Внедрение в службы противника как высшая цель: дело Флобера

 

С помощью агентурной сети против французской разведки в Люксембурге и Бельгии удалось запустить множество контригр в течение всего нескольких месяцев. Отныне большинство агентов‑осведомителей получило задание отыскивать в первую очередь таких сотрудников французских секретных служб, которых, предположительно, можно было подкупить. Требовалась вербовка нескольких руководящих сотрудников французской разведки, если абвер хотел иметь достаточное представление об организации, оснащении, методах работы и постановках задач этого противника.

Удалось и это, а именно: в самом первом деле уже в начале 1937 года. Когда я однажды встречался с моим люксембургским куратором агентуры осведомителей Петером Бреннером, он сказал:

– Господин доктор, у меня есть для вас одна интересная ориентировка. Недавно от одного моего друга я узнал, что комиссар Сюрте Рене Флобер из Лонгви часто ездит в Люксембург и там крепко поддает. От другого друга, он живет в Эше и хорошо знает Лонгви – у него там свое дело, – я знаю, что Флобер сильно задолжал. Он пьет и тратит много денег на женщин.

(Агенты‑осведомители перед войной в целях маскировки обращались к офицерам абвера в гражданском «господин доктор».)

Сначала я думал подослать Флоберу женщину (что сделать было несложно), которую мы могли бы посвятить во все и использовать против комиссара. Но в конце концов мне, памятуя об отношении к этому Канариса, идея показалась столь неприемлемой, что я стал искать другой путь.

Как это часто и бывает, и в данном случае помогла самая простая идея. Я навел справки, в какой компании Флобер совершает свои хмельные турпоездки. Одним из его собутыльников был некий люксембургский коммерсант по имени Шнейдер, также любитель выпить, уже довольно сильно подорвавший свое дело. Я обсудил с Бреннером, который лично знал Шнейдера, положение вещей и спросил его:

– А где и при каких обстоятельствах можно выйти на Шнейдера? Вербовка Флобера могла бы дать весьма ценные сведения, поэтому я сам хотел бы заняться этим делом и попробовать вербовку. Вы же, Петер, при этом не должны ни коем образом светиться. Если я вступлю в переговоры со Шнейдером, а позднее и с Флобером, оба они не должны даже подозревать, что вы имеете к этому отношение. Люксембургский регион для проведения вербовки вызывает у меня сомнения. Итак, через одного из своих людей вам следует попытаться выяснить, не наезжает ли Шнейдер время от времени в Германию и с кем он ездит или встречается там.

– Хорошо, господин доктор, – сказал Бреннер, – думаю, вскоре мне будет известно гораздо больше. Иногда Шнейдер по делам ездит в Кёльн. Вот тут мы и попробуем.

Уже через восемь дней Петер Бреннер разыскал в Кёльне коммерсанта, с которым Шнейдер обычно встречался. Мне оставалось только позвонить коммерсанту в Кёльн, чтобы узнать, когда он ждет Шнейдера. В телефонном разговоре, который, естественно, велся под вымышленным именем, как бы случайно всплыл объяснимый коммерческими интересами вопрос о Шнейдере.

Теперь я знал, к какой отрасли принадлежала кёльнская фирма и какие дела она вела с коммерсантом. Через одного из своих доверенных лиц я распорядился найти какую‑нибудь из фирм, которая интересуется подобной коммерцией. После непродолжительных поисков такая фирма была обнаружена в Кобленце. Повезло, что уполномоченный агент‑осведомитель так быстро нашел профилирующее немецкое предприятие, занимавшееся импортом сельхозпродукции из Люксембурга; ибо подобная торговля велась лишь в сравнительно небольших объемах. Вообще торговый оборот между Германией и Люксембургом в те времена был незначительным. В больших объемах из Люксембурга в Германию ввозилась исключительно железная руда.

