Глава 17. Встреча с бессмертным

 

Около полудня инспектор Суон вошёл в ателье Ивы, неся в кармане свёрток из красного атласа. Ива встретила его в светлом утреннем платье, но шторы были приспущены, в комнате царили сумерки, и зеркало было задрапировано индийской шалью, никак не напоминавшей о трауре, но и не открывавшей ни дюйма зеркального стекла.

– Вы принесли то, что я просила, дорогой инспектор, – не спросила, а, по привычке, лишь подтвердила Ива, глядя на вошедшего уставшими, неспавшими глазами.

– Утром я отправил инспектора Брюса к мисс Филпотс, и он принёс – кажется то, что вам нужно. Около дома Филпотс будет дежурить констебль.

Ива развернула ткань и кивнула.

– Он сказал, что мисс Филпотс пришла в неописуемое волнение и согласилась на время расстаться с этим зеркальцем, только взяв с бедняги клятвенное обещание вернуть его в целости и сохранности.

– Неудивительно, – усмехнулась Ива и отложила предмет на столик перед собой. – Прочтите это, инспектор. Я получила его вчера вечером.

Она протянула письмо и внимательно следила за выражением лица Суона, пока тот читал. На лице старшего инспектора не дрогнул ни один мускул, он только слегка покивал головой и вернул письмо со словами:

– Ну, чего‑то подобного я и ожидал. Письмо принёс посыльный из конторы «Бриверс и Хоккс», около восьми вечера. Мы не заподозрили ничего экстраординарного, но всё же я не исключал возможности весточки от нашего лорда.

– «Мы не заподозрили?» – переспросила Ива, приподнимая бровь.

– Мисс Ива, я не стал вас беспокоить такими пустяками, но с тех пор, как все мы вернулись из госпиталя, за гостиницей «Дельфин», где отдыхает мистер Флитгейл, и за вашей квартирой, как бы это выразиться… приглядывают мои сержанты. Для моего спокойствия. Я не стал сообщать об этом своему начальнику, но решил, что это нелишняя предосторожность.

– Значит, ваши бравые сержанты были здесь весь вечер? – спросила Ива.

– Совершенно верно, – подтвердил Суон. – Они сменяли друг друга с наступления темноты и до утра. Сейчас я отпустил их отдыхать.

– Как это мило с вашей стороны, – не без иронии откликнулась Ива, – позаботиться о сержантах. Надеюсь, они не заметили ничего подозрительного?

– Мисс Ива, должен признаться, что заметили; впрочем – это сущая ерунда и разыгравшееся на пустой сержантский желудок воображение. Если из вашего окна, действительно, не вылетал кто‑нибудь в районе четверти девятого.

По тону инспектора было трудно догадаться, какую долю иронии он вложил в эти слова, но смотрел он серьёзно и даже взыскательно.

– Ну, кто бы ни имел чести вылетать из моего окна в указанное вами время, – таким же двусмысленным тоном ответила Ива, – можно лишь определённо сказать, что лорд Карниваль намеревается войти в мою дверь, и не далее, чем сегодня к обеду.

Их разговор вновь напоминал изящную фехтовальную партию, но она закончилась раньше, чем разбудила азарт в противниках.

– Мне кажется странным, что лорд Карниваль подписывается этим странным «I», – заметил Суон. – Полагаю, он имеет в виду «Incognito», но это выглядит нелепо. Какие‑то мелодраматические эффекты, совершенно не вяжущиеся с его характером, при всех его причудах. Игра.

– О, нет, сэр, это вовсе не игра. Дело куда серьёзней. «I» – это вовсе не «incognito», дорогой инспектор. Это – «immortal».

– Что? – переспросил Суон, тряся головой, словно не веря своим ушам. – Как вы сказали? Это бред!

– Но лорд Карниваль так не считает, – сказала Ива серьёзно.

Помолчав немного и обдумав свои слова хорошенько, она изложила Суону результаты вчерашнего опыта материализации в таких выражениях, которые не слишком бы ранили рационалистический ум инспектора.

– Но при чём тут крокодил? – недовольно спросил Суон, выслушивая умозаключения Ивы. – Что это ещё такое?

– А, инспектор, я совершенно забыла, что вы не очень хороши в мифологии. Спиритический сеанс указал, что некий предмет находился «во чреве бога». Вы же помните, что у Зулейки было чучело крокодила, не так ли? Египетский бог Себек, господин Нила, изображался с головой крокодила, и считался защитником богов и людей. Некоторое время в Египте его даже считали верховным божеством, ибо под его началом были животворные разливы Нила. Очень жаль, что он не защитил мадмуазель Зулейку. Впрочем, он мог оказаться и воплощением зла, поскольку в его теле скрылся бог Сет, совершив коварное братоубийство. А единоутробным братом Себека был ненавистный Апофис, каждую ночь сражающийся с великим Ра за возрождение жизни.

