Заявление Ины в райвоенкомат

Дорогой товарищ!

Я обращаюсь к Вам с большой просьбой, которую, надеюсь, Вы сможете выполнить.

Я очень прошу Вас взять меня в ряды действующей Красной Армии. Дайте мне любую работу, любое задание, я приложу все силы, чтобы оправдать доверие.

Мне скоро будет восемнадцать лет, я кончила курсы сандружинниц, работала всю осень в госпитале, неплохо стреляю.

Неужели я не смогу быть полезной на фронте? Хотя бы в полевом госпитале. Или дайте мне направление в партизанский отряд, куда угодно, только бы получить возможность бить немцев.

 

И3 ДНЕВНИКА ИНЫ

15 февраля [ 1942 г. ]

Все равно не забуду. Никогда!

Я стараюсь отвлечься, думать о чем-нибудь другом, — не выходит.

Все равно он всегда со мной. Всегда! И ни забыть, ни отвлечься я не в силах. Последние дни я почти не плачу, стала опять шутить, смеяться, но где-то глубоко-глубоко живет он в моей душе, и о чем бы я ни говорила, как бы ни смеялась, он тут, и любовь со мной.

Вчера с Кларой пошли к П. В., но ее не было дома, и мы отправились гулять. Шли мимо кино, услышали музыку, заглянули туда. А там Женя Дилигентов. Он был возле Мишки в тот момент, когда Мишу ранили, и на своих плечах вместе с Рэмом вынес его из боя. Женя последний из наших, кто видел Михаила. Так хорошо было говорить с ним. Я уже все подробности знаю, но готова слушать тысячи раз. Женя обещал мне еще раз рассказать все с начала до конца. Как больно и как хорошо слушать о нем! Мы с Кларой почти все время разговариваем только на эту тему.

Я не ценила своего счастья. Зато сейчас я вспоминаю все его слова, поступки, а тогда...

Нет, не надо вспоминать. Больно.

Эх, Мишка, Мишка, родной, любимый!

16 февраля

Шестнадцатое! Как быстро идет время! Уже двенадцать дней, как я узнала о смерти Мишки. Почти две недели, за которые душа моя не знала ни минуты радости. Вчера я ночевала у П. В. Спала на том месте, где когда-то спал он, трогала вещи, которых касались его руки... А сегодня видела его во сне, причем так: я целовала его бессчетно, радовалась тому, что он жив, глядела в его глаза, черные, нежные такие, и спрашивала: «Мишка, родной, неужели это только сон?» И до сих пор звучит у меня в сердце его ответ: «Сон!» И все.

Теперь все, что касается его, будет только сном.

Я дала себе клятву, что самое лучшее, что будет мной сделано, будет сделано в его память. И сына своего, когда он будет, назову Михаилом.

Как я тоскую без моего Мишки! И все время кажется, вот сейчас из-за этого угла выйдет он и засмеется. И пойдем мы вместе.

Нет! Все это грезы. А в действительности есть могила, мрак и столбик с надписью... Мишка, Мишка, я же зову тебя...

18 февраля

Почему тогда, когда мы были вместе, я как будто даже стыдилась этого? Как глупо! И в дневнике моем так мало и так скупо сказано о нашем чувстве...

Мама уехала в деревню к бабушке. И теперь все домашние заботы легли на меня. Никогда не могла я подумать, что это такая утомительная вещь — истопить печки и приготовить

что-нибудь поесть. Так надоело! В школе тоже еле сижу. Ни на что глядеть не хочется. С трудом досиживаю до конца уроков. А сегодня даже ушла с последнего. «Оттуда» все еще ничего нет. Ну, как же я хочу получить положительный ответ! Уйти бы туда, где жизнь так полна, где опасность и подвиги, где я могу отомстить за мое разбитое счастье. Неужели не возьмут?..

 

Я так жду. Скорее бы!

Нет сил жить по-старому. А изменить жизнь я не в силах. Да и как? Ну, что бы взяли! Ведь сумею же я быть полезной.

22 февраля

Воскресенье. Мамы нет. Всю эту неделю я хозяйничала. Топила печи, готовила обед. Но сегодня она приезжает, и мне уже жаль, что придется бросить все это. Мне даже немножко нравится быть хозяйкой. Но надолго это, конечно, скучно.

24 февраля

Последний листочек в этой тетради. Сегодня я на первый урок не пошла. Ой, до чего же распустилась! Как мне школа надоела! Вот знаю же, что потом буду со слезами вспоминать об этом времени, а теперь все осточертело. И «откуда» все еще не отвечают. Неужели не возьмут?!

Сегодня вечером собираемся к П. В. Это значит снова целый вечер быть как бы с Мишкой, с его памятью. Хорошо и грустно. А вчера пошла вечером к Кларе. Прихожу — уже темно. Завалились мы с ней на кровать к печи и лежали, говорили. В это время были мы

близко-близко. Поверяли друг другу свои тайны. Все, все говорили. И еще больше полюбила я ее.

Ну, сейчас моя скиталица-тетрадь подходит к концу. Многим я с нею делилась. Последняя строчка. Все.

