Прерванная волна на графиках

 

Когда перемены масштабны и очевидны, но протекают в течение десятилетий, полную картину иногда проще представить при помощи диаграмм. Нижеследующие графики очень четко показывают, что укладывается, а что нет в классическую модель, предложенную Кондратьевым. Они также дают нам ключ к пониманию причин этого.

 

Рис. 1. Рост мирового ВВП

 

Рис. 1 показывает четвертую длинную волну как единое целое. В ней прослеживается явный переход от одной фазы к другой в начале 1970‑х. Если использовать предложенное МВФ определение мировой рецессии – т. е. падение темпов роста ниже 3 %, – то в первые двадцать пять лет волны рецессий не было, зато после 1973 года их случилось шесть, причем последняя хуже некуда[139].

 

Рис. 2. Средние процентные ставки в США [140]

 

Кондратьев измерял свои волны, используя процентные ставки (рис. 2), а для периода после 1945 года нет более точного показателя, чем средние процентные ставки, под которые банки кредитуют компании и отдельных лиц в США. Процентные ставки постепенно росли во время длинного бума, взмыли вверх в начале 1980‑х, когда с их помощью уничтожали старые промышленные компании, и затем стали плавно снижаться, выровнявшись к концу графика вследствие количественного смягчения. Коллеги Кондратьева, которые разглядели именно эту модель во всех предыдущих циклах, сказали бы: «Товарищ, это длинная волна».

Однако Кондратьев отслеживал также цены основных сырьевых товаров, таких как уголь и железо. Рис. 3 отражает изменение цены на их современный эквивалент – никель, ключевой компонент для выплавки нержавеющей стали, – на протяжении 57 лет. Я думаю, что он выбил бы Кондратьева из колеи. Это лишь один товар, но, за некоторыми исключениями, он точно отражает, что происходило с ценами на сырье после 1945 года: в правой части графика снова взлет, обусловленный быстрым развитием промышленности и массовым потреблением на глобальном юге, прежде всего в Китае.

 

Рис. 3. Цены на сырьевые товары: никель

 

Отчет, подготовленный Геологической службой США в 2007 году, показывает, что после 1989 года все цены на промышленные товары росли вследствие вовлечения Китая в мировой рынок[141]. Потребление никеля в Китае выросло с 30 тысяч тонн в 1991 году до 60 тысяч тонн в 2001‑м и 780 тысяч тонн в 2012‑м. В то же время потребление никеля и прочих металлов другими крупнейшими производителями росло довольно медленно: например, в Германии оно увеличилось с 80 до 110 тысяч тонн за тот же период[142].

 

Рис. 4. Государственный долг 20 передовых экономик в отношении к ВВП (средневзвешенные значения) [143]  

 

Кондратьев не измерял правительственный долг, но в современном государстве это хороший показатель общего состояния экономики. На рис. 4 показан долг государств в соотношении с их годовым ВВП. Финансовое подавление в сочетании с инфляцией уничтожило их военные долги за двадцать пять лет устойчивого роста. Затем, в условиях кризиса, начавшегося в 1973 году, развитый мир был вынужден безостановочно наращивать долги. Этот долг подбирается к 100 % ВВП, несмотря на три десятилетия сокращения социальных расходов и доходов от приватизации.

 

Рис. 5. Деньги в обращении

 

Рис. 5 является приложением к истории о фиатных деньгах, т. е. деньгах, не обеспеченных золотом. График начинается с того момента, когда Никсон отменил Бреттон‑Вудскую систему в 1971 году, и показывает объем денег, находившихся в обращении в девяноста странах в различных формах – от наличности, которая мало меняется, до кредитов и финансовых инструментов, которые постоянно росли в неолиберальную эпоху и буквально взмыли вверх после 2000 года[144].

Никсон разорвал связь денег и кредитов с реальностью и, хотя на создание финансовой системы, которая могла в полной мере извлечь выгоду из этой свободы, ушли десятилетия, с конца 1990‑х годов она стала расти по экспоненте.

