Архимандрит Фотий во главе православной оппозиции (1824-1825)

Весной 1824 года в Петербурге разразился скандал, связанный с появлением в продаже книги пастора И.-Е.Госснера “Евангелие от Матфея”, еще не получившей разрешение цензуры на издание. Следствие по поводу этого инцидента получило название “Дело Госснера” и явилось одним из самых ярких событий последних лет царствования Александра I.¹ Оно стало поводом к отставке 15 мая 1824 года министра духовных дел и народного просвещения А.Н.Голицына и упразднения Соединенного министерства. В этих событиях архимандриту Фотию было суждено сыграть ключевую роль, по выражению С.А.Ширинского-Шихматова, навечно вписавшую его имя в церковные летописи.

Виновником скандала 1824 года стал Иоган-Евангелиста Госснер (1773-1858), католический священник из Мюнхена. Деятели Российского Библейского Общества вызвали И.-Е.Госснера в Петербург, и в 1820 году он стал одним из директоров Общества. В католическую церковь св.Екатерины на Невском проспекте его речи ходили слушать руководители Соединенного министерства во главе с самим князем А.Н.Голицыным и Р.А.Кошелевым. На квартире И.-Е.Госснера проходили молитвенные собрания, где присутствуют те же лица. Чиновник Е.Ф. фон Брадке, описывая свои встречи с И.-Е.Госснером, вспоминал, что тот имел незначительную фигуру и грубо произносил слова, но при этом имел поразительное влияние на слушателей.² Сочинение И.-Е.Госснера “Блаженство верующего, в сердце которого обитает Иисус Христос” было переведено и выходило несколькими изданиями, в том числе карманным форматом. Оно, как и прочие издания Библейского Общества, рассылалось по епархиям для продажи. Основная мысль произведения была очень близка к религиозным воззрениям Александра I о том, что человек может достичь того состояния, когда в сердце у него поселится Иисус Христос. Книга содержала много цитат из Священного Писания. Однако советы, даваемые в ней, противоречили учению Православной Церкви, предлагавшей своим последователям долгий и трудный путь к спасению через покаяние и искупление грехов.

Как показали материалы проведенного позже следствия, в 1823 году внимание деятелей Библейского Общества привлекла книга И.-Е.Госснера “Дух Жизни и Учения Иисуса Христа в Новом Завете” (комментировавшая книги Евангелия на протестантский лад), несколько раз издававшаяся в Виртембергском королевстве и давно ходившая в России на немецком языке. О том, чья конкретно инициатива стояла за переводом книги, сейчас установить трудно. Н.И.Греч писал на этот счет: “Госснер написал в то время толкование на Новый Завет на Немецком языке. Набожный Карл Карлович фон Поль [К.Ю.Е. – цензор] одобрил эту книгу к напечатанию; думаю, он читал ее, стоя на коленях. Другой усердный почитатель Госснера, отставной инженер, генерал-майор Александр Максимович Брискорн, вздумал перевести это толкование на русский язык”³. В написанных более тридцати лет после событий мемуарах Н.И.Греча много неточностей. К.К.Поль пропустил в печать вариант книги на немецком языке, русский перевод одобрил цензор А.С.Бируков. Книга И.-Е.Госснера была написана гораздо раньше, но ее русский перевод А.М.Брискорн принес в цензурный комитет в начале 1823 года. Он представлял собой первую часть книги “Духа Жизни и Учения Иисуса Христа в Новом Завете” и содержал комментарии к “Евангелию от Матфея”. В то время всем чиновникам столицы было известно о покровительстве, оказывавшемся И.-Е.Госснеру руководителями Соединенного министерства. Цензор петербургского цензурного комитета (с 1821 года) А.С.Бируков пропускал многие, сомнительные, с точки зрения Православной Церкви, произведения. Поэтому вполне вероятно утверждение Н.И.Греча о том, что цензор пропустил книгу, не читая, а лишь просмотрев. 24 мая 1823 года книга была пропущена цензурой.

К работе над русским переводом “Евангелия от Матфея” имел отношение ряд известных в обществе лиц. Н.И.Греч писал, что А.М.Брискорн, не зная толком русского языка, не справился с переводом, и нанял себе в помощь бывшего профессора Казанского университета И.Ф.Яковкина и чиновника 5 класса Трескинского. Действительно, следствие показало, что все эти лица участвовали в переводе, исправляя уже написанное А.М.Брискорном. Сам Н.И.Греч признавал на следствии и указывал в мемуарах, что тоже исправлял перевод А.М.Брискорна, как ошибочный, из уважения к его памяти. Но самым существенным во время следствия было признано, что осенью 1823 года к исправлению перевода подключился директор департамента народного просвещения В.М.Попов. Исправления высокопоставленного чиновника не были признанными вредными и относились к еще не поступившей в печать части произведения. Но, по мнению следователей, внесенные им поправки могли повлиять на цензора и издателя, из страха перед директором департамента содействовавших изданию книги. Архимандрит Фотий считал, что немецкая книга переводилась только для вида, а сам русский текст “Евангелия от Матфея” был составлен уже после прохождения произведением цензуры⁴. Однако его трактовка событий не подтверждается источниками.