– Невероятно познавательно, но давайте сделаем вид, что я не слышал всей этой чертовщины, – пробормотал Суон, а затем сменил тон. – Ива, дорогая, – тепло и с глубокой нежностью обратился он, – Клянусь вам, у меня нет поводов не верить вам. Но, чёрт побери, я, наверное, слишком стар для таких кульбитов. Будем считать, что вы высказали мне замечательную гипотезу о магическом предмете из чрева крокодила, который возвращает молодость. Эту гипотезу нам стоит, очевидно, принять во внимание, но на ней вряд ли стоит строить дальнейшие действия.

– Хорошо, я согласна, – смиренно согласилась Ива. – Но тогда позвольте мне высказать ещё одно смелое предложение. Если мы хотим знать всё, то мне следует принять Карниваля, вооружившись этим прекрасным зеркалом, как щитом. Он не посмеет навредить мне, если в моих руках будет его желанный объект.

– Это всё же опасно. Если вы так решили, то, несомненно, я должен быть в этом доме в тот момент, когда тут появится лорд Карниваль.

– Хорошо, это можно устроить. Здесь, за стеной – небольшая гостиная, я почти не пользуюсь ею по назначению. Эти комнаты сообщаются дверью, но и ею я не пользуюсь. Я скажу Алоизу освободить дверь и прикрыть её ширмой. У вас будет чудесное убежище.

– Тогда я попрошу вашего секретаря дежурить внизу в то время, пока Карниваль будет в этой комнате. Скажите, ваш поразительный секретарь, случаем, не умеет стрелять? – поинтересовался Суон, пытаясь представить себе Алоиза с оружием в руке.

Картина выходила неубедительная.

– Алоиз – прекрасный стрелок. Правда, он ещё более искусный фехтовальщик, но вряд ли это будет полезно в данных обстоятельствах, – ответила Ива. – И вот ещё что, инспектор. Гай Флитгейл. Он ни в коем случае не должен знать о визите Карниваля. Надеюсь, вы согласны со мной?

– Безусловно. Мы не будем ставить его в известность. Что же, мисс Ива, в таком случае сейчас я покину вас. У меня есть некоторые служебные обязанности, которыми я в последнее время… хм… пренебрегаю слишком часто. Я буду здесь около шести, чтобы мы успели приготовиться к визиту лорда.

– Тогда до вечера, дорогой инспектор, – приветливо попрощалась Ива так, словно речь шла о выезде в театр.

– И всё‑таки, это зеркало… Вы, действительно, думаете, что оно обладает таким… хм… свойством? – сдержанно полюбопытствовал Суон, беря зеркальце в руки.

– Весьма вероятно. Если это в самом деле зеркало Елены Прекрасной. Но даже если так, инспектор, – Ива внимательно посмотрела на Суона, – это будет слишком дорого стоить. Я бы не советовала вам смотреть.

– И ещё один вопрос, мисс Ива. Вы действительно не боитесь? – спросил Суон, с невольной опаской откладывая зеркало.

Ива лишь пожала острыми плечами, и инспектор поспешил откланяться.

Эта маленькая хрупкая женщина не переставала поражать его. Суон вспомнил очень ясно, до мурашек по спине, пожар в особняке Карниваля, Иву с решительным и спокойным лицом, её внезапное появление в Дубовом коридоре, изящную фигурку на подоконнике кабинета. Ему остро захотелось знать о ней всё. Ему хотелось знать – что кроется за этой хрупкой и несгибаемой внешностью. Кто были её родители, где она родилась и как провела детство, как начала своё загадочное служение, как попала в эту квартиру на Глочестер‑плейс, как обзавелась безупречным Алоизом, о чём она думает вечерами и как выглядит, когда её никто не видит.

Так же остро, как хотелось знать: Какой была бы сейчас маленькая Элис.

 

* * *

 

Ива оделась к вечеру с особой тщательностью. Чёрное платье облегало её хрупкую, как у подростка, фигуру, а сверху была наброшена почти прозрачная чёрная муслиновая накидка со стеклярусом по вороту. Маленький чёрный тюрбан, как обычно, бережно обнимал её головку. Никаких украшений, кроме эгрета в тюрбане, на Иве не было, зато эгрет тревожно, как божественное око, сиял холодным сапфиром.

– Печально сознавать, что вы нарядились так изысканно к приходу полуживого бессмертного психопата, – недовольно пробурчал Суон, бросая внимательный взгляд на всё это великолепие.

– Не ворчите, Суон, – без церемоний откликнулась Ива. – Пойдёмте, я покажу вам гостиную. Дверь вот здесь, – она отвела створку ширмы с резвящимися китайчатами, и Суон увидел тонкую дверь тёмного морёного дерева.

– А теперь пойдём. У нас много времени, Алоиз подаст что‑то вроде лёгкой закуски, и мы успеем ещё раз всё обсудить.

