Мая 1907 года, час пополудни

Сербия, Белград

Отель «Москва», гостиная Королевского номера

 

Когда принц Георгий пришел для откровенного разговора к жениху своей сестры, в гостиной его номера, помимо Великого князя, находился еще один человек, которого сербский принц уже видел на вокзале в составе российской делегации.

– Знакомься, Джорджи, – сказал Михаил, – это полковник Рагуленко по прозвищу «оберст Слон», он работает у нас главным военным инструктором. Его девиз: «налечу‑растопчу», его ученики‑слонята – это золотой фонд нашей армии и ее будущее. Ты тоже должен поступить к нему в обучение, чтобы через какое‑то время поручник Георгий Карагеоргиевич превратился сначала в полковника, командира бригады специального назначения, пьющего австрийскую кровь ведрами, героя войны за воссоединение сербского народа, а потом и в генерала, главнокомандующего всей сербской армией. Понимаешь, о чем я?

– Еще бы, – с серьезным видом кивнул Георгий, – и, кстати, должен сказать, что сестре твой подарок понравился. Очень мило и со вкусом. А теперь я хотел бы узнать, о чем ты хотел поговорить со мной без свидетелей. Ведь, как я понимаю, господин Слон, скорее всего, пришедший в наш мир из будущего, свидетелем не является.

– Ты все правильно понимаешь, Джорджи, – сказал Михаил. – Полковник Рагуленко не свидетель, а наш партнер, поэтому у меня нет от него секретов. А теперь садись вон в то кресло и слушай внимательно. Речь пойдет о грядущей войне, которой буквально беременна Европа.

– О какой войне ты говоришь, Михаил? – недоумевающе спросил Георгий. – В Европе царит вечный мир, и ни одна страна не в состоянии нарушить его без наступления тяжелых последствий.

– Есть одна страна, – вместо Михаила ответил полковник Рагуленко, – император которой действует по принципу: «дедушка старый – ему все равно». И первоначальной жертвой нападения этой страны непременно станет Сербия, которую этот «дедушка» ненавидит всеми фибрами души. И ты, Георгий, прекрасно понимаешь, о ком я говорю.

– Разумеется, господин полковник из будущего, – кивнул принц Георгий. – Этот вонючий хорек Франц‑Иосиф набрал столько грехов, что с ними его не пускают даже в ад. Но пусть он знает, что если на нас нападут, то сербы будут насмерть сражаться за свою свободу и жизнь.

– И не только вы, – подтвердил Михаил, – если Австро‑Венгрия нападет на Сербию, то Российская империя встанет рядом с Сербией в одном ряду. Но это приведет к тому, что сначала в войну будет втянута Германия, а за ней Франция, Бельгия и Британия. Вот тебе, Джорджи, и большая война на всю Европу. А главная причина ее даже не в животной ненависти к Сербии, которую испытывает австро‑венгерский император. Все дело в том, что мир к началу двадцатого века оказался уже поделен между ведущими мировыми державами, и чтобы еще больше увеличить свои прибыли, сильнейшие игроки замыслили мировой передел. Поэтому те силы, что прежде сдерживали агрессивные наклонности старого маразматика (Франца Иосифа), теперь будут всячески подстегивать его к тому, чтобы при первом же поводе он напал на Сербию, спровоцировав общеевропейскую, или даже мировую бойню. Если это случится, то даже победители понесут тяжелейшие потери, которые не окупит полученная добыча.

– Насколько я понимаю, – с каменным выражением на лице сказал Георгий, – у вас, у русских, есть какой‑то план по предотвращению этой войны или ее проведении таким образом, чтобы вам при разделе последствий досталось все съедобное, а остальным – несъедобное.

– За кого ты нас держишь, Джорджи? – усмехнулся Михаил. – Предотвратить объективно назревшую войну мы не сможем, ибо в скором времени поводы для нее станут выскакивать так же часто, как прыщи на лице перезрелой невесты, а нагло обмануть всех остальных просто не захотим. Наш замысел заключается в другом. Назревшую мировую войну необходимо разбить на несколько локальных конфликтов, в каждом из которых мы будем в несколько раз сильнее вероятного противника. Первым врагом, которого мы выбьем из игры, скорее всего, будет Османская империя. Но ее разгром почти неизбежно будет означать аннексию Австро‑Венгрией Боснии и Герцеговины, а значит, и ее конфликт с Сербией.