Книга И.-Е.Госснера по содержанию отличалась от сочинений подобного рода, издававшихся в России в первой четверти XIX века. И.-Е.Госснер писал свои комментарии к Евангелию в обстановке травли католиками членов Библейских Обществ Европы. В его книге нашла воплощение эта политическая и религиозная борьба. Автор обрушивается на католическую Церквь. Он, опираясь на цитаты Евангелия, показывал, что в заповедях Христа нет и следа обрядовой стороны религии. Исходя из этого И.-Е.Госснер, вел речь о надуманности обрядов христианских Церквей и их человеческом (греховном), а не Божественном характере. Объявляя ничтожной всю обрядовую сторону христианства, И.-Е.Госснер переходил к критике духовенства, в протестантском ключе раскрывая все его пороки. Заканчивал он свое писание открытым призывом к христианам не повиноваться властям, притесняющим “истинное христианство”.

В России И.-Е.Госснеру, благодаря поддержке властей, был оказан самый доброжелательный прием, и у него не было повода нападать на Православную Церковь. Но такой повод был у лидеров Российского Библейского Общества, давно ощущавших на себе давление православной оппозиции. Под их влиянием И.-Е.Госснер несколько изменил направленность книги, адаптировав ее к российским условиям. В таком виде это сочинение представляло злой пасквиль на господствующую в России Церковь. Особенно опасно было то, что издание этих комментариев к Евангелию приурочивалось к выходу в свет первого русского перевода Библии.

Во многом автор, переводчики, цензоры и издатели “Евангелия от Матфея” стали жертвами несомненной провокации, преследовавшей политические цели. В скандале, связанном с выпуском в свет «антиклирикальной» книги, были заинтересованы в 1824 году влиятельные группировки русского общества. Целью издания книги такого рода могла быть попытка отвратить А.Н.Голицына от православных монахов, влияние которых на себя князь всячески подчеркивал, начиная с 1822 года. В данной политической ситуации министр духовных дел и народного просвещения, зная намерения царя, был заинтересован в сближении с православным духовенством. Он надеялся сохранить свой пост. А.Н.Голицын, несомненно, знал о готовящемся издании “Евангелия от Матфея”, собственно в этом и заключалась первая часть провокации. Воспользовавшись изданием вредной книги, он имел возможность отстранить от должностей лиц, неугодных царю. С другой стороны, он так же, как и его подчиненные, мог рассчитывать, что книга И.-Е.Госснера заставит императора отвернуться от православного духовенства. Едва ли случаен в контексте этого события вызов А.Н.Голицыным в Петербург Феодосия Левицкого, проповедовавшего в духе религиозных увлечений царя.

Второй частью провокации было то, что император также находился в курсе готовящейся интриги и она вполне отвечала его планам. Александр I был готов использовать в своих интересах столкновение высокопоставленных деятелей Библейского Общества с православной общественностью, так как он выигрывал в любом случае, имея все нити интриги в своих руках. А.Н.Голицын, был, по-видимому, крайней фигурой, которой он мог пожертвовать. Наконец, работы по переводу книги И.-Е.Госснера проходили под контролем членов православной оппозиции, которым также нужен был веский повод для выступления. Только тайным замыслом можно объяснить привлечение к переводу, столь важному для деятелей Библейского Общества, объявленного политически неблагонадежным профессора И.Ф.Яковкина и Н.И.Греча, давно находившегося на подозрении у правительства. Участие в работах этих лиц сразу придало делу вид политического заговора. Практически во всех специальных исследованиях интрига 1824 года приписывалась консервативной оппозиции, ведущее место в которой отводилось духовенству⁵.

