Великий князь Михаил и полковник Рагуленко

(для друзей – Слон, для подчиненных – герр Оберст)

 

Стучат колеса по стыкам рельс, и каждый такой «тудух‑тудух» приближает литерный поезд к конечной точке, городу Одессе. Состав только что миновал узловую станцию Невель, и теперь набирает ход, наверстывая пятнадцать минут стоянки, которая была необходима, чтобы железнодорожники заменили паровоз, а вдоль поезда прошлись обходчики, проверяя состояние колесных пар и тормозных букс. И в то же время персонал вагона‑ресторана, а также камердинеры, ординарцы и прочие денщики, получили возможность пробежаться по привокзальным лавкам, пополняя запас самых необходимых вещей, расходующихся в дороге с невероятной скоростью. Неприлично важному господину самому бегать за папиросами, спичками и круглыми жестяными коробками мятных монпасье для угощения дам.

Правда, этот литер был не такой как обычно, ибо ехал в нем Великий князь Михаил Александрович, знаменитый своими спартанскими нравами, а также команда силовой поддержки, состоящая из офицеров армии, морской пехоты и Службы Имперской Безопасности. Офицеры в невысоких чинах – от подпоручиков до штабс‑капитанов, молодые, дерзкие, агрессивные (и среди них двадцатипятилетний поручик Борис Шапошников) – и над ними дядькой командир запасной (учебной) бригады морской пехоты гвардии полковник Рагуленко по прозвищу герр Оберст. Черта вам лысого, товарищ Слон, а не отставку. Желали патриотически воспитывать юношество – нате вам. Командир запасной бригады – тоже важная должность. Ваша задача – подготовка кадрового унтер‑офицерского и фельдфебельского состава не только для корпуса морской пехоты, но и для смежных родов войск: гренадеров, егерей и штурмового спецназа Имперской Безопасности.

Кроме того, младшие офицеры указанных родов войск (и не только) проходят в этой запасной бригаде курсы повышения квалификации, где их учат, что на поле боя делать следует и что категорически запрещено. К чему вкладывать в обучение офицерского корпуса серьезные деньги, если в течение месяца‑двух от начала боевых действий всех господ офицеров банально перестреляют, потому что они из чувства ложно понятого героизма не будут «кланяться» пулям. Вот этих‑то «повышающих квалификацию» и сгребли на помощь Великому Князю Михаилу Александровичу, назначив в начальники самого оберста Слона. К поездке в братскую Сербию в качестве сопровождения одного из самых знаковых членов императорской фамилии (помимо самой императрицы), господа офицеры отнеслись с восторгом и, можно сказать, энтузиазмом.

А вот сам полковник Слон вспомнил, что однажды они с Великим князем Михаилом в сопровождении похожей спецкоманды уже ехали в поезде по выжженной Маньчжурской степи. И вот теперь они снова они сидели в вагоне‑ресторане только вдвоем (завтрак у господ офицеров закончился полчаса назад) пили чай и вели неспешную беседу. Михаил, оставаясь наедине с офицерами из будущего, чувствовал себя в положении «без галстуков», понимая, что эти не предадут и не продадут. Все сказанное в этой компании останется между ними и не уйдет ни к какому третьему человеку. А за окном мелькали елки‑елки‑елки‑елки, в отдельных особо избранных местах сменяясь березовыми рощами и сосновыми борами. Чем дальше на юг мчался поезд, тем явственней вступала в свои права весна. Поэтому и разговор как‑то незаметно свернул с воспоминаний о былых битвах на будущие матримониальные планы Великого Князя, которые еще только предстояло осуществить.

– Понимаешь, Слон, – говорил Великий князь, – что‑то мне сейчас как‑то не по себе. У меня ощущение, будто я не еду свататься к сербской принцессе, а иду по этапу на каторгу…

– Нормальное ощущение, – кивнул полковник Рагуленко, – вон, некоторые особо свободолюбивые особы, бывает, даже бегут куда глаза глядят прямо из‑под венца. И страдают этим не только невесты, которых выдают замуж за нелюбимых, но и женихи, не желающие связывать себя узами Гименея.

– Да неважно, чего я там желаю или не желаю… – отмахнулся Великий князь от слов старого приятеля. – Все – и Мамá, и Ольга, и даже Александр Владимирович с Павлом Павловичем – настаивают на этом браке. И ведь я понимаю, что они совершенно искренне желают мне добра, но при этом все они имеют в виду, что этот брак должен принести благо не только мне лично, но прежде всего России в целом. Вот я и думаю, чего тут больше – политики или все желания видеть меня женатым человеком?

