Карл Маркс и информационные машины

 

Переформулируем то, что Маркс называл «законом стоимости». Цена любой вещи в экономике отражает общий объем труда, необходимого для ее изготовления. Повышение производительности обеспечивается новыми процессами, машинами и реорганизациями – и каждый из этих факторов имеет свою стоимость, которая выражается в объеме труда, потребовавшегося для их осуществления. На практике капитализм избегает присущей инновациям тенденции к снижению содержания труда в экономике, а значит, и к снижению основного источника прибыли, создавая новые потребности, новые рынки и новые отрасли, в которых трудовые издержки высоки и увеличение зарплат стимулирует потребление.

Информационные технологии – это лишь последнее следствие процесса инноваций, который продолжается уже двести пятьдесят лет. Однако информация придает ему новую динамику. Ведь благодаря информационным технологиям становится возможным появление машин, которые ничего не стоят, служат вечно и не ломаются.

Если бы кто‑нибудь попытался продать хозяину фабрики в Бангладеш швейную машинку, которая служит вечно, тот, наверное, поперхнулся бы своим завтраком. Однако он с удовольствием покупает программное обеспечение. Программное обеспечение – это машина, которая, будучи создана, служит вечно. Конечно, оно может устареть при появлении новых программ, но мир полон старых программ, которые могли бы работать вечно при условии, что удалось бы найти техническое оборудование для их использования.

После покрытия расходов на разработку стоимость производства программного обеспечения сводится к стоимости носителя, на котором оно хранится, или канала, через который оно скачивается (жесткий диск или оптико‑волоконная сеть). Плюс модернизация и поддержка.

И эти издержки быстро сокращаются. Стоимость печатания миллиона транзисторов на кремниевой плате упала с 1 доллара до 6 центов за десять лет. Примерно за тот же период стоимость хранения гигабайта информации сократилась с 1 доллара до 3 центов, а стоимость 1 мегабита высокоскоростного соединения рухнула с 1 тысячи долларов в 2000 году до 23 долларов сегодня. Компания Deloitte, которая произвела эти расчеты, считает, что падение стоимости основных информационных технологий идет по экспоненте: «Нынешний темп технологического развития не имеет прецедентов в истории и не проявляет никаких признаков стабилизации, как это было с другими технологическими новшествами в истории, например с электричеством»[237].

Стало общим местом считать информацию «нематериальной». Норберт Винер, один из основателей теории информации, однажды воскликнул: «Информация – это информация, а не вещество и не энергия. Никакой материализм, который не признает этого, в наши дни не сможет выжить»[238].

Но это заблуждение. В 1961 году физик из IBM Рольф Ландауэр логически доказал, что информация носит физический характер[239]. Он писал: «Информация – это не бесплотная абстрактная сущность; она всегда связана со своим физическим отражением. Поэтому работа с информацией связана со всеми возможностями и ограничениями нашего реального физического мира, с его физическими законами и с его кладезью доступных элементов»[240].

Более того, он доказал, что обработка информации поглощает энергию и что возможно измерить количество энергии, используемой для удаления одного «бита» информации. В 2012 году группа ученых построила маленькую физическую модель, демонстрирующую «правило Ландауэра»[241].

Так что информация – это продукт, для производства которого требуется энергия и который существует как вещество. Биты реально существуют: они потребляют энергию, выделяют тепло и требуют места для хранения. Знаменитая платформа Google Cloud представляет собой парк кондиционируемых серверов, занимающий несколько акров.

Однако Винер правильно понял, что продукт вычислительных процессов качественно отличается от других физических продуктов.

Настоящее чудо информации не в том, что она нематериальна, а в том, что она искореняет потребность в труде в неограниченном масштабе. Она делает все то, что делает машина: заменяет дешевый труд квалифицированным, полностью устраняет труд при совершении отдельных операций и делает возможными новые операции, которые не могли осуществляться при помощи прежних форм труда. Потребительская ценность новой информации, создаваемой компьютером, многократно превышает стоимость составляющих ее частей.

Однако объемом труда, воплощенным в информационных продуктах, можно пренебречь. И как только знание становится поистине социальным, как предсказывал Маркс, выдвигая концепцию «всеобщего интеллекта», некоторая часть стоимости обеспечивается бесплатно следующим образом:

• информационные продукты естественным образом способствуют развитию общих научных знаний;

• их пользователи в режиме реального времени передают данные, которые позволяют их улучшить бесплатно;

• всякое улучшение знаний можно немедленно применить в любой машине, установленной где бы то ни было.

Например, интернет‑протокол, изобретенный в 1974 году и опубликованный бесплатно, является «стандартом», а не продуктом. Но это не то же самое, что и, допустим, стандарт безопасности, которого должна придерживаться швейная фабрика. Он больше похож на электросеть, из которой фабрика черпает энергию: он полезен с материальной точки зрения. И бесплатен.

Что происходит, когда вы внедряете эти бесплатные машины в трудовую теорию стоимости? Маркс, как выясняется, это уже продумал.

В «Очерке критики политической экономики» Маркс говорит: если для изготовления машины требуется 100 дней труда и она изнашивается за 100 дней, то производительность не повышается. Намного лучше иметь машину, которая стоит 100 дней труда и изнашивается через 1000 дней. Чем долговечнее машина, тем меньшая часть ее стоимости передается каждому продукту. Если довести это до логического конца, то, в идеале, вы захотите иметь такую машину, которая вообще не изнашивается или замена которой ничего не стоит. Маркс понимал, что с экономической точки зрения это одно и то же: «Если бы капитал мог получать инструмент производства бесплатно, то к чему бы это привело? Прибавочная стоимость [выросла бы] без малейших затрат для капитала». Он указывает два способа, при помощи которых даже в XIX веке капитализм уже получал такой бесплатный подарок: реорганизация трудового процесса и научные открытия. Далее Маркс пишет: «Если бы машины служили вечно, если бы они сами не состояли из недолговечных материалов, которые необходимо воспроизводить… то это полностью соответствовало бы этой концепции»[242].

Мы должны были бы замереть от восхищения, прочитав эту невероятную догадку, высказанную при свете газовой лампы в 1858 году: идеальная машина – это машина, изготовленная из материала, который не подвержен износу и ничего не стоит. Здесь Маркс говорит не о нематериальном, а о непреходящем материале, т. е. о чем‑то, что не разлагается.

Машины, в которых часть стоимости приходится на бесплатные социальные знания и науку, не чужды категориям трудовой теории. Они имеют ключевое значение для нее. Но Маркс думал, что если такие машины будут существовать в большом количестве, то они взорвут систему, основанную на трудовых ценностях, – «разнесут ее на части», как он пишет в «Отрывке о машинах».

Наглядный пример, который Маркс приводит в «Очерке», ясно показывает: машина, которая служит вечно или может быть произведена без применения труда, не может добавить рабочие часы к стоимости изготавливаемых ею товаров. Если машина служит вечно, она навсегда передает продукту почти нулевой объем трудовой стоимости, а значит, и стоимость этого продукта сокращается[243].

Конечно, в реальности физические машины еще не служат вечно, но в последние пятнадцать лет мы наблюдали, как создавались машины, чья полезность определяется информацией, при помощи которой они эксплуатируются, разрабатываются или производятся. И только трудовая теория может правильно оценить экономические последствия того, что произойдет, если мир физических предметов оживет благодаря информации.

 

Когда машины думают

 

В 1981 году я несколько месяцев проработал штамповщиком на небольшом машиностроительном заводе близ реки Мерси. Пресс работал за счет использования электричества и сжатого воздуха: когда поднимаешь рычаг, он опускает станок на металлический диск, придавая ему нужную форму. Моя работа заключалась в том, чтобы поместить диск на штамп, опустить рычаг и отдернуть пальцы до того, как пресс опустится. Это была неквалифицированная работа, операция повторялась десять раз в минуту, и всегда получалось много брака. В штамповочном прессе не было никакого информационного механизма обратной связи; не было никакой автоматики – только физическое движение молота.

Надо мной было два наладчика, работники средней квалификации, которые закрепляли станок и поправляли его каждые несколько часов. В следующей комнате сидели квалифицированные слесари по металлу, которые изготавливали инструменты. С нами они никогда не разговаривали. Тем не менее общим у всех нас было вот что: без ловких пальцев и острого глаза, замечающего брак, скрытую опасность и неправильные процессы, на фабрике ничего не могло работать.

Сегодня штамповка металла почти полностью автоматизирована. Операция сначала отрабатывается на компьютере с использованием тысяч параметров металла, моделируемых математически для того, чтобы понять, какое давление оказывается на металл. Затем трехмерный чертеж загружается непосредственно в компьютер, который управляет станком. Штамп и станок зачастую устроены намного более мудрено по сравнению с теми, на которых я работал в 1981 году, – и теперь их направляют лазерные лучи, обеспечивающие бóльшую точность. Если что‑то идет не так, компьютер, управляющий станком, знает об этом. Когда станок выдает бракованную деталь, робот забирает ее, анализирует и располагает ровно там, куда она должна отправиться дальше. А когда нужно поменять инструмент, это делает рука робота.

Такие машины за час могут сделать столько, сколько мы делали за день, без дефектов и без отпечатков пальцев на рабочем месте – потому что рабочих нет. Это стало возможным благодаря разнообразному применению информационных технологий – компьютерному анализу и трехмерной проектировке на стадии подготовки, обратной передаче данных в режиме реального времени и аналитике в процессе производства и, наконец, сохранению данных для последующего совершенствования процесса. Теперь исследователи изучают, как автоматизировать производство самих инструментов и даже проектирование при помощи компьютерных моделей.

В общем, машина живет за счет информации, равно как и продукт: автоматизированные фабрики требуют, чтобы даже мелкие детали индивидуализировались посредством штрихкодов и номеров. Пресс может добавить и их.

Мы пережили революцию в одной из основных операций промышленного капитализма – ковке металла. Однако никто не удосужился облечь это в теорию, потому что научная литература об автоматизированной штамповке металла относится к кафедре инженерного дела, а не экономики[244].

А все потому, что, как мы уже видели, никто не знает, как измерить стоимость информации в экономических категориях. Можно увидеть последствия покупки автоматизированного пресса в графе прибыли компании; можно оценить трехмерные чертежи и классифицировать компьютерные программы как активы, однако, как показало исследование SAS Institute, в целом нам приходится гадать.

Трудовая теория дает нам лучшие инструменты для понимания, чем гадание. Благодаря ей мы можем рассматривать программное обеспечение как машину, а информацию (трехмерное проектирование, программы, контрольные отчеты) – как завершенную работу, точно так же, как мы рассматриваем инструменты и металлический штамп. И это позволяет нам проследить процесс, посредством которого эффект «нулевой предельной стоимости» чистых информационных товаров распространяется на мир физических продуктов и производящих их машин.

В моем прессовом цеху в начале 1980‑х годов работало около двадцати пяти человек. Сегодня для выполнения операций подобного масштаба вам понадобится менее пяти рабочих. Ключевая разница заключается в программном обеспечении, лазерных сенсорах и роботах.

Стоимость этого промышленного программного обеспечения полностью зависит от патентного права, которое не допускает его бесплатного использования и копирования. Хотя его труднее скопировать, чем, допустим, DVD‑диск или художественный фильм, принцип остается тем же: стоимость воспроизведения промышленного программного обеспечения равна нулю, а добавленная стоимость содержится в работе по его установке на отдельные станки и по подчинению ему производственных процессов.

Хотя запахи и звуки в токарной мастерской такие же, как и тридцать лет назад, она отличается от той, в которой работал я, так же, как трек в iTunes отличается от записи на виниле.