Глава 19. Бесславный конец бессмертного

 

На следующий день Ива выглядела недурно и держалась довольно бодро, хотя потрясение минувшего вечера, несомненно, давало о себе знать. Её шею обвивал тончайшего шёлка багряный платок, который скрывал следы пальцев Карниваля, а заодно и выгодно оттенял бледные щёки прорицательницы. Алоиз старался без особой нужды не попадаться Суону на глаза, и чай в ателье подала улыбчивая, но до чрезвычайности стеснительная горничная. Суон увидел её впервые, и вообще, перед ним словно впервые открывалась другая, будничная жизнь Ивы, в которой прорицательница была также прекрасна и очаровательна, как и в свете, но казалась куда понятнее и ближе старомодному инспектору. Впрочем, после всех совместно пережитых приключений, они чувствовали себя в обществе друг друга гораздо легче и непринуждённей, чем прежде. Суон с поистине отеческой заботой попенял Иве на легкомыслие – стоит ли после нападения Карниваля так скоро выходить из дому? Но Ива рассмеялась и заметила, что нет ничего более тонизирующего, чем небольшая прогулка к мисс Филпотс и визит милосердия к тоскующему больному. Её бледность говорила, скорее, об обратном, но Суон уже понял, что эта хрупкая дама обладала характером поистине железным, и спорить с ней было бесполезно.

Они выпили чаю, беседуя о событиях с такой простотой, будто это была обычная старомодная чайная болтовня. Новостей о Карнивале не было, всю ночь патрули дежурили там, где мог бы объявиться сбежавший лорд, но он нигде не обнаружился. Была одна новость об убиенном Винсенте Лонге, которая имела непосредственное касательство к грядущему визиту на квартиру мисс Филпотс.

– Да, это просто удивительно. Инспектор Дот с трудом докопался до хоть каких‑то сведений о фальшивом археологе, и выяснил, что Лонг воспитывался в приюте в Северном Йоркшире, куда был отдан сразу после рождения. Матерью была записана некая Джоанна Лонг, признанная недееспособной по умственной отсталости и находившаяся под опёкой своей тётки, а запись об отце отсутствовала.

– То есть, вы хотите сказать, что Лонг был сыном… боже мой – сыном Филпотс!? – искренне изумилась Ива, вскидывая тонкие брови.

– Да, получается так. Но, думаю, мы не будем сообщать об этом нашей новой прорицательнице.

Ива согласно кивнула.

Около шести часов мисс Ива и инспектор Суон были у дверей мисс Филпотс. Дверь открыла горничная, с сомнением осмотрела визитёров и, только после официального представления Суона, пропустила их в дом и предложила пройти наверх, в салон, где находилась хозяйка.

Суон вошёл, держа в руках свёрток с зеркалом, и остановился как вкопанный, глядя на мисс Филпотс. Иве пришлось слегка похлопать инспектора перчаткой по плечу, чтобы тот смог двинуться с места. Увидев же новую мадмуазель, она опустила голову, пытаясь скрыть лукавую улыбку.

Перед ними за гадательным столиком, глубокомысленно раскладывая карты, сидела цветущего вида дама средних лет, с младенческим румянцем на тугих щёчках и живо блестящими глазами. Допотопный чепец сменился не менее старомодным, но куда более кокетливым капором, а из‑под его глубокого раструба свисали два локона – как прежде искусственных, но уже не седых, а приятно каштановых. Непременный траур в её наряде был решительно заменён на сдержанный элегантный электрик. Суон мог бы поклясться, что патронесса убитой Зулейки не то, чтобы похорошела, но помолодела лет на пятнадцать!

– О… э‑э‑э… Добрый день, мисс Филпотс, – обратился к ней Суон.

– Ах, инспектор, вы принесли мне моё зеркало? Какое счастье! Я, конечно, не сомневалась в порядочности нашей доблестной полиции, но, видите ли, я очень привязана к вещам моей дорогой подруги, несчастной Зулейки!