В сопровождении Дауса я встретился со Шнейдером в одном винном погребке в Кёльне. Мы отрекомендовались торговыми представителями, желающими от имени одной немецкой фирмы, с которой он мог бы вести те же самые дела, что и со своим кёльнским деловым партнером, установить со Шнейдером контакт. Теплая атмосфера переговоров подогревалась изысканными винами. Шнейдер очень быстро заинтересовался как сделкой, так и вином и предложил Даусу и мне обычные комиссионные в случае, если сделка состоится. Но я, совершенно сразив его, заявил, что мы отказались бы от комиссионных, если бы он познакомил нас с комиссаром Сюрте Флобером. Шнейдер быстро просчитал ситуацию и в задумчивости замолчал. Через некоторое время он пожелал знать, было ли сделанное ему коммерческое предложение серьезным. Я подтвердил и дал ему понять, что на обещанной сделке не только он, но и вместе с ним Флобер мог бы недурно заработать. Чтобы развеять возможные сомнения Шнейдера относительно того, с кем он имеет дело, я предъявил ему свое служебное удостоверение, но так, чтобы он не смог прочесть, на чье имя оно выдано.

Перспектива заработать вдвойне против обычного быстро развеяла сомнения Шнейдера. Он, не смущаясь, выдал всю информацию о характере и недостатках Флобера, сказав, что тот из‑за долгов в сильно стесненном положении. Кредиторы преследуют его. Если бы ему дать достаточный задаток и пообещать за поставку полезных сведений платить столько, чтобы он смог покрыть все свои долги, от него можно получить много ценного материала. Также Шнейдер (ловкий, хитрый парень) изъявил готовность при первой же возможности переговорить об этом с Флобером.

Не стоило сомневаться, что он сдержит обещание в смысле наших договоренностей. Поэтому я передал Шнейдеру тысячу рейхсмарок, которые тот должен был вручить Флоберу в качестве задатка. Кроме того, сам он получил пятьсот марок как компенсацию за поездку. Но попытку вербовки Шнейдер должен был провести не на французской территории, а лишь при подходящих обстоятельствах в Люксембурге. Он уехал, пообещав сделать все, чтобы склонить Флобера.

Уже примерно через две недели Шнейдер дал знать, что в ближайшие дни прибудет в Германию для обсуждения одного важного дела. Это сообщение пришло по конспиративному адресу, предназначенному исключительно Шнейдеру.

Все превзошло мои ожидания. Флобер без колебаний пошел на предложение и со вздохом облегчения принял тысячу марок, обмененную на французскую валюту, заявив, что для него это просто спасение. Кредиторы его так осаждали, что возникла опасность лишиться службы. Также Флобер передал Шнейдеру конвертик с просьбой, как можно скорее передать его немецкому заинтересованному лицу и подвигнуть того в ближайшее время выплатить еще несколько тысяч марок, чтобы он смог удовлетворить наиболее назойливых кредиторов. В хорошо прошитом пакетике находилось 25 фотокопий секретных документов французской Сюрте насьональ. В них говорилось о предписаниях вышестоящих инстанций учреждению Флобера, далее о двух делах, находящихся в производстве, в соответствии с которыми во Франции множество лиц находились в разработке по подозрению в шпионаже против Франции в пользу Германии.

Без всякого сомнения, это был подлинный секретный материал, который для службы абвера, по‑видимому, был бы очень полезен. Теперь вопрос заключался только в том, передал ли его Флобер без ведома своего вышестоящего начальства, то есть стал ли он уже предателем своей страны или же доложил о попытке вербовки Шнейдера и получил задание якобы пойти на предложение и дать материал. В таком случае французская разведка, вероятно, исходила из того, чтобы заманить немецкого заказчика на встречу с Флобером в Люксембург и там провалить его. Люксембургское правительство приняло закон, позволяющий арестовывать и осуждать любого представителя иностранной разведки, действующего на территории Люксембурга, даже если он ничего не предпринимал против самого государства.

Подобную возможность при развитии контакта следовало учитывать. Если я уже охотно контактировал с Флобером, чтобы выведать у него подробности о методах и целях работы французской секретной службы против Германии, то в Люксембург я мог выехать лишь будучи совершенно уверенным, что исключена провокация французской контрразведки. С другой стороны, я не мог позволить Флоберу приехать в Германию. Опасность, что при пересечении немецкой границы его выследят агенты французской секретной службы, была слишком велика.

Я передал Шнейдеру для Флобера в качестве платы еще тысячу марок и сказал ему, что материал пока будет проверяться. Возможно, после окончательной проверки можно будет выплатить более солидную сумму. Впрочем, германские заказчики придают большое значение дальнейшим поставкам секретной документации, им точно известно, что Флобер имеет доступ к более важным документам.

