Заголовки главных болгарских газет

 

«Державен Вестник»: Российская императрица была готова гарантировать Болгарии великое будущее, но князь Фердинанд в грубой форме отверг ее предложение.

 

«Земледельческо знамя»: Русский принц сказал, что только болгарский народ имеет право решать судьбу своей страны, а не князь Фердинанд, действующий по наущению Австро‑Венгерского императора.

 

«Камбана»: Князь Фердинанд предал интересы Болгарии. Абдикция неизбежна. Союз с Россией – залог возвращения к границам 1878 года.

 

 

«Болгарска армия»: Императрица Ольга говорит, что если на нас нападут турки, то русские солдаты снова будут биться в одном строю с болгарской армией, как они бились тридцать лет назад на Шипке. Вместе мы непобедимы!

 

* * *

 

Мая 1907 года

Болгария. София

Площадь Князя Александра I

 

Ночь в Софии прошла относительно спокойно, но, несмотря на это, полковник Рагуленко приказал своим офицерам держать личное оружие наготове, а также извлечь из багажа, собрать и привести в готовность к бою два ручных пулемета системы Федорова под германский патрон от винтовки Маузера. Вероятно, это действительно сработала его личная чуйка, а может, и в самом деле милейший оберст Слон знал гораздо больше, чем хотел показать, но всю ночь под окнами отеля слонялись какие‑то невнятные личности – будто собирались совершить нечто экстраординарное, но все не решались. Может, им мешал страх неизбежного возмездия, а может, не гаснущие всю ночь окна в номере, где в самом начале коридора, выкупленного русской делегацией, посменно дежурили сопровождающие Великого князя офицеры, помимо всего прочего, имеющие на руках те самые два ручных пулемета.

А утро выдалось… интересным. Едва по улицам побежали мальчишки‑газетчики, на ходу выкрикивая сенсационные заголовки, как на площади князя Александра I начал собираться народ. Тут надо сказать, что чем меньше болгарское население было довольно своим князем, тем туже стоявшие у власти деятели Народно‑Либеральной партии затягивали гайки. Любая критика в адрес главы государства была запрещена, а для газет и журналистов, которые нарушают запрет, предполагались конфискации, штрафы и тюремное заключение. Но, во‑первых – тема была очень горячей и настроения находились у точки кипения, а во‑вторых – озвучил это не кем‑нибудь, а сам брат русской императрицы, за спиной которого колыхались штыки многомиллионной армии. Тогда, в начале XX века, болгары еще помнили, кто принес им свободу и спас от тотального истребления турецкими аскерами.

При этом государственную машину Болгарии сотрясали скандалы, которые отнюдь не добавляли симпатий правящему режиму. Так, например, загранразведка СИБ выкопала и вывалила в болгарскую и российскую прессу весьма грязную историю. Оказывается, председатель правящей Народно‑либеральной партии Димитр Петков (объединивший в одном лице посты министра внутренних дел, министра общественных зданий, дорог и коммуникаций, а также пост премьер‑министра) направлял на свои личные счета деньги, [343] собранные через благотворительные фонды для помощи беженцам из турецкой Фракии и Македонии. Одни складывали в общую копилку последние левы, чтобы помочь соотечественникам, спасающимся от репрессий турецких аскеров, в очередной раз усмирявших непокорное болгарское население, а другие, используя служебное положение, приспособили к этой копилке насос для перекачивания этих сиротских денег в личный карман.

Ситуация дикая и невозможная для Российской Империи в правление императрицы Ольги. Там эти авгиевы конюшни были расчищены еще до конца достославного для нас 1905 года. Но что самое важное – князь Фердинанд не проявил к этой истории вообще никакого интереса, не приказал провести расследование и не отстранил нечистоплотного деятеля от исполнения государственных обязанностей. Как будто так и надо.