– Разумеется, разумеется, – буркнул Суон, передавая ей свёрток. Филпотс тут же развернула свёрток и придирчиво осмотрела предмет; не обнаружив в нём порчи, она с облегчением вздохнула и сообщила:

– Благодарю вас, инспектор! И как мило, что вы нашли время занести мне это сокровище лично!

Суон, невнятно заверяя в совершенной ничтожности этой услуги, ретировался, но, прежде чем он покинул салон, Ива легко подошла к столику, наклонилась к новой мадмуазель, опираясь тонкой рукой на грубую инкрустацию столешницы и негромко, с язвительным лукавством, сказала:

– Мой вам совет, мадмуазель, не злоупотребляйте этим чудным предметом. Поверьте, дорогая, это может быть совершенно не comme il faut!

У бедняжки Филпотс вытянулось розовое личико, глаза округлились самым неподобающим для прорицательницы образом.

Выйдя из дома, Ива разразилась безудержным, ребячливым смехом, который Суон тоже вполне мог бы счесть «не comme il faut», если бы сам не заразился весельем.

– Ну вот, хотя бы один предмет действительно обладает чудесной силой! – сказала, отсмеявшись, Ива.

– Признаться, я совершенно обезоружен… Клянусь вам, Ива, я всё ещё пытаюсь отделаться от всей этой чертовщины, но это… это не поддаётся никакому разумному объяснению!

– Дорогой инспектор, клянусь вам, если мисс Филпотс не прислушается к моему доброму совету, то через полгода вы застанете здесь очаровательную юницу. Не желаю даже думать, что может произойти далее, – Ива продолжала смеяться.

– Я так счастлив, что всё это закончилось. И я никогда бы не простил себе, если бы с вами что‑то случилось, – теперь Суон был уже серьёзен, он положил ладонь на узкую ладонь Ивы и замялся.

– Вы – лучший друг, которого только можно пожелать, – тихо сказала Ива, освободила руку и легко зашагала по улице, увлекая за собой Суона. – А теперь, поспешим к нашему дорогому археологу: он наверняка в нетерпении, – сказала она.

– О, да, разумеется, как мы можем обойти вниманием благородного рыцаря лопаты и словаря, так бесстрашно спасшего вашу жизнь! – полушутя‑полувсерьёз откликнулся Суон и покачал головой с ясно читаемой мыслью: «О, молодость, молодость…»

 

* * *

 

Флитгейл встретил посетителей с радостью необыкновенной. Сестра как раз заканчивала свой визит и сообщила, что больной идёт на поправку, хотя у неё есть подозрение, что он не соблюдает покойный режим. Флитгейл при этих словах принял вид совершеннейшей невинности и даже принялся горячо разубеждать сиделку, но благообразная сестра посмотрела на него с укоризной и тихо, словно по секрету, сообщила ему:

– Мистер Флитгейл, у вас под креслом стоят грязные ботинки.

– Бог мой, да вам следует поступить в Скотланд‑Ярд! – со смехом заметил Суон.

– Благодарю вас, сэр, – с достоинством ответила сиделка. – Но полагаю, что дирекция больницы святой Елизаветы будет недовольна моим увольнением.

С этими словами она оставила их втроём, выразив напоследок надежду, что господа смогут повлиять на строптивого больного. Вероятно, особые надежды она возлагала на мисс Иву, поскольку обращалась по преимуществу к ней, и Ива милостиво заверила, что приложит к этому все свои силы.

Суону и Иве пришлось рассказать Флитгейлу всё, что произошло с самого их возращения из госпиталя до визита лорда Карниваля к Иве. Выслушав с огромным вниманием весь этот фантастический рассказ, Флитгейл лишь с сомнением покачал головой, слушая о притязаниях лорда на могущество. Казалось, он не верил в это вовсе. Но после рассказа о возвращении зеркала мисс Филпотс он обратился к визитёрам с недоумённым вопросом:

– Нежели никто из вас не воспользовался случаем посмотреть в это зеркало? О, мисс Ива, я вовсе не имею в виду… то есть, совершенно очевидно, что вы совершенно не нуждаетесь… И вы, инспектор, я не хотел сказать, что… но… Это было бы так естественно. Просто так, из любопытства.