В своей автобиографии архимандрит Фотий дал краткую характеристику лиц, участвовавших совместно с ним в интриге 1824 года. А.С.Шишкова он характеризует как знатного вельможу и писателя, преданного царю и Церкви. “Он один стоил больше, нежели все ученые Церкви пользы могли принести. Несмотря на старость лет против лжеучений писал и говорил”. В князе Платоне Александровиче Ширинском-Шихматове Фотий видел патриота и ревнителя православия. “Он был не весьма велик среди людей, но велик перед очами Божьими. Был правой рукой А.С.Шишкова и во всем ему помогал”. Начальник гвардии Ф.П.Уваров: “мало разумел по учености земной и по духовным делам, но царю предан и Церкви почтителен. Через него удавалось действовать на царя в пользу Церкви”. Обер-полицмейстер И.В.Гладков все дела через Ф.П.Уварова доводил в руки императора. “Он был честен и неустрашим и ни под каким видом делу веры не изменял”. «А.А.Павлов, человек расположенный к Православной Церкви, старался сведения доставать по разным частям. Ему многим обязана Церковь в успехах побед над зловерием». «М.Л.Магницкий, так как был в курсе многих дел зловерия, многие вещи раскрывал важные. Он был предан православию и делал внушения графу А.А.Аракчееву против врагов веры». “А.А.Аракчеев был предан царю, никто точнее его не исполнял царских велений. Поэтому все тайные дела о вере были ему вверяемы”⁶.

Автобиография Фотия содержит сведения по поводу приоритетных направлений борьбы православной оппозиции весной 1824 года. Фотий указывал, что главной своей задачей считал освобождение царя из-под влияния Р.А.Кошелева, “агента всемирного масонского заговора”. На следующем по важности месте стояла борьба против политики правительства в области цензуры и книгоиздания. Лишь на третьем месте находились А.Н.Голицын (также заблуждающийся под влиянием Р.А.Кошелева) и его ближайшие сотрудники по Соединенному министерству. Православные оппозиционеры начали действовать против Российского Библейского Общества, перевода Библии на русский язык и сочинений Филарета лишь после своей победы в 1824 году.

Материалы следствия по “Делу Госснера” подтверждают распределение ролей, сделанное в автобиографии Фотия. Связи между участниками интриги 1824 года до сих пор не раскрыты. Хотя между собой они, несомненно, сносились при помощи А.А.Павлова и М.Л.Магницкого. Митрополит Серафим сотрудничал с А.А.Аракчеевым с начала 1824 года при расследовании дела А.П.Дубовицкого. А.С.Шишков сносился с И.В.Гладковым в ходе следствия. Из автобиографии Фотия следует, что главными действующими лицами на первом этапе дела были митрополит Серафим и сам Фотий. Очевидно, что в автобиографии архимандрит был не до конца откровенен. Он не упомянул об участии в деле П.С.Мещерского, без которого деятельность духовенства была бы затруднена, и вообще не раскрыл тайной роли А.С.Шишкова, несомненно бывшего в центре интриги.

В своей автобиографии Фотий пишет, что митрополит Серафим неоднократно приглашал его приехать в Петербург и помочь ему в борьбе с врагами Церкви, но архимандрит ждал для этого знака свыше. В автобиографии указывается, что Божья воля была явлена Фотию в начале января 1824 года. Архимандрит видел себя перед императором, который был болен и просил исцелить его. Фотий истолковал видение как призыв на подвиг. Однако в письмах Фотия к А.А.Орловой-Чесменской имеется послание 31 января 1824 года под названием «Жалость отца Фотия, что враг запинает митрополиту его вызвать на подвиг за веру и Церковь Христовы»⁷. В нем Фотий сетовал на то, что Серафим забыл его «многие труды» и не вызывает его в Петербург. «Нужда заставит его меня вызвать на брань, чтобы покорить врага под ноги верных и православие поддержать»⁸, – писал Фотий. Очевидно, в конце января Фотий уже знал о готовящемся заговоре и боялся, как бы события не начались без него.

О книге Госснера Фотий получил сведения от князя А.Б.Голицына и М.Л.Магницкого в конце 1823 года. В записке, поданной Николаю I в 1831, А.Б.Голицын писал, что, чувствуя невозможность убедить Александра I встать на защиту православия, он целую неделю прожил в Юрьевом монастыре. Там он передал архимандриту Фотию все имевшиеся у него сведения о действиях «врагов веры». Позже А.Д.Голицын послал к Фотию М.Л.Магницкого с новыми доказательствами, которые и побудили архимандрита начать выступление.⁹

По желанию митрополита Серафима в начале февраля 1824 года Фотий был вызван в Петербург. Возможно, инициатором приглашения Фотия в столицу был А.Н.Голицын. На это указывает письмо А.Н.Голицына от 6 февраля 1824 года: “Высокопреподобный отец Фотий в Санкт-Петербурге третий день и ни слова не пишет к тому, кто с нетерпением желал его видеть и получить его благословение”¹⁰. О приезде Фотия в Петербург сообщал архиепископу Московскому Филарету епископ Ревельский Григорий (Постников). Он писал, что архимандрит приехал вместе со своими певчими за неделю до масленицы и постоянно служил в домовой церкви митрополита Серафима. Григорий указывал, что на этих службах бывает множество народа.¹¹ Внимание общества к Фотию было привлечено, в том числе, и тем, что его певчие демонстрировали ставший в то время редким вид древнего знаменного пения – столповое (9 декабря 1823 года введенное в Юрьевом монастыре).