Когда Алоиз появился с подносом, Суон сообщил ему о задании на вечер:

– Запомните, сэр, вы должны оставаться в приёмной и не подниматься наверх ни в коем случае. Ни в коем случае, вам понятно? Что бы ни случилось! Если всё будет идти по плану, то мисс Ива соблаговолит проводить его светлость, и скажет что‑нибудь вроде «Благодарю вас за визит» или что‑нибудь ещё в таком духе. Если Карниваль вознамерится покинуть дом прежде, чем мы сочтём это необходимым, он, разумеется, будет спускаться в одиночестве. Вы должны будете задержать его, а я приду к вам на подмогу. Ясно?

Алоиз одними глазами справился у хозяйки, стоит ли ему принимать распоряжения инспектора, и, получив утвердительный кивок, ответил с готовностью:

– Да, сэр. Всё исключительно понятно.

Ива, казалось, не волновалась вовсе, но Суон всё же заметил, что тонкая жилка на виске, убегающая под атласный тюрбан, часто подрагивает.

Ровно в семь часов, когда на каминной полке гостиной мелодично прозвенели фарфоровые часы, внизу раздался стук дверного молотка. Через минуту Алоиз вошёл в ателье и сообщил о прибытии Его Светлости.

– Ступай, ты мне сегодня не понадобишься, – нарочно громко сказала Ива.

– Я думаю, мне нет нужды представляться, – надменно произнёс Карниваль, останавливаясь перед козеткой. Он был одет безупречно, словно только что покинул свой особняк на Вестминстерской аллее, но сухая желтизна его кожи и лихорадочный блеск в глазах говорили о самом ужасном состоянии организма.

– Конечно, лорд Карниваль, я прекрасно помню вашу неоценимую помощь на сеансе у графа Бёрлингтона, – Ива протянула Карнивалю руку и, после церемонного приветствия, показала на сидение по другую сторону козетки. – Что вас привело ко мне, милорд?

– Я пришёл, чтобы заключить с вами договор. Договор двух здравомыслящих людей. Вы умеете видеть, а я могу щедро заплатить за нужные мне сведения.

– Я слышала об ужасном пожаре в вашем доме. В газетах пишут, что ущерб колоссальный.

– Я не настолько беспечен, чтобы хранить все яйца в одной корзине, – сухо парировал Карниваль.

– Значит, ваше состояние не особенно пострадало от пожара? – с радостью откликнулась хозяйка ателье. – Приятно слышать, милорд! Что же вы хотите мне предложить?

Суон прекрасно слышал, что голос Ивы звучал уверенно. Она вела беседу вежливым, немного ленивым светским тоном.

– Вас устроит тысяча фунтов стерлингов, мадам? – поинтересовался Карниваль высокомерно.

– Тысяча фунтов? Это совсем немного, учитывая странные обстоятельства вашего дела, милорд. Ведь вас считают погибшим!

– Погибшим! – желчно усмехнулся Карниваль.

– О, да, это для вас должно быть забавным… – реплика Ивы звучала так двусмысленно, что в ателье повисла пауза. Суон положил руку на ручку двери, но через мгновение раздался голос Карниваля:

– Нет. В первую очередь я нахожу это весьма полезным для себя.

– В таком случае, мы договоримся о стоимости моей услуги, когда я вполне уясню себе её суть.

– Вы довольно практичны для своего ремесла, мадам. Хорошо, пусть будет так. Мне нужно найти одну вещь. Вы знаете, что я увлекаюсь древностями, моя коллекция почти завершена, и мне необходим только один предмет для того, чтобы получить совершенное собрание.

– Нет, милорд, – мягко, но убедительно перебила его Ива. – Вы можете рассказывать эту басню дилетантам – любителям древностей и бедствующим археологам, но вы пришли ко мне. Извольте говорит правду, коль скоро вы сами сказали, что я наделена даром видеть истину.

– Хорошо. Что же вам известно? – напряжённо спросил Карниваль.

– Достаточно, чтобы сказать, что тот предмет, который вы разыскиваете, находится у меня.

– Что? Зеркало – оно у вас? – захрипел лорд, хватая воздух сухим ртом.

Ива поднялась с козетки, подошла к камину и взяла с мраморной полки алый свёрток.

– Да, оно у меня. Я продам вам это милое зеркальце, если вы ответите мне на несколько вопросов. Нет‑нет, не двигайтесь сейчас, я не позволю вам прикоснуться к нему.

– Несколько вопросов? – голос старика звучал уже не так надменно, он был в смятении, а близость вожделенного предмета, казалось, лишала его здравомыслия. – Зачем вам, сударыня, этот аттракцион? Что за дамская манера делать сложным то, что проще выеденного яйца! Ну, хорошо, я отвечу на ваши вопросы, если вам так вздумалось!

– Прекрасно, милорд. Тогда скажите мне – зачем вы убили бедную мадмуазель Зулейку и жалкого мошенника Лонга?

Карниваль оцепенел, глядя на Иву со смесью ужаса и отвращения.

– Я недооценил вас, мисс Ива… вам действительно известно немало.

