Цель королевских распоряжений

Завещание положено в нишу, выбитую в одной из больших опор дворца, – впоследствии ее будут защищать железная дверь и решетка с тремя замками. Позднее Людовик XIV сделает к нему две приписки: первая назначает маршала Вильруа воспитателем будущего короля, когда тому исполнится семь лет, а вторая касается назначений на должности королевского наставника и исповедника – эти обязанности король поручает Эркюлю Флери, бывшему епископу Фреюса, и преподобному отцу Мишелю Летелье.

Завещание, без сомнения, является серьезной ошибкой Людовика XIV, который под предлогом избавления королевского наследника от опеки своего племянника делает власть в период регентства непрочной и недолговечной. Разумеется, Филипп Орлеанский восстановит свои полномочия, в том числе и командование войсками, но ценой возвращения парламенту права ремонстрации.

 

Янсенистский спор вновь разгорается

 

В последний период правления Людовика XIV стране угрожает другой, более тяжелый кризис, назревавший уже с давних пор. В провинциях королевства продолжает жить и действовать янсенизм, о смерти которого объявили несколько преждевременно, – медленно и коварно это учение оказывает влияние на умы людей, укрываясь за недоверчивостью некоторых французов по отношению к папе римскому. Янсенисты осознали, сколь необходимо распространять свое учение в широких массах, проводя работу со священниками и верующими. Вместо того чтобы включать себя в число праведников посредством теологических трудов, они прилагают усилия к тому, чтобы верующие читали труды Священного Писания. Ради этой цели они распространяют молитвенники и требники, переведенные на французский язык. Церковные власти этим обеспокоены.

Доктрина отца Кенеля

Главой «партии янсенистов» слывет преподобный отец Паскье Кекелъ, ораторианец. Сам Кенель отрицает свою принадлежность к янсенизму, но он тем не менее возглавляет движение, нацеленное на то, чтобы вернуть Церковь к ее исходной чистоте. По мысли преподобного отца, храмы должны быть избавлены от реликвий, алтарных крестов или статуй святых, культ Девы Марии следует сократить и упростить, языком мессы должна быть не латынь, а французский язык… Сделав акцент на обновлении души и необходимости духовного совершенствования, сторонники этой реформы осуждают распущенность нравов, балы, театральные пьесы, мирские спектакли в целом. Однако французская Церковь в большинстве своем не разбирается в этих постулатах (не более, впрочем, чем в догмах иезуитов, составляющих единое целое с Римом) – ей, пожалуй, более понятны идеи нового августинианства. Поэтому основная часть духовенства вливается в своего рода «центральное течение», во главе которого стоят три знаковых персонажа: кардинал Луи‑Антуан де Ноай, архиепископ Парижский, Шарль‑Морис Летелье, архиепископ Реймсский, и Жак‑Бенинь Боссюэ, епископ Мо.

 

Преподобный отец Паскье Кенель (1634–1719)

Отец Кенель, ораторианец, завязывает дружбу с Антуаном Арно в 1666 году. Он издает труды, посвященные разъяснению Священного Писания и личной молитвы, – это достойные сочинения, опирающиеся на учения святого Фомы Аквинского и кардинала Берюля. Из‑за своего благосклонного отношения к янсенистам Кенель вынужден укрыться в Брюсселе; там преподобный отец встречает Великого Арно, на которого он оказывает сильное интеллектуальное влияние. В 1692 году он публикует на французском языке «Нравственные размышления», рассуждение о каждом из стихов Нового Завета. В мае 1703 года Кенель арестован по приказу короля Испании: его подозревают в том, что он является главой янсенистов, Ему удается бежать. В 1708 году произведение Кенеля осуждена папой.