 

Рис. 6. Неравенство в США

 

Темная линия на рис. 6 показывает реальные доходы 99 % на протяжении четвертой длинной волны. Они почти удвоились во время Второй мировой войны, когда люди покидали фермы и отправлялись на фабрики, и снова удвоились между окончанием войны и нефтяным шоком. Затем они росли очень медленно в течение всего периода после 1989 года. Эволюция доходов «одного процента» была ровно противоположной: нисходящая фаза стала для него чрезвычайно прибыльной. Его реальные доходы в течение бума и кризисных лет не менялись, зато взлетели вверх, когда в конце 1980‑х получила развитие экономика свободного рынка. Нет лучшего примера того, кто победил, а кто проиграл[145] в развитых странах после того, как началась нисходящая фаза.

 

Рис. 7. Финансиализация [146]

 

Рис. 7 отражает доходы финансового сектора в США в соотношении к общему объему доходов бизнеса. В течение долгого бума доходы финансового сектора в США были невелики. Перемены стали набирать обороты в середине 1980‑х годов, а в годы, предшествующие краху Lehman Brothers, на банки, хедж‑фонды и страховые компании приходилось более 40 % прибыли корпораций. Это очевидное подтверждение идеи о том, что доходы, которые прибрал к рукам финансиализированный капитализм, были созданы в большей степени за счет заимствований и потребления и в меньшей степени – за счет создания рабочих мест для нас. Накануне кризиса на финансовые доходы приходилось 4 из каждых 10 долларов корпоративной прибыли.

 

Рис. 8. Глобальные инвестиционные потоки

 

Рис. 8 создает яркий образ реальности глобализации. Верхняя линия – это общий объем прямых иностранных инвестиций (ПИИ) в мире с 1970 по 2012 год (млн долларов США в текущих ценах и по текущему обменному курсу). Средняя линия отражает объем притока инвестиций в развивающие страны; нижняя линия – в бывшие коммунистические страны. Разрыв между верхней и средней линиями представляет собой объем иностранных инвестиций в развитых странах[147].

Глобализация начинается тогда, когда происходит отказ от кейнсианской парадигмы. Вырастают зарубежные инвестиции между развитыми странами при сохранении стабильного притока инвестиций в то, что мы называем «третьим миром». Приток капитала в Россию и ее сателлиты значителен, если учитывать масштаб их экономик, но не столь значителен в рамках более широкой картины.

ВВП на душу населения – это способ отразить человеческий прогресс: сколько роста распределяется среди какого количества людей? Верхняя линия на рис. 9 показывает, что мировой ВВП на душу населения вырос на 162 % с 1989 по 2012 год. Бывшие коммунистические страны достигли почти таких же показателей – хотя и после двадцати лет катастрофического упадка и последующего роста, подстегнутого введением евро в случае бывших советских сателлитов и нефтяными доходами в случае самой России. Однако больше всего поражает траектория средней линии, показывающей развивающийся мир. Здесь ВВП на душу населения после 1989 года вырос на 404 %.

 

Рис. 9. ВВП на душу населения (тыс. долл. США) [148]  

 

Под влиянием этого факта британский экономист Дуглас Макуильямс в своих лекциях, прочитанных в Грешемовском колледже, охарактеризовал последние двадцать пять лет как «величайшее экономическое явление в человеческой истории». Мировой ВВП вырос на 33 % за сто лет, последовавшие за открытием Америки, а ВВП на душу населения – на 5 %. За пятьдесят лет после 1820 года, в то время как в Европе и обеих Америках осуществлялся промышленный переворот, мировой ВВП вырос на 60 %, а ВВП на душу населения – на 30 %. Однако с 1989 по 2012 год мировой ВВП увеличился с 20 до 71 триллиона долларов – на 272 %, – а ВВП на душу населения, как мы видели, на 162 %. По обоим этим показателям период после 1989 года превзошел долгий послевоенный бум[149].