И еще одна история будоражила военное министерство. Предыдущий военный министр генерал‑майор Михаил Савов не так давно, буквально только что, был снят с должности по обвинению в коррупции во время закупок оружия за границей. [344] А вот эта отставка состоялась даже несмотря на то, что доказанность этих обвинений была, мягко выражаясь, сомнительной. [345] И теперь военное ведомство оказалось пока как бы бесхозным. Поговаривали, что таким образом князь Фердинанд расчищает площадку для своего любимчика и личного адъютанта Данаила Николаева, стоявшего на крайне русофобских позициях. Впрочем, новый министр пока назначен не был и ситуация находилась в подвешенном состоянии. В этих условиях необычайно важными оказались горизонтальные контакты начальника инженерной службы болгарской армии с заместителем командира Софийской гвардейской дивизии Стефаном Тошевым. Но и тут еще далеко не все было предрешено.

Одним словом, с того самого момента, как газетчики начали распространять по Софии свою информационную заразу, сначала одиночки, а потом и довольно плотные компании потянулись к площади князя Александра I, где по соседству располагаются княжеский дворец и отель «Болгария». Взрывоопасное сочетание… Князю Фердинанду уже доложили содержание утренних газет, и от осознания совершенной им глупости он уже успел не один раз схватиться за голову. Впрочем, это чувство отнюдь не помешало ему приготовиться подавать миру новые, еще более тяжкие примеры врожденного идиотизма. Ближе к полудню на площади мелкими группами появились люди, от которых несло неуловимым запахом смерти. Это были пребывающие в данный момент на территории Болгарии четники Внутренней [346] македоно‑одринской революционной организации. В данный момент при них не было винтовок, патронташей, сабель, кинжалов и ручных бомб‑македонок, но эти люди все равно были смертельно опасны: во‑первых – через осознание правоты дела окончательного освобождения болгарского народа от турецкого ига и во‑вторых – из‑за наличия у каждого из них скрытых под пиджаками ножей, кинжалов, а также пары автоматических пистолетов, из которых они могли вести огонь с двух рук (так называемая «стрельба по‑македонски»).

Ни Великий князь Михаил, ни полковник Рагуленко, ни тем более князь Фердинанд и его верный клеврет генерал Данаил Николаев, даже не подозревали о том, что в данный момент перед ними разыгрывается операция Загранразведки СИБ по экстренной абдикции болгарского князя Фердинанда. Собственно, информационная диверсия, проделанная Михаилом, послужила для этой операции только спусковым крючком. На самом деле операция по инверсии Болгарии начала разрабатываться еще осенью тысяча девятьсот четвертого года. В болгарское общество проводилась инфильтрация, налаживались связи с болгарскими военными и македонско‑одринскими повстанцами, которым по нелегальным каналам осуществлялись поставки оружия. Более того – по линии связи с полулегальной [347] в России РСДРП(б) разведчики СИБ наводили мосты и с болгарскими эсдеками‑тесняками. [348] К тому же при проработке этой операции ее организаторы обогатили местную политическую практику некоторыми политтехногическими приемами из XXI века, а также учли все ошибки переворота 1886 года, когда группа патриотически (то есть пророссийски) настроенных болгарских офицеров детронизировала князя Александра Баттенберга.

Дирижеры этого процесса находились не на виду, об их существовании никто не подозревал, и только когда люди на площади сначала тихо, потом все громче и громче, начали скандировать: «Михаил, Михаил, Михаил!», а на улице, ведущей в сторону железнодорожного вокзала, послышался топот множества ног (это шли оставившие работу рабочие и техники железнодорожных мастерских и депо), полковник Рагуленко встрепенулся и сказал Великому князю: «Мужайтесь Миша – кажется, это действительно чей‑то хитрый план, так что сейчас что‑то будет»…

Потом скандирование, постепенно нарастая, перешло в какой‑то громовой рев, пока Великий князь не распахнул окно в своем номере на втором этаже и не появился перед публикой. И практически сразу наступила тишина. Потом народ под самым окном немного расступился и на образовавшийся пятачок вышел чернобородый мужчина, одетый с претензией на интеллигентность. Это был один из вождей македонских повстанцев по имени Борис Сафаров, человек и в самом деле интеллигентный, имеющий полное гимназическое образование и закончивший военное училище в Софии.

– Ваше Императорское высочество, – зычным голосом произнес этот человек, – это и в самом деле правда, что ваша императрица собиралась поддержать восстановление границ Болгарии, соответствующих Сан‑Стефанскому договору?

– Да, – ответил Михаил, – это правда.