– Да, пожалуй, милорд. Но я жду ответов.

– Хорошо же, – лорд Карниваль взял паузу, чтобы собраться с силами. – Я расскажу вам. Смотрите, как бы вы сами не пожалели об этом.

– Начните с того, как вам пришла в голову идея собрать вашу священную триаду, – требовательно перебила прорицательница, незаметно перекладывая зеркало за свою спину, в подушки, лежавшие на козетке.

– Ах, вот как, мисс Ива. Ну, что же. Большую часть своей жизни я не задумывался ни о жизни, ни о смерти. Меня считают одним из богатейших людей Англии. По крайней мере, так и было до пожара. Но и теперь я далеко не беден. Но это богатство я получил в наследство, в нём нет ни малейшей моей заслуги. Скорее, наоборот – оно с детства извращало мой характер и убивало во мне волю к любой деятельности. С юности я упивался им, покупал бесполезные побрякушки, собирал модные картины, прожигал жизнь и сумасбродничал так, что у меня самого возникло ощущение, что я – всесилен. Ни семья, ни общество не могли сдержать моего нрава. Это было опьяняющее чувство. Но оно было фальшивым.

Я понял это слишком поздно. Я полагал, что деньги дают совершенную власть, но я ошибся. И первым камнем преткновения стала моя же семья! После смерти моей матери отец женился вновь, и у меня появился сводный брат. Бертран, ублюдок и ничтожество, сын моей мачехи, алчной бесстыдной твари. Он отравлял мою жизнь самим своим существованием. Отец был к нему благосклонен, в обществе его считали милейшим юношей, его ничтожные таланты превозносились обществом до небес! Я с детства имел совершенно чёткое намерение избавиться от его присутствия, как только отец покинет нас (а отец был уже довольно стар) – о, нет, речь не шла о смертоубийстве. Вернее – речь шла не о прямом смертоубийстве. Я хотел отправить его куда‑нибудь в колонии, к дикарям и жёлтой лихорадке. Но когда отца не стало и я смог приступить к осуществлению своего плана, я столкнулся с его невероятным упорством. Он не желал покидать Англию. Упирался, как кабан. Более того, он женился на девушке, которую я назначил себе в невесты! И эта идиотка предпочла выродка Бертрана, а сам он, как ни в чём ни бывало, взял то, что должно было принадлежать мне! Как я ненавидел его! Как желал обладать властью распоряжаться мирозданием по собственной прихоти! Но я был бессилен перед обстоятельствами. Вы думаете, я не пробовал купить его? Деньгами заставить его убраться вон из Англии вместе со своей потаскухой!? Идиот! Он сдох, сдох, как только в моих руках оказалась моя Чаша! Но это после…

Карниваль замолчал, тяжело дыша. Ива не торопила его с продолжением этой чудовищной повести, и через минуту Карниваль продолжил.

– Дьявол, я слишком много говорю. Но, полагаю, элементарное благоразумие не позволит вам болтать о том, что вы сейчас слышите. Даже вам никто не поверит, – язвительно усмехнулся Карниваль, но затем лицо его вновь стало мрачным. – А потом у меня открылся туберкулёз. Моя мать тоже умерла от туберкулёза. Омерзительная болезнь. Я слишком хорошо знал, как она убивает, как подбираться жалкая беспомощность, бессилие, отвратительное, пугливое сочувствие окружающих и их дурно скрываемая гадливость. И я снова оказался бессилен перед обстоятельствами. И вот, представьте, я сидел в доме, набитом дорогостоящими вещами, богатый как Крёз – больной, харкающий кровью и неспособный принудить к покорности даже такое ничтожество, как этот выродок Бертран!

– Но почему, почему я должен умирать? – неожиданно с гневом спросил лорд Карниваль, яростно глядя на Иву. – Я не имею в виду – умирать сейчас, от болезни, я имею в виду – вообще, почему когда‑нибудь, от чего‑нибудь, я должен буду умереть!

– Таков закон природы, милорд… – тихо, но твердо откликнулась Ива.

– К чёрту законы природы! Я не желаю! Почему я должен подчиняться законам этой вашей природы, о которой никто не знает ничего! Вы убеждены, что знаете законы этой самой природы? Позвольте спросить – откуда? Или наблюдения за птичками в Гайд‑парке дают вам хотя бы самое поверхностное представление о природе? Нет. Природа сама подчиняется законам высших сил. Высших!

Карниваль с трудом взял себя в руки, памятуя о том, как дорого обходится ему подобная несдержанность чувств. Он сипло дышал, отирая испарину с морщинистого лба.