 

Рис. 10. Выигравшие от глобализации

 

Во время послевоенного бума капитализм подавлял развитие глобального Юга. Методы, которыми он этого добивался, очевидны и хорошо задокументированы[150]. Неравноправные торговые отношения заставляли многие страны Латинской Америки, всю Африку и бóльшую часть Азии придерживаться таких моделей развития, которые обеспечивали сверхприбыли западным компаниям и сеяли бедность в самих этих странах. В странах, отказывавшихся от подобных моделей, вроде Чили или Гвианы, правительства свергались при помощи государственных переворотов, которые устраивало ЦРУ, или путем вторжения, как на Гренаде. Экономики многих из них рушились под бременем долга и вследствие применения «программ структурной перестройки», которые МВФ диктовал им в обмен на списание долгов. Поскольку промышленность в них была развита слабо, их модели роста полагались на экспорт сырьевых товаров, а доходы бедных не росли.

Глобализация изменила все это. С 1988 по 2008 год, как показывает рис. 10, реальные доходы двух третей населения мира значительно выросли. Это отражает скачок в левой части графика.

Теперь перейдем к правой части графика: доходы верхнего процента также выросли на 60 %. Однако для всех тех, кто находится между сверхбогатым и развивающимся мирами, т. е. для рабочих и низших слоев среднего класса на Западе, этот U‑образный провал означает очень маленькое увеличение дохода или вовсе отсутствие такового. Этот провал рассказывает историю большинства населения в Америке, Японии и Европе – они почти ничего не получили от капитализма в последние двадцать лет. Более того, некоторые из них потеряли. Этот провал ниже нуля, вероятно, включает чернокожее население Америки, белых бедняков Великобритании и большинство трудящихся Южной Европы.

По словам экономиста Бранко Милановича, рассчитавшего эти цифры для Всемирного банка, это, «возможно, самая значительная рокировка экономического положения людей со времен промышленного переворота»[151].

Гарвардский экономист Ричард Фримен подсчитал, что с 1980 по 2000 год мировая рабочая сила в абсолютных цифрах выросла вдвое, что сократило наполовину соотношение капитала к труду[152]. Рост населения и иностранные инвестиции увеличили рабочую силу развивающегося мира, а урбанизация создала 250‑миллионный рабочий класс в Китае, в то время как мировому рынку вдруг стала доступна рабочая сила бывших стран СЭВ.

Следующие два графика показывают ограничения того, чего можно достичь за счет использования труда большого количества низкооплачиваемых рабочих из бедных стран.

На рис. 11 видно, что происходило с доходами рабочих в развивающемся мире с тех пор, как началась глобализация.

 

Рис. 11. Удвоение мировой рабочей силы

 

В глаза бросается то, что группа, зарабатывающая от 4 до 13 долларов в день, росла быстрее всего: с 600 миллионов до 1,4 миллиарда человек[153]. (Несмотря на то что демографы называют их «развивающимся средним классом», уровень ежедневного дохода в 13 долларов примерно соответствует черте бедности в США.) Эти люди в массе своей рабочие. Они имеют доступ к банковским и страховым услугам, как правило, располагают собственным телевизором и обычно живут по одиночке или в небольших семейных группах, а не в семьях из трущоб, в которых сосуществуют несколько поколений. Три четверти из них работает в сфере услуг. Ее рост в развивающемся мире отражает как естественную эволюцию смешения труда в современном капитализме, так и второй этап перенесения производства за рубеж, выражающийся в открытии колл‑центров, отделов информационных технологий и бэк‑офисов. Коротко говоря, график показывает пределы того, чего можно добиться за счет перенесения деятельности за рубеж. Этот выступающий клин рабочих, получающих 13 долларов в день, упирается в уровень дохода беднейших американских трудящихся.