– А правда ли, что Россия предложила себя в гаранты полной болгарской независимости? – прозвучал следующий вопрос.

– Да, и это тоже правда, – ответил Михаил.

Борис Сафаров задал третий вопрос:

– А правда ли то, что наш князь Фердинанд отверг эти предложения и тем самым подтвердил ваши подозрения в его неблагонадежности по отношению к Болгарии и России?

– К сожалению, и это правда, – подтвердил Михаил. – Личная власть для князя оказалась дороже укрепления его страны. У нас были основания подозревать, что сущность австрийского офицера в нем однажды возьмет верх над болгарским князем, и это будет стоить Болгарии огромного количества жертв и потерь значительных территорий. Отказавшись от предложений моей императрицы без малейших раздумий и в оскорбительной форме, князь Фердинанд только подтвердил наши подозрения на его счет.

После этих слов на площади снова начались крики, при этом одни скандировали: «Михаил!», а другие хором выкрикивали слово «абдикция». И тут князь Фердинанд, поняв, что его сейчас будут свергать, совершил очередную глупость – послал Данаила Николаева с ротой солдат 6‑го пехотного полка «имени князя Фердинанда» арестовать бузотеров на площади и самого посланца русской императрицы, в очередной раз ловко плеснувшего масла в огонь народного недовольства. Но тут, пожалуй, мало было бы не только роты, но и всего «придворного» княжеского полка, солдаты и офицеры которого были согласны с недовольством протестующих, а потому, даже выполняя приказ, вели себя крайне индифферентно. Сначала солдатская колонна увязла в толпе, окруженная людьми со всех сторон, а потом, при полном непротивлении своих подчиненных, верный клеврет Фердинанда оказался стащен с лошади и изрядно отбуцкан. И в этот момент к площади с трех сторон подошли батальоны 1‑го Софийского полка, командир которого тоже состоял в антифердинандовском заговоре. Солдаты оттеснили толпу от княжеского дворца, сноровисто оцепив его по периметру. С этой минуты князь считался как бы под домашним арестом по подозрению в государственной измене.

Дальнейшие события происходили в стенах Народного Собрания, прямо сейчас, пока народ не остыл. Вожди ВМОРО, парламентская оппозиция и примкнувшие к ним военные вынудили председателя Народного Собрания Добри Петкова объявить князя Фердинанда низложенным по подозрению в государственной измене. Потом группа офицеров доставила в Народное Собрание и самого обвиняемого, зачитав ему обвинительное заключение и акт о детронизации с тем расчетом, что власть перейдет к его несовершеннолетнему сыну Борису, над которым заговорщики учредят регентскую опеку; самого же Фердинанда предполагалось выслать вон из Болгарии вместе со всеми остальными детьми. О том, чтобы провозгласить Михаила Романова следующим князем Болгарии, речи пока не шло. Но абдиктируемый болгарский князь раскричался, что не оставит родное чадо на поругание болгарским заговорщикам и что если его вышлют из страны, то пусть высылают и детей, всех без исключения.

И вот в этот момент кто‑то выкрикнул в будущие князья Михаила Романова… Но в Болгарии дела так не делаются: сначала необходимо распустить нынешнее обыкновенное народное собрание, потом провести выборы в Великое Собрание, имеющее в два раза большую численность депутатов – и уже оно изберет нового князя и, если необходимо, подправит Конституцию. А на организацию этого процесса потребуется месяца‑два, не меньше. Потом, когда вопрос будет решен, настанет время распускать Великое Собрание и еще раз проводить выборы в Собрание Обыкновенное, чтобы дальше использовать его в качестве обычного парламента. Только вот состав депутатов в нем будет совсем иным – не коррумпированным и патриотическим. Так Великого князя Михаила миновал самый большой его страх оказаться болгарским князем. Миновал, но не совсем, потому что после того как соберется Великое Народное Собрание, его имя снова выкрикнут на царство. А пока Болгарией взялся править Регентский Совет, состоящий из лидера парламентской оппозиции Александра Малинова, начальника инженерной службы в армии генерала Георги Вазова и вождя номер два македонских повстанцев Христо Матова. А Михаил получил возможность выехать дальше в Белград, пообещав в случае необходимости вернуться в Софию и сесть на трон.

