Боевые шрамы и кровавый спорт

Они – всего лишь толпа подкупленных хулиганов. Поначалу мы думали, что они по‑настоящему любят животных, но теперь мы знаем, что они получают по £ 40 в день за то, чтобы устраивать беспорядки. Большинство из них живут на пособия или студенческие стипендии, поэтому озвученная сумма – это уйма денег для них. Их действия мотивированы политически кем‑то, кто им платит.

Миссис Дороти Кук, руководитель охоты в Холдернессе, графство Йоркшир, январь 1994

В 1984 году я был новичком по части саботажа, но быстро учился. Меня переполняла энергия, что позволяло мне держаться близко к охотникам, когда они шли на дело, в отличие от большинства наблюдателей с обеих сторон. Из‑за этого я регулярно попадал в щекотливые ситуации и оказывался перед превосходящем меня численностью противником. Однажды я оказался среди пары десятков саботажников, которые противостояли тридцати наездникам, четырем констеблям полиции Ланкашира и своре собак. А пару часов спустя лицом к лицу оказались двое полицейских, охотник, гончие, заяц и я. Заяц был главным игроком. Полиции происходящее, судя по всему, нравилось, учитывая то, как мило они беседовали с охотниками и скакали галопом за гончими, крича. Если уж выпала такая служба, может, нужно получать от нее удовольствие, верно? Если суммировать опыт, можно сказать, что порой присутствие блюстителей помогало сохранять дистанцию между активистами и охотниками; а иногда они наоборот подливали масла в огонь и были рады, когда саботажникам доставалось, а животных убивали. Я знал, что едва ли смогу спасти этого конкретного зайца, но я отчаянно жаждал попытаться. В конце концов, за этим я явился туда.

Зайца гнали час и он уже еле двигался. Когда заяц устает, он начинает бегать кругами, диаметр которых постоянно сокращается. Когда гончие подбираются совсем близко, и зайцу остается жить недолго, он бежит по прямой. Большая часть наездников и активистов были рассеяны по округе, увлеченные беседами и конфликтами. Мне же оставалось всего лишь оказаться между гончими и их жертвой – крупным коричневым зайцем с массивными ногами, ушами и глазами, белки которых были видны очень хорошо, потому что заяц вытаращился в ужасе. Я не имею представления, о чем думали полицейские, но их действия говорили сами за себя: они сделали все, чтобы преградить мне путь к месту будущего убийства, схватили меня и прижали к густым кустам. Двое зажали меня в этой ловушке, сидя на лошадях; меня держали за воротник и угрожали арестовать за нарушение спокойствия, а гончие с рыком бросались на трясущегося зайца по другую сторону кустов. Прискакал охотник, чтобы забрать трофей или мастурбировать или что они там делают и чувствуют в эти моменты. Когда свора принялась рвать зайца на части посреди поляны, он издал самый жуткий крик на свете, какой я когда‑либо слышал.

Это был безнадежный вопль маленького животного, безобидного и ни в чем неповинного существа. Я слышал подобные крики вновь и вновь, месяц за месяцем. Парадокс в том, что большинство охотников не слышат этих криков, несмотря на то, что именно они ответственны за происходящее. С какой стати? То, что произошло в тот день, изменило меня навсегда.

Внушительное по своим масштабам и глубине насилие имело место начиная с самых первых встреч саботажников с охотниками. Жертвами, как правило, становились активисты. Охотники и сочувствующие им – несмотря на впечатление, которое пытаются создать СМИ и охотники – в действительности страдают куда меньше и реже.

Насилие на охоте хорошо проиллюстрировано на сайте HSA. В 1976 году в Соединенном Королевстве активист Лиги противников жестоких видов спорта Уильям Суит был убит в ходе стычки со стрелком‑фанатиком. С тех пор погибли многие, а список легкораненых вообще очень‑очень длинен, и каждая строчка в нем – это шокирующая история жесточайшего насилия и полного равнодушия полиции и прессы.