– Миш, – сказал полковник, разбулькивая по рюмкам коньяк, – ты это… прими на грудь писят грамм, чтобы глупые мысли не лезли в умную голову, а я тебе все объясню. Вот твоя сестра, богоданная нам государыня‑императрица – дай Бог‑то ей большого здоровья и долгих лет царствования – как ты думаешь, у нее брак счастливый или нет?

Великий князь принял коньяк, зажевал его ломтиком лимона и утвердительно махнул головой.

– Конечно, счастливый, – сказал он, – когда она смотрит на своего Сашку, то аж светится. Если Петр Ольденбургский был для Ольги египетской казнью, и нечеловеческой мукой, то ныне, оказавшись замужем за полковником Новиковым, она испытала прямо противоположные чувства.

– Вот! – поднял вверх палец полковник Рагуленко. – А ведь первоначально это тоже планировался своего рода брак с интересом по расчету. Павел Павлович начал делать из твоей сестры будущую императрицу, и чтобы этот процесс прошел правильно, было необходимо устроить ее личную жизнь наилучшим способом, с кем‑нибудь из наших единомышленников. А то обычно противоборство дневной и ночной кукушек ничем хорошим не кончается. А все началось с того, что у Командира [334] возникло вполне обоснованное желание найти Петра Ольденбургского и по‑простонародному набить ему морду лица. Не за то, что тот педик, нет. А за то, что этот гад вполне осознанно, из садистского каприза, ломал жизнь ни в чем не повинной молодой девушке. И твоя сестра почувствовала этот искренний порыв и потянулась к Командиру сначала как к защитнику и утешителю, а тот отнесся к ней вполне по‑рыцарски. В итоге мальчик с девочкой договорились, что будут дружить и ходить парой под ручку. Этот путь к счастливой семье они проходили шаг за шагом навстречу друг другу – и вместе с тем затурканная девчонка под воздействием уроков Павла Павловича и дружбы с Дашей Спиридоновой превращалась в будущую железную императрицу…

– Вообще‑то, – сказал Великий князь, – защитниками и утешителями для Ольги должны были быть мы с Ники, как ее старшие братья, но мы пошли на поводу у Маман, которая решила, что так будет лучше для всех. Вот и сейчас опять почти то же самое…

– Слышь, Миш, – сказал полковник Рагуленко, разливая по второй, – а ты в курсе, что еще три года назад, перед самой своей свадьбой, Командир имел серьезный разговор с твоей маман и настоятельно попросил ее прекратить брачные танцы вокруг твоей персоны?

– Сказать честно, Слон, впервые об этом слышу, – ответил Великий князь. – Однако я ничуть не удивлен. Александр Владимирович всегда был мне хорошим другом. Тем удивительнее мне его позиция сейчас, когда он целиком и полностью поддержал идею женить меня на сербской принцессе Елене…

– Э нет, – покачал головой полковник, – сейчас совсем не то же самое, что тогда. Если бы невесту тебе искала твоя маман, то получилось бы, возможно, даже хуже, чем в первый раз у государыни Ольги. По крайней мере, Петр Ольденбургский в силу своих особенностей не настрогал ей кучу детей с врожденными уродствами.

– Постой, Слон, ты о чем? – недоуменно спросил Великий князь. – При чем тут дети с уродствами?

– Действительно, – пожал плечами полковник Рагуленко, – психические отклонения, безволие и, с позволения сказать, малосильность могут быть еще хуже. А если серьезно, то разве не видно, что правящие фамилии Европы, большие и маленькие, в течение последних поколений вырождаются все быстрее? Я тут почитал перед этой поездкой кое‑что… Вот мы с тобой будем проезжать через Болгарию. У тамошнего князя Фердинанда ныне покойная жена была из Бурбонов. Ее родители приходились друг другу недопустимо близкими родственниками, совпадая между собой на семь восьмых, да и папаша княгини в пятом поколении вместо тридцати двух предков имел всего шестнадцать. В результате из двенадцати детей этой парочки один родился мертвым, двое умерло в младенчестве, шестеро оказалось слабоумными, и только трое получились нормальными. В других правящих семьях, быть может, такого кошмара и нет, но все равно их количество ограничено и правят они очень давно, так что успели перемешаться между собой до полной однородности. А это означает вырождение. Вы, Романовы, со времен царя Петра одной ногой стоите в Европе, приискивая там себе невест. Пока Бог вас миловал – слабоумных и сумасшедших, кроме Николай Николаевича‑старшего в вашей семье не было (да и тот съехал с катушек уже в весьма зрелом возрасте), но все равно брать европейских невест еще хотя бы в одном поколении было бы для вас непростительной глупостью. Ты думаешь, запрет на близкородственные браки – это церковная блажь? Нет, это защита от вырождения…

– Ладно, Слон, все, что ты сказал, мне понятно, – согласился Великий князь, – но при чем тут принцесса Елена?