 

«Дело совести»

Этот спор возобновляете» па поводу вопроса о «деле совести»: может ли исповедник отпустить грехи кающемуся, который, имея сомнения, или «мысленные оговорки» по поводу осуждения трактата Янсения, довольствуется «уважительным молчанием»? Вопрос, обсуждаемый в: Сорбонне и архиепископстве Парижском, вызывает живую полемику, в которую включаются Фенелон и иезуиты. В феврале 1703 года папа римский посылает свое первое осуждение. Кризис разражается с новой силой после ареста, а затем побега в Брюссель отца Кенеля. Изучение его бумаг выявляет на свет неутешительные для духовенства факты: у «секты» Кенеля есть множество друзей в самих церковных кругах. Церковь чувствует, что над ней нависла угроза. По просьбе короля и его сторонников папа Климент XI твердо осуждает «дело совести» в булле «Vineam Domini Sabaoth», опубликованной в июле 1705 года.

Разрушение Пор‑Рояля

В аббатстве Пор‑Рояль‑де‑Шан остались лишь двадцать монахинь и послушниц, лишенных права принимать в обитель новых послушниц. Вскоре их сообщество исчезнет. Неопытные, но непреклонные и подготовленные к мученичеству монахини отказываются подписывать формуляр, подтверждающий папскую буллу, без ограничительной оговорки. Монсеньор де Ноай, оказавшийся под влиянием двора и испытывающий потребность «искупить свой грех» (приверженность идеям августинцев), лишает монастырь причастия. Король намерен уничтожить эту обитель; 27 марта 1708 года он добивается новой папской буллы на этот счет. Мятежницы продолжают сопротивляться.

Наконец 29 октября в аббатство прибывает главный наместник полиции д'Аржансон в сопровождении полицейской стражи, в его руках – королевский указ об изгнании. Преподобная мать святая Анастасия и ее сестры насильно уведены из обители и отосланы в разные монастыри. Постановлением Совета от 22 января 1710 года приказано уничтожить постройки аббатства. В декабре 1711 года вскрыты могилы отшельников и монахинь Пор‑Рояля, власти эксгумируют останки монашек, захороненных в общей могиле. Этот варварский и абсолютно ненужный жест осуждают даже противники янсенизма.

Двор разделился

Однако религиозная битва продолжается, более чем когда‑либо разделяя двор на два лагеря: галликане (желающие сохранить относительную независимость французской Церкви от папской власти; среди них канцлер Поншартрен, генеральный прокурор д'Агессо, Демаре и Торси) и ультрамонтаны (признающие власть папы: герцоги де Бовилье и де Шеврез, тайно руководимые из своей камбрейской ссылки Фенелоном). Госпожа де Ментенон поддерживает сторонников второго лагеря, но, само собой, не поддерживает отношений с изгнанным аббатом. Фенелон, в чьих глазах архиепископ Парижский является врагом, которого нужно разгромить, подговаривает епископов Ла Рошели и Люсона, благоволящих иезуитам, официально осудить те кощунства и ереси, что заключены в «Нравственных размышлениях» Кенеля. Стрела, разумеется, направлена в монсеньора де Ноайя: в 1695 году, будучи епископом Шалонским, он имел неосторожность одобрить эту книгу. Осуждение, подписанное двумя этими епископами, получает широкую огласку, появившись на городских стенах.

Пароксизм раздора

Вслед за этой атакой последовали и другие хитроумные маневры, инициатором которых был новый исповедник короля, отец‑иезуит Летелье. Измученный кардинал‑архиепископ Парижский дает отпор, запрещая иезуитам проповедовать и исповедовать в его диоцезе. Этот шаг мгновенно обращает против него короля. Теперь Людовик XIV требует у папы римского не простого бреве, а подробного осуждения книги Кенеля. Проведя в этих битвах два года, король и иезуиты наконец добиваются от Климента XI новой буллы.