– Гай! – с укоризной ответила Ива. – Вы же историк! Вы прекрасно знаете, как нехорошо закончилась эта история. Зеркало сеет раздор. Думаю, Карнивалю это безразлично, как безразлично всё, кроме собственного величия, однако…

– Мне так трудно осознать всё, что произошло за эту неделю, – Гай откинулся в кресле и покачал головой, – Кажется, вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. И я даже рад этому, хотя пока я чувствую, что у меня нет почвы под ногами. Всё, что я считал таким естественным и надёжным, оказалось совершеннейшим карточным домиком. Да, кстати, моя невеста, то есть мисс Папати… Бедняжка, она была очень смущена, и не хотела расстраивать меня, пока я нездоров. Но, кажется, наша помолвка окончательно расторгнута. Её сердцем надёжно завладел профессор Дорбингейл. Он прекрасный человек и известный учёный, антрополог и палеонтолог, недавно читал публичные лекции в Географическом обществе, а Флоренс… Она так увлеклась антропологией, просто удивительно, какое воздействие на податливые умы имеют эти публичные лекции. Судя по всему, профессор Дорбингейл тоже был глубоко впечатлён энтузиазмом Флоренс, – Гай улыбнулся, и украдкой посмотрел на Иву. – Но это всё – ерунда. Я чувствую, что сам меняюсь необратимым образом. Я – археолог, я всегда верил в великую ценность тех древностей, что я вынимаю из земли, но я никогда не думал о власти, которую эти предметы могут иметь над людьми. Наверное, это оттого, что всегда меня больше всего интересовали древние тексты… Тексты. Странно, в этой истории тоже было что‑то с текстом. Но что? Совершенно вылетело из головы. Боюсь, что удар письменным прибором по голове не пошёл мне на пользу. Ладно, это вспомнится, я надеюсь. Так вот, я и теперь верю в грандиозную силу древних слов, но эти предметы… Вряд ли я и дальше смогу заниматься археологией, не задумываясь о том, какого демона могу выпустить из преисподней. Если только, в конце концов, на то не будет воля Азиатского общества, и я не смогу вернуться к полевым работам.

– Вам стоит только прислушиваться к тем артефактам, которые вы извлекаете из‑под земли, и с соответствующим почтением относиться к их возможной власти, – утешила его Ива.

В дверь постучали и в дверях появился констебль. Он смущённо откашлялся, неловко поклонился и официально поприветствовал инспектора.

– А, да, простите, дорогой Флитгейл. Я сообщил о том, что буду здесь, на тот случай, если случится что‑нибудь важное. Ну, что там у вас?

Попав в привычные обстоятельства, Суон заметно приободрился.

– Срочная телеграмма от инспектора Гэйбла, сэр.

– Прекрасно. Видимо, новости. Давайте сюда, и ступайте.

Суон нетерпеливо развернул телеграмму и впился в неё глазами. Лицо его приняло изумлённое, но радостное выражение.

– Вы только послушайте! Три часа назад в съёмной квартире на Торки‑аллей обнаружено подозрительное тело; сержант, вызванный приходящей прислугой, узнал по описанию лорда Карниваля, а срочно привезённый Макдоган опознал своего хозяина. Медицинский эксперт вынес однозначный вердикт: Последняя стадия туберкулёза. Судя по всему, он скончался от кровотечения прошлой ночью, пишет Гэйбл. Страшный конец, как бы то ни было.

В гостиной воцарилась тишина. Все, без сомнения, были потрясены услышанным.

– Вот и всё бессмертие. Слава богу, а то я уж засомневался в своём рассудке – вдруг бы он оказался действительно бессмертным? – завершил Суон недовольным голосом.

Неожиданно раздалось несколько сдавленных смешков, совершенно не соответствующих пафосу момента, а потом уже несдерживаемый хохот.

– О, Боже! – Гай трясся от неистового смеха. – Ну вот же, то, о чём я говорил! Я ведь знал об этом!

Суон и Ива с удивлением воззрились на хохочущего археолога, а тот продолжал бессвязно выкрикивать, морщась от боли, причиняемой смехом его незавшим ещё ранам.

– Боже мой, я мог бы сразу догадаться! Я ведь заподозрил что‑то неладное тогда! Но не придал значения!

Наконец, слегка успокоившись под недоумёнными взглядами своих визитёров, Флитгейл торжествующе оглядел их и объяснил с тем видом, с каким, вероятно, пояснял тёмные места текстов своим студентам:

– Скарабей. Это была подделка. Большая и красивая, прекрасно сделанная фальшивка! Понимаете, в надписи была оплошность. Я не египтолог, но это очень известный молитвенный текст, просто классический, и там была сделана ошибка – всего один иероглиф, но меня это удивило. В кабинете Карниваля было довольно темно, я не мог хорошенько его рассмотреть, но надпись я прочёл. Конечно, я совершенно забыл об этом, но вот теперь всё встало на свои места.

– Бедолага Карниваль, – тихо сказала Ива. – Ваш пропавший Купер обманул его так жестоко.

– И всё же, – задумчиво сказал Суон, – мне даже как‑то жаль. Жаль, что скарабей… То есть, я не хотел сказать, что Карниваль достоин бессмертия, но ведь смерть бывает так несправедлива.

В словах его слышна была горечь, горечь давней трагедии.

– Дорогой инспектор, – в повисшей мрачной паузе тихо и очень мягко сказала Ива, – никакие амулеты, никакие чаши, скарабеи и зеркала не способны обмануть судьбу. Карнивалю не суждено было быть ни бессмертным, ни всевластным. И тут я, как никогда, согласна с высшими силами. Быть может, иногда это и несправедливо, но никто, вы слышите меня, никто не повинен в том, какая пряжа вышла из‑под веретена богинь и сколько отмеряно этой пряжи. Покуда нить тянется, ткать из неё надлежит самому человеку. У кого‑то получается узорчатый ковёр, у кого‑то – добротная мануфактура, у кого‑то – прекрасный валансьен, а вот у Карниваля – боги мои, на какую дрянь, достойную сожаления, он потратил отмеренные ему драгоценные нити! – Ива горько покачала головой. – Вам, мой дорогой Суон, осталось на память два дивных кружевных лоскутка. Они не утешат и не согреют вашу душу, но они могут расцветить узор вашей судьбы. Позвольте ушедшим быть узелками и нитями, укрепляющими ваше полотно, не складывайте эти драгоценные лоскутки в сундук с затхлым, печальным старьём. Ваша нить ещё не снята с веретена…

Суон отвернулся, пытаясь справиться с подступившим к горлу комом, Флитгейл переводил ошарашенный взгляд с него на Иву, и вновь возвращался взором к подавленному, обезоруженному инспектору, к его напрягшимся плечам и крупным, грубоватым ладоням, отгородившим его от мира.

– Ну, полно, – словно сама себе сказала Ива. – Простите меня, мне не следовало сегодня говорить об этом. Карниваль получил то, что было ему суждено. То, что осталось от его жизни, даже самая нерадивая поломойка не употребит на тряпки.

Суон опустил ладони, в лицо ему бросилась кровь, но в глазах появилось какое‑то новое, неожиданное выражение надежды и благодарности. Через несколько минут разговор вернулся в спокойное русло, Флитгейл бесстрашно пришёл на помощь Суону и заговорил об археологии, что неотвратимо обернулось небольшой, но увлекательной лекцией.

– Ну, что же. Кажется, вся эта история закончилась, – сказал Суон, когда лектор заметно выдохся. – Вы, Флитгейл, нашли своего Купера. Конечно, найти украденные им сокровища теперь практически невозможно, но всё же, по крайней мере, вы знаете о нём достаточно. Вы, дорогая мисс Ива, можете спокойно отправляться в Бат. А я… Хм, мне надо написать отчёт. Ума не приложу… хм… Боюсь, меня не погладят по головке. Хотя меня интересует лишь смерть мадмуазель Зулейки, надеюсь – версия о неизвестных грабителях удовлетворит моё начальство. Я так и знал – глухое дело.

 

* * *

 

Суон вернулся в свой кабинет в Скотланд‑Ярде и словно новыми глазами осмотрел свой стол. Он сгрёб в одну стопку изрисованные листы: на них широко и дико раскинулись джунгли ветвистых деревьев, опутанных плотной сетью лиан и зеленеющих многочисленными побегами. Каждая страница была озаглавлена «Глухое дело». Он посмотрел на них со смешанным чувством. Да, это было самое странное дело за всю его карьеру. Одно из немногих, о закрытии которого он не мог бы со скромной гордостью рапортовать шефу. Пожалуй, его слегка пожурят за нерасторопность, но под бесчисленными листами с делом Зулейки лежали аккуратные, педантично составленные папки по ещё двум поднадзорным расследованиям, и там дела обстояли так удачно, что это вполне реабилитировало его репутацию.

Стол, освободившись от дендрологических штудий Суона, приобрёл привычный аккуратный вид. Вновь обнаружилась фотография в простой рамке. Суон больше не испытывал боли, глядя на старую, уже побледневшую карточку. Грусть, нежные воспоминания, но не чувство вины и не боль. Странным образом, едва различимая улыбка Элеонор стала теперь утешительной, ободряющей и обнадёживающей. «Пожалуй, стоит убрать её отсюда, пока совсем не выцвела», – подумал Суон, бережно убирая фотографию в саквояж. На душе было легко.

 

* * *

 

Ива вернулась домой в прекрасном настроении и по пути наверх заглянула в приёмную, где, весь заклеенный пластырями, Алоиз трудился над очередным гороскопом.

– Вот и всё, Алоиз. Всё закончилось, – сообщила она секретарю, который испытал от этого объявления подлинное облегчение.

– Мы едем в Бат? Я тотчас заказываю билеты и начинаю собирать вещи, госпожа, – отозвался он, с готовностью вскакивая со своего места, и всем своим видом выражая желание немедленно паковать чемоданы.

– Нет, голубчик, только не в Бат. Кстати, Алоиз, не хотел бы ты взять отпуск?

– Отпуск? – переспросил Алоиз так, словно хозяйка предлагала ему нечто крайне непристойное.

– Ну да, отпуск на пару месяцев. Съездишь в Трансильванию, повидаешься с родственниками, – пожала плечами Ива, словно удивляясь непонятливости секретаря.

– О, разумеется, – в нерешительности ответил тот. – И… и когда мне следует взять этот… э‑э‑э… отпуск?

– Можешь заказать себе билеты на конец июня, Алоиз, – милостиво распорядилась Ива и грациозно развернулась в дверях.

– Да, кстати, до своего отъезда закажи в колониальной лавке пробковую панаму и пару москитных сеток.

 

Глава 20. Эпилог

 

Через неделю после смерти Карниваля молодая леди и два джентльмена, сведённые описанными экстраординарными обстоятельствами, вновь встретились, теперь уже в приятном небольшом кафе у площади Пикадилли. Был прекрасный весенний день, солнце пробивалось сквозь жалюзи и легкомысленно расчерчивало старомодный интерьер косыми полосками.

Суон прибыл первым и с интересом изучал меню; завидев мисс Иву, входящую в кафе, он галантно привстал и бережно задержал в своей ладони протянутую для пожатия узкую руку. Через несколько минут в кафе ворвался Флитгейл – он увлечённо потряс руку Суона, неловко поцеловал руку даме, и буквально упал в кресло перед столиком:

– Я так рад вас видеть! Послушайте Суон, Ива… вы должны знать. Я получил письмо от Азиатского общества. Они предлагают мне возглавить экспедицию в Сакчагёзю! Вы знаете, что это?!

