследствии известный советский археолог Михаил Константинович Каргер. Это был типичный ученый советской формации. В 1923 году он окончил Государственный петроградский университет. В 1929 году стал доцентом, а в 1938 получил степень кандидата наук без защиты диссертации. В качестве носителя новой марксисткой идеологии, М.К.Каргер был привлечен в Государственную академию материальной культуры. По ее заданию в 30-40 х годах он проводил “археологические раскопки” в Новгороде.²⁵ Одной из задач этой экспедиции было изъятие ценностей, находящихся в могилах.

После начавшегося в 1932 году разоблачения школы М.Н.Покровского, удар пришелся и по “марксистской археологии”, допускавшей уклонения в вульгаризацию и механизацию.²⁶ Причем среди разоблачителей были соратники М.К.Каргера по работам в Новгороде. Ему самому, видимо, удалось избежать “партийной чистки”. В появившихся в это время статьях указывалось, что в Новгороде М.К.Каргер, действуя без ведома сотрудников Новгородского музея, вскрывал захоронения в соборах и церквах, разбрасывая останки и изымая все ценное. Насколько верна такая трактовка событий, ныне установить трудно. В 1946 году М.К.Каргер опубликовал статью “Раскопки и реставрационные работы в Георгиевском соборе Юрьева монастыря в 1933-1935 годах”, где были подробно описаны и подтверждены фотографиями раскопки в Георгиевском соборе, как можно судить из статьи, проводившиеся на вполне научной основе.²⁷ Есть некоторые основания подозревать, что статья о раскопках 1946 года была сфабрикована задним числом.

В 1932 году М.К.Каргер напечатал статью “Раскопки 1932 года в Новгороде Великом”, где указывал, что в этот период в Новгороде работала совместная Ленинградско-Московская экспедиция с участием работников Новгородского музея, а раскопки проводились на Словенском холме.²⁸ Можно предположить, что публикацией этой статьи М.К.Каргер и А.В.Арциховский, также участвовавший в работах в Новгороде, пытались отвести от себя обвинения, возводимые сотрудниками Новгородского музея.

С именем М.К.Каргера навсегда будет связано осквернение могилы настоятеля Новгордского Юрьева монастыря архимандрита Фотия. До его праха советская власть добралась в 1933 году. В 16 часов 27 января состоялось вскрытие могил Фотия и А.А.Орловой-Чесменской. Комиссия, куда входили представители советской власти, рабочие Новгорода и сотрудники ОГПУ, составила подробную опись ценностей, найденных в захоронении. Этот документ - лист, написанный от руки, содержал в себе, также подробное описание вскрытия. Там значилось, что гробы Фотия и Орловой находились в нижнем этаже Сретенской церкви, положены рядом в отдельном приделе, темный камень раки сделан из цельного мрамора. Верхние крышки легко поднялись. Первым было произведено вскрытие гроба Фотия. В мраморной раке был вложен деревянный гроб, обитый материей. Останки архимандрита также, как и одежда, превратились в труху. Сохранились только волосы на черепе, покрытом желтой кожей, где отсутствовал нос. Труп имел запах гнилой плесени. В гробу был найден деревянный крест; маленькое евангелие; крест серебряный с витой толстой цепью желтого металла, каковая местами почернела; круглая иконка с шестью камнями и серебряной цепочкой, пробы нет.

По поводу вскрытия гроба А.А.Орловой-Чесменской указывалось, что она так же лежала в деревянном, обитом тканью гробу. Останки сгнили и издавали запах плесени. Сохранились только череп и волосы. “Рот у покойной открыт и из него торчит тонкая пленка языка, который по своим размерам оказался очень длинным, так что можно заключить, что данная Орлова была задушена”, – писали члены комиссии в акте. По останкам одежды можно было определить, что на руках были одеты перчатки. На останках была обнаружена только одна иконка желтого металла с цепочкой почерневшей, кроме иконки, был обнаружен в гробу флакончик с жидкостью. После осмотра гробы были закрыты, мраморные доски задвинуты.²⁹

Очевидно, некоторые выводы комиссии являются фальшивыми. Истинной целью вскрытия было составление описи ценностей, находившихся в гробах. Это ясно видно из подробного описания всех предметов, находившихся там, с указанием качества металла и отсутствия проб. Останки были повреждены, так как для того, чтобы полностью осмотреть цепи иконок, надо было снять их с ветхих останков. Не выдерживает критики версия комиссии об удушении графини, так как никакая пленка языка на рассыпавшихся в прах останках сохранится не могла. Состояние праха Фотия в описании комиссии также не может считаться достоверным. Представители советской власти имели своей целью опорочить память архимандрита и обосновать этим осквернение могилы и изъятие ценностей. По этой причине при вскрытии гробов особо указывалось на гнилостный запах.

По-видимому, даже в 30-х годах благоговение местных жителей перед памятью Фотия было так велико, что сотрудники ОГПУ не решились на изъятие ценностей. Такая неприглядная роль была отведена марксисту-археологу М.К.Каргеру. Этот человек с ненавистью относился к самой памяти архимандрита. В своей статье 1946 года он писал, что за время настоятельства Фотия, Гергиевский собор Юрьева монастыря претерпел большее разрушение, чем за 700 лет до этого. Действительно, во время своей реставрации Фотий не ставил перед собой цели исторических или археологических исследований. Его задачей было спасти собор от полного разрушения и сделать его пригодным для церковных служб. Но даже при этом Фотий велел соскабливать фрески со стен до первых слоев, чтобы воспроизвести манеру письма древних живописцев. В своей статье М.К.Каргер возводил хулу на память Фотия: “Вскоре после назначения Фотия, и как говорили современники не без участия самого Фотия, Юрьев монастырь сгорел дотла. На средства своей любовницы, графини Орловой-Чесменской, Фотий заново отстроил весь монастырь. Новые церкви, монастырские стены, братские корпуса, выстроенные с 1823 по 1848 год, стерли с лица земли последние останки древнего новгородского монастыря”³⁰. Свою ненависть к Фотию М.К.Каргер отчасти удовлетворил тем, что по заданию ОГПУ изъял ценности из могил архимандрита и А.А.Орловой-Чесменской, и, как было у него принято, разметал останки по всему склепу. К сожалению, данная версия осквернения останков Фотия, на сегодняшний день, документально подтверждена быть не может.

