Imperial Chemical Industries

Идеи  – забавные штуки. Они ничего не меняют, пока этого не делаешь ты.

Неизвестный

По результатам судебного дела об участии в крупномасштабном вторжении в лаборатории ICI в местечке Элдерли Парк в графстве Чешир в апреле 1984 года тюрьма ждала лишь двоих активистов. Их осудили за то, что три сотни человек заполонили помещения лаборатории в поисках скверны к полному недоумению персонала. Ущерб, причиненный собственности ICI, был куда менее внушительным, нежели в истории с окуриваемыми биглями; впрочем, в рамках этой акции NALL пошла в обход своей политики причинения минимального ущерба, чтобы справиться с охраной лаборатории. Был спасен по меньшей мере один бигль.

Поведение полиции в расправе над юными, неопытными активистами, задержанными в Чешире, выявило наличие проблемы; из‑за угроз насилия и обещаний сфабриковать против дело, держать рот на замке сумели менее половины арестованных. Некоторые сделали полноценные признания и даже назвали имена людей, которые участвовали в акции, но не попали в руки правосудия.

Дейв Каллендер и Робин Смит, ключевые фигуранты этого дела, хорошо известные организаторы местных акций саботажа охоты и члены зоозащитных групп, были представлены как лидеры рейда на трехмесячном показательном процессе. Суд приговорил их к девяти месяцам тюрьмы и еще шести месяцам условно. Каллендера арестовали на месте событий и неделю продержали в полицейском участке. За все это время он не произнес ни слова. Смит был крупной фигурой в кампании против ICI, его задержали через две недели после рейда. Он тоже воспользовался своим правом хранить молчание. Еще пятнадцати активистам были предъявлены обвинения в «незаконном собрании с целью совершения кражи со взломом», их пугали тюрьмой с самого начала и настраивали соответствующим образом, но в конечном счете оштрафовали и приговорили к общественным работам.

С остальных обвинения снимались по мере продвижения дела. Не самый плохой результат, но суровое испытание, которое медленно убивало расцветавшее региональное движение. Северо‑запад Англии был захватывающим местом на протяжении 1980‑х, но после рейда в ICI настроения менялись: цепная реакция активистов и местных групп, которые пережили большую часть арестов, была куда серьезней, чем фактические наказания. К моменту, когда год спустя после рейда процесс закончился, все силы из движения на северо‑западе были высосаны, и кампания против ICI почила.

NALL подала всем пример на севере, а на юго‑востоке Англии пионерами движения за освобождение животных стала SEALL. На дальнейшие свершения активистов вдохновил успех массовой атаки на лабораторию Wellcome⁶⁷ в Дартфорде в графстве Кент в сентябре 1983 года, когда десятки активистов оккупировали крышу, сделали множество фотографий и обшарили офисы.

Представители Wellcome выступили на национальном телевидении, заявив, что потерпели убытки в размере £250.000. Даже несмотря на то, что полиция приехала только через час после звонка, ей посчастливилось арестовать семьдесят человек – некоторых внутри лабораторий, – но нехватка скорости у протестующих уравновесилась неповоротливостью властей, которые наказали активистов лишь тем, что обязали соблюдать общественное спокойствие. Было очевидно, что большинство подобных компаний скорее избегут лишней публичности, чем станут искать виноватых (как показала история с ICI), чем сделают подобные вылазки все более соблазнительными. Однако проблема заключалась в том, что срок годности массовых рейдов был очень ограничен, потому что власти уже начали вырабатывать стратегию против них.

Заручившись поддержкой прессы, которая в то время была благосклонна к зоозащитникам, SEALL вовсю использовала камеры и собирала убедительный медиа‑материал. Широко рекламируемые рейды воодушевляли активистов повсюду и вдохновили на создание новой кампании – против фермы Шемрок, которая импортировала обезьян для экспериментов, служа центром передержки и карантина. Кроме того, активисты совершили налет на лабораторию Университета Суррея и предали происходящее в них огласке; арестованных (в основном на крыше) выпустили под подписку о невыезде. Это никого не устрашило, но стало очередным признаком того, что без хорошего планирования аресты могут повлечь более серьезные проблемы, если за ними последует предъявление обвинений. Фактически единственным человеком, получившим срок, была женщина, которую приговорили за кражу и нападение: она протаранила ворота на угнанной с территории машине со спасенной собакой на заднем сидении.

Массовые аресты явились тревожным звонком для организаторов SEALL, и они быстро учились. Движение еще проживало свой бархатный период, но власти уже начинали шевелиться, встревоженные рейдами и их негативным влиянием на узаконенные программы экспериментов на животных. Ситуация, когда железный кулак «беспокойства бизнесменов» начнет перемалывать всех подряд, а освещение в СМИ станет мерзким, была лишь вопросом времени.

Прежде чем это произошло, и власть имущие осознали отрицательный эффект, который оказывают люди, сметающие стены, воздвигнутые угнетателями животных, «Четвертый канал»⁶⁸ показал «Фильм о животных», который тогда как раз только вышел. Это были три часа чистого ужаса, куда более шокирующего и реального, чем фильм в жанре хоррор, потому что здесь показывались все аспекты угнетения животных в невообразимых, зрелищных деталях, и это не было инсценировкой. Это было страшнее любого кошмара. Просмотр этого фильма круто изменил мою жизнь, так же, как изменил жизнь многих других знакомых мне людей. Жестокость ошеломила меня, и я понял еще тогда, что все, в чем обвиняли освободителей животных, они делали в интересах братьев наших меньших, и значение имело только это. Просто фантастика – восстать против системы, которая пытается внушить нам приятие того факта, что жестокость к животным – это необходимое зло; которая заставляет нас проглатывать ужасы, инстинктивно нами отторгаемые! Фильм стал откровением для многих: я, например, больше не верил словам. Я очень быстро принял сторону угнетаемых и положил жизнь на борьбу за их свободу.

Возвращение в Уикем

Опыты на животных привели к существованию 100 препаратов, которые, как считается, помогают при сердечных ударах; но ни один не доказал свою эффективность на людях. Не нужно быть одетым в вязаную маску активиста за права животных, чтобы задаться вопросом о ценности экспериментов на животных в этой области медицинских исследований.

The First Post ⁶⁹ , 25 января 2007

Фокусируясь на обнародовании фактов преступной деятельности угнетателей животных и скрупулезно планируя каждую акцию, в октябре 1984 года SEALL подготовила и совершила три синхронных рейда в лабораториях Хэмпшира. Облик собак в конурах Королевского колледжа хирургов и информация, всплывшая в результате рейдов в колледже и Шеффилдском Университете ­­­­­, выявили сеть людей, ворующих домашних животных в районе Хэмпшира. Активисты SEALL были уверены, что украденные питомцы поставлялись исследовательским центрам вроде Королевского колледжа или лаборатории Уикеме через APT Consultancy – компанию, управляемую ветеринаром Дэвидом Уокером, – и псарню Коттеджпэтч в Саутхэмптоне.

Это был самый амбициозный рейд за всю историю существования Лиги и третья крупномасштабная акция SEALL за 60 дней, но, судя по всему, она с самого начала была обречена на провал благодаря информатору, который работал внутри организации и сообщал все подробности полиции. Идея Лиги неизбежно становилась жертвой ее собственного успеха; ввиду большого числа участников операций, властям было несложно внедрить в ряды SEALL своего человека. Уже сам тот факт, что рейды состоялись – немалое достижение, особенно учитывая утечку информации и небывалую активность полиции Хэмпшира.

Тем не менее, все три рейда прошли в четком соответствии с планом, и Скотланд‑Ярд, который поставил ключевых активистов под наблюдение в преддверии акции, был в ярости на своих некомпетентных хэмпширских коллег, которые каким‑то непостижимым образом умудрились провалить дело и совершить лишь несколько арестов. Выяснилось, что их информатор сообщил детективам какую‑то жизненно важную, но немного неверную подробность. Рейды SEALL были запланированы на воскресенье, а не на субботу, когда полиция устроила засаду на всех трех точках. Ловушка оказалась бесполезной, и когда в субботу ничего не произошло, хэмпширские детективы вернулись на базу.

На следующий день десятки активистов SEALL разом наводнили помещения APT, Коттеджпэтч и Уикемской лаборатории. Руководство и персонал, однако, еще пребывали в состоянии повышенной боевой готовности, а в APT – по домашнему адресу Дэвида Уокера – налетчиков встретил сам хозяин с дробовиком наперевес. Продавец животных получил по голове в результате драки с нарушителями, которые его и разоружили. В остальных местах рабочие тоже атаковали активистов, но полученные повреждения были поверхностными. Полиция взялась за СМИ и использовала ушиб Уокера как пример того, что все активисты – отчаянные сорвиголовы, нацеленные на насилие, в то время как бизнесмены, которые травят животных – беспомощные гуманисты, страдающие за свое участие в спасительных исследованиях на благо человечества. Безусловно, их слова шли вразрез с тем, что я читал, видел на снимках из лабораторий или на видео, поэтому я понимал, что речь не шла о неверном толковании фактов. Это было началом продуманной стратегии, преследующей целью опорочить движение, чтобы сохранить статус‑кво.

Освещение событий было широчайшим, а съемку рейдов показали по национальному телевидению. Было арестовано в общей сложности девятнадцать человек, в основном в APT. Их обвинили во множестве правонарушений, что привело к еще одному показательному процессу, которому суждено было обозначить конец SEALL.

Уикемским Девятнадцати были предъявлены обвинения в преступном сговоре с целью совершения кражи со взломом, причинения ущерба, нападении и ограблении. Начальник полиции Хэмпшира сделал все, чтобы усугубить участь обвиняемых, заявив прессе, что если кто‑нибудь умрет в результате одной из тех драк, то «последуют обвинения в убийстве». Было ли ему известно, что обыкновенно люди не умирают от ссадин? В полиции также говорили о десятилетних тюремных сроках, чтобы встряхнуть некоторых особо восприимчивых обвиняемых, которых держали под замком и хотели разговорить. Но даже при этом полиция волновалась, что ей не хватит улик: она пыталась подкупить присяжных!

Из пятидесяти девяти потенциальных членов жюри, двадцать пять признали, что полицейские относились к ним предвзято. Настолько невероятного признания обычно достаточно для прекращения дела, но здесь произошло иначе: вместо прежних присяжных попросту набрали новых. Обвинение все равно переживало тяжелые времена – с 12 подсудимых сняли все обвинения, и лишь семеро были признаны виновными всего по одному пункту. Таков был итог девятинедельного политического процесса, которому полиция предрекала славу большой порки для радикального движения за освобождение животных.

Спустя год после совершения рейдов 55‑летний бывший мясник и лидер SEALL Майк Нанн получил три года тюрьмы, 24‑летний Гордон Брайант – двенадцать месяцев, 26‑летний Джон Куирк и 24‑летняя Салли Миллер – по девять месяцев, 21‑летний Джон Кертин – шесть месяцев, 25‑летняя Сью Бэйкер – пять месяцев, 24‑летний Кевин Уильямс – три месяца. Учитывая, полиция в ходе расследования полиция получила о SEALL подробнейшие сведения, Лига не могла продолжать эффективно функционировать, и в день оглашения приговора организация объявила о своем самороспуске.

Сорванная полицейская операция, пытающие животных ветеринары, украденные питомцы в лаборатории и манипуляция присяжными. Но, пожалуй, самый примечательный аспект этого дела – тот факт, что четверо подсудимых дали показания и признались, что участвовали в рейдах. Они настаивали на том, что действовали из наилучших побуждений, потому что знали, что лаборатория Уикема использует в своих экспериментах ворованных домашних собак. Они утверждали, что любой среднестатистический человек согласится с их действиями. Присяжные согласились и признали их невиновными. Это имело потенциально огромное значение в вопросе об освобождении животных.

Вдобавок организованная резонансная кампания в защиту SEALL привлекала постоянное внимание к Уикему, удерживала новости о процессе в заголовках газет и включала серию митингов, пикетов, телефонных блокад и раздач листовок. Трэйси Янг даже выпустила запись, посвященную Уикемским Девятнадцати. В общем и целом, это была впечатляющая демонстрация солидарности и пример для других активистов.

Unilever ⁷⁰

Когда вам нужно что‑то делать с терроризмом, зарубежной контрразведкой, похищением детей, ограблениями банков и захватами самолетов, взлом помещений, где содержатся животные – не такая уж большая беда.

Детектив полиции

В августе 1984 года 200 активистов EALL проникли в хорошо охраняемую лабораторию Unilever в Бедфордшире в ходе проведения демонстрации снаружи. Высокий неприступный забор вокруг комплекса был сделан из закаленной стали, задачей которой было не допускать куда не надо любопытных глаз. Однако эта мощная ограда (часть многомиллионной компьютерной системы безопасности, установленной двумя годами ранее) не составила проблемы для взятого в аренду камнерезчика на бензине. Активисты с ломами и кувалдами в руках запрыгнули в дыру в заборе, пробежали семьсот с лишним метров до комплекса и ворвались в лабораторию и офисные здания.

Это смотрелось как нечто искусное, но из‑за масштабности операции, относительной неопытности многих ее участников и недостатка знаний о том, как себя вести, не все прошло гладко. Фотографии были сделаны, документы изъяты, но далеко не все вовремя удрали с места, когда пришло время это сделать. Когда начала прибывать полиция, разрозненные группки все еще ошивались в окрестностях. Это было спустя час после того, как началось вторжение, и сработали сирены безопасности. Отсутствие плана спасения явилось фундаментальным просчетом дерзкого рейда и ловко поощрило активистов на массовые атаки подобного рода.

Лишь трое из 42 арестованных в тот день попались на месте событий; остальных задержали либо в прилегающих полях, либо – таких было большинство – их машины остановили по дороге. Как обычно, лишь несколькие из задержанных имели проблемы с законом в прошлом и, разумеется, именно у них теперь были серьезные проблемы. Всех арестованных обвинили в сговоре с целью кражи со взломом и заверили, что они станут участниками величайшего показательного суда в истории.

Против большинства из них имелось очень немного улик, если не считать того, что они находились неподалеку в тот час, когда кто‑то побил окна и проник в здания. Предъявить им что‑то было сложно, так как люди пошли на демонстрацию и действительно на ней присутствовали. Это была не их вина, что кто‑то в то же время затеял кражу со взломом. По крайней мере, так считалось раньше!

Но времена менялись. Полиция и суды объединяли усилия, и подобные рейды уже рассматривались куда более серьезно, чем как нарушение общественного порядка – к удивлению многих. Частью улик была компьютерная распечатка зафиксированного системой безопасности времени разбития каждого окна и взлома каждой двери комплекса Unilever. Также наличествовала съемка системы теленаблюдения. У некоторых из арестованных остались осколки стекла на обуви, что, с одной стороны, представляло собой единственную улику против них, а, с другой, могло объясняться тем, что они прошлись по битому стеклу снаружи зданий, но на территории комплекса, чего вполне хватало для предъявления обвинений.

Для многих это были обескураживающие новости. Например, для Нэнси Фиппс⁷¹. Спокойная, тихая и участливая, она готовилась вскоре стать бабушкой. С ней вместе против мерзких экспериментов, проводимых Unilever, протестовали две ее прекрасные дочери‑подростка. Для них, как и для многих других в тот день происходящее с животными, которых травили, чтобы протестировать новую продукцию, было намного важнее, чем несколько выбитых окон. Арест, обвинение и год в тюрьмы был для них каким‑то наваждением. Они нервно ждали решения по своему делу, как и все движение.

В один из дней суда кто‑то из юристов Нэнси придумал фишку «бабушка Фиппс»: «Налетчики одеваются в красивые платья с цветочками! Давайте же!» Это не было задумано как шутка, но выглядело забавно, потому что смотрелось нелепо: члены семьи и другие люди, стоящие в зале и выслушивающие приговор о тюремном заключении. Эмоциональность Нэнси Фиппс объяснялась приверженностью бескомпромиссной борьбе за права животных. Судебный процесс потряс сами основы движения за освобождение животных. Вот как об этом вспоминает сама Нэнси:

«Мы сидели, четыре человека в ряд на длинной, тяжелой деревянной скамье за решеткой. Дебби, Ди, Джилл и я. Разумеется, это был самый травмирующий день из всех, что мы пережили. В конце концов, дверь открылась, и нам разрешили присесть в более приятной атмосфере в окружении наших адвокатов. Люди курили, болтали, все пытались разрядить обстановку. Мы обменивались шутками, были очень возбуждены, нервы натянуты до предела, вибрации ощущались почти на физическом уровне.

Чуть позже начали приходить остальные, по двое‑трое, и мы уже сидели, поддерживая друг друга. Все мы были в кольце солидарности. Морально готовясь принять все, что бы Государство ни решило для нас, в нашем случае через присяжных, наших сограждан. Были ли они готовы выслушать наш молчаливый призыв к гуманности и состраданию? И что такое сострадание? Его не слишком часто встретишь в наши дни. Не исчерпались ли его запасы после шести недель, в течение которых длился процесс, и люди рассказывали о сатанинских экспериментах, которым подвергаются животные, в данном случае даже не ради мнимой медицинской науки, а всего лишь ради новых брендов зубной пасты, шампуня, полироли для пола и так далее.

Перечень бесконечен, как и безумные опыты. Сколько килограммов зубной пасты нужно скормить крысе, прежде чем она лопнет? Здесь не применим даже сладкоречивый скулеж лицемеров‑вивисекторов, хнычущих: «Вы предпочли бы, чтобы мы проводили опыты на детях, чем на животных?» Мы сидим все вместе и не перестаем задаваться вопросом: есть ли до этого какое‑то дело великой британской общественности в лице двенадцати человек, принудительно выхваченных из огромной массы людей? Или они оглушены голосом власти, истеблишмента в виде судьи, который в нашем случае был ряженым в парик реакционером, хорошо известным своей ненавистью к чернокожим, гомосексуалистам, сторонникам ядерного разоружения и женщинам, то есть более чем к половине всех жителей нашей прекрасной страны.

Тянулись часы. Наконец, стрелки показали 15.30. Момент истины. За дверью послышался шепот. У всех были встревоженные лица. Люди пытались говорить, но сжатые глотки не давали произнести что‑либо членораздельно. Постепенно комната опустела. Сначала ушли трое из нас. Потом рыжеволосый Майк кивнул мне и Джилл, и мы трое пошли вверх по лестнице, поддерживая друг друга, придавая друг другу сил. В маленькой комнате, прилегающей к залу суда, мы присоединились к Дебби и Ди. Потом мы вместе медленно вошли в зал суда, где уже были остальные. Четырнадцать человек, ожидающие приговора.

– Присяжные заседатели вынесли свой вердикт?

– Да, ваша честь.