– Да, это вполне возможный вариант, – согласился Георгий. – Австрийцы оккупируют эти сербские земли тридцать лет и уже начали считать их своей собственностью. Но что вы хотите сделать с Османской империей?

– Там, в нашем мире, – вместо Михаила ответил полковник Рагуленко, – для решения Османского вопроса был создан Балканский союз в составе Болгарии, Сербии и Греции. В результате первой Балканской войны земли, преимущественно населенные болгарами, попали в состав Сербии и Греции, в результате чего случилась вторая, межсоюзническая, война, в которой Болгария потерпела поражение, поскольку, помимо сербов и греков, ее атаковали битые турки и возжелавшие легкой добычи румыны. Сербии‑Югославии чужие земли тоже не принесли большого счастья, потому что из‑за них она дважды за двадцатый век получала удары в спину, а потом построенная по заветам господина Димитриевича Югославия, оставленная из разнородных кусков, рассыпалась на составляющие элементы как карточный домик.

Великий князь Михаил кивнул и добавил:

– Мы предлагаем заменить в Балканском союзе Грецию Россией, заблаговременно разделить добычу по справедливости и избить турецкую армию до такого состояния, чтобы на ближайшие пятьдесят или сто лет отбить у нее желание вести боевые действия против кого‑либо. Ну и, попутно, все болгарское станет болгарским, все сербское сербским, а Россия получит Черноморские проливы, которые, наконец, обезопасят Черное море от внезапного появления в его акватории военных флотов нечерноморских держав. И только после этого можно переходить ко второй части Марлезонского балета, то есть к разгрому Австро‑Венгрии.

В ответ Георгий несколько скептически хмыкнул и спросил:

– С моей точки зрения, если делить земли так, как ты сказал, то Сербии почти ничего не достанется. Наверное, ты, Михаил, говоришь все это, имея в виду свою будущую должность болгарского князя?

Великий князь и полковник Рагуленко переглянулись, потом Михаил с нажимом в голосе произнес:

– Перспектива стать болгарским князем у меня появилась только два дня назад, а директива о политической линии Российской империи на Балканском направлении была составлена и утверждена достаточно давно. В любом случае, займу я болгарский престол или нет, честность всегда будет наилучшей политикой, а Сербии лучше думать о том, как освободить и объединить вокруг себя земли, населенные сербами, а не о том, как хватать куски с чужого стола. В противном случае это историю с построением Югославии лучше и вовсе не начинать, потому что кончится она, как в другом мире, гноищем и пепелищем.

Услышав это, Георгий, вспыхнув, стремительно вскочил с кресла, но потом, видимо, опомнившись, взял себя в руки и медленно опустился обратно.

– Так, значит, гноище и пепелище? – мертвенным голосом спросил он. – Это достоверные сведения?

– Более чем, – сказал полковник Рагуленко. – Я в свои молодые годы был свидетелем того, как из‑за межнациональных противоречий рушилась Югославия, созданная по заветам господина Димитриевича. Словенцы, хорваты, мусульмане‑бошняки, албанцы, македонцы – все ополчились на сербов. Самыми бескровными были «разводы» Белграда со Словенией и Македонией. Скорее всего, потому, что там не было значимых сербских анклавов. Хорватия, Босния и Герцеговина, населенное албанцами Косово показали самые отвратительные примеры лютой ненависти и геноцида сербского народа.

– Но почему, господин полковник, почему?! – возопил Георгий. – Отчего такая ненависть к сербам?