В послании к царю 12 апреля 1824 года Фотий писал, что уже полтора месяца следит за И.-Е.Госснером. Следовательно, начало этого дела можно отнести к концу февраля 1824 года. В своих воспоминаниях Н.И.Греч и В.И.Панаев однозначно свидетельствуют, что попытки добыть печатный экземпляр книги И.Госснера начались в середине марта (то есть сразу после того как листы были отпечатаны). Н.И.Греч вспоминал, что печатные листы книги И.Е.Госснера из его типографии пытался выкрасть полицейский осведомитель Платонов¹². В своих донесениях к К.Х.Бенкендорфу в 1828 году Ф.В.Булгарин писал, что Платонов был послан к Н.И.Гречу обер-полицмейстером И.В.Гладковым¹³.

Все это убедительно доказывает, что участники православной оппозиции с самого начала интриги 1824 года действовали очень осторожно. Сперва была подана тайная жалоба обер-полицмейстеру И.В.Гладкову. Затем через Ф.П.Уварова заговорщики вышли на царя. Только с санкции самого Александра I обер-полицмейстер мог начать тайное расследование, связанное с именем пастора Госснера, хорошо известного в высших сферах власти. Митрополит Серафим, осторожный дипломат, никогда бы не обратился с жалобой царю, не имея на этот счет предварительной договоренности. Письма Фотия к графине подтверждают, что уже в феврале 1824 года оппозиционеры имели прямые контакты с царем.¹⁴ Следовательно, участь Госснера была решена еще до того, как православные оппозиционеры начали действовать официально. По-другому обстояло дело с князем А.Н.Голицыным, также ставшим жертвой этой интриги.

Вызывая Фотия в столицу, А.Н.Голицын догадывался о собирающихся над его головой тучах. В.И.Панаев в своих записках пишет, что о начале “Дела Госснера” было известно в обществе и среди «мистиков» еще в начале марта: “За неделю до праздника Пасхи пришел ко мне П.И.Ястребцов и с беспокойством сообщил мне, что против князя Голицына существует заговор, что ожидают только выхода в свет печатной книги Госснера”¹⁵. Однако, поскольку первоначально интрига была направлена на неугодных императору сотрудников, А.Н.Голицын не мешал ходу “Дела Госснера”. Сам пастор Госснер был также в курсе ведущейся интриги. Епископ Григорий писал в это время архиепископу Филарету о том, что Госснер, при большом скоплении знатных особ, говорит проповеди о предательстве Христа архиереями. Госснер цитировал свою книгу “Евангелие от Матфея”, утверждая, что проповедует “чистое Евангелие”.¹⁶ Все это поощряло православную оппозицию к решительным действиям.

Из автобиографии Фотия мы узнаем, что, получив книгу И.-Е.Госснера, (К.Ю.Е. – добытую с ведома императора) митрополит Серафим на заседании Библейского Общества впервые выступил против А.Н.Голицына и между ними произошла ссора. Это же подтверждает и письмо Фотия от 16 марта 1824 года, где он пытался примирить князя с Серафимом: “Митрополит никого паче тебя не может любить. Это знаю верно. Ты его душа вся. Никто тебя не любит, и не будет любить другой архиерей так свято, как Серафим”¹⁷. Вместе с тем Фотий советовал А.Н.Голицыну самому войти к императору с критикой “антиклирикальной” литературы, выдержки из которой он читал князю: “Я имел свои замечания из вредных книг и в 1820 году предал огню, и точно всё в памяти осталось. А по сем я ещё повычитаю о книгах и тебе прочту. Иначе на нас врасплох напасти - испугать могут. Вот как я этим и служу тебе”¹⁸ (из письма 17 марта 1824 года). В посланиях графини в феврале 1824 года Фотий также указывал на то, что пытался «образумить» князя от заблуждений.¹⁹ «Люблю его, буду молиться о нем, но говорить ему правду, о том, что он по воле врага делает и зло творит», – писал Фотий.

Фотий также упоминал о том, что по поводу книги Госснера шла борьба и в самом близком окружении Петербургского митрополита. Его викарный епископ Григорий (Постников), которому Серафим поручил написать обличение этой книги, от задания отказался. И Серафим вынужден был писать опровержение самостоятельно, приложив к нему 32 листа книги, имевшиеся у него.