 

* * *

 

Мая 1907 года, полдень

Белград, Королевский дворец

резиденция правящей династии Карагеоргиевичей, дворцовый парк

Принцесса Елена и ее брат принц Георгий Карагеоргиевич

 

Известия о событиях в Болгарии молнией облетели все соседние страны, не исключая и Сербию. Сильнее всего громыхнуло, конечно, в Вене и Будапеште, но и Белграду досталось неслабо. Утренние сербские газеты вышли с аршинными заголовками: «Князь Фердинанд низложен восставшим народом» (и это еще ласково), «Главный претендент на болгарский трон – русский принц Михаил», «Российская Империя свергла с престола еще одного австрийского прихвостня», «Императрица Ольга сажает на болгарский трон своего брата».

Но поскольку события в Софии напрямую сербских дел не касались, то и реакция белградской публики оказалась несколько отстраненной, напоминая постепенно оседающую пену над кружкой пива. Конечно, большинству сербов было приятно, что смена правящего режима в Болгарии укрепит антиавстрийский и антитурецкий союз двух славянских государств, но подавляющему количеству белградских обывателей в данный момент от этого было ни холодно ни жарко. Ну разве что более‑менее либерально настроенные люди могли проворчать, что в Болгарии власть сменили не отрезав ни одной головы, а в Сербии во время подобного действа кровищи было столько, что не всякий конь с разбегу перепрыгнет.

Возбудила эта новость только людей государственных – тех, кто по долгу службы или в силу своего положения вынужден был вникать в потаенный смысл происходящих событий. К таким людям относился и королевич Георгий, который после разговоров с полковником Баевым немного призабросил рыбалку и математику и начал интересоваться политикой. Конечно, на свете нет ничего грязнее политических игр, но это единственное занятие, достойное настоящего мужчины. Война при этом подразумевается не как отдельное явление, а как продолжение политики иными средствами. И еще: ведь именно на грязи произрастают самые прекрасные цветы. Счастливое будущее для сербского народа должно быть – и будет оно завоевано не только громом тяжелых пушек и громкими речами политиков, но и в результате невидимой и почти незаметной работы дипломатов и бойцов невидимого фронта.

Елена, в отличие от брата, политикой не интересовалась, и потому в полдень тихо и мирно прогуливалась по дворцовому парку. Это был, можно сказать, последний день ее девичества, ведь уже завтра в Белград приедет ее жених Великий князь Михаил, и если у них все сладится, то она обретет статус невесты, что уже подразумевает определенную несвободу. Невеста не жена, но разрыв помолвки на таком уровне может быть сочтен тягчайшим межгосударственным оскорблением. Так что, пока еще есть время, надо собраться и как следует подумать, мысленно подготовиться к грядущему знакомству.

В таком состоянии и нашел свою сестру Георгий, размахивающий на ходу свернутой в рулон стопкой газет.

– Привет, сестрица! – переводя дух, поздоровался он с Еленой. – Должен сообщить тебе сногсшибательную новость. Болгары взбеленились и турнули своего Фердинанда с трона. Теперь вполне возможно, что в самом ближайшем будущем новым болгарским князем станет именно твой жених…

– Как?! – воскликнула та, от изумления выронив подарок жениха – легчайший складной зонтик от солнца. – Как вообще такое могло произойти?! А как же Фердинанд, его сын Борис, и что по этому поводу сказал император Франц‑Иосиф?

– Формально причиной абдикции стал демарш князя Фердинанда, отказавшегося от двух ценных подарков русской императрицы: гарантий полной независимости и восстановление границ Болгарии в соответствии с Сан‑Стефанскиму договором, – сказал мгновенно посерьезневший Георгий.

– Но почему же он отказался? – воскликнула Елена, принимая из рук брата обратно свой зонтик. – Что в предложении Ольги было плохого для Болгарии?

– Он отказался потому, что эти подарки русская императрица делала не князю Фердинанду, а Болгарии, – мрачно произнес Георгий. – От самого нынешнего князя требовалось добровольно подать в отставку и, передав свой трон малолетнему наследнику, которого будет опекать регентский совет, навсегда покинуть территорию страны.