НОВАЯ ТЕТРАДЬ

20 марта 1942 г.

Не знаю. Сама не знаю, чего хочу, о чем мечтаю. То есть знаю, конечно, но... Ну, не знаю, не умею сказать. Нет, вот если бы можно было все, все написать, всю душу раскрыть: и мечты и рассуждения — все! К сожалению, не умею.

Вот сейчас весна идет. Весна! Да еще какая! Восемнадцатая в моей жизни. Наверное, самой лучшей должна она быть. И волнует ее приближение. Не знаю, в чем оно выражается, это волнение, не понимаю. Только чувствую близко-близко где-то грусть, и тоску, и радость жуткую, бескрайнюю. И что несет мне весна эта? Приподнять бы на миг волшебную завесу будущего... А верю, что-то хорошее, что-то яркое ждет.

И жизнь, всю жизнь хочется поскорее узнать, прожить, порадоваться!

Все весна, без конца и без краю.

Без конца и без краю мечта!

Узнаю тебя, жизнь! Принимаю.

Ой, как хорошо!

 Жаль, ой, как жаль Михаила! Как бы радовался он сейчас! Как бы жил! Именно жил.

Жить... жизнь... есть ли что-нибудь более великое, есть ли что прекраснее? Нет! В этом смысл всего. А что сейчас вокруг меня?

Фронт остановился. Не движется.

Неужели с весной наши опять отступят?

В школе... Ну, плохо. Грязно, тесно, холодно и скучно. Хотя пока отметки неплохие.

Ну, ладно. Хватит пока.

А я жду, чего-то жду... хорошего.

 

ИЗ СОЧИНЕНИЯ ИНЫ

«У НАС ГЕРОЕМ СТАНОВИТСЯ ЛЮБОЙ»

Старый еврей Иосиф Лейба считался в слободке последним человеком. Всего у него нехватало, только детей он имел много. И каждый хотел есть, а есть было нечего. Старшему было еще пятнадцать лет, когда родилась девочка Сара. Была Сара худенькой, черненькой, и прозвали ее братья «Галчонком». Галчонок рос плохо, так как всегда был голоден. Шли годы. Саре было всего шесть лет, когда черносотенцы убили при погроме старого Лейбу, его жену и детей. Остались только старший брат да Сара. Брат в это время уже жил самостоятельно. Он писал вывески для магазинов и имел на чердаке маленькую каморку. В этой каморке поселилась Сара.

Через год наступила революция. Стране нужны были люди, и брат Сары ушел на фронт. Там его убили. Остался Галчонок один. Попала она в детский дом. Сначала плохо было: голодно и скучно. По потом научилась Сара читать и забыла про скуку и голод. Чтение она полюбила больше всего. В книгах ей открывался иной мир, загадочный и таинственный. Она стала жить жизнью книжных героев.

Однажды в старом шкафу нашла Сара потрепанную книжонку. Она была не такая, как другие. В ней говорилось о воздухоплавании и будущих летающих кораблях. Это была книжка Циолковского. И появились у Галчонка неясные грезы. Она мечтала о широком синем небе и о свободно парящих в нем больших кораблях. В это время уже стали показываться над слободкой самолеты. Туманные мечты девочки преобразились в твердое решение: буду летать.

Смеялись над ней подруги, да и сама она сомневалась в возможности осуществить свои мечты. Но решения не забывала.

...Осень. Светлая золотая осень. Толпы народа на просторном аэродроме смотрят вверх. Над ними кружится блестящая серебристая птица. Вот она, медленно разворачиваясь, пошла на посадку. Наконец самолет остановился. Из него вышла невысокая, стройная, черноволосая девушка. Она широко улыбнулась людям, небу, солнцу и земле. Вдруг ее улыбка стала еще шире, в глазах запрыгали радостные огоньки. Из толпы к ней шел тот, с чьим именем побеждала славная девушка голубые просторы, тот, чье имя вызывает непоколебимую веру в себя и в победу, он — Сталин.

Эта девушка была Сара. О ней сегодня говорила вся страна, о ней, дочери сапожника из маленькой слободки. Эта девушка— героиня. Где еще, в какой стране дочь голодного старого еврея может быть такой известной всей стране девушкой-героем? Она облетела на своей железной птице вокруг границ Родины. И этот подвиг был сделан во имя родины, во имя Сталина.

Сталин! Он дал счастье народу. Он сделал так, что любой человек нашей Родины может стать героем. Волжский рыбак, украинская птичница, ленинградский рабочий и многие другие люди известны теперь всей стране. Они награждены орденами и медалями, они выбраны в советский парламент. Только у нас в стране победившего социализма, возможны такие дела.

Недаром поется в наших песнях: «Мы все добудем, поймем и откроем — холодный полюс и свод голубой; когда страна быть прикажет героем, у нас героем становится любой!»

 

ИЗ ДНЕВНИКА ИНЫ

22 марта [ 1942 г. ]

Воскресенье. Сижу дома.

Получила сегодня два письма из Молотова — от Гали и от Майи. Галка пишет, что живут

по-старому и домой не собираются. Только у них, пожалуй, жизнь веселее. Ну, еще бы! Я Майкиному письму ужасно рада была. Она мне еще в Молотове нравилась.

Сейчас собираюсь в библиотеку. Я последнее время опять читать много стала. Мне бы жить и жить, сквозь годы мчась!

Ой, нет, не то.

Этим выражается мое сегодняшнее настроение. Но сейчас я хочу не об атом.

Мишка!..

Вот он, его лицо передо мной.

Вот его лохматая прическа, его глаза, родные, теплые, ею рот чуть насмешливый. Вот он весь такой и не такой, какой был в жизни. И это покажется смешным, но мне кажется, что этот портрет как бы живет своей жизнью. Иногда он смотрит на меня с осуждением, с укором, и тогда мне становится стыдно и тяжело, а иногда он мне чуть улыбается приветливо, и мне бывает тепло и грустно. И о чем бы я ни думала, глядя на него, я всегда мысленно прикидываю: а как бы он к этому отнесся? И как я хочу, чтобы совершилось чудо... и... нет!

Сегодня первый по-настоящему весенний день. Хорошо... И грустно.

27 марта

Что же нового? Ну, вот.

Сегодня я как-то по-особенному неустроенно себя чувствую. Началось это со следующего события. Вчера, нет, третьего дня мы опять, как очень часто за последнее время, ушли с третьего урока. И очень глупо сделали. Оказывается, в школе как раз в этот день была комиссия из области. К нам на урок пришел представитель — а у нас всего шесть человек. Преглупое положение! Ну, конечно, забили тревогу и сегодня созвали собрание. Все бы это ничего, и не об этом я хочу писать. На собрании Директор, Мария Николаевна (после того, как взяли в армию Якова Платоновича и Ветлицкого, она стала директором), бросила, между прочим, такую фразу: «Подумайте, чем вы живете?» А в самом деле — чем? И я задумалась.

Ну, действительно, чем же мы живем? Сейчас, в наше время, в наши дни. Весь круг интересов многих наших девочек (о ребятах я не говорю, их сейчас очень мало) замыкается в танцах, этих противных, пошлых вечерах в кино, увлечениях, которые до жалости смешны и нелепы... А я? Да, стыдно сознаться, но... я тоже не так живу, как следовало бы. Правда, у меня есть цель впереди, светлая и прекрасная. Но все-таки сейчас надо тоже что-то делать. Нельзя быть пассивной...

Ждать лета? Да, уж придется ждать. А летом... исполнится моя мечта.

29 марта

Вчера после уроков мы с Кларой пошли к ее бабушке в деревню. Когда туда шли, дул такой ветер в лицо, что в поле трудно было на ногах стоять. Там ночевали. Долго разговаривали и почти всю ночь не спали. Сегодня утром пришли домой. Воскресенье. Я сначала почитала, затем спала. Сейчас уже скоро вечер.

На душе сейчас темно, неуютно как-то.

Был бы Мишка жив!

Вчера получила письмо от Нюры Пуделевой. Она не учится — работает.

Еще пришло письмо от Максима и Феди. Они тоже где-то на Урале.

6 апреля

Шестое! Сегодня шестое.

Прошел год. Ровно год с того дня, как началась моя дружба с Михаилом. Ясно-ясно помню этот день прошлого года. Вечер в кино. Еловые ветки, Аралов, радиола, Некрасов (бас), Мишкины взоры исподлобья, лавочка около лестницы, циркуль, глаза его, глаза такие упрямые, твердые, ми-лы-е! Мишенька родной, любимый, самый лучший!

Теперь каждый день будет для меня знаменательным. С каждым днем будут связаны воспоминания о нем.

Нет, я должна, я обязана сделать что-нибудь в твою память, что-нибудь большое, смелое, яркое.

Мишенька! Был бы ты жив, ты сегодня тоже вспомнил бы прошлогоднее шестое апреля.

И я задумала...

Нет, не скажу.

Мишка, любимый мой!

8 апреля

Какое счастье! Господи! Как я рада, как рада, рада, рада! Никогда не было так хорошо. Сегодня меня взяли на работу в тыл к немцам.

Ой, как я счастлива! Все-все после напишу. Ну, рада же я!!!

Ночью

Ну вот, теперь буду продолжать. Сегодня после уроков Мария Николаевна пришла к нам в класс и сказал, что секретарь райкома партии Бочков вызывает к себе пять человек из нашего класса: Клару, Сашу, Валю Куликову, Галю Кункину и Лелю Глазнецову. Зачем? Почему именно их? Никто не знает. Я пошла вместе с ними в РПК. Ждали, ждали, ждали... и вдруг оказывается, что вызывают людей, чтобы послать их в тыл к немцам на работу. То, о чем я так долго, так страстно мечтала. И меня-то нет.

Вызвали первым Сашу. Затем Клару. Они вышли такие сияющие. Тогда я сама вошла в кабинет. Бочков сказал, как и что. Я сразу же ответила, что, разумеется, согласна. Боже, как рады мы были все трое!

Идем! Идем туда! На фронт. Все-все хорошо будет.

Только... мама... Ну, зачем она так расстраивается? Ведь я же вернусь. Я знаю. Скоро вернусь.

 

ПИСЬМО НЮРЫ ПУДЕЛЕВОЙ

Здравствуй, дорогая Ина!

Дорогая Инка, ты знаешь, откуда я пишу, — из армии! Да! Представь себе мою радость и гордость. Я тебе писала из Алапаевска, не знаю, получила ты мое письмо или нет. Там я жила с Ниной и работала на военном заводе, оттуда и пошла в армию. Сейчас нахожусь в своей части, учусь и скоро получу военную специальность. Я тебе давно хотела написать, еще с дороги, но не было времени, да и сейчас тоже его нет, пишу в утренний туалет.

Нахожусь от вас теперь я недалеко, поэтому жду ответа скорого. Бегу на политзанятия.

Что тебе написать о нашей жизни? Да, напишу, что живем, как все бойцы Красной Армии.

Хотелось бы написать тебе о многом. Вспомни, как мы с тобой, гуляя, говорили, мечтали, рассуждали. Но теперь весь день занят. Дружище, как-то ты живешь? Как себя чувствуешь? Кем увлекаешься? Ты, вероятно, задаешь и мне такой вопрос. Отвечу, что да, но кем? Это военная тайна. Впрочем, нет. Ну, ты сама догадываешься? Ну вот и все. Прощай, друг!

Пиши, целую.

Нюра

 

ИЗ ДНЕВНИКА ИНЫ

20 апреля [ 1942 г. ]

Счастье всегда узнаешь потом, когда оно уже прошло.

21 апреля

 Весна!

Тепло, хорошо, радостно. Весна.

28 апреля

Все это время я больше всего бывала с ребятами — с Сашей, Вовкой и Рэмом, несколько раз ходили вместе в кино, на танцы, вместе ходили из школы.

О чем только мы не говорим! Как хорошо, что я их встретила! Между прочим, ведь это совершенно случайно. Вот так и бывает. Сколько людей встречаешь на пути. На улице, в кино, из окна поезда, совсем мельком увидишь человека — и сейчас же забудешь, нет, и не забудешь, а просто не обратишь внимания. И ничего не узнаешь, не подумаешь. А между тем, может быть, именно этот человек был бы тебе другом, если бы познакомиться ближе. Нет, я не умею выразить точно свою мысль, но приблизительно так. Вот и тут, случайно встретились, и теперь, я чувствую, судьба прочно поставила их на какое-то место в моей жизни. И близкое место.

Пожалуй, правильно сказано у Лондона: нет бога, кроме случая.

3 мая

Сейчас половина шестого утра. Чудесное, светлое, розовое утро. Все так хорошо, так прекрасно! Боже, как я счастлива, как мне хорошо и легко!

Сегодня с Сашей и ребятами долго гуляли. Забрались в гору, дошли до родника, напились, пошли обратно. Чудесно было итти между ними, чувствовать, что рядом твои друзья, любимые, хорошие, говорить, слушать...

Вот писать-то все это сухо получается, а на самом деле было так хорошо, что нет слов выразить свое счастье, всю полноту моей радости, бескрайной и красочной, как эта яркая золотистая заря, которая сияла нам навстречу. Разве может быть что-нибудь лучше нашей молодости, нашей весны, нашего утра? Нет! В такие минуты весь мир любишь, хочется раствориться во всем, в просыпающейся природе, в речке, в тумане утреннем и так чувствовать себя частицей всего этого.

Шли мы, держась за руки.

 А сейчас утро, совсем уже настоящее утро. Надо спать.

Жизнь! Любимая моя жизнь, благодарю тебя за мои семнадцать лет, за мою радость, за яркие краски, в которые ты окрашена.

Как хорошо жить! Как хорошо!!

5 мая

Вчера... (Вот я почти каждый раз так начинаю: вчера... Ну, все равно.) Вчера вечером я, Саша и Вовка условились итти в кино. Шла картина «Юность поэта».

У меня в 6 часов было заседание комитета. Оттуда прямо прошла «к газете».

Ребята были уже там. Пошли в клуб. Картина началась не сразу. В этом кинотеатре и свет и звук очень неважные. Но не в этом дело. Я-то чувствовала себя прекрасно. Как кончилось, сразу же пошли домой. Вовка, вероятно, шутя, объявил нам, что он поэт, и обещал

когда-нибудь нам доказать это.

Проводили мы Сашу домой и пошли одни. Опять говорили о своих чувствах. Старая-старая и каждый раз такая новая история. Он спросил, считаю ли я себя его другом, или... Нет! Нет, не друг. Я боюсь, что ошибусь, если скажу, что он нравится мне. Нравится. Сколько раз уже, по отношению ко скольким людям повторяла я про себя это слово. Видимо, природа пошутила надо мной, дав мне такое увлекающееся сердце. Зачем? Нет, это надо проанализировать хорошенько. Уверена ли я, что каждый раз было настоящее чувство. Нет, ну, конечно, нет. Правда, как и во всем прочем, и в чувствах своих я подчас даю себе излишнюю свободу. Ну, понравился человек, немножко, мимолетно, а тут еще почти всегда получается так, что и он на меня внимание обратит. Вот и получается вся эта глупость. Потом и вспоминать неприятно.

Я иногда задаю себе вопрос: а что такое любовь? Наверно, это светлое, ровное и не горячее, а теплое-теплое чувство, не знающее ревности, обиды, злобы, всего, что некрасиво, всего, что лежит в подсознании. Любовь — это лучшее, что есть в человеке, а такое абсолютно чистое и высокое чувство и есть лучшее. Оно не исчезнет, не испарится, не забудется. Оно строится на уважении, на самых чистых, самых светлых дружеских отношениях. И нежность есть в нем.

7 мая

Вчера пришло извещение, что убит Ваня Несоленов. Еще один... Много.

Погода сегодня жуткая. Вдруг ни с того, ни с сего ветер ужасный, снег, метель и снова солнышко. Вот и в душе у меня такие же контрасты — переходы от бури к солнышку. Ой, что-то будет?

31 мая

Вот и кончила я среднюю школу. Все, все позади: класс, учителя, ребята, уроки — все.

Вчера сдала последний предмет — немецкий. Сдала на «хорошо». Потом пошли с Вовкой за хлебом. Я, вернее, за хлебом, а он просто так, со мной. И грустно было, и где-то там, в глубине души, плакать хотелось, и немножко весело. Разговаривали о многом. Он говорил, что мне не следует ехать в партизанский отряд, что надо учиться дальше, а пока чем-нибудь заняться. Говорить легко. А что решить в самом деле? Нет, цель у меня есть, но вот добиться не так-то легко. Ничего, Инка, не надо отступать! Добьюсь, или...

 

ПИСЬМО ИНЫ РОДНЫМ

[ Без даты ]

Милые, родные, дорогие, простите! Я знаю, это подлость по отношению к вам, но ведь так было лучше. Я все равно не вынесла бы маминых слез. Не расстраивайтесь, не жалейте меня — случилось то, чего я всегда так хотела. Я счастлива! Помните это. Все-все подробно напишу завтра, а пока только то, что я иду в отряд.

Папочка! Прости, ради всего святого прости мне этот, как ты называешь, обман. Но поверь, что я не знала, что так будет. Честное слово! Я пришла в обком... и отступать было уже поздно. Только вы, дорогие мои, любимые, не плачьте и не жалейте. Ведь только так я могу жить. В этом вижу счастье. Ничего? Вот увидите, как будет хорошо, как крепко расцелую я вас, когда вернусь осенью в институт.

Мамуся! Не плачь, родная, милая. Неужели ты не хочешь счастья мне? Мне хорошо, пойми только это. Геночка отвезет бабушке посылку, я к ним заезжала. Ну, вот пока и все. Завтра напишу все подробно-подробно. Не сердитесь, не жалейте!

Целую вас всех крепко-крепко-крепко.

Ваша непослушная Ина

 

ИЗ ДНЕВНИКА ИНЫ

6 июня [ 1942 г. ]

...В машине под дождем, под мокрым брезентом холодно было, и сыро, и тесно, но... все хорошо. Утром добрались до Гориц, там ждали до семи часов вечера, а затем поехали дальше. И вот сегодня вечером приехали сюда. Как сильно разбили город! Почти на одного дома не осталось без повреждений. Какой ужас! За это мы должны отомстить. За все!

Сейчас сидим на пересыльном пункте в комнате начальников и готовимся спать. Почему-то хорошо.

7 июня

Ну, вот и жизнь... Нет, не так! А как же? Не знаю. А вот так, что завтра я — партизанка.

Завтра еду. Нет, не могу сейчас писать. Потом!

8 июня

И не уехала. Видимо, завтра. Проводила Юлю. Целый день прошел в хлопотах. Ну, устала же!

 

9 июня

Ой, сколько же нового, сколько прекрасного несет мне моя жизнь! И как хорошо. Ну вот по порядку. Вчера сидела я в обкомовской столовой, доедала мороженое, как вдруг входит человек и спрашивает:

— Есть здесь Константинова?

— Что случилось?

— Зовут срочно в обком.

Лечу.

Оказывается, нужно ехать 9-го в 6 часов утра. Ночевать оставили в гостинице при обкоме. В одной комнате со мной ночевала славная девушка-партизанка, уже девять месяцев проработавшая в отряде в тылу у немцев.

Утром проснулась в 5 часов, долго ждала, наконец, поехали. Когда проезжали по Ленинградскому шоссе мимо пересыльного, вдруг... идет начальник. Вот я была рада! Нет, тут необходимо отступление. Каких чудесных людей ставит судьба на моем пути! (Ой, не сглазить бы!) Этот начальник умный, чуткий человек. Он так хорошо понимает людей, так хорошо ко мне отнесся. Когда я зашла за вещами в день отъезда (я думала, что уеду 8-го), мы так тепло и так просто простились с ним. Его советы старшего я запомнила навсегда. Как же я была рада, когда увидела его еще раз. Мы помахали друг другу рукой, и... все.

Ехало нас в машине четверо. Я, Хрусталев (инструктор обкома), командир нашей соединенной партизанской группы и комиссар ее. Оба славные, простые, чудесные парни. Командир — орденоносец, награжден орденом Красного Знамени за финские бои.

Ехали мы через Торжок. Как ужасно он разрушен! Затем проезжали мимо многих, многих других, в большинстве разрушенных селений. В Кувшинове остановились. Здесь Хрусталеву надо было явиться в штаб фронта. Поехали туда. И вот... уж не знаю, как попала я (вместе со всеми своими, конечно) к бригадному комиссару Абрамову. Вот тоже удивительно интересный человек. Такой образованный и тоже тонкий (это мое выражение, я-то его хорошо понимаю). Но он говорил со мной о том же самом, о чем сейчас говорят все: почему я иду в отряд, зачем? Знаю ли я, что меня там ждет? Не лучше ли вернуться? И опять я повторяла то же, что приходилось говорить много-много раз самой себе в уме, то есть мои мысли и мечты. Но вслух — это все не то. А как бы я хотела, чтобы меня поняли.

Я получила от командира личное оружие — пистолет с двумя обоймами, а в Торопце получу уже и автомат (немецкий), которым пользоваться уже научилась. Вообще за эти дни я узнала столько нового, столько интересного, что никогда не забуду этого времени.

12 июня

Сидим в Осташкове. В Кувшинове к нам в машину сели еще пять человек: переводчик, радист и трое разведчиков для нашей бригады. Вообще, судя по всему, дела у нас будут большие. Как хорошо! Я, наверное, останусь в бригаде при штабе. Так говорят. Приехали мы сюда вчера к вечеру. Вечером пошли в кино, побродили по городу и легли спать. Я по вечерам иногда начинаю скучать. Вчера написала письмо домой и Кларе.

14 июня

Сегодня... или завтра... уходим.

16 июня

Хочется все-все до мелочей, каждый час последних дней записать сюда. Как быстро летит время! Все, как в калейдоскопе, мгновенно сменяет одно другое. Ну, по порядку. Из Осташкова выехали 12-го. Ночевали в какой-то деревне и на другой день приехали в Торопец. Отряды, которые мы догоняли, были в Кунье.

Добрались туда поздно вечером. Ехали все время очень весело. За эти дни началась наша простая, хорошая дружба с Генькой — нашим радистом. На другой день я, Зоя и Генька пошли гулять по селу — и вдруг...

Сашок! Саша, миленький мой! Как я была рада! Поговорили обо всем. Я ушла к себе. Потом под вечер он пришел с товарищем к нам. Опять походили по улицам, поболтали. Сашок все тот же. Хорошо! На следующий день рано-рано утром их отряд ушел, а к вечеру уехали и мы в другом направлении. Нет, все-таки трудностей встречается немало, особенно для меня, избалованной няней и маминой заботой. Сколько ночей холодных, бессонных уже прошло! Немало и труда, и грязи, и неприятностей.

Но все это складывается и совершенно забывается благодаря большому, большому, яркому чувству, которое можно выразить двумя словами: я — партизанка. Как это прекрасно!

 

ПИСЬМО ИНЫ РОДНЫМ

[ Без даты ]

Здравствуйте, родные, дорогие мои!

Это письмо пишу я вам из села Куньи, куда мы приехали вчера вечером, в последний день моего пребывания по эту сторону фронта. Завтра мы переходим туда. Не беспокойтесь только, потому что я буду в полной безопасности. Сегодня догнали наш кашинский отряд. Как рады мы были все, когда встретились! Сашок здорово похудел, загорел и вырос.

Я чувствую себя прекрасно. Никогда жизнь не казалась такой интересной и настоящей. Я в отряде буду работать в разведывательной группе и жить буду при штабе. Работа моя, правда, не легкая, но чрезвычайно интересная и нужная. Товарищам своим, с которыми буду непосредственно работать, я верю, я знаю, что они никогда не выдадут. Отношения у меня со всеми командирами и работниками штаба очень хорошие. Вообще я своим положением и своей настоящей жизнью очень довольна.

Я нашла свое место, здесь я в родной обстановке, мне легко, хорошо, я обязательно вернусь с победой, а даже если и случится что-нибудь, то знайте, что я погибну честно. Это настроение всех наших. Приходится уже теперь переносить немало трудностей, но посмотрели бы вы, как я бегаю по заданиям, как выполняю дежурства, готовлю обед, так вы меня и не узнали бы. Сплю я очень мало, загорела ужасно, кожа обветрилась, может быть, чуточку погрубела, но это неважно.

Питаюсь прекрасно. Так что худеть не собираюсь. Одним словом, «жизнь прекрасна и удивительна»!

Сегодня на наше село было уже четыре налета немцев. Бомбят жутко. И из пулеметов лупят. Бомбы рвались от нас метрах в семидесяти, а пули буквально визжали над головой (я в канаве лежала). И видите, уцелела. Следовательно, и никогда ничего со мной не случится. Я в том глубоко уверена. Теперь я некоторое время не смогу писать вам непосредственно сама, но вы не беспокойтесь, вам будет обо мне писать человек, который поддерживает с нами связь.

Реночке передайте, чтобы она помнила меня, писала мне почаще, чтобы слушалась вас, потому что потом и захотела бы послушаться, да будет поздно. И потом мы в бой пойдем за наше счастье, которое не надо портить мелкими капризами. Я теперь очень жалею о том, что была такой глупой, непослушной капризницей.

Мамусенька, напиши Вере Александровне, что я ее очень люблю и уважаю.

Ну, вот и все пока.

До свидания, родные мои, любимые.

Не скучайте, не жалейте меня.

Целую вас и обнимаю крепко.

Будьте здоровы.

Целую еще раз, и как хочется, чтобы это было не только в письме.

Ваша счастливая Ина

ИЗ ДНЕВНИКА ИНЫ

17 июня [ 1942 г. ]

Вчера так хотела спать, что даже не дописала. Ну, вот выехали мы из Куньи и вчера приехали сюда (а куда — сама не знаю). Фронт рядом. Мы остановились в какой-то брошенной деревне. Заняли дом; окна целы наполовину. Притащили койки, подмели, заняли одну комнату под спальню, в другой штаб. К вечеру чуть испортилось настроение: стоит все время отвратительная, серая, холодная погода. Сегодня утром встали очень рано: было жутко холодно. Решила затопить печи. А вчера, когда ложились спать, Генька заставил меня взять его пальто, потому что у меня ничего нет. Славный Генька! Ну и вот, сегодня утром смотрю — он совсем замерз. Скорей укрыла его сверху пальто и принялась за печь. Стала готовить завтрак. Потом, когда позавтракали, снова решила поспать. Разбудил комиссар, приказал переписать ему планы. Сейчас собираюсь в баню.

Чувствую себя, как дома: даже лучше, потому что дома капризничала и не слушалась. Вот была дура!

Нас сейчас в штабе восемь человек: командир бригады, начальник политотдела Петр Лекомцев, начальник штаба — Павлик Котляров, славный простой парень Генька (радист), Вася Мочалов — переводчик, тоже, кажется, неплохой, затем девочки — Зоя (вот не знаю — она мне и нравится и не нравится) и Дуся — тихий омут. Я ко всем уже так привыкла, что, кажется, знаю их давным-давно. Ну, вот. Еще три-четыре дня, может быть, немножко больше, и мы пойдем в дело. Наконец-то! Предстоит большая, трудная задача, километров сто пройдем пешком в тылу у немцев. Пока еще не знаю точно, что делать буду, но....

 

ИЗ ПИСЕМ ИНЫ РОДНЫМ

20 июня 1942 г.

Здравствуйте, милые, родные, хорошие мои папочка, мамуся и Ренок! Видите, как часто я вам пишу. Только не знаю, все ли письма доходят.

Вот сейчас осталась я в доме одна, и так захотелось вдруг увидеть вас всех, таких моих милых. Наши все куда-то ушли, а я сегодня дежурная. Около меня варится суп, жарится мясо, кипит молоко, я слежу за всем этим и пишу вам. Да, посмотрели бы вы вашу непослушную лентяйку! Мне командиры говорят, что через два месяца моя мама примет меня, как чужую дочку.

Живем мы пока еще на нашей территории. Заняли под штаб один дом, нашли койки. У меня маленькая детская кроватка с сеткой, под голову кладу аптечку, заворачиваюсь в Генькино пальто и так сплю. Замечательно! Питаемся пока прекрасно. Молоко, мясо, масло в неограниченном количестве. Я очень поправилась. Хуже с хлебом (сидим на сухариках) и с картошкой.

Вчера чуть было не состоялся большой, настоящий бой. Немцы были совсем-совсем рядом, карательный отряд, но к ночи они отступили, и все обошлось. Вообще вчерашний день мне не дешево дался. Прежде всего я присутствовала при расстреле одного предателя. Потом два раза ездила на лошади на ближайший пункт первой помощи, отвозила раненых, которых сама же перевязывала после боя. Раны у обоих тяжелые. Ну вот, начальник политотдела, наш комиссар, говорит, что мне один только вчерашний день дал больше, чем предыдущие пять лет.

Одним словом, я здорово изменюсь, когда вернусь к вам. А это будет месяца через два, совсем недолго осталось. Вы за меня не беспокойтесь. Отряд Саши от нас километров за сорок, но когда перейдем туда, то будем вместе. Ну, что же вам еще написать о себе? Кажется, все. Вот если бы я о вас могла узнать хоть немножко. Как чувствует себя мамуська? Как ведет себя Ренок? Что в огороде? Что у вас нового?

Нет, пожалуй, уж я теперь ни одного письма не получу. А вы все-таки пишите, вдруг?..

Ну, родные мои, славные, целую вас всех крепко-крепко-крепко. Будьте здоровы.

Привет Прасковье Васильевне и учителям.

Еще раз целую. Обязательно пишите, и как можно чаще, — сейчас узнала, что письма будут перебрасывать регулярно.

Ваша Ина

Дорогие мои, сообщаю вам адрес Зои, девушки, которая вам напишет, если со мной что-нибудь случится: Москва, ул. Домниковка, д. 2/3, кв. 2, Порываева Мария Васильевна.

[ Без даты ]

Здравствуйте, дорогие мои папочка, мамуська и Ренок!

Я пишу вам каждый раз, как представляется возможность отослать письмо. Живу я по-прежнему замечательно. Только вы не думайте, что я это пишу, чтобы вас успокоить. Нет, в самом деле, я очень довольна своей жизнью, своим положением.

С самого первого дня моего партизанства я забыла, что такое плохое настроение. Стоит чуть-чуть повесить нос, как сейчас же наши командиры и девчата привяжутся с шутками, рассмешат, развеселят — и опять станет весело. Вообще мы все время смеемся. Особенно хорошо у нас бывает по вечерам, когда собирается домой весь штаб, все восемь человек. Каждый что-нибудь рассказывает, шутим, хохочем. Кроме того, мне приходится сейчас очень много заниматься, так как люди, с которыми я буду вместе работать, учились на спецкурсах. Сейчас они помогают мне догнать их. Работа предстоит очень важная и очень интересная. Учусь говорить по-белорусски. Вообще я многому здесь научусь. А главное, научусь жизни. И после этого меня уже ничто на пути не испугает.

Сегодня первый день у нас хорошая погода. Тепло и сухо. И перестрелка сегодня замолкла почему-то. Стало тихо-тихо. Мы уже так привыкли к отдаленному грохоту орудий, к пулеметным очередям, к самолетному гулу, что без них даже скучновато. Вчера были сброшены с самолета листовки, в которых говорят о том, что произошло на Керченском полуострове. Вообще эти гады угощают нас такими листовками, что просто не знаешь, дураки это писали или сумасшедшие. И ненависть к врагам здесь, так близко от них, во много раз сильнее. Ну, ладно, обо мне хватит.

Что же вы-то мне ничего не пишете? Впрочем, ждать еще рано. Но смотрите! Если с первым самолетом ничего не будет, то я очень буду расстроена. Все-таки это нелегко — не видеть целый месяц ни одной родной мордочки.

Как здоровье мамочки? Как чувствует себя папуська? Что пишут родные? Если маме и папе некогда, так пусть хоть Ренок пишет почаще. Если бы у нас была бумага, то я писала бы ей отдельно, но вы сами видите, на чем я пишу.

Ну, родные мои, дорогие, целую вас бессчетно.

Ваша Ина.

 

ИЗ ДНЕВНИКА ИНЫ

23 июня 1942 г.

Давно не писала. Сколько же новостей! Не ошиблась я, что эта тетрадка многое увидит. Особенно запомнился мне день 19 июня. Ночью совсем близко к нашей деревне подошел большой карательный отряд. Всю ночь стреляли. Утром, когда мы проснулись, вокруг горели деревни. Скоро привезли раненого. Руки мои были в крови. Затем отвозила этого тяжело раненного к врачу, за шесть километров. Когда вернулась, нужно было итти расстреливать одного предателя-старосту.

Вечером, часов в одиннадцать, только приготовилась спать, привезли еще раненого. Опять перевязала, и снова надо было отвозить. А погода была жуткая: холодно, темно, дождь, ветер! Оделась потеплее, поехали. Больной мой моментально застыл. Пришлось отдать ему сначала плащ-палатку, а затем и куртку. Осталась я в одной кофточке, продрогла страшно. По дороге сначала сломалась телега — починила, потом заблудилась. В общем ехали туда часа четыре, там чуть обогрелась и — назад. Вернулась утром. Много дал мне этот день.

И вообще жизнь моя теперь так не похожа на то, что было месяц назад. Куда-то далеко-далеко ушли школа, товарищи, Кашин. Вчера Котляров позвал меня для разговоров и предложил мне стать разведчицей-агентурщицей. Это значит: работать одной, вдали от отряда, преодолевать большие трудности. И опаснее. Я согласилась. Начинаю готовиться. Сегодня я дежурю. Готовлю завтрак, обед. Теперь все это в порядке вещей.

Эх, увидеть бы хоть на минутку мамуську, папу, Рену!..

 

ИЗ ПИСЕМ ИНЫ РОДНЫМ

2 июля 1942 г.

Здравствуйте, родные мои!

Ну вот, наконец-то! Сегодня ушла в первое задание одна из нашей тройки девушек — Дуся. Завтра идем и мы с Зоей. В настоящее, большое, важное и трудное дело. Постараюсь выполнить его так, как нужно. Ой, если бы вы видели, какие у меня теперь документы! Паспорт так изуродован, что просто жуть. Мою легенду я изучила хорошо, все в порядке. Кажется, операция должна пройти с успехом. Как и должно быть, немножко волнуюсь. Ну, ничего.

Новостей у меня нет. Жду — не дождусь писем от вас. Скоро сюда должен снова приехать Хрусталев. Неужели он ничего мне не привезет? Нет, не верю! Вернусь с задания я недели через полторы-две и сразу же, при первой возможности, напишу вам, как все прошло. А вы вспоминайте меня почаще да пишите побольш