– Вот, что я понял: Природа – это такой же бог, как все другие боги. Она требует жертвоприношений и поддаётся управлению магией. Почему нет? Жрецы, владеющие магией, вовсе не слуги своих богов, о, нет… Я прочитал всё, что было написано высоколобыми господами о верах и жрецах. Это боги покорно служат тому, кто владеет магией! Вот и весь секрет, сударыня. Самый примитивный и страшный секрет мироздания. И я постановил себе овладеть магией, подчинить себе всех и всё: Людей, время и саму жизнь. А дальше – дело времени и прилежания. Я изучал историю от древности до наших дней. Я читал, искал, я узнал всё обо всех религиях, которые сулят чудеса; я понял, что есть предметы, которые обладают силой над естественным ходом вещей. Тем ходом вещей, с которым смиряются ничтожества и посредственности, но не я!

 

Глава 18. Побег

 

Переведя дух, и чуть собравшись с силами, лорд Карниваль продолжил голосом будничным и уставшим:

– Сперва я пытался сам добыть эти предметы. Но потом я понял, что даже если в публичном мире появляются какие‑то магические артефакты, то они уже потеряли свою силу, захватанные невеждами, оценённые тысячами жадных глаз. Я был уже слишком болен, чтобы самому ездить по древним городищам и великим святилищам. Но я нашёл Винсента Лонга, мелкого воришку, промышлявшего в антикварных лавках и на блошиных рынках. Полное ничтожество, самоучка и дилетант, но я разглядел в нём бесценный талант видеть настоящие вещи. Я назначил его своими глазами и руками. Я давал ему задания и деньги. Мы вместе придумали доктора Купера, чтобы он мог присоединяться к экспедициям и иметь доступ к вещам ещё до того, как они будут выхолощены этой вашей наукой! Я и без всякой науки знал о том, что ценно, а что – нет. Я долго искал первый предмет. Но когда Лонг добыл мне чашу, я сразу понял, что у меня в руках. Я желал смерти моему брату, и он погиб на охоте. Очаровательный несчастный случай, прелестное совпадение – в тот же день, когда Лонг примчался из иранской экспедиции и принёс мне чашу Кублай‑хана! А его жена, пренебрёгшая мной когда‑то, на коленях приползла ко мне просить денег! О, какое наслаждение я испытал тогда, первое истинное, блистательное наслаждение своей жизни!

Но моё здоровье становилось всё хуже, и я, хоть и был всесильным, оставался смертным, необратимо смертным. А кто, как не египтяне, знали всё о вечной жизни? Я послал Лонга в Египет. Три года он тратил мои деньги на свои развлечения, три года привозил мне всякую ерунду из той, которой феллахи торгуют для праздных зевак, но, в конце концов, он нашёл Скарабея. И вновь, в тот самый день, когда я взял в руки этот амулет, снятый с груди мумии Рамсеса, моя болезнь словно замерла. У меня был жуткий приступ, мои дорогие родственнички слетелись, как падальщики, чтобы поплясать на моих похоронах, но – нет уж, я выжил! О, как я потешался, когда они не дождались своего! Как я торжествовал!

Карниваль рассмеялся истерически, закрыл лицо костлявыми жёлтыми руками, взял себя в руки.

– Повернуть время вспять. Вот, что мне надо было теперь. Вернуть себе силы молодости и внешность, достойную вечности. Вы молоды, мисс прорицательница, вам неизвестны телесные муки подступающей старости, но женщины довольно быстро начинают испытывать страдания телесных перемен. Так что скоро, очень скоро вы поймёте меня, сударыня! Очём бишь я? Ах да! И тут я прочитал один средневековый манускрипт, который за огромные, но ничтожные для моей цели, средства, я купил у одного немецкого букиниста. Зеркало Елены Прекрасной. Да‑да, я узнал про зеркало.

Я щедро платил этому мерзавцу Лонгу, но он стал злоупотреблять моей щедростью. Я не мог открыть ему, зачем мне все его украденные вещи. Но я дал ему самые чёткие указания по поводу последнего предмета. Я выделил ему неограниченные средства, но он начал использовать их для своих удовольствий. Три года я посылал его то в Грецию, то на Гиссарлык, а потом он по собственной прихоти поехал зачем‑то в Нубию. Привёз египетское зеркало, думая обвести меня вокруг пальца. Стал упорствовать, что это именно то, что я ему велел найти. Начал требовать денег за привезённое им барахло и угрожать – мне! – что перестанет работать на меня. Потом он сказал, что даже если бы у него и было то, чего я хочу, он бы не отдал мне этого предмета.

Я был взбешён! Я выгнал его вон.

Я знал и раньше, что Лонг приторговывает находками, сделанными за мой счёт. Я платил ему только за те предметы, которые считал достойными – для моей цели и для пополнения моей коллекции. Да, я пристрастился к собирательству, но эти побрякушки не стоят для меня ничего. Они сгорели в доме, туда им и дорога. Но я лишился агента, а Лонг был по‑своему неплох: Он был человеком без совести и без принципов, а потому с ним можно было договориться. Если бы не эта дерзость и не алчность.

Потом он исчез, а через некоторое время я начал поиски сам. Это было сложно. Меня окружали дураки. Секретарь Джексон и аукционный агент – два совершенных недоумка, но это было к лучшему: Им в голову не приходило, как я употреблял их услуги.