– А при том, что династия Карагеоргиевичей еще совсем новая, ей и ста лет еще нет, – ответил полковник Рагуленко. – И с европейскими принцами и принцессами она еще не скрещивалась. А маменька твоей принцессы происходит из рода правителей Черногории Негошей, которые до середины прошлого века соединяли титул владыки с должностью православного митрополита – а следовательно, наследовали престол по принципу «от дяди к племяннику». Так что главную семейную функцию – родить тебе здоровых и умных детей – такая жена выполнит на все сто процентов. А что касается остального – то, как я уже говорил, этот путь навстречу друг другу вы должны пройти вдвоем. Ты и она, шаг за шагом… Первый шаг с ее стороны сделан – находясь в здравом уме и ясной памяти, принцесса Елена не отвергла идею твоего сватовства. Теперь шаг за тобой – при первой встрече ты должен сделать так, чтобы она улыбнулась. Поверь опыту старого солдата, не знающего слов любви: бывает, что улыбка сильно меняет лицо женщины; печальную дурнушку она может превратить в ослепительную красавицу, а хорошенькую грустящую девушку – в злобную торжествующую мегеру. А еще важно, чтобы ты смог подружиться с ее братом Георгием, тем более что сразу после приезда он становится моим подопечным. Говорят, он неплохой парень, только слегка вспыльчивый и обидчивый…

– Слегка – это не то слово, но я постараюсь с ним подружиться, – сказал Великий князь. – Павел Павлович уже говорил, что если меня признает Георгий, то и Елена поступит точно так же, ведь она полностью доверяет чутью своего брата.

– И это тоже верно, – подтвердил полковник Рагуленко, – в любом случае ты у нас, Ваше Высочество, уже большой мальчик, почти тридцати лет от роду, и тебе негоже ходить холостым.

– А сам‑то? – отмахнулся Михаил, – три года как у нас, а так и не женился… Вон, даже адмирал Карпенко нашел себе молодую жену, и, что интересно, совсем не охотницу за богатенькими мужьями…

– Мое все осталось там, в двадцать первом веке, – веско произнес его собеседник, как‑то вдруг посуровев, – а тут я женат на своей работе, и мои дети – это молодые люди, прошедшие обучение в моей бригаде. Чую я, что пройдет всего несколько лет – и эти мои слонятки знатно потопчут своими ногами госпожу Европу. Все остальное – по принципу «не обязательно покупать корову, если захотелось попить молочка». На этом тему закроем, друг мой, Сергей Сергеевича я тут обсуждать не буду, дай только Бог ему счастья в личной жизни… Ты лучше расскажи мне под коньячок, чем там закончилось толковище с британским королем? Секретные моменты можешь опускать, я не обижусь. Неужели мы снова идем в ту же реку под названием Антанта?

– Ну, дружище Слон, – замялся Великий князь, – само это, как ты сказал, толковище является секретным. Официально считается, что король Эдуард прибыл в наши палестины исключительно с частными целями, сопровождая свою супругу Александру Датскую на встречу с нашей маман, вдовствующей императрицей Марией Федоровной, в девичестве датской принцессой Дагмар.

– Будь уверен, Миш, – пожал плечами полковник Рагуленко, – что германская разведка пересчитала, сколько раз и в какой компании британский король посещал Смольный. Также они наверняка знают, что, по странному совпадению, в этот момент внутри находились люди, постоянно в этом месте не проживающие – вроде твоей замечательной персоны или нашего Командира, который в обычные дни рано утром убывает в Гатчину, возвращаясь уже затемно. К тому визит британского короля в Санкт‑Петербург продолжался гораздо дольше, чем это прилично с семейными целями… А потом случилось практически одновременное спешное отбытие короля Эдика к себе в Лондон, Сергея Сергеевича – к новому месту службы «на севера», и нас – к очагу будущего мирового пожара в Белград. О последнем факте (я имею в виду, что именно Сербия станет спичкой, которая подожжет мир) в Берлине, конечно, еще не осведомлены, но, в общем, цель приезда британского монарха в Северную Пальмиру и сам факт проведения переговоров – это скорее секрет Полишинеля, чем реально государственная тайна.

