Применение абверкоммандо в Люксембурге

10 мая 1940‑го. Яркое, безоблачное небо. Стремительным броском, нигде не останавливаясь, мой отряд входит в центр города Люксембурга. На подходящей площади делаем привал. Командирам подразделений я отдаю устное распоряжение:

– Господа! У вас уже имеются письменные инструкции с задачами по городу Люксембургу. Сегодня в первую очередь необходимо провести мероприятия, которые могли бы обезопасить наши проходящие части от предательских вылазок: розыск установленных нами вражеских агентов, до сих пор действовавших против нашей страны из Люксембурга.

При проведении операции учтите, что мы пока единственные немецкие солдаты в городе. Части, вместе с которыми мы вошли, в западном и юго‑западном направлении будут продвигаться вперед, пока не войдут в контакт с противником.

Еще одно принципиальное замечание: во всех ситуациях я прошу сохранять корректность. При арестах незамедлительно подключается комиссар тайной военной полиции, доктор Моммзен, который будет постоянно находиться при штабе отряда.

Штаб отряда с двумя отделениями пока что оставался на месте, другие группы отправились работать, как если бы они были на германской территории при проведении учения. Все проходило спокойно и без суеты.

В сопровождении Дауса, Петера Бреннера и нескольких солдат я поехал в городскую тюрьму, чтобы освободить находившихся там под арестом наших нелегалов, схваченных и осужденных в Люксембурге в прошлые годы за разведывательную деятельность в пользу Германии. Начальник тюрьмы заявил протест, разумеется, я не мог его удовлетворить.

Радость освобожденных нелегальных агентов (шестерых мужчин и одной женщины, работавших на абвер) не поддается описанию. Только двое из них прежде были моими нелегалами, остальные работали на службы абвера в Кёльне и Мюнстере. Они оказались полезным подкреплением для моего отряда, поскольку хорошо знали страну и людей и помимо немецкого говорили на французском.

К двум освобожденным агентам после их ареста на допросах люксембургские полицейские применяли жестокие методы, а во время заключения издевались тюремщики. По этому поводу составили протокол. Но впоследствии дело против люксембургских чиновников никогда не возбуждалось, во всяком случае нашими освобожденными нелегалами. Фактически по результатам расследований речь шла о несущественных издевках.

Этот день 10 мая 1940 года передо мной, как командиром отряда в Люксембурге, поставил еще много других вопросов и потребовал быстрого принятия решений. Важное донесение прислал капитан запаса Бруннер, возглавлявший одну из 11 групп, а по гражданской профессии – адвокат. Он установил, что участок железной дороги Трир – Люксембург на люксембургской территории в целом ряде мест подготовлен к взрыву.

Бруннер основательно подошел к ситуации и в одной из люксембургских служб отыскал не только ключ к минным камерам, но и служебную переписку соответствующих ведомств о задачах и целях минирования. Из документов следовало, что люксембургские власти в этом деле действовали в тесном сотрудничестве с французскими службами.

Уже через полчаса я был в Мерше, расположенном в 17 километрах севернее столицы Люксембурга, у офицера транспортной службы 16‑й армии и передавал ему добытые документы и ключ к минным камерам, указав как на необходимость принять срочные военные превентивные меры и меры по разминированию, а также на политическое значение переписки.

Два дня спустя с коротким визитом в Люксембурге появился адмирал Канарис в сопровождении полковников генштаба Пикенброка и фон Бентивеньи. Он был в хорошем расположении духа.

– Читал твои донесения, – сказал он. – Но ты допустил одну ошибку, сынок. Ящик с ключом к минным камерам и документацию о люксембургско‑французском сотрудничестве тебе следовало привезти мне. А уж я бы сумел воспользоваться ими у Гитлера на пользу абвера и для признания твоих заслуг. А так, кто знает, доберутся ли когда‑нибудь документы до Гитлера по каналам 16‑й армии и группы армий «А».

– Я посчитал, что в первую очередь необходимо обеспечить безопасность участка дороги Трир – Люксембург, господин адмирал. Потому и передал ключ с документами в 16‑ю армию.

– Ну ладно, продолжай в том же духе. И мои приветы нелегалам, которых ты успел освободить! До свидания!

Канарис, будучи в добродушном настроении, имел привычку обращаться на «ты» к офицерам абвера, которых хорошо знал по работе.

Но трое людей из французской конкурирующей фирмы, как узнал Петер Бреннер, ныне унтер‑офицер при моем штабе, все же бежали из Люксембурга. Во всяком случае, группы, ворвавшись в квартиры трех французских коллег, уже никого не застали. При этом был захвачен один радиопередатчик. В целом с ними поддерживали отношения 22 человека. Четверо из них нам показались подозрительными. Речь шла о полицейских. Двое из них – те самые сотрудники уголовной полиции, что принимали участие в допросах освобожденных нами доверенных лиц. По свидетельству наших людей, они были особенно жесткими и антигермански настроенными. Но этого слишком мало, чтобы возбудить против них расследование и допросить их.

Их следовало взять под неусыпное наблюдение. Возможно, они захотят и теперь передавать врагу донесения о наших частях на этой территории. С уверенностью можно было предположить, что канал связи во Францию через линию фронта у них отсутствовал. Не имелось и почтовых голубей, как уже установили. Таким образом, у них оставались лишь две возможности: рация или канал через нейтральные страны. Итак, мы должны позаботиться о том, чтобы пеленгаторы нашей службы радиоперехвата основательно прочесали люксембургскую территорию. А во‑вторых, уполномоченная военная цензура будет внимательно просматривать письма, отправляемые из Люксембурга в Швейцарию и Швецию. Другие обходные каналы для письменных донесений вряд ли стоило принимать во внимание. Третья мера заключалась в негласном наблюдении секретных агентов за подозреваемыми.

Тем самым в первый день наступления нашим отрядом было сделано все, что представлялось необходимым.