 

Климент XI (1649‑1721)

Родившийся в Урбино в 1649 году, Джованни Франческо Альбани был избран папой 23 ноября 1700 года после смерти Иннокентия XII (1615‑1700). Пик его правления приходится на время войны за испанское наследство, в ходе которой он принимает сторону Франции. Побуждаемый Людовиком XIV и иезуитами из своего окружения, особенно кардиналом Фаброни, он выступает против янсенистов, осуждая «дела совести» (1703); вслед за этим осуждением последуют буллы «Vineam Domwi» Sabaoth» (1705) и «Unigenitus Dei Filius» (1713).

 

Булла «Unigenitus»

Булла «Unigenitus Dei Filius» обнародована в сентябре 1713 года. Выбрав из «Нравственных размышлений» Кенеля, одобренных в свое время Ноайем, сто одно предложение, папа беспощадно осуждает эти тезисы. Содержание и форма буллы нарочито жесткие. Казалось, дело контрреформации вновь пересмотрено. Это задевает убеждения католиков, вынужденных этому покориться.

Людовик XIV и отец Летелье, благодаря которым этот документ появился на свет, ликуют, не зная, что этот шаг потрясет основы французской Церкви. В результате в ходе следующего века практически каждая общественная фракция потеряет уважение к папству, против. Рима сплотятся как народная, оппозиция и парламентарии, так и иезуиты и их союзник, король Франции, – все это приведет к отказу от религиозной иерархии и монархического строя… Никогда еще приуроченный к случаю» текст не будет иметь столь тяжких последствий.

В направлении схизмы?

Ссора вспыхивает незамедлительно. Высшее духовенство в большинстве своем поддерживает Рим и принимает буллу, но добрая часть французской Церкви противится этому и, во имя галликанских свобод, объединяется с янсенистами: Сорбонна, парижское духовенство, ораторианцы, доминиканцы, кармелиты, августинцы, францисканцы, минориты… Кардинала де Ноайя, поначалу намеренного подчиниться, непримиримые противники Рима и буллы призывают защищаться. В конце концов он отвергает римский; документ и собирает вокруг себя семь или восемь епископов, решивших сопротивляться, готовых идти до конца, даже до схизмы. Ноайя просят более не появляться при дворе. Церковь раскалывается на два лагеря. Король присоединяется к клану сторонников Рима, в который входят отец Летелье и кардиналы де Бисси и де Роган… Члены парламента, религиозные настроения которых близки к янсенистским, вынуждены покориться перед угрозой Бастилии. Смиряется Сорбонна, но волнение умов еще не улеглось. Подобная ситуация побуждает янсенистов, пользующихся сильной поддержкой нижнего духовенства и верующих, сделать свои позиции более радикальными. Пространные апологии преподобного Кенеля, распространяемые ими в это время, содержат идеи, схожие с постулатами протестантской реформации: свобода суждения, право верующих выносить свое суждение о догмах. Такой протестантский вихрь, как кажется, серьезно угрожает французской Церкви.

Неудавшийся собор

Короля побуждают подписать декларацию об официальном согласии с буллой «Unigenitus» и заставить парламент ее одобрить, вслед за чем объявить о созыве национального собора, осуждающего архиепископа Парижского и его сторонников. Но папа, который не стремится способствовать укреплению галликанства во Франции, отвергает это решение. Неважно! Людовик XIV решает пренебречь отказом и назначает дату собора: 1 сентября 1715 года. Его план сразу же приводит в возмущение членов парламента, на сей раз твердо решивших не допустить регистрации. Во главе парламентариев стоит генеральный прокурор Анри‑Франсуа д'Агессо, видный деятель в рядах дворянства мантии, человек, свято придерживающийся своих судебных обязанностей, настоящий хранитель священных законов государства. Король взбешен, однако у него нет времени на борьбу. Его уже ждет другое испытание: смерть…

 

Последние дни короля

 

Людовику XIV уже семьдесят семь лет. Черты его лица выдают его возраст: нос удлинился, губы искривились в горькой и печальной усмешке, запечатленной в знаменитой маске, которую создал Антуан Бенуа в 1710 году. Общественная жизнь, обязательные дела – все это осталось позади. Король потерял даже свой легендарный аппетит. Конец уже близок, и весь мир это понимает.