Перед праздником Пасхи опровержение на книгу И.-Е.Госснера было закончено, после чего митрополит Серафим сразу же отправил его Александру I. В автобиографии Фотий не приводит содержание послания, но дает краткое описание критикуемой книги, где характеризует ее таким образом: “Все сочинение Госснера оное есть повестка на явное возмущение всех уже приготовленных через другие книги во всех концах земли”²⁰. То, что Фотий приводит в пример лишь хулу Госснера Богоматери, подтверждает, что в руках у него была лишь часть произведения, так как далее в “Евангелии от Матфея” шли высказывания, каравшиеся, согласно российским законам, сожжением на костре, вырыванием языка, отсечением суставов²¹.

Вслед за этим 12 апреля 1824 года Фотий послал императору два письма: “Пароль тайных обществ или тайные замыслы в книге “Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова” и “О революции через Госнера, проповедываемой среди столицы всем в слуху явно уже”, а также приложенную к ним апологию (разбор мест из «вредных книг»). В них архимандрит обрушился не только на И.-Е.Госснера, но и на других мистических авторов, чьи произведения издавались в предыдущие годы в России. Позднее эти послания Фотия получили широкую известность. В рапорте графу М.А.Милорадовичу 21 июля 1825 есаул Е.Н.Котельников писал: “Архимандрит Фотий выставил Государю себя благодаря написанной им книге “Пароль”, этот пароль есть карбонарский и изданный для смущения народа”²².

Фотий писал, что книга на французском языке “Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова” была вручена Р.А.Кошелевым для перевода правителю Комиссии духовных училищ И.Ястребцову. За успешно выполненную работу переводчик получил по ходатайству А.Н.Голицына пенсию в 3000 р. Эта книга ныне хранится в Рукописном отделе РНБ вместе с “Делом Госснера”. Она издана в 1820 году в Медицинской типографии и прошла через светскую цензуру. Книга полна карандашных пометок. В предисловии к ней говорится, что автор ее неизвестен, а впервые появилась она в Базеле в 1727 году, содержание ее предсказывает французскую революцию. Для автора характерны нравоучения в духе “внутренней церкви”: что пришествие Христа в плоти еще продолжается в самом человеке, что Бог внутри человека и всякая другая религия ложна, что умеющий читать книгу “натуры” познает Бога в себе. Правда, все эти высказывания были завуалированы. Следуя написанному в 1820 году опровержению С.И.Смирнова на ту же книгу, Фотий находит в ней пароль тайных обществ, призывающий к революции. В чем он, несомненно, прав, так это в том, что в книгах такого рода содержалась проповедь “новой религии”, не относящейся ни к одной христианской Церкви.

В своем втором послании Фотий писал: “Пребывая в сем граде полтора месяца, я вслед тайно за Госнером назирал и узнал, что он для приготовления к революции умы вызван учить. Я довести непрестанно просил князя Голицына до сведения твоего [К.Ю.Е. - царя], но тщетно”²³. Архимандрит, ссылаясь на вещий сон, указывал императору на А.А.Аракчеева как на верного человека. Во второй части послания Фотий раскрывал суть “новой религии”: “Сия новая религия проповедуется в разных видах, а именно: то под видом какого-то нового света, то нового учения, то пришествия Христова в Духе, то соединения Церквей, то под видом какого-то обновления и акибы Христова тысячелетнего царствия, то внушается под видом какой-то новой истины. Все это есть токмо в разных видах отступление от веры Божьей, Христовой, Апостольской, Отечественной, Православной”²⁴. Фотий перечислял также источники этого зла: “Юнг-Штиллинг, Эккартсгаузен, Гийон, Беме, Лабзин, великое число методистов, гарнгутеры, квакеры, Госснер, Феслер и прочие. Цель же всего та, чтобы всяким образом отвлечь от истинной веры, испоганить алтари и престолы, внушить отвращение ко всем властям. А особенно к царской и священной”

²⁵. Интересно, что книга И.-Е.Госснера в этих письмах Фотия не упоминалась вообще, хотя во второй части послания она явно имелась в виду. По-видимому, митрополит и архимандрит разделили сферы, затрагивавшиеся в посланиях, и письма Фотия должны были усилить впечатление, произведенное на царя посланиями Серафима.