– Пожалуй, ты прав… – Великий князь чиркнул спичкой, прикуривая папиросу. – И дядюшка Вилли уже понял, что все это шоу с факелами и барабанщиками устроено как раз в его честь. К тому германцы наверняка уже обнаружили, что количество шифрованных телеграмм, которыми французское посольство в Питере обменивалось со своей центральной конторой, вдруг выросло в несколько раз, а это тоже кое о чем говорит. К нам на переговоры даже хотел прикатить президент Фальер, – но это означало бы, что сеанс тайной магии переходит в ее разоблачение, так что мы договорились, что в полном официальном составе встретимся позже, на какой‑нибудь нейтральной территории.

– Так, значит, французы тоже в деле? – мрачно уточнил Слон. – Просто прекрасненько, Миш. Мы, значит, опять будет таскать каштаны из огня, а они станут их высококультурно кушать…

– Да нет же, – покачал головой Великий князь. – Ольга сразу сказала этому обормоту месье Делькассе, что все французские хотелки, что и когда мы должны делать или не делать, ее совершенно не интересуют. Мол, если не нравятся наши условия, можете не подписывать договор вовсе. Но потом, когда германские гренадеры уже будут подходить к Парижу, вы все равно приползете к нам на брюхе, но только тогда условия для вас будут хуже, причем значительно. Это был такой вежливый дипломатический способ послать шустрых деток Марианны [335] сразу на все буквы алфавита. И что самое интересное: обменявшись телеграммами с Парижем, французский посол умолк и больше не возражал.

– Ну, это же замечательно! – полковник Рагуленко потер ладони, – в таких условиях, когда никто не путается под ногами, воевать будет можно, и даже очень. Главное – предварительно как следует окучить Балканы и турок, чтобы потом не отвлекаться на разные досадные недоразумения вроде Кавказского фронта и умиротворения болгар… И вообще – как было бы хорошо, если бы и наши деятели там, в двадцать первом веке, могли разговаривать с «партнерами» в эдаком решительном тоне. Санкций тогда было бы поменьше, а уважения побольше. Этим господам просто нельзя давать садиться на шею.

– Пал Палыч и Александр Владимирович пришли к тому же мнению, – подтвердил Великий князь, – и именно потому они посоветовали сестре говорить с британцами и французами в таком решительном тоне. Но ключом к позиции на Балканах они оба считают не Сербию, которая и так вся наша с потрохами, а Болгарию…

– Ну, это и ежу понятно, – пожал плечами Слон, теряя интерес к разговору, – если Болгария будет на нашей стороне, то австрийцам ничего не светит, в лоб им сербов не взять. К тому же без болгар не получится как следует отодрать турок, чтобы отбить им охоту воевать с Россией еще лет так на сто или на двести. Но это я, насколько понимаю, только мечты. В решающий момент болгарский князь, по крови и духу чистокровный немецкий католик, уведет свою страну на сторону любезной ему Австрии – и тогда все покатится по старым рельсам. Сербия получит удар в тыл, а болгарские солдаты на Салоникском фронте будут опять воевать против сербов, русских и французов…

– Так, значит, ты считаешь, что князя Фердинанда необходимо абдиктировать, заменив кем‑то более подходящим для наших целей? – спросил Великий князь.

– Вроде того, – сказал полковник Рагуленко, – но только сами с высоких постов такие люди не уходят. Нужен или убойный компромат, чтобы сами болгары выкинули его из своей страны, либо инъекция восьми граммов металла в черепную коробку, после чего папочку с делом «князь Фердинанд» можно отправлять в архив…

– Компромат будет, – кивнул Великий князь, вспомнив не столь давний разговор в Зимнем Дворце, – а вот простых и быстрых решений нам лучше избегать, потому что таким образом можно настроить против себя всю Болгарию. В вашем прошлом один деятель уже застрелил эрцгерцога Франца Фердинанда, и убийство болгарского князя может вызвать не меньший эффект. А нам этого не надо. Больше я тебе на эту тему ничего не скажу, потому что это и в самом деле государственная тайна. Но вот то, что твоим слоняткам придется порезвиться на Балканах еще до начала официальных военных действий, я тебе обещаю.