Двор скучает

«Разогнать скуку» короля не удается даже госпоже де Ментенон. В конце концов она предпочитает немного отдалиться от него, чтобы обрести собственное равновесие, и целиком посвящает себя заботам о своем воспитательном учреждении в Сен‑Сире, которым она управляет на правах хозяйки. Придворная молодежь с трудом переносит ту удушающую атмосферу, которая воцарилась в Версале. Они ищут любой предлог, чтобы отправиться развлекаться в Париж, в Кур‑ла‑Рен, в Маре, в предместья Сен‑Жермен или Сент‑Оноре. Веселые, шумные кавалькады устремляются за «Мадам Герцогиней» (герцогиней де Бурбон) и ее любовником, господином де Лассе. В замке Со проходят праздники и литературные развлечения, организованные герцогиней дю Мен. В Шане принимает вдовствующая принцесса де Конти, а в Пти‑Буре – герцог д'Антен. В ожидании регентства Филипп Орлеанский проводит свою жизнь в развлечениях, веселясь в компании своих «повес» за закрытыми дверями Пале‑Рояля.

Гангрена короля

Вечером 10 августа правитель испытывает сильные затруднения при ходьбе. На следующий день здоровье короля ухудшается. 13 августа Людовик чувствует себя настолько плохо, что к мессе его приходится перенести на кресле. В тот же день, принимая в тронном зале Мехмет‑Риза‑Бега, посла персидского шаха Мирзы Гусейна, он с трудом стоит на ногах без поддержки. В полдень его пронзает острая боль в левой ноге. Фагон, его медик, ставит диагноз: ишиас. Доктор не проявляет беспокойства и в следующие дни, хотя он видит, что король ослаб, потерял аппетит и перестает покидать свои покои. Не беспокоится он даже тогда, когда хирург Марешаль замечает на ноге короля маленькое черное пятно. Ногу перевязывают – король, стараясь не причинить ей боли, во время работы держит ее на маленьком табурете. Наконец, когда боль становится постоянной, врачей охватывает тревога, но все же не настолько, чтобы бить в набат, даже после того как их коронованный пациент теряет сознание во время травяной ванны, которую он принимает 22 августа. Десять врачебных светил, которых Фагон в конце концов вызывает из Парижа, решаются лишь на то, чтобы прописать королю ослиное молоко…

Последние интриги

Людовик XIV более не может появиться на балконе, чтобы присутствовать на смотре рот тяжелой кавалерии, и посылает вместо себя герцога дю Мена. Придворные воспринимают это как знак недоверия к герцогу Орлеанскому. Последний, скрывая свою досаду, сопровождает дофина, который наблюдает за смотром из своей кареты. Герцог поясняет ему, перечисляя имена офицеров, какие войска движутся мимо них. Затем, в свою очередь, он шествует во главе двух рот из Орлеана. Его‑ величественная осанка внушает почтение.

В атмосфере конца царствования правительство, включающее в себя главных министров Торси, Вуазена, Вильруа и государственных секретарей Поншартрена и Лаврийера, казалось, утрачивает былую надежность и ограничивается тем, что занимается текущими делами. В жизнь двора вносят раскол две новые партии. На первый взгляд, перевес оказывается на стороне кружка герцога дю Мена, собирающегося в замке Со вокруг его супруги. Эта партия уверена в том, что после смерти старого короля власть окажется в ее руках, поскольку она располагает завещанием (главный козырь) и множеством союзников в рядах парламента, первым президентом которого является господин де Мем. Герцогу дю Мену подчинены двадцать пять швейцарских королевских полков, артиллерия и другие воинские части; в его владении находятся два важных губернаторства, Гиень и Лангедок. Его брат, герцог Тулузский, является правителем Бретани, в его власти находится морской флот.