И вот весной случилась большая удача. Я случайно узнал от Джексона, что недавно он видел Лонга на какой‑то улице, выходящим из некого дома. Я навёл справки и выяснил, что там обитает мадмуазель Зулейка. Я догадался, что она, по слухам – большая любительница всякого экзотического барахла – покупает у Лонга вещи. И тогда я решил испытать удачу.

Я был почти уверен, что Лонг нашёл Зеркало, я был почти уверен в том, что он продаст его Зулейке только для того, чтобы досадить мне. Моя Чаша меня не подвела. Я послал ей приглашение на Ваш сеанс. Эта мадмуазель ещё до сеанса распространялась про свои предметы и упомянула о зеркале. Не могу вам сказать, как я был возбуждён этой болтовнёй! И вы, посредством духа, точно подтвердили моё подозрение. Я отправился к ней ночью, и потребовал продать мне зеркало. Увы, она оказалась невероятно глупа, до омерзения глупа и самонадеянна. Я ничуть не жалею о том, что сделал. Кажется, я потерял самообладание, но – нет, я нисколько не жалею о том, что сделал. Такие недостойны существовать, нет. Но я не нашёл зеркала!

– Как странно, Ваша Светлость, ведь вам было точно сказано: «Во чреве бога»! – словно бы возмутилась Ива.

– Я был слишком возбуждён, – с досадой прошипел Карниваль. – Я перевернул всю её каморку, искал какую‑нибудь статуэтку, разбил пару гипсовых слепков, но ничего не обнаружил, а долее искать я не мог – эта старая курица‑компаньонка уже квохтала на лестнице.

Однако, большой удачей было то, что за спиритическим столом оказался Флитгейл. Я не видел его раньше, но знал, что это именно в его экспедиции Лонг добыл последние вещи. Я решил сделать Флитгейла своим агентом. Не думал, что он такой принципиальный осёл. Впрочем, для некоторых высоколобых это характерно. Но я не смог встретиться с ним – я застыл в возрасте своей болезни, и продолжал страдать. О, если бы это Зеркало попало мне в руки раньше, много раньше! Но я не жалею. Зная всё о страданиях старости, я буду больше радоваться физической молодости. Да, это так.

А потом вдруг вновь объявился Лонг. Да‑да. Приполз ко мне так же, как эта дура Марта когда‑то приползла просить денег для себя и своих ублюдков. Но этот мерзавец, лишившись и новой дойной коровы – Зулейки, вздумал угрожать мне шантажом. Пришлось убить и его. Это было несложно. Я был приглашён на банкет в гостиницу в Сити, заранее снял номер через посыльного и назначил там встречу Лонгу, заверив, что собираюсь с ним «договориться». Дальше всё было просто. Я покинул гостей всего на десять минут, поднялся в номер, застал там совершенно безоружного и наглого Лонга, убил его, когда он не ожидал никакой опасности, и вновь присоединился к гостям. Никаких следов, никакого шума. Этот дурак даже не понял, что произошло. И об этой смерти я не жалею: Лонг был недостоин, совершенно недостоин жизни.

Карниваль улыбнулся высокомерной, мечтательной, многозначительной улыбкой, отвратительной на его искажённом злобой и болью лице.

– А теперь отдайте мне Зеркало и покончим с разговорами, – сказал он, откидываясь на спинку и в изнеможении прикрывая глаза.

– Я понимаю, зачем вы хотели убить бедолагу Флитгейла. Но зачем вы подожгли свой дом? – спросила Ива.

Её голос был спокойным, но в нём звенело не то презрение, не то гнев.

– Женское любопытство? – усмехнулся Карниваль. – Я собирался покинуть Англию. Я был почти уверен в том, что Зеркало где‑то рядом и скоро оно будет в моих руках. Я не мог оставаться в Лондоне, да и вообще в Англии, не вызвав подозрений своим преображением и своим долгожительством. Я решил отправиться на Восток и там наслаждаться могуществом. Я не собирался уничтожать дом, уверяю вас. Я бы с большим наслаждением наблюдал, как мои ничтожные родственники вцепляются друг другу в горло при дележе наследства. Было бы забавно…

Это вышло почти случайно. Я не мог выпустить Флитгейла после того, что он видел. Но мне нужно было незаметно избавиться от тела. Ударив его по голове, я зашёл в комнатёнку Джексона, чтобы взять ковёр, завернуть тело и припрятать где‑нибудь до удобного момента. Но я был обессилен разговором с этим упрямым ослом, и, конечно, тем ударом, что нанёс ему. Я зажёг керосиновую лампу, но не удержал её в руках. Там была куча бумаг, книги. К тому же, у Джексона была спиртовка с полной колбой спирта. Этот олух только и мог, что гонять чаи, вместо того, чтобы отрабатывать своё жалованье. Так что его стол и ковёр вспыхнули моментально. Я не смог бы погасить их, даже если бы захотел. Я забрал свои драгоценные амулеты, кое‑что из одежды и вышел через потайную лестницу в гардеробной. Она ведёт прямо на улицу, я немного полюбовался картиной – знаете ли, в духе Тёрнера: Величественный пожар, волшебное зарево… – и отправился на квартиру, которую когда‑то снял для Лонга. Там меня никто не знает. Эти идиоты спохватились только минут через двадцать после начала пожара. Очень комичное зрелище.