– Ну дык, ептить, это и так не бином Ньютона! – усмехнулся полковник Рагуленко. – Для того мы их туда и везем. Кого‑то оставим среди сербов, кого‑то среди болгар, взамен них наберем из местных молодых да дерзких и будем учить их военному делу настоящим образом, как и тому, что значит быть русским братьями, а не попрошайками‑братушками, как было прежде. И, может, тогда и будет настоящее славянское братство, а не так, как было в нашем прошлом – игра в одни ворота… И за это непременно нужно выпить.

– Славянское братство обязательно будет, – отозвался Михаил, – и сдается мне, оно и будет моим основным заданием – так сказать, помимо всего прочего…

– А вот это действительно умная мысль, – подтвердил полковник Рагуленко, разливая по последней. – Ибо кто, кроме тебя, уважаемого со всех сторон героя, брата Императрицы Всероссийской и прочая, прочая, прочая, сможет примирить между собой сербов, болгар, хорватов, словенцев и прочих обитателей Балкан, чтобы принести на ту землю долгий, желательно вечный мир? Один умник мне говорил, что у нас, славян, есть такая особенность, что, скандаля с ближайшей родней, мы готовы принять в качестве судьи любого постороннего, лишь бы он судил честно и беспристрастно. Так что у тебя все получится. Но если бы не твое сватовство к Елене Прекрасной, то ничего бы этого не было. Так что счастливой тебе семейной жизни, товарищ Великий князь, и множества детишек. Давай мы за это сейчас и выпьем. Виват!

– Виват! – подтвердил Великий князь, опрокидывая в себя рюмку. – За хорошее дело и в самом деле выпить не грех. Но только все сказанное сегодня должно остаться между нами.

– Разумеется, – сказал его собеседник, вставая из‑за стола, – я нем как могила, ты ж меня знаешь… Просто мне необходимо знать, в какую сторону ориентировать своих слоняток: кто им враг, а кто друг, и все такое…

 

* * *

 

Мая 1907 года, 12:05

Германская империя, Берлин,

Королевский (городской) дворец

Присутствуют: Кайзер Вильгельм II Гогенцоллерн; рейхсканцлер – Бернгард фон Бюлов; министр иностранных дел – Генрих фон Чиршки; германский посол в Санкт‑Петербурге – Вильгельм фон Шен; начальник Генштаба – генерал‑полковник Хельмут фон Мольтке (младший); статс‑секретарь военно‑морского ведомства адмирал Альфред фон Тирпиц.

 

За окнами дворца царит беззаботность: синеет весеннее небо, ярко светит солнце, задорно щебечут птахи… Но стоит попасть внутрь, в залу, где кайзер Вильгельм совещается с самыми высокопоставленными функционерами Германской империи – и чувство безмятежности исчезает без следа: на всех этих людях лежит стылая серая тень грядущей великой войны и неизбежного поражения. Более того – все собравшиеся под этими сводами если не знают, то догадываются о том, что ноша, которую они собрались взвалить на Германию, для нее непосильна, разгром в предстоящей войне неизбежен, но все равно идут по предписанному пути, как дети из города Гаммельна шли в никуда за дудочкой коварного крысолова. И вслед за этими людьми, также в никуда, готова отправиться империя новоявленных технизированных варваров, поставивших превыше всего силу своего оружия.

Каждый из трех противников Германии по отдельности слабее нее, но, объединившись в союз, они заручатся подавляющим превосходством над ней. Тридцать лет назад гений Бисмарка связал Германию с Австро‑Венгрией антироссийским Двойственным союзом, тем самым заложив фундамент для будущей мировой бойни. Чтобы избежать дипломатической изоляции в условиях, когда России были враждебны одновременно и Германия, и Великобритания, через двенадцать лет император Александр III заключил военно‑политический союз с Францией, что стало своего рода сенсацией. Самые отъявленные монархисты соединились в союз с такими же отъявленными республиканцами, что до той поры считалось практически невозможным.

В первую очередь новый союз был направлен против Германии и лишь отчасти против Великобритании. С той поры европейская политика как по рельсам катилась к мировой бойне под номером один. Последний штрих на всю эту картину лег в тот момент, когда развитие германского военного флота стало угрожать британскому доминированию на морях. Тогда в Лондоне решили прекратить затяжную вражду с Россией и приступить к поиску дружественного сближения с ней. Состав враждующих коалиций почти оформился, дальнейшие изменения могли происходить только за счет колеблющихся европейских миноритариев: Швеции, Румынии и Болгарии. Италия, связанная с Францией сильными экономическими связями и имеющая территориальные претензии к Австро‑Венгрии, становилась все более враждебной к Германии и в случае решающего испытания наверняка выступит на стороне ее противников.