Я крепко сжимаю руку Джилл. Делиа. Виновна. Дебби. Виновна. Человек продолжает монотонно бубнить. Борис, Джайлс, Майк. Мы слышали крики с мест для публики. Полиция очистила зал, прежде чем прозвучало следующее «Виновен». Одного признали невиновным. Одного из четырнадцати! Без каких‑либо причин. Просто одного нужно было отпустить. Оттенок сострадания, чтобы показать, что им есть какое‑то дело до происходящего. Оправданный был самым юным. Истеблишмент победил. Он проглотил свою порцию свежего мяса. Это была еще одна неудача запуганных, замученных узников, которых мы называем животными. Неудача – да, но не поражение. Мы будем чахнуть за тюремной решеткой, но на свободе еще много тех, в ком хватает любви, поддержки и гнева. Потому что Государству не победить нас. Потому что мы знаем, что наше дело правое. Мы сражаемся за прекрасных созданий этой планеты. И наша борьба будет продолжаться, пока каждое животное на Земле не сможет жить своей естественной жизнью, к которой люди будут проявлять уважение.

Нэнси Фиппс и ее младшая дочь Лесли сели в тюрьму на шесть месяцев; Джилл Фиппс «отпустили», осудив на два года условно в удивившем всех жесте сострадания со стороны человека, который, похоже, не питал ничего подобного ни к кому вообще. Он не назначил ей тюремное заключение – как он сам сказал – только потому, что она ждала ребенка.

По итогам трех основных судебных процессов в Нортхэмптоне и Лестере были осуждены 27 человек, 25 из которых отправились в тюрьму на сроки от 6 месяцев до 2,5 лет. Если сложить все сроки, получался 41 год! Это было резким пробуждением для амбициозного, но наивного движения. Пришло время критически оценить результаты, перегруппироваться и взять братьев наших меньших под более надежную опеку.

Налетчики причинили транснациональной корпорации, которая практиковала пытки животных, £11.000 убытков. Судебные процессы обошлись налогоплательщикам в £2 миллиона. В последнем слове судья описал обвиняемых как «врагов общества». Многие из них в сердцах говорили о жестокостях, с которыми боролись и, что следует отметить, не проявляли особой ненависти к живодерам. Молодые жизни пришли в беспорядок. Тот факт, что этих людей швырнули в тюрьму, потряс симпатизировавших им наблюдателей. Неужели это произошло наяву? Из‑за того, что они помогали животным? А если бы полиция останавливала каждый микроавтобус? Под замком оказались бы 200 человек! И кто бы тогда остался по крупицам собирать разрушенное?

Дело влачилось долгие месяцы и намеков на то, что оно кончится тюрьмой, было предостаточно, но их всегда немало; мы постоянно слышим о максимально возможном наказании, когда кого‑то обвиняют, но результат редко бывает настолько мрачным. В залах суда Нортхэмптона и Лестера не было преступников или тех, кто был бы на них похож или стремился походить. Каждому требовалось куда‑то сходить или съездить, присмотреть за домашними животными или детьми, написать письма. Кто должен был платить за них по закладной? Что стало с их работами? Все оказалось потеряно. Никто не знал, смирятся ли они с тюрьмой. Или, быть может, тюрьма усмирит их?!

За свою короткую историю EALL удалось больше, чем просто тряхануть Империю Unilever, но Лига перестала существовать в день того рейда. В отличие от истории с судом над SEALL, которая имела сильную региональную поддержку, недостаток координации активистов в деле Unilever оставил подсудимых один на один с системой. Учитывая, что к концу 1984 года тюрьма грозила более чем 80 активистам, Лиге требовалось мощная поддержка, без которой любое движение становится хрупким и легко побеждаемым. Это был вызов для создания специальных групп поддержки заключенных зоозащитников. Так родилась практика широко распространять информацию об узниках и собирать для них денежные средства. Начались приготовления для создания бесценной сети поддержки заключенных, которая преданно служит благородным целям по сей день.