– И вам не жаль трёх человек, жизнями которых вы распорядились так жестоко? – спросила Ива.

– Оставьте, бога ради. Три паршивые жизни за всевластье, за бессмертие и за молодость? По жалкой душонке за каждое из божественных благ? Бросьте, сударыня, это смешно. Отдайте Зеркало, я устал.

– И вы собираетесь покинуть Лондон? – спросила Ива тихо.

Суон за дверью вновь положил ладонь на ручку двери и осторожно нажал: Ручка подалась, но Суон, словно совершенно опьянённый всем, что услышал за этот томительный, бесконечно долгий час, не торопился обнаружить себя. Ему казалось, что должно произойти ещё что‑то важное, решительное, окончательное, для того, чтобы он мог до конца удостовериться в том, что вся эта чудовищная, страшная, как лихорадочный бред, история стала правдой и ничем, кроме правды.

– Да, – ответил Карниваль едва слышно.

– Милорд. Я должна вам сказать одну вещь. Я знаю немного больше, чем вы мне рассказали, – голос Ивы звучал так вкрадчиво, так сочувственно‑нежно, словно она разговаривала не с чудовищем, сведённым с ума собственной манией величия, но с непослушным мальчиком, попавшим в беду. – Я знаю, что вы не покинете Лондона. Это всё, что я могу сказать вам.

– Чёртова кукла! Отдай мне Зеркало! – завизжал вдруг Карниваль.

Послышался истошный скрип хлипкой козетки, что‑то упало – это повалился на пол круглый столик, Ива вскрикнула, послышался ещё какой‑то стон или хрип. Суон резко распахнул дверь – так резко, что сшиб ею китайскую ширму по другую сторону. Ширма с хлопком упала плашмя. Инспектор не мог мгновенно преодолеть эту преграду и, нацелив на Карниваля револьвер, крикнул:

– Отойдите от неё! Полиция!

Он не мог выстрелить: Карниваль нависал над телом Ивы, прижатым к подушкам козетки. Его руки сомкнулись у неё на шее, и лорд, злобно оскалив жёлтые, старческие зубы, поднял лицо с окровавленным подбородком:

– Только попробуй, собака, у меня нож, я проткну её, как только ты выстрелишь! А я… я – бессмертен! – он зашёлся в визгливом, жиденьком смехе, и тут случилось то, чего Суон никак не ожидал.

Дверь распахнулась. В дверном проёме стоял Гай Флитгейл: На его лице в одно мгновение отразился такой ужас, будто он увидел всех сущих духов и приведений. Дальше всё решилось в сущие секунды. Карниваль не мог видеть вошедшего, так что Гай одним прыжком оказался у него за спиной и, схватив за плечи, буквально сбросил с козетки на пол. Карниваль упал с костистым стуком, сипя, словно волынка, из которой спустили воздух. Флитгейл склонился над Ивой и осторожно усадил её. Суон был уже рядом. Боковым зрением он видел корчащегося на полу и плюющегося кровью Карниваля, но всё его внимание было обращено к Иве – бледной как полотно, с красными пятнами на шее и с брызгами крови на щеках.

– Что там есть – бренди, шерри, тащите сюда! – скомандовал Суон.

Теперь он держал холодные руки Ивы в своих больших ладонях. Гай осмотрелся, вспомнил о рёмерах и графине на столике, и через мгновение вновь припал к козетке, от волнения гремя стеклом и расплёскивая спиртное. Ива слабо откашлялась, повела головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение. Взгляды двух джентльменов были прикованы к ней, она болезненно, бессмысленно улыбнулась своим большим, тёмным ртом, и в её глазах появилась жизнь.

– Слава Богу… – почти одновременно выдохнули Флитгейл и Суон.

Но на лестнице вдруг что‑то загрохотало, раздался выстрел, вскрик и резкий хлопок двери, джентльмены, опомнившись, вскочили.

Карниваля не было в комнате, только прерывистые следы крови тянулись к двери на лестницу.

 

* * *

 

– Как! Как, я спрашиваю, он смог сбежать?! Чёрт побери, почему ваш хвалёный секретарь не смог остановить его внизу! Где этот хлыщ, этот ваш Алоиз? Останьтесь здесь, Гай, а я схожу, посмотрю, что там с ним стряслось, – последнюю фразу Суон произнёс подозрительно, не исключая, что с секретарём и впрямь могло случиться что‑нибудь скверное.