Немного помолчав, сербский принц добавил:

– Перед тем как встретиться с тобой, я имел беседу с господином Димитриевичем. Мы с ним не стали друзьями, но в последнее время относимся друг к другу вполне терпимо, потому что служим одной стране, пусть и по‑разному.

– Это господин Баев его так перевоспитал? – скептически хмыкнула Елена.

– В общем, да, – кивнул Георгий, – но давай вернемся к господину Димитриевичу. Как‑никак, он наш главный специалист по абдикциям и детронизациям. Так вот, он мне сказал, что детронизация Фердинанда была похожа на стихийное народное возмущение не более чем императорский балет в Санкт‑Петербурге – на танец деревенских пастушек. Эту акцию готовили умелые люди. Они все заранее сделали так, что едва твой жених дернул за веревочку, под князем Фердинандом провалился пол, а на голову ему упал кирпич. Димитриевич сказал, что он бы так не смог.

– На эту тему надо было бы поговорить с Игорем Михайловичем (Баевым), – сделав «умное» лицо, сказала Елена, – жаль только, что он уже уехал из Белграда.

– Очнись, сестренка! – горячась, воскликнул Георгий, – ну как ты не можешь понять – Димитриевич намекал как раз на то, что господин Баев уехал именно в Софию, и это именно он из‑за кулис режиссировал балет «детронизация князя Фердинанда». И твой жених послушно станцевал в этом балете одну из главных партий, и теперь едет сюда. А там, в Софии, закручивается своя интрига. И будь уверена, что когда зайдет речь о выборах следующего болгарского князя, старина Мишкин непременно окажется одним из главных претендентов. Во‑первых – потому, что это проще всего. Во‑вторых – потому что он уже понравился людям. Есть в нем эдакая особенность – возбуждать к себе безграничную преданность. В‑третьих – потому что такой выбор сразу гарантирует Болгарии сильную протекцию со стороны Российской Империи. А теперь подумай – нужен тебе в мужья потенциальный болгарский князь, а в перспективе король, или нет? Вполне возможно, что выберут все же не его, но вот решится это уже после того как вы заключите помолвку, а может быть, даже и поженитесь.

– Ну, я не знаю… – растерянно пролепетала Елена, – но могу сказать, что расторгать помолвку или добиваться развода я не буду ни при каких обстоятельствах. Это точно.

– Я говорю тебе это для того, чтобы ты заранее понимала, на что идешь, – вымолвил Георгий. – Я не хочу видеть свою единственную сестру несчастной и пытаюсь заранее предусмотреть все варианты.

– Нет, братец, – твердо сказала Елена, – сначала я познакомлюсь со своим женихом, а потом приму окончательное решение, и ты меня с него, пожалуйста, не сбивай. Ведь замуж я выхожу не за короля, принца или князя, а за человека, и именно человеческая сущность меня в нем интересует больше всего. А сейчас, мой милый братец, пожалуйста, меня оставь. Спасибо тебе за этот разговор, но мне надо еще как следует подумать перед завтрашним днем.

– Хорошо, Елена, – сказал Георгий, – я пойду. Но и ты смотри внимательно. Не прогадай.

 

* * *

 

Мая 1907 года, полдень

Поезд София–Белград

Вагон 1-го класса, купе Великого князя Михаила

 

Отправляясь из Софии в Белград, Великий князь Михаил, по своему обыкновению, выкупил для себя и сопровождающих офицеров целый вагон 1-го класса. Не литер, предназначенный для особо комфортного путешествия высокопоставленных персон, но что‑то достаточно близкое к тому. Оберст Слон и Великий князь снова очутились в одном купе и получили возможность беспрепятственно вести конфиденциальные разговоры. Посторонних в вагоне просто не имелось, а соседние купе занимали сотрудники Имперской Безопасности, в обязанности которых как раз и входило обеспечение охраны высокопоставленного путешественника. Раскачивался вагон, стучали по стыкам рельс колеса – и под эти звуки два человека в купе вели свой разговор.