Мысли, содержащиеся в посланиях Фотия, высказывались позднее на протяжении всего хода “Дела Госснера” различными лицами. Но Фотий первым отправил царю послание, полное нападок на религиозные воззрения, которыми Александр I руководствовался в течение долгих лет. Это был очень рискованный шаг. Лица, позволявшие себе гораздо более слабые обвинения, попадали в опалу и отправлялись в ссылку. Выступления Фотия видимых последствий не имели. В своей автобиографии он свидетельствал, что сердце царево настолько было в тайне, что даже митрополит не знал, имели ли влияния эти послания. Лишь в день Пасхи, император не допустил к себе Р.А.Кошелева и в дальнейшем отказал ему в аудиенции.

Фотий писал, что в годы существования Соединенного министерства члены Св.Синода не имели доступа к императору. Тем не менее, через два дня после Пасхи митрополит Серафим явился во дворец, был принят и ему была назначена аудиенция.

Встрече митрополита Серафима с Александром I представители православной оппозиции придавали большое значение. Это видно из автобиографии Фотия, воспоминаний А.А.Павлова и М.Л.Магницкого. Все эти лица пишут о том, что поддерживали митрополита в его решимости “раскрыть глаза царю” и даже провожали его до дворца, боясь, что он изменит решение. Фотий под руку вел Серафима до кареты со словами: “Что ты, владыко святый, робеешь? С нами Бог! Господь сил с нами! Аще Бог по нас, кто на нас? Пора тебе ехать! Гряди с Богом”²⁶.

Во время беседы 17 апреля, продолжавшейся пять часов, Серафим жаловался царю на то, что «Церковь и государство в опасности от тайных обществ, первое из которых Библейское, оно возглавляется мирским человеком и противно христианству». Всё это, по словам митрополита, вело к революции, и главный организатор этих «непотребств» - друг царя - А.Н.Голицын. Князь для того и добился трёх министерств, чтобы разрушить Православную Церковь, он действовал под влиянием Р.А.Кошелева. Митрополит Серафим также подал жалобу на сотрудников А.Н.Голицына. В оправдательном письме царю 19 мая 1824 года А.И.Тургенев писал: “Я снова имел несчастье подпасть гневу Вашего Императорского Величества и причиною оному принесенная Вам на меня жалоба преосвященного митрополита Серафима”²⁷. Но Александр I гораздо лучше Серафима знал задачи Библейского Общества, а доверия к А.Н.Голицыну, осуществлявшему его волю, не утратил до конца жизни. Несмотря на это, царь благосклонно выслушал митрополита.

Убедившись в расположенности царя внять жалобам православного духовенства, Фотий вновь попытался уговорить князя вместе выступить против мистиков: “Думал Фотий после, что, может быть, он его еще обратит на путь истины или отвратит от себя как-либо таковыми речами и словами”²⁸. Однако А.Н.Голицын, уверенный в покровительстве Александра I, к речам архимандрита был глух “как бы слуха не имел”. 20 апреля 1824 года Фотий был тайно вызван во дворец к императору. Во время аудиенции архимандрит лишь повторил содержание своих посланий. В своей автобиографии он свидетельствует, что одновременно с этими событиями сведения императору передавались через Ф.П.Уварова, чьими стараниями и были организованы аудиенции Серафиму и Фотию.

22 апреля 1824 года по распоряжению императора Комитет Министров осудил книгу И.-Е.Госснера и распорядился начать следствие по лицам, участвующим в ее издании. Накануне, 21 апреля А.Н.Голицын послал Фотию письмо с угрозами, это, по-видимому, было вызвано как его аудиенцией у императора, так и предстоящим заседанием Комитета Министров, о котором князь должен был, безусловно, знать. 22 апреля Фотий писал в ответ князю: “Кто тебе возвестил, что я противу тебя? Ужели слово и дело всякое противу злодейств в книгах есть и может быть противу тебя? Знай, что я, по власти мне данной, твой наставник и отец, а ты сын мне. Я Божий слуга, подними же ты руки на меня, и узришь, или земля вас пожрёт вскоре, или гнев Божий вечно постигнет вас всех”²⁹.

Вечером 22 апреля по повелению императора в дом митрополита явился граф А.А.Аракчеев, с целью примирить Серафима с князем. Хотел ли Александр I подкрепить решимость митрополита или использовал последнюю возможность сохранить князя на его посту, решить трудно. Фотий придерживался первой версии: “После слышал Фотий от графа Аракчеева, что император велел ему потому быть на совете тайном сём, дабы как старец Серафим не оказал какой-либо слабости духа и уступки в деле, и стоял бы Серафим твёрдо, а что касается до царя, то он готов за всё приняться. Ежели же митрополит не устоит в твёрдости своей, то дело царю начать гласно будет без пользы”³⁰. Во время этой встречи Фотий впервые обвинил князя в потворстве еретикам. К этому времени архимандрит истратил весь запас средств убеждения, получив в ответ от князя одни угрозы. Об итогах встречи А.А.Аракчеева с митрополитом можно судить по тому, что Фотий сразу после нее сознательно идет на разрыв с А.Н.Голицыным. Судьба Соединенного министерства была уже решена. 23 апреля 1824 года состоялась последняя, как считал Фотий, его встреча с князем. В ответ на обвинения архимандрита А.Н.Голицын резонно заявлял: “Не я, а государь виноват, который, такого же духа будучи, желал, поздно уже останавливать, всё уже в большой силе”³¹. Фотий больше решил не встречаться с князем, как врагом Святой Церкви и государства.

Какими бы ни были отношения митрополита и архимандрита с А.Н.Голицыным, его имя не фигурировало в “Деле Госснера”. На следствии лица, причастные к идее издания книги, не выяснялись, допрос автора не проводился. Вопрос об ответственности руководителей Соединенного министерства за издание вредных книг не ставился.

25 апреля последовали два высочайших указа: “Об осуждении книги И.-Е.Госснера и высылке его из России, начале следствия об обстоятельствах издания книги” и “О новом порядке одобрения духовных изданий”³². Этими указами А.Н.Голицын ставился в зависимое положение от своего подчиненного митрополита Серафима, с которым, согласно указу, он вынужден был теперь консультироваться по вопросам цензуры³³. После этого Фотий резко рвет отношения с князем. 25 апреля, в час дня, в доме А.А.Орловой-Чесменской, архимандрит предает князя анафеме за потворство вредным книгам. В своей автобиографии Фотий приводить два варианта своего последнего свидания с князем.

В послании к царю. В автобиографии.

1. Князь пришел к Фотию для встречи с ним. 1. Князь пришел в дом к А.А.Орловой,

где находился Фотий.

2.Фотий готовился к встрече с князем. 2. Фотий не ждал князя.

3.Фотий сурово встретил князя и отказал 3.Во время беседы у Фотия “открылись

ему в благословении. глаза” на не исправимость князя.

4.Фотий предложил князю покаяться, тот 4.Фотию не удается разубедить князя,

отказался и ушел. Фотий кричал проклятия как последний аргумент он

ему в след.³⁴ использовал анафему.³⁵

Описания этого события отличаются тем, что в одном варианте Фотий показывает, что действовал намеренно, а в другом случайно. Первый вариант был доставлен царю вечером 25 апреля 1824 года. На этом отношения Фотия и А.Н.Голицына прерываются навсегда (письма А.Н.Голицына к Фотию после 1824 года, в публикации Н.И.Барсова, датированы ошибочно). Более близок к истине первый вариант описания Фотием проклятия князя. На аудиенции 14 июня 1824 года он также утверждал, что проклял А.Н.Голицына сознательно, за оскорбление Церкви и государя. По чьему указанию Фотий разорвал отношения с князем, видно из его автобиографии: “Возвратился Фотий в объятия отца, архипастыря Серафима, внушавшего разорвать союз с князем Голицыным, возвещает, что сотворил он с ним и со всеми”³⁶. А за митрополитом стояла воля верховной власти России: “После, хотя от уст Серафима митрополита и вельмож, слышал Фотий гнев на себя царя, но знал, что он делает наружно все то”³⁷. Скандал стал широко известен в столице, что дало А.С.Шишкову право писать в дальнейшем, что анафема Фотия повлияла на императора и совместно с “Делом Госснера” стала причиной отставки князя³⁸. Таким образом, Александр I очередной раз провел сложную политическую интригу, переложив ответственность за непопулярную меру на чужие плечи.

Анафема, произнесенная Фотием министру духовных дел и народного просвещения, была уголовно наказуемым поступком. Правом налагать анафему обладал в то время лишь Св.Синод. Таким образом, архимандрит самовольно присвоил себе прерогативы высшего церковного правления. Все окружавшие Фотия понимали, в какой опасности он находится. В автобиографии Фотий указывал, что пришедшая в это время в дом А.А.Орловой-Чесменской П.М.Толстая ожидала неминуемого ареста архимандрита. Фотий отвечал ей, как некогда его учитель Иннокентий: “Чего бояться за правду?”³⁹. Действительно, А.Н.Голицын немедленно подал жалобу царю, но выговор Фотию был объявлен лишь 14 июня 1824 года. Свой поступок Фотий объяснял тем, что проклял А.Н.Голицына наедине, без свидетелей, (К.Ю.Е. - на что имел право, если бы был духовным отцом А.Н.Голицына) и уже воля князя была распространить этот слух по Петербургу. Фотий указывал, что если Госснер смеет наносить хулу Пресвятой Богородице, то и он вправе отлучить от Бога покровителя Госснера.

В новой ситуации главным рупором православной оппозиции становится Фотий. 29 апреля он отправил императору очередное послание: “План разорения России и способ оный план вдруг уничтожить тихо и счастливо”. Фотий предлагал царю: “1) Министерство духовных дел уничтожить, а другие два отнять у настоящей особы. 2) Библейское общество уничтожить под тем предлогом, что много уже напечатано Библий, и они теперь не нужны. 3) Синоду быть по-прежнему, и духовенству надзирать при случаях за просвещением, не бывает ли чего противного власти и вере. 4) Кошелева отдалить, Госснера выгнать, Фесслера изгнать и методистов выслать, хотя главных”⁴⁰. Эти меры он обосновывал тем, что в России действует тайное общество иллюминатов, которое готовится к приходу Христа в 1836 году и к этому времени хочет разрушить государства и Церкви и учредить единую религию. Главный посланник иллюминатов в России Родион Кошелев, «поймавший в свои сети А.Н.Голицына», хочет ввести реформу конституционную и ущемить духовенство введением Соединенного министерства. Ту же цель преследуют методисты, под именем Библейского Общества, пропуская в Россию “злодейские книги”, которые рассылаются в академии, семинарии и училища.

7 мая Фотий передал царю свое четвертое послание “План революции, обнародованный тайно, или тайна беззакония, в книге “Победная повесть”. Он писал о заговоре тайных обществ, имеющем целью учреждение универсальной монархии и «тысячелетнего царствия Христова в Иерусалиме». Это послание было также направлено против религиозных заблуждений императора.

В этих посланиях Фотия факты переплетались с фантазией. Но при этом он давал царю практические рекомендации по кадровой политике. Очевидно, без посторонней подсказки архимандрит не мог предугадать перемены, предстоящие в правительстве. Существовала группа лиц, представляющая из себя центр православной оппозиции, куда сходились все нити интриги. Диапазон информации, поступающей в него, был очень широк, ее доставляли А.А.Павлов, М.Л.Магницский и даже начальник полиции И.В.Гладков. Центром православной оппозиции в 1824 году, по-видимому, являлся дом графини А.А.Орловой-Чесменской. Именно там произошла первая встреча Фотия с М.Л.Магницким и был предан анафеме князь А.Н.Голицын. Туда стекались все сведения и оттуда получали инструкции митрополит Серафим и А.С.Шишков. Главной связующей нитью оппозиционеров и был архимандрит Фотий, что, при отсутствии главы оппозиции, делало его самым заметным лицом. Именно этим положением объясняется несоответственно большая роль, отводимая Фотию его старшими товарищами митрополитом Серафимом⁴¹ и А.С.Шишковым⁴².

Несомненно, послания Фотия явились совместным плодом деятельности ядра оппозиционеров. Именно существование центра православной оппозиции позволило Александру I возглавить ее своим ставленником, А.А.Аракчеевым, и направить в нужное русло. Как и любая консервативная оппозиция, православная партия предпочитала использовать легальные пути борьбы, и ее представители действовали в рамках своих служебных полномочий. Первоприсутствующий член Св.Синода митрополит Серафим ходатайствовал перед царем в защиту Православной Церкви, а А.С.Шишков обвинял И.-Е.Госснера и В.М.Попова в Комитете Министров, Сенате и Государственном Совете. По сложившейся традиции во главе оппозиции мог стоять только клирик Православной Церкви. Но первоприсутствующий член Св.Синода был осторожным дипломатом, и во главе оппозиционеров оказался Фотий. Не исключено, что выдвигать на первый план его фигуру императору понадобилось именно потому, что архимандрит не имел достаточно веса, чтобы реально возглавить оппозиционеров. В нужный момент появился А.А.Аракчеев, и управление делами духовного ведомства перешло от одного светского лица к другому при полной поддержке православного духовенства.

Параллельно с деятельностью Фотия набирало свой ход расследование “Дела Госснера”. Рассмотрение книги И.-Е.Госснера и обстоятельств, связанных с ее появлением в Петербурге, император возложил на Комитет Министров. Заседание, посвященное этому вопросу, состоялось 22 апреля 1824 года. Военный генерал-губернатор Петербурга М.А.Милорадович по высочайшему повелению предъявил вниманию Комитета книгу, выпущенную в Петербурге на русском языке, сопроводив представление следующими комментариями: “[книга] заключает в себе многие рассуждения, которые не только противны правилам господствующей в России Церкви, но не согласны с догматами всех вероисповеданий христианской религии, и многие такие умствования, которые вводят читателя в соблазн и внушают чувст<