Когда я с моим помощником Даусом, участвовавшим в переговорах, возвращался в Трир, он сказал:

– Мои поздравления, господин Райле! Товарищи в Берлине просто ахнут, получив этот подлинный материал. Я даже не мог и предположить, что наша служба имеет так много подобных источников. Впрочем, я удивлен, как Шнейдер соглашался со всем, что бы вы ему ни говорили. Он даже удовлетворился вознаграждением Флоберу всего в тысячу марок.

– Благодарю, дружище Даус! Я тоже считаю, что, обработав полученный от Флобера материал, мы получим ценные сведения по разведывательной работе Франции против Германии. Ведь наша служба только складывается и у нее пока еще не столь много каналов получения подлинных документов из органов французской разведки. Теперь мы явно создали так называемый канал E, с помощью которого глубоко заглянем в организацию и деятельность французской разведки, если сумеем им воспользоваться. Само собой разумеется, поставленная Флобером документация стоит гораздо больше тысячи марок. Просто подсчитать, сколько денег нам пришлось бы потратить на наших разыскников, которые хотя и незаменимы и даже при наличии разных каналов поступления документов остаются весьма ценными, однако весь этот секретный материал тоже не появляется из воздуха. Кроме того, было бы неверным передавать ему более тысячи марок. Флобер ни в коем случае не должен иметь на руках крупные суммы. При его пристрастии к алкоголю и женщинам следует опасаться, что он в результате своего пьянства, оргий и швыряния деньгами привлечет к себе внимание, окажется под наблюдением и будет арестован. Тогда мы лишимся ценного источника. Поэтому его следует держать на коротком поводке. Понятно, Даус?

– Ясно, господин Райле, но как‑то не до конца. Уж больно сурово.

– В подобных делах, к сожалению, мы не можем поступать по своему вкусу, Даус. Наоборот, мы обязаны холодно и объективно взвешивать, как можно добиться наибольшей выгоды для нашей страны. Впрочем, я решил выдавать не более тысячи марок еще и по тем соображениям, что Флобер пока довольно долго не будет поставлять самый важный секретный материал, который ему доступен. Он дал лишь кое‑что на пробу, чтобы посмотреть, сколько денег Шнейдер ему за это привезет. Но и одна тысяча марок для человека столь стесненного, как Флобер, это все же немаленькие деньги. Не забывайте, Даус, ваш месячный оклад не превышает пятисот марок! Но если Флобер даже ожидал и большего и был разочарован, он все равно станет поставлять информацию, потому что деньги ему нужны позарез.

– Ваш холодный расчет теперь вполне понятен, господин Райле. Но у меня еще вопрос относительно позиции Шнейдера. Отчего он беспрекословно соглашался на все ваши условия и задания и даже не пытался серьезно протестовать, когда вы высказали предположение, что его друг Флобер может играть двойную игру?

– Я представляю себе дело так: Флобер и Шнейдер – два бедных, достойных сожаления мошенника. Ради того, чтобы заполучить денежки, они пойдут на любое опасное дело, на предательство. Но такие люди и всех остальных считают проходимцами. Сверх того, Шнейдеру из моих высказываний стало ясно, что его будущее зависит от нас в гораздо большей степени, чем он полагал вначале. Ведь от тех методов, какими мы продолжаем развивать контакт, многое зависит и для него, причем не только деньги, но в случае чего и его свобода. Если мы допустим ошибку, возможно, за это поплатится и он. Поэтому мой намек на то, что Флобер мог вступить в сговор со своим вышестоящим начальством, заставил Шнейдера задуматься. Вероятно, на него также произвело сильное впечатление, что мы столь усиленно печемся о его безопасности. Понимание этих обстоятельств его привязывает к нам так же сильно, как и перспективы без особых усилий хорошо зарабатывать.

Эта оценка вскоре подтвердилась. Уже через две недели Шнейдер появился с новой порцией секретных документов, и хотя в дальнейшем за поставки я выплачивал сравнительно небольшие суммы, тем не менее тот регулярно каждые три‑четыре недели привозил новые фотокопии документов с места службы Флобера. Этот секретный материал Сюрте насьональ был для германского абвера крайне важен. Одного немецкого нелегала, ведшего во Франции разведку, удалось своевременно отозвать из Франции и спасти от ареста, когда из документов Флобера стало ясно, что французские секретные службы обратили на него пристальное внимание.