Тут надо сказать, что Великий князь уехал из Софии в преизрядном смущении. Когда он разговаривал с предводителем толпы, никто в спину его не толкал и советы на ухо не шептал. Уж очень сильно он был тогда зол на князя Фердинанда, обозвавшего его мальчишкой. Но вот последствия нескольких публично сказанных фраз привели Михаила в ужас и недоумение. Князь Фердинанд не только слетел со своего трона, но и потащил за собой сына, что было совсем не обязательно. Политическая схема – стройная, но химеричная из‑за своей труднореализуемости – вдруг начала оживать, наполняясь реальными действиями. Как и предсказывал оберст Слон, все слои общества отказали своему князю в преданности; земля под его ногами разверзлась – и он кувырком полетел в тартарары. Но одно дело – слушать рассуждения о возможности таких событий и совсем другое – наблюдать их собственными глазами.

– Но почему, Слон? – спросил Великий князь, едва поезд тронулся и здание Софийского вокзала поплыло назад. – Почему никто не вступился за Фердинанда, и даже солдаты его личного полка вели себя так, как будто происходящее их ни в коей мере не касается?

– Что ж, попробую пояснить, – сказал полковник Рагуленко. – С одной стороны, тут сыграл роль мусорный политический рейтинг претерпевшего абдикцию князя. Нельзя плевать в колодец и надеяться, что вода в нем останется полезной для здоровья. С другой стороны, имеет место четкая, я бы даже сказал, ювелирная, работа наших спецслужб, продирижировавших этим представлением от начала до конца. И вы, Миша, тоже весьма грамотно им подыграли, публично подтвердив официальную версию – и после этого детронизация князя Фердинанда стала неизбежной. Ведь одно дело, когда о чем‑то пишут газеты, и совсем другое, когда о том же заявляет официальное лицо в вашем статусе, каждое слово которого считается истиной в последней инстанции.

– Но почему никто не встал на сторону свергаемого монарха? – нервно произнес Великий князь, – ни в этом народном собрании, ни среди офицеров армии или полиции? Ведь все эти люди приносили своему князю присягу верности и должны были предотвратить его детронизацию, а вместо того они просто бездействовали, позволив событиям идти своим чередом…

– Государство – это очень точный механизм, – назидательно произнес полковник Рагуленко, – и любая присяга, связывающая между собой подданного и сюзерена, явно или неявно подразумевает обоюдные обязательства. Особенно это относится к монарху, избранному на трон тайным голосованием коллегии выборщиков, а не получившему власть по наследству. Фердинанд своим поступком разорвал эту связь с максимально большим количеством своих подданных, которые, получив из ваших уст подтверждение написанному в газетах, сочли свою присягу более недействительной. Мы с вами об этом уже говорили. Кроме того, насколько я понял из объяснений местных товарищей, в последнее время Народно‑Либеральную партию, имевшую большинство в местном парламенте и поддерживавшую князя Фердинанда, сотрясали коррупционные скандалы, из‑за чего ее предводители уже не чувствовали за собой морального права возвысить свой голос в защиту свергаемого. То есть возвысить свой голос они бы смогли, только их вряд ли кто‑нибудь бы послушал. Более того, наши товарищи, готовившие эту операцию, сработали чисто: никто не погиб и не был ранен, да и князя тоже даже не побили, а посадили в поезд и выдворили из страны в… Турцию. Прямо не переворот, а какой‑то карнавал или индийское кино. Все пляшут и поют, а главный злодей строит коварные планы.

– В таком случае что же, по‑вашему, случится дальше? – спросил Михаил.

– А дальше начнутся импровизации, – после некоторых раздумий ответил полковник Рагуленко. – Исходя из того, что я знаю о государыне, Павле Павловиче и Командире (прочих персон в расчет не берем), детронизации всей династии Саксен‑Кобург‑Готских не планировалось. Править после свергнутого отца должен был малолетний сын Фердинанда Борис, опекаемый регентским советом. Такую операцию провернуть и проще и быстрее; если бы Фердинанд не вякнул, что заберет всех своих детей с собой, то все формальности передачи власти завершились бы в тот же день. Не надо распускать парламент, объявлять выборы и исполнять прочие танцы с саблями. И вот что еще немаловажно: если бы планировалась не просто отставка князя Фердинанда, а свержение династии, то вас бы прямо предупредили о необходимости в ближайшее время сесть на болгарский трон. По моему глубочайшему убеждению, никто из перечисленных мною людей не стал бы утаивать от вас такие особенности предстоящего визита в Софию.