 

Это означает, что дни легких побед для компаний, выводящих свое производство за рубеж, подходят к концу. В последние двадцать пять лет значительная часть промышленности на глобальном Юге использовала не интенсивные, а экстенсивные методы расширения производства. Иначе говоря, если вы хотите выпускать в два раза больше кроссовок, вы скорее построите дополнительную фабрику, чем будете развивать более эффективные методы производства. Однако этот вариант становится недоступным тогда, когда вы должны платить вашим наиболее квалифицированным работникам столько же, сколько бедняку в Америке. Действительно, влияние роста зарплат в развивающемся мире становится очевидным, когда мы смотрим на второй график.

Этот строгий подсчет показывает, что изначальный толчок к увеличению производства посредством перенесения за рубеж сотен миллионов рабочих мест больше не действует.

 

Рис. 12. Сравнительная производительность труда в мире

 

Посмотрите на все три линии на рис. 12. Верхняя, отражающая развитый мир, стремится к нулю. Трудящиеся здесь практически не вносят никакого вклада в общемировую производительность. Нижняя линия, показывающая развивающийся мир, свидетельствует о масштабном вкладе в первые годы глобализации, но затем сводится практически к нулю в последние несколько лет. Из этого вытекает, что глобализация рабочей силы перестала увеличивать производительность и что замедление роста в развивающихся странах, от Китая до Бразилии, вот‑вот превратится в стратегическую проблему. Эти графики демонстрируют, что нормальная волновая модель была прервана.

 

Как прервалась модель?

 

Когда в 1960‑е годы восходящая фаза выдыхается, это происходит по причине, которая не удивила бы Кондратьева – себя исчерпал режим, который обеспечивал высокую производительность наряду с ростом зарплат. Это привело к знаменитым кризисам «стой‑иди» 1960‑х годов, когда глобальная система заставляла правительства сдерживать рост, а затем и к слому мирового экономического порядка, высокой инфляции и столь отвратительной войне во Вьетнаме, что американская психика до сих пор не восстановилась от потрясения, вызванного поражением в ней.

Здесь есть критическое различие: во всех трех предыдущих циклах рабочие сопротивлялись дешевому и подлому выходу из кризиса: сокращению зарплат, вытеснению квалифицированного труда и урезанию социальных выплат. В ходе четвертой волны по причинам, которые мы исследуем в седьмой главе, их сопротивление не увенчалось успехом. Именно благодаря этому провалу удалось переломить баланс во всей мировой экономике в пользу капитала.

На протяжении примерно двадцати лет этот баланс работал, причем настолько хорошо, что многие разумные люди стали верить в то, что началась новая эпоха. То, что, согласно теории Кондратьева, должно было привести к спаду и депрессии, привело к двум пьянящим десятилетиям, в ходе которых рост прибылей сопровождался социальным упадком, военными конфликтами, возвращением крайней нищеты и преступности в западные общества – и потрясающим обогащением «одного процента».

Однако это не социальный порядок, а социальный беспорядок. Это то, что получается, когда переход от производства к финансам (которого ожидал бы Кондратьев) сочетается с разгромом и атомизацией рабочей силы и быстрым обогащением элиты, живущей за счет финансовых доходов.

Мы перечислили факторы, которые сделали возможным появление неолиберализма: фиатные деньги, финансиализация, удвоение рабочей силы, глобальные дисбалансы, в том числе дефляционные последствия использования дешевой рабочей силы и удешевление всего остального в результате распространения информационных технологий. Каждый из них казался своего рода карточкой «Бесплатно выйти из тюрьмы», которая позволяла отменить обычную карму экономической науки. Но, как мы видели – и как большинство из нас могли убедиться на собственном опыте, – за это пришлось заплатить высокую цену.

Что родится из этой рухнувшей мечты? Из подручных материалов нужно будет строить новую техническую и экономическую систему. Мы знаем, что в нее войдут сети, наукоемный труд, прикладные науки и большие капиталовложения в зеленые технологии.

Вопрос в следующем: может ли это сделать капитализм?

 

 

Часть II

 

Сегодня мы вовлечены в огромную систему, которая увеличивает, расширяет, усиливает и растягивает отношения и связи между всеми существами и всеми предметами.

Кевин Келли, 1997 [154]