Через пару минут он вернулся и сказал тихо:

– Получил удар ножом в плечо, стрелял и не попал. Говорит, Карниваля ждал кэб у самых дверей. Они рванули в сторону Парк‑роуд.

Он спохватился.

– Вам нужно отдохнуть, Ива. Мы могли бы вызвать врача.

– Нет, не надо. Я… я в порядке. Налейте мне ещё немного шерри и принесите шаль. Она там, на кресле в эркере. Мне холодно.

Ива едва справлялась с собой, её колотило крупной нервной дрожью, и тонкие руки, трясясь, обхватывали плечи, цеплялись за муслиновую накидку, обрывая стеклярус, который осыпался с ворота и скатывался на пол с льдистым стуком.

– Позаботьтесь об Алоизе, прошу вас.

– Если мы скажем кому‑нибудь о том, что мы, трое здоровых и сильных мужчин, не смогли задержать полуживого чахоточного старика, мы станем совершенным посмешищем, – с балаганной весёлостью сообщил Суон, с трудом переводя дыхание.

– Если только мы не скажем, что в него вселился бес, – с мрачной иронией добавил Флитгейл.

– Он тут всё заляпал кровью. Мы скоро найдём его. Я немедленно вызываю подкрепление. Сейчас дежурит сержант Шелтон. Он толковый малый. Через четверть часа этот попрыгун будет в наручниках.

Суон принёс тяжёлую шаль из эркера, укрыл Иву. Флитгейл всё ещё сидел подле неё, с отчаянием глядя на измождённое лицо женщины.

– Пойду‑ка я, посмотрю, как там наш секретарь, да сообщу Шелтону. У вас ведь есть телефонный аппарат?

Не дождавшись ответа, Суон удалился.

– Ну вот, теперь вы спасли мне жизнь, – с трудом прошептала Ива.

– Что здесь было? Почему Суон здесь? О, нет, молчите, он потом мне всё разъяснит. Вы живы – а это главное. Ива, вам сейчас надо поспать.

– Нет, мне нельзя сейчас спать, – слабо помотала головой Ива. – Не дайте мне заснуть. Говорите.

– Что? – испугался Гай.

– Что‑нибудь, ради Бога. Расскажите… расскажите хотя бы о Вашей монографии.

– Э‑э‑э… Я, право, не знаю…

– Ну, говорите же, Гай! – взмолилась Ива.

И Флитгейл начал с вопросов систематизации нубийской эпиграфики.

Когда Суон вновь поднялся в салон, он застал нечто вроде выездной госпитальной лекции.

– Ваш секретарь более‑менее в порядке. Лёгкая царапина и ушиб. Карниваль отбросил его на столик для корреспонденции, так что он сильно ушиб э‑э‑э… ногу. Сейчас он принесёт нам всем горячего чаю и заодно расскажет о своей героической схватке с лордом Карнивалем.

Ива лежала на козетке, укрытая шалью, Флитгейл расположился у неё в ногах, пытаясь согреть маленькие ступни своими ладонями. Суон деловито поднял ширму у двери в гостиную, поставил упавший столик у козетки, растопил камин. Комната озарилась уютным, мирным, живым светом.

– Вы что, в театр собрались, что ли? – спросил он, поправляя уголь на решётке и поглядывая на Флитгейла.

– Почему – в театр? – растерянно спросил Гай, осматривая себя, словно и сам не знал, как одет.

– И вообще – что вы здесь делаете? Как вы сюда попали так, что Алоиз не остановил вас? – наконец, сообразил Суон.

– Я… я просто решил зайти к мисс Иве, поговорить, – смущённо ответил археолог. – А прошёл я через цветочную лавку. Вы же говорили об этом ходе.

– И где же цветы? – миролюбиво спросил инспектор, присаживаясь в кресло у козетки.

– Там, под лестницей, – смутился Гай. – И что вы прицепились ко мне, инспектор? И вообще, если бы мне не пришло в голову нанести этот вполне естественный визит, здесь могла бы разыграться новая трагедия!

– Не скрою, ваше появление было эффектным. Но вам вообще не следует вставать с постели, с вашим‑то сотрясением, – пожурил его Суон.

Гай хотел что‑то ответить в тон инспектору, но в этот момент вошёл Алоиз с подносом. Вид у него был жалкий. Не было сомнения, что он уже позаботился о своём проборе, но кое‑как перевязанное плечо, старые и новые ссадины на лице и прихрамывающая походка резко контрастировали с безупречной причёской. НесчастныйАлоиз не знал, куда девать глаза, и стал с утрированной аккуратностью расставлять чашки на карточном столике.

– Итак, мы знаем всё. По крайней мере, в версии лорда Карниваля. Мистер Флитгейл и вы, Алоиз, я непременно перескажу вам всё, что мы услышали сегодня от лорда Карниваля. Не будем сейчас волновать мисс Иву, – Суон был чрезвычайно серьёзен. – Важно то, что мы узнали: Лорд Карниваль, в своей безумной охоте за магическими амулетами, убил и мадмуазель Зу