– Да, – подтвердил Великий Князь, – никто из тех, кто принимает в России решения подобного уровня, не стал бы мне лгать или утаивать информацию. Будем считать, что за Бориса Фердинанд отрекся только по собственной инициативе, под влиянием внутреннего импульса и раздражения на предавшую его страну.

– А страна имеет по этому поводу прямо противоположную точку зрения, – сказал полковник Рагуленко. – Впрочем, все кончилось хорошо, а не так как, в Сербии, и не так, как в нашем прошлом в России. Все живы, а бывший князь Фердинанд имеет возможность вернуться в Кобург и жить в свое удовольствие.

– Да, – согласился Великий Князь, – это единственный светлый момент во всей этой истории. Я понимаю, что детронизация князя Фердинанда проводилась в интересах Российской Империи, и в то же время не могу полностью одобрить такой образ действий.

Немного подумав, Михаил добавил:

– Я знаю об этой своей двойственности, и именно поэтому уступил императорский пост Ольге. Уж у нее‑то, если так будет надо для России, рука не дрогнет свергнуть хоть Фердинанда, хоть Эдуарда, хоть Вильгельма. Но при этом должен сказать, что у меня усилились опасения оказаться на болгарском троне против своей воли. Как ты думаешь, насколько вероятен вариант, когда это великое народное собрание выкрикнет именно мое имя?

– Это будет более чем вероятно в том случае, если такое решение примут в Петербурге, – ответил полковник Рагуленко. – Но это далеко еще не все самое веселое. Представляю, сколько твоих безработных родственников, ближних и дальних, толпится сейчас в приемной твоей сестры в надежде заполучить должность болгарского князя…

– Да уж, – прыснул смехом Великий Князь, – что есть, то есть. Еще Папá говорил, что Романовых стало несколько многовато и нам следовало бы немного поужаться. Чуть больше ста лет назад, во времена прапрадеда Павла Петровича вся династия Романовых состояла только из самого императора, его жены и детей, а сейчас всех и не упомнишь.

– Бездельников, Миш, много, – резюмировал Слон, – а править придется тебе. Готов дать девяносто девять процентов за то, что решение уже принято, и ты от него не отвертишься.

– Но почему именно я? – воскликнул Великий князь Михаил. – Почему не какой‑нибудь Гогенцоллерн и не Бурбон?

– Ответ у тебя прямо перед носом, – ответил Слон, – но ты его не видишь. Женитьба болгарского князя, в перспективе царя, на потенциально сербской королеве, приводит нас к ситуации, когда две этих страны оказываются объединенными личной унией. Так в свое время начиналась единая Испания – с брака Кастильской королевы Изабеллы и Арагонского короля Фердинанда. А ведь на тот момент арагонцы и кастильцы были родственными, но разными народами и говорили на родственных, но разных языках, но сейчас почти все их потомки считают себя испанцами. Не думаю, что нечто подобное приходило к нашим интриганам в голову изначально, но теперь, когда забрезжила такая возможность – создать, так сказать, Большую Югославию – они от нее вряд ли откажутся. Вы с Еленой люди молодые и прожить можете очень долго, и есть надежда, что после вашего длинного, и, надеюсь, удачного правления никто и не захочет разнимать единую страну на составные части.

– Да, Слон, – со вздохом сказал Михаил, – думаю, что это будет действительно так. Уверен, что по приезде в Белград меня уже будет ждать телеграмма сестры, повелевающая принять такое предложение сразу после того как оно поступит. И в то же время в Софии господин Баев и его люди уже бегают высунув языки, стараясь устроить все наилучшим образом для того, чтобы болгары выбрали именно мою персону, а не кого‑нибудь другого. Да и я после этого разговора с тобой уже смирился со своей судьбой. От чего не уйдешь – так это от нее. Там, в вашем мире, я всю жизнь увертывался от трона, и в результате обманул всех, кто возлагал на меня надежды, и закончил жизнь при дурацкой попытке ограбления двумя обормотами.