Тридцатичетырехлетний Эдди Кулстон никогда раньше не участвовал в акциях саботажа до того дня, когда пополнил ряды сотен активистов, прибывших воспрепятствовать проведению омерзительного Кубка Ватерлоо¹²⁸ в Грейт‑Альткаре неподалеку от Ливерпуля в 1984 году. Кулстон пробыл там меньше часа, прежде чем любитель охоты Пол Уиллингейл проломил ему череп треногой для стрельбы. Удивительно, но напавшего приговорили всего к шести месяцам тюрьмы. Эдди Кулстону пришлось пережить хирургическую операцию, в ходе которой врачи удаляли осколки костей из мозга, спасая потерпевшему жизнь. В дальнейшем у него начались эпилептические припадки. В день нападения на Кулстона охотники в пьяной драке убили одного из своих. Многочисленные подобные инциденты были сняты активистами и независимыми обозревателями на фото и видео, свидетелями неоднократно становились полицейские и тем не менее число отморозков, отправленных за такие действия в тюрьму, можно пересчитать по пальцам одной руки.

Вот яркий пример. Двадцать лет спустя тридцатичетырехлетний Стив Кристмас получил компенсацию в размере £18.500 за вред здоровью в ходе нападения любителей охоты, когда саботировал травлю лисят охотничьими клубами Олд‑Суррея и Берстоу. Учитывая обстоятельства, награда была смехотворной и досталась в нелегкой борьбе. Психически нестабильные охотники подзуживали небольшую группу саботажников на протяжении нескольких часов, поколачивая некоторых из них и обещая претворить в жизнь страшные угрозы. Разъяренный тем, что активисты пытались помешать ему разорвать на части детенышей диких животных, лесник Мартин Мейнард сел за руль и откровенно умышленно повел машину на группу саботажников. Он сбил пытавшегося убежать Стива Кристмаса, а потом опять же явно преднамеренно переехал его на своем Land Rover.

И все это произошло на земле, принадлежащей местному судье. Кристмаса на вертолете доставили в больницу, к его сердцу присоединили трубки, его подключили к аппарату искусственного дыхания. Четыре недели он провел под пристальным присмотром врачей. У него были раздроблены кости таза, сломаны ребра, обширное внутреннее кровотечение и серьезные раны брюшной полости. Впоследствии ему удалили часть кишок, вставили пластину в таз и вырезали несколько желудочных грыж. Теперь он страдает двойной паховой грыжей, которая не операбельна ввиду уже проведенных операций. Он даже не может работать.

В деле было три хороших свидетеля. Все они показали, что Мейнард, сбив Кристмаса, сначала в панике уехал, но через несколько минут вернулся, чтобы добить умирающую жертву. Полиция была неправдоподобно, безумно медлительна в вопросах задержания подозреваемого. Нападавшего изначально обвинили в нанесении тяжких телесных повреждений, но уголовный суд вскоре снял обвинения, основываясь на том, что один из свидетелей до этого побывал за решеткой за совершение правонарушения, связанного с освобождением животных. В высшей степени необычное решение при любых возможных обстоятельствах, но учитывая, что атаковавший и его транспортное средство были четко опознаны при попытке убить человека, а также то, что за Мейнардом числился длинный послужной список преступлений, связанных с насилием, решение суда можно назвать просто нелепым. На месте преступления остались следы от шин. Кроме того, люди называли номер машины и подробно описывали водителя. И все равно у полиции ушло два года на то, чтобы предъявить обвинение вновь: Мейнарду предъявили управление транспортным средством без прав и страховки. И даже этих обвинений удалось добиться только при сильном давлении на власти.

Вскоре после этого группа саботажников, собравшихся на акцию протеста у охотничьей псарни после происшествия, была атакована сотрудниками, вооруженными древками мотыг. Активисты ответили битьем окон в доме одного из охотников, прежде чем удрать. Группу, состоявшую главным образом из женщин, преследовал полицейский отряд из шестидесяти человек. Восемнадцать человек были арестованы и предстали перед судом по обвинению в преступном сговоре. После юридических процессов признанные виновными едва избежали тюрьмы. Их приговорили к продолжительным общественным работам. Тем временем любители охоты продолжали нападать на тех, кто мешал им убивать и мучить беззащитных зверей.