– О, прекрасно, – сказала Ива, чуть запрокидывая голову и глядя в потолок с мечтательной улыбкой, – в Газиантепе прекрасная кухня… вы найдёте там изумительные хеттские памятники и полюбуетесь дивными римскими мозаиками.

– Поздравляю, Флитгейл! Кажется, это то, о чём вы мечтали? – оптимистично откликнулся Суон, хотя «Сакчагёзю» было для него лишь сочетанием ничего не значащих звуков, повторить которое он не смог бы.

– А знаете что, Гай? – задумчиво протянула Ива, помешивая серебряной ложечкой в чашке, – Говорят, в этом году в Бате просто ужасно. Эти провинциальные семейства с детьми, отставные военные и старые девы с собачками. И Алоиз вдруг попросил отпуск. Вообще‑то, я задолжала ему вакации года за три‑четыре, а у него невероятное количество родственников на Континенте… я немного говорю по‑турецки… пожалуй, мне стоит немного развеяться. Вы ведь не станете возражать, если я составлю вам компанию в Сакчагёзю?

– Боже… Я не смел думать… Я не посмел бы вам предложить! То есть, я хочу сказать, что условия там будут совершенно некомфортные! – обомлел Гай.

– О, пустяки. Я обожаю археологию, а смена климата чрезвычайно полезна для здоровья. И у меня как раз есть пара москитных сеток. Вы согласны со мной, инспектор?

– Несомненно, – улыбнулся Суон со значением. – Прекрасная идея, мисс Ива!

Флитгейл засиял.

– Да, но как же Бейрут? Ведь был ещё Бейрут? – спросил он довольно неожиданно.

– О, это будет ещё очень и очень нескоро! – отмахнулась Ива. – А вы, дорогой инспектор, как вы собираетесь провести отпуск? Я надеюсь, старшие инспекторы Скотланд‑Ярда тоже иногда получают отпуск?

Суон помрачнел и начал подчёркнуто деятельно накладывать сахар в свою чашку.

– Я, собственно, подумываю уйти в отставку. Хотел бы заняться чем‑нибудь на досуге. Книги, сад, охота, те же путешествия… К тому же, я уже присмотрел прекрасный домик в Корнуолле. По‑моему, я достаточно потрудился для закона и порядка, а эта последняя история меня сильно утомила. Я хотел бы отправиться на заслуженный отдых.

– Послушайте, Суон, я только вчера прочитал в газете такой прекрасный отзыв о вашей блестящей роли в расследовании покушения на барона Фицгилберта! После такого успеха вам, несомненно, светит повышение! – воскликнул Гай.

– О, бросьте, Флитгейл, это сущая ерунда, – польщённо смутился Суон, – Совершенно элементарное дело. Хотя… я уже ни в чём не уверен. Вот в чём проблема, друзья мои: После этой истории с духами и привидениями, – Суон несколько раз кашлянул, – я уже ни в чём не уверен.

– Не расстраивайтесь, дорогой инспектор, вам не придётся более встречаться с «бессмертными» сумасшедшими, – утешила его Ива.

– Вот уж благодарю вас, дорогая, – буркнул Суон и деловито принялся за сырный пирог.

– Итак, Гай, я жду ваших рекомендаций по сборам в Сакчагёзю, – продолжила Ива. – Кстати, даже мистер Джексон был потрясён моими способностями в делопроизводстве. Надеюсь, у вас в экспедиции не будет никакого Купера, и я смогу вполне заменить его в камеральной лаборатории.

– О‑о‑о‑о‑! – только и смог ответить Флитгейл.

– Эта экспедиция обречена на успех, – заметил Суон, промокая усы белоснежной салфеткой.

– Несомненно, – неопровержимым тоном ответила Ива. – А вы, инспектор… Конечно, вы можете подать рапорт, или как это у вас называется. Но я не советовала бы вам рассчитывать на заслуженный отдых. Не думаю, что обстоятельства позволят вам…

Суон покорно вздохнул, видя внутренним взором, как уютный домик в Корнуолле сносит неумолимый ветер грядущих обстоятельств.

 

К О Н Е Ц