– Не суди себя так строго, Миш, – покачал головой полковник Рагуленко, – никто из нас не идеален. Главное, что сейчас ты совсем не тот, что был в нашем мире. Я думаю, что тот Михаил Романов этого даже бы не узнал, если бы вдруг встретил. Разве ты сам себе никогда не казался незнакомцем?

– Да, пожалуй… – сказал Михаил. – Общение с вами никому даром не проходит. А сейчас давай немного помолчим. Ибо именно сейчас былой Великий Князь Михаил Романов уходит в небытие – и на его место является новая личность, мыслящая уже в гораздо более широком государственном масштабе. Прежде я только выполнял поручения Ольги, а теперь пришло время решать, что будет хорошо, а что плохо для вверенного мне народа. Однажды, три года назад, я уже превращался из беспутного поручика Синих Кирасир Мишкина в того Великого Князя, какой я есть сейчас, – и вот впереди меня ждет новая метаморфоза, надеюсь, последняя…

 

* * *

Мая 1907 года, утро

Сербия, Белград, вокзал Белград‑главный, прибытие поезда

 

Встречать высокопоставленного визитера на Белградский вокзал приехал брат невесты, королевич Георгий, во главе небольшой свиты из таких же серьезных молодых людей в парадных мундирах офицеров сербской королевской армии. Капитан Димитриевич тоже был поблизости, но не отсвечивал, ибо невместно. Но только не получалось у Аписа быть незаметным; его мрачную, глыбообразную фигуру не задрапировать ярким парадным мундиром. И возвышался он над толпой подобно скале, рассекающей людское море.

Но все изменилось после того как к перрону подошел поезд из Софии. Окутавшись паром и отфыркиваясь, локомотив остановился; лязгнули вагонные сцепки – и поезд замер окончательно. И вот из вагона 1-го класса, в котором, по имеющимся у Георгия данным, путешествовал жених его сестры, вышли несколько русских офицеров (также в парадной форме) и молодых мужчин в штатском; они осмотрелись – и только потом в дверях вагона появился Великий князь Михаил. Остановившись на мгновение, жених принцессы Елены нашел взглядом встречавшего его принца Георгия и широко улыбнулся ему как старому знакомому.

– Здравствуй, Джорджи! – сказал он, пожимая руку будущему шурину, – очень раз тебя видеть. За те четыре года, на которые ты пропал с горизонта, мальчик с задатками превратился в многообещающего молодого мужа… И это не лесть. Короче, Джорджи, нам о многом надо поговорить, только не здесь и не сейчас…

Георгий во время рукопожатия тоже окинул взглядом перспективного родственника и, сделав вывод, что тот вполне искренен, ответил тому в тон:

– Я тоже рад тебя видеть, Михаил, и думаю, что очень хорошо, что к моей сестре сватается не беспутный поручик синих кирасир Мишкин, а солидный генерал‑лейтенант Михаил Романов, гроза японцев и англичан. А что касается разговора с глазу на глаз, то я всегда готов. Теперь осталось узнать, где ты собрался остановиться… Неужели в русском посольстве?

– Знаешь, Джоржи, – ответил Великий князь, – меня тут попросили принять участие в открытии белградского гранд‑отеля «Москва», [349] приуроченного как раз к моему прибытию, и снять там номера для себя и своих сопровождающих. Так сказать, в знак сербско‑российской дружбы… Так что придется перерезать ленточки и говорить красивые речи.

– Знаю, – кивнул Георгий, – папенька тоже там будет, ведь наполовину этот отель принадлежит Российскому государственному страховому обществу, а вторая половина в разных долях распределена между вашей императрицей, канцлером Одинцовым, тобой лично и еще несколькими персона. Так что речи о нашей крепнущей дружбе вы с ним будете читать по очереди. Елена тоже собирается присутствовать, только в первые ряды она не полезет и будет наблюдать за твоей особой как бы издали…

– Кстати, – сказал Михаил и сунув в руку во внутренний карман мундира, достал оттуда конверт и алую бархатную коробочку, – передай это своей сестре. Тут ей личное письмо от государыни Ольги и мой жениховский подарок.

– Будет сделано, – сказал Георгий, точно таким же движением пряча конверт и коробочку во внутренний карман своего мундира. – А теперь нам пора, Михаил, люди ждут.

 

* * *