Что касается дела Мейнарда, то ушло четыре года и £20.000 на юридические расходы, чтобы изменить изначальное решение суда о том, что нападавший не обязан выплачивать пострадавшему компенсацию. Это один из тех случаев, когда полиция и любители охоты выступили единым фронтом.

Необходимо добавить, что многие‑многие другие обидчики активистов сумели избежать правосудия. Некоторые саботажники воспринимают угрозу ареста и вреда здоровью слишком серьезно и с тяжелым сердцем продолжают кампании; другие демонстрируют способность преодолеть все страхи и с восхищающей сноровкой годами рискуют жизнью и свободой ради спасения диких животных. Эти люди – настоящие герои нашего движения.

Даем отпор

На самом деле это кучка грязных и вонючих людей. Они не моются. Очевидно, это студенты, получающие по £ 35 в день и бесплатный обед в Лиге противников жестоких видов спорта.

Член охотничьего клуба Куорна, графство Лестершир

 

Придя в зоозащитное движение, я оказался среди людей, которые не намерены были идти на какие‑либо компромиссы с любителями охоты. Это вполне меня устраивало. Пацифизм – прекрасная вещь, но когда имеешь дело с охотниками, сильные травмы или насильственная смерть – более чем возможный результат общения. Я видел, как людей били до потери сознания, потому что они не давали сдачи, а после этого били еще сильнее; женщины и пожилые активисты не удостаивались никакой форы.

Задолго до того, как охотничьи хозяйства начали нанимать стюардов для контактов с саботажниками, на охотах по всей стране люди любого пола и возраста получали тяжелые травмы вне зависимости от половой принадлежности. Многие из них никогда не выказывали интерес к дракам. Были зафиксированы бесчисленные нападения, снятые медицинские показания, сломанные кости и трещины в черепах, смерти и многочисленные пограничные случаи, на численность которых никак не влияло даже все учащающееся присутствие полиции.

Я всегда интуитивно полагал, что подонкам, ответственным за угнетение животных, необходимо мешать при любой возможности. Но когда я узнал, что они с готовностью атакуют тех, кто протестует мирно или просто следит за ними, это укрепило мою решимость. Мы заработали неплохую репутацию на северо‑западе и частенько откликались на призывы других групп, когда угроза насилия была для них слишком велика. Общенациональные акции возмездия стали для нас необходимым проявлением силы. В них участвовали по 200 активистов, которые внятно сообщали охотникам: если вы бьете нас, мы бьем вас. Местным саботажникам, конечно, это помогало не всегда, потому что когда толпы соратников уезжали, они вновь оставались лицом к лицу с теми же охотниками, с которыми у них уже бывали столкновения. Вместе с тем подобные рейды оказывали должное влияние на определенные охотничьи хозяйства. Я обожал, когда нам удавалось полностью сорвать охоту и испоганить охотникам весь день.

Я неоднократно становился свидетелем того, как активистов арестовывали за то, что их избивали (и я бывал в их числе), при том, что в этот момент они могли лежать в больнице избитые, покрытые синяками и окровавленные! Охотники, в свою очередь, всегда чувствовали себя безнаказанными с точки зрения закона. Когда они избивали активистов, они знали, что риск предстать перед судом невелик. Даже если саботажник лежал пластом на земле, кровоточа, а имя и адрес его обидчика были хорошо известны, если после этого происходил арест, это воспринималось просто‑напросто чудом. Почему?

После 1980‑х, когда многие активисты выяснили, что избиение – это их профессиональный риск, и научились мстить и побеждать сорвиголов, охотники начали нанимать специальных отморозков, которым надлежало охранять святость охоты. Назвать их тупоголовыми, прошедшими армию психопатами не было бы преувеличением. Эти «стюарды» и «приставы», как нарекали их наниматели, выполняли роль агентов землевладельцев и были обличены властью применять максимум усилий в случае возникновения необходимости избавиться от саботажников.

Ирония заключалась в том, что долгие годы охотничья братия обвиняла активистов в том, что они – наймиты, которым платят лейбористы, Лига противников жестоких видов спорта и даже Коммунистическая партия (хотите верьте, хотите нет, но последнее предположение высказывала полиция).

Правда среди лжи

На прошлой неделе охотники пообещали терьерменам, что они получат по £5 прибавки к жалованью за каждую сломанную ногу саботажника и по £10, если активист ляжет в больницу.

The Mail on Sunday, февраль 1992

Линн Сойер застала самый разгар этих столкновений. У нее сложилось любопытное мнение по вопросу:

«Моя карьера охотника началась на лисьих травлях в Эссексе в 1982 году, когда мне было четырнадцать. К 1990 году я могла похвастать тем, что успела поохотиться много с кем, включая охотничьи клубы Восточного Эссекса, Ноттингемшира и Западного Кента. Эти восемь лет я провела бегом или верхом, следуя за гончими; орудуя лопатой у нор; помогая гончим делать упражнения и выполняя странные работы в конурах; прислуживая на скачках с препятствиями; собирая подписи под петициями в защиту охоты и пожертвования на стендах BFSS, завлекая людей на развлекательных мероприятиях и общаясь с прессой.

В период 1984‑1990 большую часть моего времени занимал сбор информации о действиях против охотников. Это означало, что я собирала самую разнообразную информацию. Моя работа включала запись номеров машин (к 1990 их скопилось свыше 130!), фотографирование саботажников, изучение зоозащитной литературы и музыки, которую я покупала в специальных магазинах, присутствие на митингах и концертах за права животных, болтовня с полицией и любые другие поиски сведений, какие мне были доступны (ничем из перечисленного я сегодня не горжусь).

По ряду причин начиная с 1990 года я больше не могла продолжать этим заниматься и провела четыре года, пытаясь понять, что чувствую по этому поводу. В какой‑то момент я почувствовала, что должна высказаться. Я надеялась, что смогу остановить поток грубо преувеличенной антисаботажной пропаганды, а заодно и насилие, которое эта пропаганда привносила в охоту.

Я сделала все возможное, чтобы обсудить проблему насилия на охоте с руководством BFSS и другими видными любителями охоты, пока не поняла, что не могу повлиять на их ограниченное мышление в том, что касалось перемен. Еще я поняла, что с такими разговорами без патронажа какого‑то влиятельного представителя индустрии я попросту вылечу за борт, как нарушитель спокойствия».

Открытое письмо охотникам

Когда мнение Линн о происходящем изменилось, она написала охотникам открытое письмо:

«Это открытое письмо тем, кто, как мне кажется, имеет право знать о моем недавнем решении отказаться от нейтрального отношения к проблеме охоты и встать на сторону движения за права животных. Для тех, кто еще не знает, я перестала поддерживать охоту четыре года назад, потому что ощущала дискомфорт от того, как я должна была себя вести, чтобы не обмануть ожиданий окружающих, а также из‑за того, какую реакцию я получила от лидеров охотничьего братства, когда не согласилась с их тактиками. Четыре года нейтралитета позволили мне иначе взглянуть на мое прошлое, как охотника, сотрудника BFSS, работника фермы, мясоеда и так далее.

Я провела много часов, изучая зоозащитную литературу, следя за событиями, читая спортивную прессу, ходя на встречи охотников и наблюдая происходящее на охоте, прислушиваясь и приглядываясь к каждой из противоборствующих сторон. Решение, которое я приняла, возможно, самое сложное из всех, что выпадали на мою участь. Мне стоило больших усилий его принять. Я просто хочу быть честной с теми, кто читает сейчас это письмо, и с самой собой. Вот причины, по которым я приняла это решение:

1. При том, что я с глубоким уважением отношусь к святости человеческой жизни и достоинства, я распространяю это уважением на ВСЕ разумные существа. Я считаю, что убивать отвратительно, если только это не происходит в исключительных случаях, как, например, эвтаназия. Я также считаю, что нельзя причинять страдания живым существам, руководствуясь исключительно нашими интересами. Все это означает, что теперь я – веган, и бойкотирую компании, производящие товары из кожи, шелка, шерсти и так далее. Я больше не могу игнорировать мои угрызения совести от того, какие огромные страдания я причиняла, так же как не могу игнорировать то, что происходит на скотобойнях, в лабораториях, океанах, на фермах и в охотничьих угодьях.

2. В то время как я признаю, что саботажники – это не образцы добродетели, я могу торжественно заявить, что на протяжении тех двенадцати лет, что я наблюдала их действия на охотах, включая шесть лет, в течение которых я собирала информацию для BFSS, со мной обходились с уважением в самых разных ситуациях. Я также неоднократно являлась свидетелем того, как активисты обращались с другими людьми с той же вежливостью и отсутствием каких‑либо намеков на насилие. Я всецело удовлетворена тем фактом, что большинство саботажников – это альтруисты, и что существуют законные способы наказать тез людей с каждой из сторон, кто будет угрожать насилием или прибегать к нему.

3. Британская история полна примеров того, как людям приходилось прибегать к ненасильственным акциям прямого действия, когда они хотели, чтобы их недовольство не было проигнорировано обеспечивающим только собственные интересы истеблишментом. Суфражисток не останавливал риск оказаться в тюрьме, так же, как и их современных эквивалентов, будь то саботажники охоты, активисты за ядерное разоружение или любая другая группа, которой не нравится снисходительное отношение государства и которая не собирается отказываться от убеждений, даже есть угроза оказаться в застенке.

Билль криминального правосудия и общественного порядка стремится вывести за рамки закона любую группу людей, которых правительство расценивает как достаточно слабых, чуждых или подпадающих под определение врагов государства. Делается это с целью найти козлов отпущения, с которых можно было бы возложить ответственность за собственную некомпетентность. Это угрожает гражданским свободам КАЖДОГО человека и уничтожает право эффективно протестовать, право на свободу движений, право на свободу сборищ и право на то, чтобы жить жизнью, которая отличается от нормы, заложенной правительством. Я не могу больше придерживаться нейтральной позиции, наблюдя столь гнусное попрание гражданских свобод.

Инициаторы использования стюардов на охоте не могли найти более эффективный способ поднять уровень насилия на беспрецедентный уровень. Представляется вполне логичным применение саботажниками неизбежной, прошедшей проверку временем тактики массированных ударов в ответ на не слишком дипломатичные действия людей, действующих под эгидой BFSS и приведших к настоящим битвам. Я надеюсь, что ошибаюсь, предполагая, что это был желанный результат для тех, кто готов подвергать жизни охотников, стюардов, саботажников и полиции серьезной опасности, потому что последствия будут куда более зловещими. Опять же, я не могу закрывать глаза на подобные манипуляции и агрессию.

Я приношу извинения тем, кто почувствует себя преданным в связи с переменами в моих взглядах, особенно тем, кому хватило порядочности и честности меня выслушать. Я никогда не буду поддерживать насилие против людей и гарантирую, что все конфиденциальное, что мне доверяли в прошлом, останется конфиденциальным».

Это было в 1990 году. Линн Сойер с тех пор полностью посвятила себя кампаниям в защиту животных. Приложенные ею усилия привели к тому, что она провела существенную часть своей жизни в полицейских участках и даже больницах. Ее стремление очиститься от грехов прошлого затянуло ее в невообразимое путешествие, о большей части которого вы узнаете из этой книги.

Частичный порядок

При выявлении случаев жестокости к животным я хочу, чтобы инспекторы RSPCA  решали, не нужно ли сообщить нам о возможной жестокости к детям. Жестокость к животным может быть признаком насилия в семьях и бывает тревожным сигналом, возвещающим о том, что дети могут быть в опасности. Мы должны признавать определенную связь между плохим обращением с детьми и с животными.

Джим Хардинг, исполнительный директор Национального общества по защите детей от жестокости (NSPCC), The Express, октябрь 1988

Работа саботажника заключается в том, чтобы вмешаться в охоту любым способом и предотвратить убийство, не нарушая при этом действующих законов. Классическая тактика – прикинуться для гончих охотником, дуя в горн, чтобы сбить их с толку. Неразбериха в собачьей своре помогает животному, которое загоняют избежать печальной участи и убежать достаточно далеко, чтобы не быть пойманным. Также используются пульверизаторы. Активисты распыляют чеснок и анис – они хорошо маскируют запахи, которые оставляет преследуемый зверь.

Помимо постоянной угрозы насилия, саботажникам охоты всегда приходилось противостоять полиции, препятствовавшей эффективной протестной деятельности, что только больше побуждало к совершению незаконных акций прямого действия. Это было подстрекательство. После пары загородных прогулок с саботажниками охотники настойчиво просили у полиции дать им констеблей и их просьбы с готовностью выполнялись. Когда влиятельный президент охотничьего клуба просил у полиции защиты, ему предоставляли людей на лошадях, мотоциклах, машинах и даже вертолетах. А если полисмены получали приказ арестовать всех, кто подвернется под руку, вне зависимости от того, что люди сделали, значит, так они и поступали. Как только активисты появлялись, их запихивали в полицейские фургоны и увозили в участок, где держали на протяжении всего дня охоты. Это Великобритания. Это было незаконно, но правительство содействовало. Это как войны и страдания. Для меня все негативные последствия деятельности полисменов уравновешивались несколькими случаями, когда я был по‑настоящему счастлив их видеть – когда ситуация окончательно выходила из‑под контроля. Они неоднократно спасали мою жизнь и жизнь моих товарищей. При этом, как правило, они сводили свои достижения к нулю, проявляя предубежденность и равнодушие.

Эта предубежденность была, конечно же, не в пользу дикой природы и саботажников, но поскольку задерживать активистов без причины – это незаконно, а также благодаря нескольким симпатизировавшим нам адвокатам, которые всегда были готовы подвергнуть сомнению авторитет полиции, незаконные аресты стали для саботажников охоты настоящим благословением. В последние годы бесчисленные компенсации выплачивались полицией саботажникам безо всякого суда из‑за незаконных арестов и домогательств к законопослушным гражданам. Был даже зафиксирован рекорд: один юрист собрал за 14 месяцев жалобы 80 незаконно задержанных полицией активистов и в конечном счете умудрился получить для них £80.000‑ную компенсацию за домогательства. Вот так полиция! Благодаря работе органов правопорядка сотни тысяч фунтов налогоплательщиков поступали в казну зоозащитного движения на протяжении многих лет. Зачастую они расходовались на техническое оснащение и транспорт для саботажа и даже на финансирование рейдов ФОЖ!

В конце сезона охоты 1993 года The Liverpool Echo опубликовала материал под названием «Приговор дороже денег». Полицейское спецподразделение А16, имеющее в своем распоряжении мотоциклы и видеооператора, получили приказ остановить саботажников, которые портили охоту в графстве Чешир на протяжении нескольких лет. Газета писала, что полиция посвятила 8000 рабочих часов прочесыванию окрестностей в течение сезона охоты 1992/1993. Это обошлось казне в £120.000. И потрачены эти деньги были не на поимку избегающих насилия активистов, а на успокоение кучки спесивых, хитрых, лгущих отморозков, которые застряли в прошлом и требовали (и беспрекословно получали) полицейских ресурсов для помощи в поддержке своего образа жизни. Все это вело к тому, чтобы охота становилась проблемой для большинства, которую пришлось бы обсуждать на общенациональном уровне и которую в конечном счете парламент решил бы раз и навсегда, запретив охоту как таковую.

До принятия Закона об уголовных преступлениях в 1994 году препятствование охоте считалось тривиальным правонарушением, которое каралось административно. Но вышеупомянутое и другие постановления наряду с действиями необъективной полиции все больше усложняли возможность вмешиваться в охоту и спасать жизни без риска уголовного преследования. В этой связи неудивительно, что поток людей, которые чувствовали, что у них нет выхода, кроме как прибегнуть к подпольным методам ФОЖ, был неиссякаем. Что им оставалось делать, учитывая, что армии охотничьих наемников и полицейских препятствовали саботажникам, прибегая к приемам, сопряженным с насилием и преступлениями.

Полиция регулярно использует свои транспортные средства, чтобы преградить активистам путь, остановить, обыскать и задержать их, якобы подозревая в хранении оружия или наркотиков. Нередко полицейские прикрываются Параграфом 5 Закона об общественном порядке 1986 года, где говорится об оскорблении окружающих, создании опасных ситуаций и провоцировании чрезвычайных происшествий. И никого не волнует, что куда большее число людей оскорблено самим фактом существования убийства диких животных.