Теперь я убедился, что Флобер действует без ведома своего начальства и пошел на широкомасштабную государственную измену. Подобного рода важная документация могла сделать невозможной применение французской контрразведки в качестве материала для контригры против германского абвера. Компетентные офицеры берлинского Центра были того же мнения. Тем не менее еще раз возникло серьезное подозрение, не стоит ли все же за материалами Флобера французская контрразведка.

Однажды Шнейдер перевез фотокопии документов, которые содержали полное изложение структуры и задач «Surveillance du territoire»[46] помимо данных о руководителях этой секретной службы. Речь шла о новой отрасли французской контрразведки, созданной всего один‑два года назад. Хотя служба абвера в Берлине о ней уже слышала, но пока еще не добыла никаких более детальных данных. Центру казалось невероятным, чтобы какой‑то комиссар Сюрте в Лонгви имел доступ к столь важным секретным документам. Поэтому эта поставка Флобера сначала считалась материалом для игры западного противника, французской контрразведки. Однако повторная проверка всего поставленного Флобером секретного материала окончательно убедила отдел абвера в Берлине в том, что в его лице мы обрели подлинный, чрезвычайно важный источник.

Тогда я решил, что настало время самому встретиться с Флобером и в ходе беседы с ним обсудить вопросы, возникшие при обработке материалов. Кроме того, я хотел попытаться использовать Флобера для работы по французской военной секретной службе – так называемого Второго бюро. Именно эта французская служба навербовала толпу агентов, обучила и заслала в Германию, чтобы вести разведку против вермахта и выявлять секретные сооружения оборонного значения. Несомненно, Флобер был знаком с офицерами Второго бюро, работавшими с приграничной французской территории против Германии. Он наверняка мог дать о них детальную информацию, об их деятельности, замыслах и агентах.

Чтобы не подвергать Флобера опасности, встречу следовало провести на люксембургской территории, в удаленном от посторонних глаз местечке, лучше всего в Эхтернахе. Шнейдер получил задание организовать эту встречу в день, удобный для Флобера. А верный Петер Бреннер с двумя другими проверенными людьми должен был незаметно опекать и прикрывать встречу. Ресторанчик, где мы встречались, находился неподалеку от пограничной реки Сюр. Шел август 1937 года. В случае предательства можно было попытаться переплыть на германский берег.

Но встреча прошла по плану и без каких‑либо помех. Флобер делал вид, будто он очень рад лично увидеть и переговорить со своим немецким другом, как он выразился. Я проговорил с ним много часов в присутствии моего помощника Дауса. Флобер услужливо отвечал на любой вопрос. Он нисколько не смутился, получив поручение шпионить против Второго бюро, хотя именно ему было приказано прикрывать и защищать эту французскую секретную службу. Но ввиду этого нового задания он затребовал больше денег, чем прежде. Не оставалось ничего иного, как согласиться. Впрочем, такое решение не оказалось для меня трудным, поскольку благодаря Флоберу появились перспективы получить новые данные. Кроме того, он мне убедительно рассказал, что у него все еще имеются внушительные долги.

Флобер был пошлым предателем. Хотя и француз по рождению, он продавал все, что знал о тайнах французских служб и о чем мог разузнать. Что при этом он наносил своей стране тяжелейший ущерб, похоже, не трогало его ни в малейшей степени. Выглядел он при этом как и любой человек, но лишь его беспокойно бегающие глаза выдавали это аморальное, опустившееся существо. За деньги он готов был сделать все, что я от него потребую.

На обратном пути, на родину, Даус облегченно воскликнул:

– Ну и парень! Да он насквозь пропах выпивкой и бабами! Слава богу, что мы вырвались из этого гадючника! Понимаю, что вам пришлось обращаться с ним как с джентльменом исключительно из‑за того, что парень рассказал нам о чрезвычайно важных вещах. А он принял все за чистую монету и расцвел от радости. Даже я, сопровождая вас уже полтора года, с трудом сумел заметить, как вы сдерживаетесь, чтобы оставаться вежливым и изображать из себя снисходительного шефа.

– Вы правильно подметили. Я обязан так держаться. Для меня это не трудно. А вот добиться нужно, чтобы Флобер после встречи уехал с чувством, будто мы те, на кого можно положиться. Те, кто держит свои обещания, понимает его положение и разделяет его тревоги. На самом же деле я беспокоюсь, как бы он совсем не потерял голову, не попал у себя под наблюдение. Вот тогда он будет для нас потерян.

– Это я понимаю, господин Райле. Такого человека, как он, который при каждой встрече предает агентов французской секретной службы и хладнокровно выдает их на расправу, не так‑то просто найти. Но меня вот что настораживает. Пока что он назвал нам только немцев, завербованных Вторым бюро. Они у себя же на родине ведут шпионаж на Францию.

– Но ведь и мы поступаем точно так же, дорогой Даус! Мы пытаемся, как вы сами видите на примере Флобера, во Франции завербовать французов. Немцы во Франции вряд ли дадут тот же результат, какого мы добились с помощью Флобера. Само собой, вы же знаете, что здесь мы ведем разведку с помощью местного населения и разных иностранцев, если только они каким‑либо образом могут быть нам полезными. Но как и мы постоянно стремимся во Франции завербовать французов, так и французские службы для шпионажа в Германии ищут в первую очередь немцев. Уверен, Флобер точно так же отдаст нам на расправу и французов, если у него будут веские к тому доказательства. Во время разговора у меня сложилось впечатление, что он не только совершенно аморален, но и корыстолюбив.

Но кое‑что все‑таки смущало меня. Отдел абвера только что прислал мне статистический обзор числа уголовных дел о государственной измене, которые в прошлом году вел имперский суд в Лейпциге. Эта статистика показывала, что количество государственных измен по сравнению с предыдущими 1934‑м и 1935 годами неизмеримо выросло. Тем самым страны потенциального противника рейха в последние годы удвоили, если не утроили объем своей шпионской деятельности. При этом дело касалось не только Франции, но почти всех соседних стран, однако больше всего – Польши и Чехословакии. Все они занимаются усиленным и профессиональным шпионажем против нас, тогда как наша служба была еще совсем малочисленной и находилась только в становлении. Офицеров отдела IIIf на западных границах рейха можно пересчитать по пальцам. Иными словами: наши ограниченные силы необходимо компенсировать удвоенным напряжением.

Машина, которой управлял я, неслась по прямому отрезку дороги от Битбурга в Трир. Некоторое время можно было слышать лишь шум мотора. Затем Даус спросил:

– Чем вы объясняете это, господин Райле? Как же так получается, что наши соседи оказывают нам столь пристальное враждебное внимание?

– Мне не хотелось бы говорить на эту тему, дорогой Даус, – отвечал я. – Но как добрый товарищ, я все же должен дать ответ. Когда мы сегодня по дороге в Эхтернах пересекли мост через Сюр и подъехали к люксембургскому посту паспортного контроля, не обратили ли вы внимание, что чиновники, проверив наши паспорта, спрашивали, из какой мы местности?

– Да, верно, только что общего имеет этот вопрос с тем, что соседние страны с некоторых пор стали у нас активнее шпионить, нежели прежде?

– Люксембургские чиновники, дорогой Даус, хотели выяснить, не евреи ли мы. Все говорит о том, что они поджидают евреев, выезжающих из Германии.

– Но это просто смешно, господин РайЛе! Меня принять за какого‑нибудь еврея!

– Я считаю дело совсем не смешным, а весьма серьезным. В определенных обстоятельствах меня можно принять за еврея. Но вы сами убедились, что у люксембургских пограничников были сомнения и на ваш счет, и это при вашем‑то росте и несмотря на то, что вы блондин.

– Так что же стоит за вопросом люксембургских чиновников?

– Смотрите, Даус! За последние годы в результате принятых имперским правительством мер выехало множество евреев, они разъехались и в соседние страны, и по всему миру. Германию они покинули отнюдь не друзьями и теперь используют все свои влиятельные связи, чтобы настраивать и возбуждать общественное мнение против Германии и в особенности против национал‑социализма. Теперь они весьма умело используют тот факт, что в последние годы выросла мощь нашего вермахта. К сожалению, здесь абвер пока что не очень преуспел. Короче, есть утверждение – Гитлер вооружается для войны. Воздействие этой пропаганды уже чувствовалось, когда я полтора года назад делал свою первую ознакомительную поездку по приграничным странам. Правда, тогда я пока еще не видел серьезной угрозы войны. Конечно, кое‑что происходящее внутри страны, с политической точки зрения, мне не нравилось. Но к счастью, абвер не имеет никакого отношения к внутренней политике. Кроме того, мое спецзадание носит исключительно оборонный характер. От меня требуется лишь одно: напрячь все свои силы, чтобы как можно раньше распознавать и предупреждать посягательства на Германию, в особенности на обороноспособность страны и безопасность наших солдат.

В свете этой задачи я уже неоднократно писал полковнику Роледеру, начальнику отдела IIIf абвера, и настоятельно просил подкрепления. Мне дополнительно нужны были хотя бы один офицер‑помощник и еще одна машинистка. Однако Роледер не в состоянии прислать требуемые кадры. В те годы выяснилось, что немцы в целом не очень‑то расположены к секретным службам. Большинство офицеров, участников Первой мировой войны, призванных тогда из запаса, предпочитали службу в войсках. Мало кто добровольно шел в абвер.

В течение 1937 года я получал от различных агентов сообщения и секретные материалы из Франции, но Флобер оставался моим самым ценным и высокопродуктивным поставщиком. Ему удалось подружиться с офицерами Второго бюро, так что теперь он, кроме документов с собственной службы, смог поставлять и информацию о деятельности французской военной секретной службы.

Так подошел 1938 год. До тех пор я еще не знал ни срывов, ни неудач. Все мои замыслы, казалось бы, без сучка без задоринки воплощались по плану, тогда как офицеры‑соседи по абверу уже повторно теряли своих сотрудников‑осведомителей в результате арестов во Франции, Бельгии и Люксембурге. И вот однажды все‑таки появился Петер Бреннер с роковой вестью, будто бы Флобера арестовали. Информация подтвердилась. Флобера за измену родине осудили к многолетнему заключению. (Если мне не изменяет память, приговор гласил 20 лет тюрьмы.) Но заключение для него продлилось всего два года. Для миллионов людей ужасное несчастье, Вторая мировая война принесла Флоберу свободу: он был освобожден вошедшими во Францию немецкими частями.

– Вот не повезло, вот свинство! – разозлился Даус, узнав об аресте Флобера. – И что теперь?

Прежде всего следовало оградить Шнейдера от ареста. К счастью, он последовал моему совету и в последнее время больше не появлялся во Франции. Теперь как можно быстрее его нужно перебросить в Германию, устроить жилье и работу.

Этим занялись уже на следующий день. Итак, Шнейдер был в безопасности, в результате ареста Флобера исчез ценный источник. Но еще хуже: французская секретная служба в результате этого обратила внимание на нашу столь опасную для нее активность. Флобер был слишком нестойким и мягким, чтобы противостоять методам допросов нашего противника. Следовательно, уже в ближайшее время нужно было ожидать мощного ответного удара французских секретных служб.

В результате нам пришлось принимать далеко идущие решения. Во‑первых, необходимо заново проинструктировать кадры, которые по нашим заданиям вели агентов или принимали участие в руководстве. От всех людей, еще не прошедших окончательную проверку, следовало избавиться. Розыск и вербовку нового персонала осведомителей проводить как можно более основательнее и предусмотрительнее. Во‑вторых, мы сами при подготовке и проведении встреч должны быть гораздо предусмотрительнее, нежели прежде. Беспрерывные смены мест встреч и прежде всего незаметное сопровождение встреч надежными кураторами групп осведомителей были обязательными. Если Даус и я уже установлены французским противником, нам следовало быть начеку. Тогда противник, возможно, попытается познакомить фрейлейн Венцель с каким‑нибудь обворожительным молодым немцем на их службе, а к Даусу и мне подослать очаровательных агенток.

Впрочем, наше бюро не имело надежной защиты. Нужно было подумать о переезде в пограничную комендатуру Трира. За два с половиной года слишком многие служащие и другие люди в городе и на границе знали, что я офицер. Трир – слишком маленький, чтобы долгое время вести отсюда разведку, маскируясь под коммерсантов.

Уже несколько недель спустя произошел переезд в здание пограничной комендатуры. Комендант, генерал Маттенклотт, размещался там со своим штабом, но оставалось еще достаточно свободных помещений для другого персонала. Одновременно со мной в это административное здание переехал и другой офицер абвера, майор Штеффан. Вместе с ним и нащими сотрудниками мы теперь образовывали трирский филиал абвера, находившийся в его подчинении в XII военном округе в Висбадене. Штеффан, пожилой, добродушный и остроумный господин, являлся сотрудником отдела I абвера, так называемой «секретной службы сбора и доставки донесений» с главной задачей – военной разведкой в странах потенциального противника, а именно – Франции. Потому было очень удобно, что мы оказались в одном здании и могли обмениваться опытом и результатами.

Штеффана назначили руководителем филиала абвера в Трире, а меня его заместителем. Однако профессионально я оставался абсолютно самостоятельным и, как и прежде, подчинялся отделу IIIf абвера в Берлине и отвечал только перед полковником Роледером. Несмотря на различие задач и служебного подчинения, между нами возникло доброе и плодотворное сотрудничество, которое в течение 1938–1939 годов выразилось в нередкой поддержке друг друга.

И после переезда в пограничную комендатуру я продолжал ходить в гражданском, чтобы не переодеваться каждый раз перед выездом на контакт с осведомителями и не тратить на это слишком много времени. Задания абвера становились все более обширными и требовали повышения моей активности. Однако положение на всех участках германской контрразведки было схожим, в том числе и работа против английской секретной службы.

 

Интеллидженс сервис и дело Dr. h. с. [47]  К.

 

В предвоенные годы, когда я создавал свою сеть осведомителей, чтобы активной контрразведкой противодействовать все усиливающемуся шпионажу французской секретной службы, другие офицеры отдела IIIf работали теми же методами против английской разведки.

Внутри‑ и внешнеполитический курс Гитлера поставил Великобританию перед настоятельной необходимостью любой ценой и всеми доступными средствами непрерывно и надежно добывать сведения о германском перевооружении и секретных военных планах немецкого руководства. Политические события и быстрое возрождение мощной военной промышленности в Германии определяли темп. Оттого английская Интеллидженс сервис была вынуждена в большой спешке восстанавливать организацию для военного и политического шпионажа. Но торопливость в разведывательной работе, по опыту, очень легко приводит к провалам и потерям.

В Германии контрразведка против Великобритании велась из Центра в Гамбурге. Руководитель местного филиала отдела IIIf абвера, капитан, позднее майор фон Ф., был страстным, энергичным специалистом. За сравнительно короткое время он нащупал следы, указывавшие на деятельность немцев, состоявших на службе английской разведки. Среди лиц, попавших под подозрение в шпионаже, оказались множество тех, кто еще в оккупационный период после 1918 года был связан с английской администрацией. Затем стало известно, что, само собой разумеется, английская Интеллидженс сервис пыталась вербовать новых агентов в тех немецких кругах, которые по идеологическим и политическим мотивам являлись противниками национал‑социалистического режима.

Наблюдение за подозреваемыми и сообщения осведомителей службы контршпионажа наконец показали, что многими агентами, работающими на английскую разведку в рейхе, руководили из Нидерландов. Английская Интеллидженс сервис для этой цели открыла резидентуру в Гааге, начавшую свою тайную деятельность примерно с 1934 года под официальной крышей Офис паспортного контроля (РРСО).

Такой вынесенной за границу службе приходилось, разумеется, в широком масштабе отказываться от мероприятий безопасности, которые может и должна проводить любая секретная служба у себя в стране. Потому важным и решающим фактором являлось, чтобы маскировка службы в Гааге не была прозрачной. Ни один непосвященный не должен догадываться, чем служащие Офиса паспортного контроля занимались на самом деле. Если служба вызовет подозрение у какой‑либо секретной службы противника, для нее возникнет опасность раскрытия не только ее руководящих сотрудников, но и законспирированных агентов.

РРСО постигло несчастье оказаться скоро раскрытым немецкими службами контршпионажа. Руководитель службы абвера IIIf в Гамбурге сумел этим воспользоваться, завербовав в Гааге многих осведомителей, которые использовались для наблюдения за законспирированной английской службой и для разведки ее персонала. Административное здание РРСО располагалось всего в 30 метрах от городского канала. Это обстоятельство способствовало германской контрразведке время от времени выставлять своих наблюдателей на большой барже, которая обычно швартовалась на набережной непосредственно у РРСО. Оттуда из окон кают легче всего незаметно фотографировать жильцов, сотрудников и посетителей этого дома. Далее осведомители и агенты устанавливали имена и псевдонимы, места жительства, деятельность и связи, а также экономическое и семейное положение сфотографированных лиц. Люди, выявленные как несомненные сотрудники РРСО, брались под особое наблюдение проверенными немецкими нелегалами‑осведомителями. В отдельных случаях даже удалось подвести к ним осведомителей, то есть вступить в личный контакт с сотрудниками РРСО, не вызвав у тех никаких подозрений, с кем они имеют дело.

Тогда пришло время открыть против английской службы в Гааге маленькие предупредительные боевые действия, которые велись до самого начала войны с тем результатом, что большинство ведомых РРСО агентов, пытавшихся в Германии выполнять шпионские задания, мало‑помалу выключались или их «перевербовывали». Несмотря на это, по всей видимости, английская Интеллидженс сервис даже не заметила, в какой мере ее законспирированная служба в Гааге была накрыта германской контрразведкой. В противном случае РРСО не оставался бы еще пять лет в том же здании и не продолжал бы как ни в чем не бывало свою деятельность.

Наибольший успех, которого германская контрразведка добилась в работе против РРСО, было дело почетного доктора К.

Проверенные осведомители доносили, что английский майор Д., в 1936 году руководитель РРСО, после вскрытия факта растраты им денег, покончил жизнь самоубийством. Его помощника и сообщника, английского гражданина, уроженца Нидерландов по имени X., немедленно уволили. В 1939 году этого человека удалось разыскать и «закупить» для германской контрразведки. X. жил в Нидерландах, назвался представителем промышленности, тратил больше, нежели мог заработать своей профессией, и был завсегдатаем казино в Остенде и Спа. Его знания о сотрудниках, задачах и деятельности РРСО, которые он за хорошую плату продавал германской контрразведке, оказывались ценным подтверждением и дополнением к добытым на тот период германской контрразведкой сведениям.

Когда знания X. о секретах английской Интеллидженс сервис, казалось, были уже исчерпаны и тот опасался потерять абвер в качестве источника денег, одному опытному офицеру отдела IIIf после драматического ночного бдения удалось выведать его последнюю большую тайну.

X. знал и выдал имя одного из самых крупных агентов на службе военно‑морского отдела Интеллидженс сервис в Германии.

Вот история этого агента и его дело…

К., бывший немецкий инженер‑офицер кайзеровских военно‑морских сил, вскоре после окончания Первой мировой войны оказался завербованным английской военно‑морской разведкой. Работа его доставляла особое удовлетворение заказчику, который в благодарность за это, используя тогдашнее влияние Великобритании в Германии, способствовал его карьере и общественному положению.

К. был незаурядной личностью, знающим инженером и талантливым изобретателем. Как хороший специалист и почетный доктор, он играл значительную роль во влиятельных отраслевых союзах германской промышленности, затем в союзах инженеров и флотских офицеров, а также в авиастроении и на некоторых верфях. Здесь в Германии перед ним были открыты все двери.

Германия периода Веймарской республики для Великобритании не представляла никакой серьезной угрозы. Оттого она имела для английской разведки второстепенное значение. В тот период гораздо более важными разведывательными объектами являлись другие страны. Тем не менее разведывательная служба неприметно и дальновидно продолжала курировать К. Поэтому ей, Интеллидженс сервис, не составило труда после прихода Гитлера к власти в гораздо большей степени, нежели ранее, вовлечь К. в шпионаж против Германии. И он работал так, что английская служба имела все основания награждать его по‑царски.

К. своей предательской деятельностью нанес ощутимый ущерб обороноспособности страны. Однако английские хозяева вели К. столь умело, что его предательскую деятельность, несмотря на внушительный размах, было не так‑то просто раскрыть, если бы X., прежний сотрудник РРСО, не дал на него ориентировку. Интеллидженс сервис сумела снабдить К. надежной легендой. В Германии как само собой разумеющееся воспринимали то, что К. часто выезжал в Нидерланды и в свою очередь часто получал оттуда денежные переводы.

Впрочем, К., как хорошо обученный и с многолетним опытом шпион, вел себя крайне осторожно. На территории Германии он никогда не делал каких‑либо письменных записок или помет о своей шпионской деятельности, обладал отличной памятью, изменнические отчеты своим хозяевам печатал только на машинке, когда оставался, один, без свидетелей, в номере гостиницы в Гааге.

Несмотря на достоверные показания X., было весьма непросто добыть неопровержимые доказательства шпионской деятельности К. Расследования, проведенные контрразведкой, поначалу дали лишь подтверждение того, что X. рассказал о личности и профессиональной карьере почетного доктора К. Первое доказательство того, что последний действительно совершает государственную измену, было добыто, лишь когда абвер выстроил сеть надежных осведомителей, обеспечившую набл