– Итак, господа, – начал свою речь кайзер Вильгельм, – наш добрый Вильгельм фон Шен, со всей возможной поспешностью приехавший в Берлин из Санкт‑Петербурга, привез нам роковую новость. Якобы семейный визит британского короля в русскую столицу обернулся затяжными переговорами в Зимнем Дворце с русской императрицей и ее канцлером, к которым вскоре подключился и французский посол.

– То есть мы достоверно не знаем, с кем именно в Зимнем Дворце сговаривался британский король, – поправил своего монарха Вильгельм фон Шен, – но нам точно известно, что во время этих визитов короля сопровождали адмирал Фишер и британский министр иностранных дел сэр Эдуард Грей, а внутри Зимнего Дворца в это время, помимо императрицы и ее канцлера, находились князь‑консорт Новиков, принц Михаил и адмирал Карпенко – то есть почти полный состав руководящей верхушки пришельцев из будущего. Помимо этого, начиная со второго дня переговоров, в Зимний Дворец как на службу стал являться французский посол. Мы пытались узнать, о чем эта компания разговаривала за закрытыми дверями, но это было очень сложно, поскольку в Санкт‑Петербурге свирепствует Имперская Безопасность, и Зимний Дворец запечатан надежнее, чем банка мясных консервов.

– Ох уж эта Имперская Безопасность… – вздохнул Мольтке‑младший, – стоит кому‑то из наших агентов сунуть свой нос в какое‑нибудь место, где хранятся русские секреты, как его тут же – цап‑царап – хватают люди в черных мундирах и волокут в Петропавловскую крепость, откуда честному сотруднику нашей военной разведки можно выйти только через трубу крематория.

– В России не осталось таких мест, где нельзя было бы наткнуться на какую‑то тайну, – проворчал канцлер фон Бюлов, – нам необходимо помнить, что мы играем против пришельцев из будущего, у которых любая карта может оказаться джокером. И у меня есть сомнения, что эта игра может завершиться в нашу пользу. Мой коллега с той стороны, герр Одинцов, явно обладал большим политическим опытом в своем мире будущего, и теперь чувствует себя среди нас подобно гроссмейстеру, попавшему на школьный шахматный турнир.

– Исходя из того, что нам все же удалось узнать, – сказал Мольтке‑младший, – всего через десять лет, к семнадцатому году, русская армия усилится настолько, что сможет в одиночку, без помощи французов, противостоять объединенным силам Германской империи, Австро‑Венгрии и Оттоманской Порты. Выиграв войну с Японией, Россия активно перевооружает свою армию, меняет уставы и наставления, выдвигает одних и задвигает других генералов. Из этого мы можем сделать только один вывод: пришельцы из будущего уверены в близости большой европейской войны по образцу наполеоновских войн столетней давности и спешно к ней готовятся. Особый упор при этом делается на подготовку младших офицеров и унтер‑офицеров. [336] И в эпицентре всех этих событий – князь‑консорт герр Новиков. Оказалось, что он не только постельный партнер молодой императрицы, но еще и талантливый офицер, за время пребывания в нашем мире выслужившийся от майора до генерал‑лейтенанта…

– А разве в русской армии существует чин майора? – усомнился канцлер фон Бюлов.

– Как нам удалось выяснить, чин майора есть в русской армии того мира, откуда на наши головы и свались эти пришельцы, – сказал Мольтке‑младший. – Потом, почти сразу, за дело при Эллиотах, когда неполная рота господина Новикова в ночном бою вырезала японский полк, он был произведен в подполковники, а после сражения при Тюренчене, приведшего к полному истреблению японской армии, его еще раз повысили до полковника. Перевод в Санкт‑Петербург и сватовство к будущей императрице сделали его генерал‑майором, а развертывание бригады в корпус превратили в генерал‑лейтенанта. И никто, поверьте мне, никто в России даже не заикнется, что все свои отличия господин Новиков заслужил в постели их царицы.

– Ох уж этот герр Новикофф… – проворчал кайзер, – стоило мне отпустить в адрес его царицы парочку вполне невинных шуток, как этот мужлан имел наглость заявить мне: «Ваше Величество, когда я делал своей жене брачное предложение, которое она, смею заметить, приняла, я обещал, что в ее распоряжении всегда будут мои кулаки, мой пистолет, преданность верных мне людей и мой талант полководца. Поскольку ваше положение привилегированное, то вы можете выбрать между простонародным ударом кулака в наглую прусскую морду и инъекцией восьми граммов свинца в черепную коробку для улучшения ваших манер…» [337] Каков стервец, однако – пообещать пристрелить германского кайзера будто бродячую собаку! Русской императрице даже пришлось пообещать ему, что я в дальнейшем буду паинькой и ни словом, ни взглядом не оскорблю ее русское императорское величество. И мне пришлось соответствовать этому обещанию, иначе я не остался бы в живых, а вам пришлось бы иметь дело с хладнокровным убийцей, который бы возглавил миллионы разгоряченных русских, поднявшихся сражаться за честь своей императрицы.

Сделав паузу, кайзер обвел взглядом своих верных клевретов и, воинственно встопорщив усы, веско произнес:

– Господа! Разумеется, вы хотите спросить, зачем я вам все это рассказываю. Так вот – тогда я заглянул в глаза этому господу Новикофф и увидел в них ненависть. Этот человек ненавидит не вашего кайзера, и даже не Германию, которой мы правим – он ненавидит всю Европу, считая ее главной угрозой для существования Российского государства. А это государство является для господина Новикофф наивысшей ценностью и смыслом его существования. Я даже не знаю, любит он свою жену как женщину или только как русскую правительницу… Это он и собравшиеся вокруг него единомышленники, уверенные, что однажды Центральные державы нападут на Россию, превращают свою страну в единый военный лагерь, готовый дать отпор любому врагу. Мы думали, что после того, что уже было между Россией и Британией, никакой мир, а тем более союз, между ними уже никогда не будет возможен, но проходит всего три года – и вчерашние смертельные враги уже начинают сговариваться против нас. Три года назад, только взойдя на трон, новая императрица, разъяренная отказом Франции поддержать Россию против Японии, понизила уровень русско‑французского союза, объявив, что ее более не касается безопасность французских колоний. И вот теперь французы тоже в деле против нас. Но это как раз и не удивительно. Удивительна та уверенность окружения русской императрицы в том, что Германия представляет для них смертельную угрозу, и энергия, с которой эти люди готовятся к отражению этой опасности. Это мой племянник Ники был рохля и человек без особых дарований, а вот его сестра Ольга оказалась сделанной из совсем другого теста. В Порт‑Артур уезжала испуганная девчонка, а вернулась оттуда разъяренная тигрица, которая не моргнув глазом приговаривала своих ближайших родственников к гражданской казни и даже к самой смерти. Если вы, господа, думаете, что та грозовая туча, которую против нас собирает русская императрица и окружающие ее люди, рассосется сама по себе, то вы неправы. Нам придется иметь с этим дело – и мы либо решим эту проблему, либо будем уничтожены. В той парадигме, которую задают пришельцы из будущего, третьего не дано. А теперь попрошу вас высказываться. Начнем с вас, мой добрый Бернгард. Вы мой канцлер – а значит, вам и карты в руки.

– Если Ваше Величество предлагает немедленно напасть на Россию, пока она не усилилась еще больше, – сказал канцлер фон Бюлов, – то должен напомнить, что, даже потерпев поражение (что тоже не очевидно), эта огромная страна нанесет нам невосполнимые потери. Наполеон Бонапарт в свое время тоже дошел до Москвы и думал, что уже победил. Но русские имели по этому поводу свое мнение, и потому та война закончилась в Париже капитуляцией императора французов.

– При этом, – угрюмо произнес Мольтке‑младший, – сражаясь на востоке, мы должны будем помнить, что позади нас в полной готовности будут стоять полтора миллиона французских солдат, готовых к войне за Эльзас и Лотарингию. Реванш за поражение во франко‑прусской войне стал во французском обществе национальной идеей, так что совершенно немыслимо двигаться на восток, оставляя в тылу непобежденную Францию. Удар в спину будет неизбежен.

– Что же, в таком случае мы в первую очередь должны всеми силами атаковать и разбить Францию, как завещал ваш учитель фельдмаршал Шлиффен? – с мрачным видом сказал кайзер.

– И тогда удар в спину нам нанесет уже Россия, – сказал начальник Германского генерального штаба. – В последнее время русская армия стала чрезвычайно подвижной и, кроме того, ее лучшие части, так называемой, постоянной готовности заранее размещаются на самых угрожаемых направлениях. Мы не будем иметь преимущества в проведении мобилизации, поскольку обновленная русская армия обрушится на нас сразу по получении приказа. А дальше, скорее всего, события пойдут по тому сценарию, который тут уже описывал господин фон Бюлов. Зажатая между двумя фронтами на западе и на востоке, Германия будет втянута в войну на истощение, выиграть которую она однозначно не сможет.

– При этом мы можем оказаться в такой ситуации даже против собственной воли, – добавил министр иностранных дел Генрих фон Чиршки, – исключительно в силу действий нашего австро‑венгерского союзника, которого мы взялись защищать как самого себя. В австрийском генштабе бродят опасные идеи неспровоцированной превентивной войны против Сербии и Черногории, что неизбежно вызовет вмешательство России, со всеми вытекающими из этого последствиями. Напомню: согласно Двойственному договору, если русские окажут помощь сербам, то мы будем обязаны объявить им войну и не заключать мира, пока на него не согласится Австрия.

Наступила тишина и стало слышно, как где‑то под самым потолком жужжит жирная прошлогодняя муха.

– Мой добрый Альфред, – через некоторое время сказал кайзер, обращаясь к адмиралу Тирпицу, – скажи, а почему я до сих пор не слышал твоего голоса?

– А что я могу сказать? – пожав плечами, ответил тот. – Во‑первых – при наличии такого врага как Россия морской театр военных действий не может иметь решающего значения. Можно выиграть все морские сражения, а на суше русская армия все равно возьмет Берлин, превратив его при этом в кучу обугленных головешек. Во‑вторых – как стало известно совсем недавно, русские в спешке достраивают четыре мощнейших броненосных корабля, один вид которых вызвал в адмирале Фишере онемение и потерю дара речи. И мы, и англичане большой серией строим свои новейшие линейные броненосцы, но русские обесценили их одним ходом. Как тут сказал канцлер фон Бюлов – крайне трудно бороться с пришельцами из будущего, которым известен если не каждый наш последующий шаг, то хотя бы закономерности последующего развития событий. Суммируя все вышесказанное, должен сделать вывод, что пугающая вас целеустремленность русской императрицы и ее окружения проистекает из знания ими событий истории иного мира, где мы уже совершили некие поступки и приняли решения, на которые здесь заранее готовятся реагировать русские власти. Если они уверены, что Германия представляет угрозу для русской государственности, значит, так в том мире и было. Наверняка там была та самая затяжная война, которую наша страна неизбежно проиграет, и наверняка в одинаковом предсмертном состоянии истощения оказались все страны Европы. И еще я скажу одну вещь, которую должен был заметить, но не заметил наш статс‑секретарь по иностранным делам: каждое принимаемое нами внешнеполитическое решение сужает нам возможность маневра, и еще никогда не было наоборот. Мы как будто добровольно лезем в воронку, стенки которой становятся все уже и уже, и в скором времени может случиться так, что у нас просто не будет иных решений, кроме как самим объявить России войну.

Молчание после речи Тирпица опять же нарушил кайзер Вильгельм.

– Значит, так, господа, – с почти невозмутимым видом сказал он, – я вас выслушал, а теперь буду раздавать поручения. Господин фон Мольтке и господин фон Тирпиц должны в течение недели представить мне план развертывания нашей армии и флота в период, когда нам будет угрожать война; господина фон Чиршки я обязываю найти способ разрушить вражеский союз изнутри, а господин фон Бюлов составит мне доклад о том, насколько наша промышленность готова к этой войне. На этом все, господа, прощайте; если будете нужны, мы вас вызовем.

 

* * *

 

Мая 1907 года. Полдень

Болгария. София

Княжеский дворец на площади Князя Александра I

 

Появление в Софии брата русской императрицы стало для болгарского князя Фердинанда неожиданностью, подобной удару пустым пыльным мешком из‑за угла. Вместо того чтобы остановиться в посольстве Российской Империи, Великий князь Михаил, как истинный представитель семьи Романовых, снял себе и сопровождающим целое крыло в лучшем (и первом) софийском отеле «Болгария», расположенном буквально в двух шагах от княжеского дворца. Обычно услугами этого роскошного заведения пользовались иностранные дипломаты, посещающие болгарскую столицу с краткосрочными визитами. Но была в этом деле одна настораживающая деталь, о которой болгарскому князю не замедлили доложить. В окружении брата русской императрицы вместо лощеных гвардейских крысюков, повес и бонвиванов находились молодые офицеры совсем другого облика, больше всего напоминающие тех, кто тянет свою лямку в армейских линейных полках. У некоторых на груди даже имелись солдатские кресты, наверняка выслуженные ими в статусе вольноопределяющихся [338] во время решающих для России сражений японской войны, а некоторые больше напоминали не армейских офицеров,