– А на это есть три причины, – ответил тот. – Во‑первых, вы для мусульман и католиков – неверные и еретики. Сакральные авторитеты этих людей лежат за пределами Сербии в Риме, Турции или Аравии. Тут даже не надо специально возбуждать религиозную ненависть, достаточно ощущения того, что эти люди чужие в вашем государстве. Но если у них случится дирижируемый из‑за границы рассвет национально‑религиозного самосознания – тут‑то и начинается кровавая бойня. Соревнование по отрезанию сербских голов у этих людей будут в порядке вещей, и бесполезно взывать к их милосердию и гуманизму – они у них только для своих, или, в крайнем случае, для ваших врагов. Во‑вторых – в каждой из этих частей Большой Югославии сербы оказывались меньшинством, чьи силы были несопоставимы с силами титульной нации. А племенное сознание этих людей говорит, что со слабым чужаком можно делать что угодно. Особенно если этим зверствам одобрительно аплодирует Европа. А там, где сербы представляют собой самую крупную этническую группу, но меньше половины населения (как, например, в Боснии и Герцеговине), против вас объединятся все остальные. В‑третьих – вы, сербы, нахватали столько земель с чуждым населением, что оказались в меньшинстве не только на национальных окраинах, но и в целом по объединенному государству. И при этом вы считали себя правящим, государствообразующим этносом, считая остальные славянские народы неправильными сербами, нуждающимися в исправлении… К мадьярам, албанцам и банатским немцам отношение было лояльнее, чем к хорватам, словенцам, боснийцам и македонцам, которых вы все время упрекаете в несоответствии вашим сербским стандартам. Дурацкое, надо сказать, занятие, потому что все перечисленные этносы относятся к тому же типу, что и сербы, то есть превыше всего ставят сохранение своей внутренней самости и целостности, называя это стремлением к свободе. И вот, с учетом всего вышесказанного, сначала вы сожмете эту пружину до упора, а потом она распрямится, разрушив ваше государство.

– Но как же тогда у Савойской династии при схожих условиях получилось объединить в одну политическую нацию многочисленные народности Апеннинского полуострова? – спросил Георгий.

– Между итальянцами и потенциальными югославами есть одна большая, но очень весомая разница, – сказал Великий князь Михаил. – Население будущей Италии изначально было однородно с религиозной точки зрения. А католическая церковь – это не только идеологическое оформление государственной машины, но и поприще для карьеры для тех амбициозных личностей, которым не нашлось места в государственной иерархии. У вас же все совсем не так. Единственные, с кем вы вообще сможете ужиться, это единоверные и в значительной степени единокровные вам западные болгары, они же македонцы. Но они хотят жить в Болгарии, а не в Сербии, или, в крайнем случае, своим отдельным государством. И переубедить их в этом будет невозможно…

– Но что же нам тогда делать? – спросил принц Георгий. – Должен же быть способ создать государство южных славян таким образом, чтобы оно не рассыпалось в прах ни через сто, ни через тысячу лет?

Великий князь переглянулся со своим главным военным инструктором.

– Такой способ есть, – сказал он, – но только вот, если ему следовать, то на создание объединенного государства уйдет лет двести, не меньше. В первую очередь, после распада Австро‑Венгрии и Османской империи необходимо объединить сербское ядро, собрав под руку династии Карагеоргиевичей все земли, заселенные вашим народом. При этом необходимо решительно отказываться от территорий, заселенных хорватами, албанцами, словенцами и мусульманами‑бошняками. И только потом к этому уже устоявшемуся сербскому ядру можно добавлять и другие народы. Да только при этом требуется следить, чтобы после тщательного перемешивания чужеземные пришельцы без остатка растворялись среди сербов…

Принц Георгий на некоторое время задумался.

– И все же какое отношение к этой программе имеет твое будущее княжение в Болгарии? – сказал он.

– Эта функция совсем необязательна, – признался Михаил. – И уж тем более я лично не буду предпринимать ради этого какие‑то титанические усилия. Но если это произойдет, то мы с твоей сестрой сможем уже сейчас приступить к формированию сильного, более или менее однородного, славянского ядра будущей югославской державы…

– Отлично, – сказал Георгий, вставая. – Должен тебе сказать, что мне нравится твой план и поэтому я, как и обещал Елене, постараюсь отойти в сторону, чтобы расчистить вам путь к сербскому трону. Но на сем позволь откланяться.

Потом, уже почти дойдя до двери, Георгий вдруг обернулся и произнес:

– Елена просила передать, что завтра, за час до полудня ты зван для того, чтобы вместе погулять по аллеям дворцового парка.

 

* * *

 

Мая 1907 года, 11:05