Все, что происходило в Юрьевом монастыре с 30-х годов до появления там в 90-х настоятеля архимандрита Макария, известно лишь на основании устных преданий. Пожилая женщина, посетившая Юрьев монастырь в 90-х годах, рассказывала, что слышала от матери, что местные жители, следившие за могилой, обнаружили останки Фотия и графини раскиданными и перемешанными. Чтобы избежать дальнейшего их осквернения, они собрали прах Фотия и графини и погребли их в одной могиле, в километре от Юрьева монастыря, у стен церкви бывшего Благовещенского монастыря, Благовещения на Мячине. Нынешние монахи Юрьева монастыря верят, что у алтарной части этой церкви прах Фотия покоится и поныне. Маленький могильный холмик из песка покрыт небольшой серой бетонной плитой, еще в 1994 году над могилой стоял большой бронзовый крест с церкви монастыря, изрешеченный пулями крупнокалиберного пулемета. Ныне он украден, и, видимо, продан как цветной металл, а над могилой архимандрита стоит крестик с чьейто заброшенной могилы.

За годы советской власти Сретенская церковь, где изначально покоились останки Фотия и графини, и примыкавший к ней настоятельский корпус изменились до неузнаваемости. Сохранилось лишь помещение нижней церкви, превращенной в склад, верхние этажи подверглись полной перепланировке. На месте анфилады комнат были прорублены коридоры, на месте коридоров сделаны комнаты. От церквей, сделанных на месте келий Фотия, и места смерти графини не осталось и следа. Словно кому-то хотелось полностью стереть из людской памяти сам образ архимандрита Фотия и его духовной дочери, сделавших так много для возрождения Новгородских обителей. Год от года возрождается Юрьев монастырь, один за другим реставрируются братские корпуса и церкви, восстановлена служба в Георгиевском соборе. Пророческими стали слова священника В.С.Орнатского, говорившего, что Фотий “все видит, и невидимо, всего более действует во благо сей Обители и братии”³¹.

 

1 Письма митрополита Филарета к архимандриту Антонию. - М. 1877. Т. 1. С. 283.

2 РГИА. Ф. 486. Оп. 10. Д. 110-III.

3 Слезскинский А. Фотий и графиня А.А.Орлова-Чессменская// Русская старина. - 1899. Т. 100. № 11-12. С. 324.

4 Елагин Н.В. Жизнь графини А.А.Орловой-Чесменской. - СПб. 1853. С. 85.

5 Там же. С. 124.

6 РГИА. Ф. 796. Оп. 126. Д. 1370.

7 РГИА. Ф. 797. Оп. 16. Д. 37762.

8 РГИА. Ф. 797. Оп. 21. Д. 46380.

9 РГИА. Ф. 515. Оп. 12. Д. 1366.

10 Елагин Н.В. Указ. Соч. С. 126.

11 РНБ. Отдел рукописей. Ф. СПб ДА. A II/154. Л. 104.

12Елагин Н.В. Указ. Соч. С. 135-140.

13 Сообщение доктора графини А.А.Орловой-Чесменской И.И.Европеуса// Русская старина. - 1875. Т. 14.

14 Письмо архимандрита Мануила к митрополиту Серафиму 9 октября 1848// Русская старина. - 1875. Т. 14. № 9. С. 211.

15 Слезскинский А. Фотий и графиня А.А.Орлова-Чессменская. - С. 323.

16 Там же. С. 324.

17 Елагин Н.В. Указ. Соч. С. 130.

18 Елагин Н.В. Указ. Соч. С. 131.

19 Алексеев А. Краткое описание Юрьева монастыря. - Новгород. 1875. С. 9.

20 Слезскинский А. Фотий и графиня А.А.Орлова-Чессменская. - С. 324.

21 Государственный архив Новгородской области (ГАНО). Ф. Р-138. Оп. 3. Св. 112. Л. 34.

22 Там же. Л. 45.

23 Там же. С. 45.

24 Там же. С. 64.

25 Памяти М.К.Каргера// Советская археология. - 1963. № 4. С. 124.

26 Арциховский А.В., Киселев С.В., Смирнов А.П. Возникновение, развитие и исчезновение “марксисткой археологии”// ГАИМК 1932. № 1-2. С. 46.

27 Каргер М.К. Раскопки и рестоврационные работы в Георгиевском соборе Юрьева монастыря// Советская археология. - М.-Л. 1946. № 8. С. 175.

28 Каргер М.К. Раскопки 1932 года в Новгороде Великом// ГАИМК. - 1932 № 1-2. С. 60.

29 ГАНО. Ф. Р - 138. Оп. 3. Д. 12. С. 19. Акт вскрытия гробов Фотия и Орловой.

30 Каргер М.К. Раскопки и рестоврационные работы в Георгиевском соборе Юрьева монастыря. - С. 179.

31Орнатский В.С. Слово произнесенное при гробе священно-архимандрита Фотия в день его памяти 12 августа 1843 года. - СПб. 1843. С. 9.

 

д.и.н. Ю.Е.Кондаков

Рецензия на сборник: