Белград, Королевский дворец,

резиденция правящей династии Карагеоргиевичей, дворцовый парк

Принцесса Елена Карагеоргиевич

 

И вот настал момент, когда Елена должна была наконец встреться со своим женихом. Вчера она наблюдала за ним во время открытия гранд‑отеля и русского культурного центра «Москва», когда этот человек на пару с ее отцом говорил торжественные речи о сербско‑российской дружбе. Жених ей очень понравился. Не слишком молодой, как можно было представить по рассказам брата, и не слишком старый, он выглядел максимально естественно и, несомненно, завоевал у сербской публики немалое количество симпатий. Старенький папа‑король на его фоне выглядел очень неуверенно, и оттого суетливо, и причиной тому, скорее всего, был присутствовавший там же господин Димитриевич – одновременно ангел‑хранитель и бес‑искуситель династии Карагеоргиевичей.

Потом с принцем Михаилом встречался Георгий, и остался от потенциального зятя в полном восторге. Правда, Георгия привести в восторг не так уж и сложно. Достаточно разговаривать с ним как со взрослым человеком, а не в стиле «отстань, мальчик». Он действительно выглядит моложе своих лет, юноша‑красавчик, предмет вожделения стареющих придворных дам. Но на самом деле он мужественный и сильный молодой человек, очень умный и честный, только, быть может, немного вспыльчивый, и последнее, несомненно, связано с его молодым возрастом. Станешь тут вспыльчивым, когда каждый второй, презрительно кривя губы, думает о тебе: «молоко на губах не обсохло». Разве мало в мире вполне взрослых людей, дожившихся до седых волос, но так и не наживших ни капельки ума?

А вот и жених в русском военном мундире идет по парковой аллее стремительной походкой человека, который не любит ждать и презирает всяческие условности. И улыбка на его лице предназначена именно ей, Елене Карагеоргиевич… От этой улыбки на сердце девушки потеплело, и она улыбнулась в ответ.

– Здравствуйте, милая Хелен, – сказал Великий князь Михаил, снимая с головы фуражку и обнажая аккуратную, но не прилизанную прическу, – я очень рад вас видеть.

– И я тоже рада вас видеть, – ответила Елена, чуть склонив голову набок, – ведь как‑никак мы с вами уже давно знакомы… Хотя четыре года назад вы едва ли замечали тихую некрасивую девушку, бедную родственницу блистательных черногорских принцесс.

– С тех пор я так изменился, что иногда сам себя не узнаю, – сказал Михаил. – Общение с канцлером Одинцовым и князем‑консортом Новиковым, а также с их товарищами, ни для кого не проходят даром. Так что, милая Хелен, можете считать, что имеете дело с незнакомцем, который способен заметить то, чего прежний юный Мишкин не видел и в упор…

– Замечательно, господин Незнакомец, – улыбнулась Елена, – а теперь объясните пожалуйста, как так получилось, что вы сумели разглядеть ту, которую раньше не замечали даже в упор? Это я вам не в упрек говорю, мне просто интересно.

Сказав это, сербская принцесса с удовольствием смотрела, как смущается и краснеет ее жених. И вроде бы всем известно, что среди правящих фамилий спонтанные браки по любви крайне редки, но все равно принято делать вид, что дела обстоят совсем наоборот.

– Ну… – смущенно произнес Михаил, – на самом деле первым наше внимание на вашу персону посоветовал обратить господин Димитриевич, когда мы с князем‑консортом Новиковым в категорической форме запретили ему устраивать провокации с целью отстранения вашего старшего брата Джорджи от должности наследника престола. Димитриевич и стоящие за ним люди считали его слишком импульсивным и прямолинейным для должности сербского короля, видимо, рассчитывая контролировать вашего младшего брата – так же, как сейчас они контролируют вашего отца. Но мы объяснили ему всю глубину их заблуждений. Когда ваш младший брат Александр соберет в свои руки все нити власти – реальной власти, а не так, как сейчас – он инсценирует покушение на свою персону и на этом основании арестует и к чертовой матери расстреляет всех своих благодетелей. При этом беднягу Джорджи, чтобы не мешал, в прошлом другого мира Александр своей волей на целых двадцать лет засадил в персональный сумасшедший дом, в котором тот был единственным пациентом. Вот тогда Димитриевич и обратил наше внимание на то, что в Белграде, помимо двух принцев, имеется еще и принцесса, и что если я женюсь на вас и останусь жить в Сербии, то ваш немирный сосед Австро‑Венгрия будет вести себя по отношению к вам значительно более аккуратно. Быть может, я сумбурно говорю, но для большинства членов нашего правящего сословия так называемые «браки по любви» являются недопустимой роскошью. Любовь к супругу или супруге может прийти к нам позже, если, вступив в брак, мы будем искренне стремиться наладить отношения со своей половиной. Такой, например, была семья моих родителей… Никто не может сказать, что мои Папá и Мамá искали себе привязанностей на стороне. И таким же является брак моей сестры Ольги, которая полюбила своего будущего жениха уже после того, как было принято принципиальное решение об их свадьбе. В вашу же пользу говорило то, что ни у вас, ни у меня на настоящий момент нет сердечных привязанностей, а также то, что мы с вами ни в коей степени не родственники…

– Э… – растерянно произнесла Елена, – а какое значение вообще имеет факт родства или не родства между нашими фамилиями?

– Самое прямое, – немного замявшись, ответил Михаил, – чем ближе родство супругов, тем выше вероятность рождения ущербных детей, которых так много в европейских правящих фамилиях. В первую очередь, это гемофилия, во вторую – слабоумие, в третью – никто не рожает так много мертворожденных детей, как особы королевской крови.

– Но, Михаил! – упрямо топнула ножкой сербская принцесса, – ведь, скрещивая между собой ближайших родственников, люди таким образом выводят новые породы племенных животных, добиваясь от них наивысшего качества…

– Да, выводят, – подтвердил Михаил, – да только вот люди – не животные. Немыслимо убивать человеческих детей только за то, что они не соответствуют целям селекционной программы. Нечто подобное в далекой античности пытались проделать спартанцы, не желающие смешиваться с покоренными ими илотами. Из‑за своей малочисленности они тоже перемешались до полной однородности – даже в большей степени, чем наши правящие фамилии, и потому были вынуждены завести себе Тарпейскую скалу, с которой кидали младенцев, родившихся с видимыми уродствами. Для остальных юных спартанцев существовала беспощадная военная дрессура, пройти которую и дожить до совершеннолетия, наступающего в тридцатилетнем возрасте, мог только абсолютно здоровый и физически крепкий юноша‑эфеб. Все остальные должны были погибнуть, не оставив потомства. Так спартанцы сами превратили себя в некое подобие человекообразных бойцовых псов, у которых повышена сила и агрессивность, но снижен интеллект. С нашими же европейскими королями все еще хуже и страшнее, поскольку их селекционная программа предусматривает выведение человекообразной комнатной болонки – существа безмозглого, беззубого и бесполезного. А я не хочу, чтобы моей женой стало двуногое воплощение домашней собачки, которое народит мне таких же тупеньких и болезненных детей. Ведь мы, Романовы, и так уж состоим в весьма тесном родстве с большинством европейских фамилий, и дальнейшее сближение с ними было бы неоправданным риском. Или вы думаете, что случайно по всей Европе монархический принцип управления повсюду вытесняется республиканским парламентаризмом? Да нет уж. Правящие фамилии повсюду необратимо глупеют и уже не в силах конкурировать с выходцами из вчерашнего плебса. А своим детям я такой судьбы не хочу.

– А вы, Михаил, бунтарь и вольтерьянец – почти такой же, как Джорджи… – задумчиво сказала Елена. – Наверное, поэтому вы ему понравились. И мне тоже. Только мой брат совсем еще юноша, а вы уже взрослый человек.

– Я не бунтарь, милая Хелен, – покачал головой Великий князь, – просто в силу своих знакомств я – человек, значительно более осведомленный в том, что делать необходимо, а что не рекомендуется ни в коем случае. Я знаю, что не имею права на ошибку и что от каждого моего шага зависит судьба не только сербского и болгарского, но и русского народа.

– Скажите, Михаил, – сказала Елена, скромно опустив глаз долу, – а вы можете хотя бы отчасти поделиться своими страшными откровениями со своей невестой? Я хочу хотя бы отчасти знать, чего мне ждать и к чему готовиться. Мы с Джорджи уже договорились, что если я выхожу замуж за вас и только за вас, то он отходит в сторону, освобождая нам с вами место на не сербском престоле. Просто тогда я не была уверена в том, что мы с вами найдем взаимопонимание, и отложила окончательное решение до первой личной встречи.

– Значит ли это, милая Хелен, что вы все‑таки решили принять мое сватовство? – прищурившись, спросил Михаил.

– Вы все правильно поняли… – кивнула Елена, слегка покраснев. – Вы мне понравились, и я решила сделать первый шаг навстречу – вне зависимости от того, станете вы болгарским князем или нет. Ведь вы правильно сказали, что обычные браки, по хотению и наитию – совсем не для правящих особ. И пусть я в вас пока не влюблена, я все равно постараюсь пройти свою часть пути для того, чтобы наш брак был счастливым.

– Хорошо, милая Хелен, – сказал Великий князь, сняв фуражку и огладив прическу, – я очень рад, что вы приняли мое предложение. Вы даже не представляете себе, как я рад.

– Вот и прекрасно! – Елена снизу вверх пристально посмотрела на своего жениха. – А теперь рассказывайте, что ждет всех нас в ближайшее время и в отдаленной перспективе, а я обязуюсь сохранить ваши слова в полной тайне.

– Про отдаленную перспективу я вам рассказать ничего не смогу, – сказал Михаил, чуть нахмурившись. – Ведь наша цель – полностью изменить рисунок событий относительно того мира, откуда к нам пришли господа Одинцов, Новиков и другие. Уж больно там все для нас выглядит неприятно.

– Для нас – это для кого? – спросила Елена.

Немного подумав, Великий князь ответил:

– На самом деле, по итогам двадцатого века в выигрыше оказались лишь Североамериканские Соединенные Штаты, которые ловко использовали чужие конфликты. Все остальные, в том числе Россия и Сербия, только претерпели и потеряли. Естественно, нам это не нравится и мы хотим в корне изменить положение на такое, когда заокеанские мистеры не смогут греть свои руки на наших проблемах. В ближайшей перспективе нас ждет большая общеевропейская война, которую одни источники назовут Великой, а другие Мировой, и начнется она, скорее всего, с нападения Австро‑Венгрии на маленькую Сербию. Так что, оставшись после свадьбы в Сербии, мы с вами оказываемся на направлении первого вражеского удара. Я иду на это совершенно сознательно, потому что только так, совместными действиями трех славянских государств, можно по очереди разгромить наших главных общих врагов, турок и австрийцев.

– Но почему обязательно должна быть война? – воскликнула Елена. – Разве люди не могут жить мирно и ни на кого не нападать? И почему причиной этой войны, по вашему мнению, непременно станет Сербия, а не какая‑нибудь еще европейская страна? Мало ли какие конфликты могут случиться между нашими соседями… Чем, например, будут плохи войны между Турцией и Болгарией или той же Турцией и Грецией?

– Из‑за Турции всеобщая война не начнется, – хмуро произнес Михаил. – Не та у нее значимость для главных европейских стран. Нам будут корчить страшные рожи, грозить пальцем, плеваться слюной в прессе, но не мобилизуют ни одного солдата, ибо это грязные дикари должны умирать ради европейских интересов, а не наоборот. Зато император Франц‑Иосиф ненавидит Сербию жгучей иррациональной ненавистью – так, что готов начать войну против нее без всякой причины и повода и тем самым поднести спичку к охапке сухой соломы. К этому его будут толкать главные державы, не желающие нести ответственность за развязывание всеобщей войны, но тем не менее считающие ее желательной. Сейчас им кажется, что во время жаркой мировой схватки они сумеют вырвать из территорий своих соседей куски пожирнее, округлив свои владения. При этом они не думают, что все может случиться наоборот. И главная из таких стран – Германия, чья мощь растет не по дням, а по часам. Этой стране стали тесны европейские рамки, и в головах германских политиков и генералов уже бродят гнусные мысли о завоевании всего мира. Кайзер Вильгельм не просто произносит воинственные речи, он готовится претворить их в жизнь, подталкивая к тому же своих сателлитов. Его главный расчет основан на том, что Российская империя в силу своей громоздкости медлительна и неуклюжа, а союзные ей страны будут больше думать о своих интересах, чем об общей победе. Он рассчитывает сначала нанести стремительный удар на запад, разгромив Францию, а затем развернуть свои армии на восток – и всеми силами, вместе с Австро‑Венгрией и Турцией, навалиться на туповатого русского медведя. Наша задача – обмануть его ожидания. Необходимо сделать так, чтобы эта битва не затянулась, заваливая поля сражений окровавленными человеческими ошметками, а, напротив, сделать свою часть работы по разгрому Австро‑Венгрии так быстро, чтобы Германия, не успев опомниться, очутилась в полном окружении и сдалась под действием превосходящих сил. Австро‑Венгрия начнет эту войну, и она же станет ее главной жертвой, а отнюдь не Сербия.

– Ужас! – воскликнула Елена, прикрыв рот рукой, и тут же быстро спросила: – Скажите, когда же произойдет эта война? Скоро ли начнется предсказанный вами кошмар?

– Нам дано от одного года до десяти лет, – с мрачным видом ответил Михаил. – Но в последнем случае общеевропейская война уж точно начнется не с нападения Австрии на Сербию, а в тот момент, когда полностью достроенный германский флот выйдет в море, чтобы бросить вызов Владычице Морей. Но нам тут от этого легче не станет. В любом случае от исхода грядущих сражений будет зависеть существование и Сербии, и Болгарии, и даже самой Российской империи.

– Я поняла все, что вы сказали, Михаил, – кивнула Елена, – и приняла ваше предложение еще и потому, что австрийская угроза вечно висит над нашей Сербией дамокловым мечом. Вы правильно сказали: нас, сербов, ненавидят за само наше существование. И никто другой, кроме вас с вашими талантами и вашей семьей даже не попытается спасти нашу несчастную Сербию. А теперь, если у нас все решено, давайте возьмемся за руки как примерные жених и невеста и пойдем к моему Папá объявлять о нашей помолвке…

 

 

Часть 28

ТОЧКА РАЗВОРОТА

 

Мая 1907 года, полдень

Австро‑Венгерская империя, Вена, замок Шенбрунн.