В особняке принца Селламара, испанского посла, собирается вторая партия, кружок короля Испании. Филипп V, которого информируют о ситуации в стране, намерен отнять власть у регента после кончины своего деда. Поскольку здоровье дофина кажется очень хрупким, Филипп V думает оспаривать трон у герцога Орлеанского в пользу одного из своих сыновей.

Партия будущего Регента

Филипп Орлеанский стоит во главе третьей, самой могущественной и лучше всех организованной партии. В нее понемногу переходят все противники старого короля; галликане, янсенисты, враги буллы «Unigenitus», кардинал де Ноай, лидеры бывшей «клики вельмож» (маршалы д'Юкселль и д'Аркур), Сен‑Симон и его друзья герцоги и пэры, ведущие открытую войну против первого президента парламента из‑за нелепого дела о старшинстве (спор о «шапке»). Помимо этого, будущий Регент может рассчитывать на поддержку высокопоставленных военных, в том числе и на маршала Виллара, а также на группу откупщиков во главе с Антуаном Кроза.

 

Смерть Людовика Великого

 

Однако гангрена неумолимо творит свое черное дело: 24 августа нога короля становится черной от ступни до бедра. Медики вынуждены признать – дни короля сочтены.

Агония

Правитель более не строит иллюзий. В воскресенье 25 августа, в день Святого Людовика, превозмогая боль, он обедает в окружении своих подданных. «Я родился б присутствии людей двора, – говорит он, – и хочу умереть в их присутствии. Они следовали за мной на протяжении всей моей жизни – будет справедливо, если они увидят и мою кончину». Вечером его самочувствие настолько ухудшается, что к королю спешно зовут капелланов. После предсмертного причастия король вызывает к себе генерального контролера Демаре, маршала Вильруа, канцлера Вуазена и своего племянника Филиппа Орлеанского. Беседа с последним из них была теплой и дружеской. «Король полностью избавился от своего предубеждения и попросил племянника забыть о прошлом», – пишет аббат Маскара, уполномоченный мадридского двора. Быть может, Людовик сожалеет о тех распоряжениях, которые он оставил в своем завещании? Кроме того, монарх просит принцев и своих внебрачных детей жить в добром согласии. На следующий день, 26 августа, хирург Марешаль констатирует, что гангрена уже добралась до кости. Король велит, чтобы к нему вновь приводили его родных. Маленькому дофину, принесенному герцогиней де Вантадур, он говорит: «Мое милое дитя, вы станете величайшим королем в мире, не забывайте же никогда своих обязательств перед Богом. Не следуйте моему примеру в войнах; всегда старайтесь поддерживать мир с вашими соседями, облегчать жизнь вашего народа настолько, насколько вы сможете (то, чего, к сожалению, не смог я) сделать эту заботу своей государственной обязанностью. Всегда следуйте хорошим советам и помните, что своим происхождением вы обязаны Богу…» Король просит прощения за свой плохой пример и вновь советует жить в добром согласии.

Смерть

Королю все хуже и хуже. 27 августа в присутствии канцлера и госпожи де Ментенон он разбирает секретные бумаги, многие из них король сжигает. На следующий день, посчитав, по‑видимому, что король безвозвратно потерян, к его изголовью допускают незнакомого медика, чтобы испробовать его средство. Облегчение длится недолго. 30 августа госпожа де Ментенон удаляется в Сен‑Сир. На следующий день король, временами проваливаясь в забытье, читает молитвы умирающих с монахами и священниками. Еще можно услышать, как Людовик шепчет: «Господи, поспеши мне на помощь, спаси меня». Это его последние слова. Король умирает в четверть девятого утра 1 сентября 1715 года.

Противоречивый итог

Народ отнесся к смерти старого короля, столь долго превозносимого, равнодушно и даже с облегчением. Нищета, финансовые затруднения, усталость, вызванная его долгим правлением (семьдесят два года и сто дней), без сомнения, повлияли на умонастроения общества и даже привели к десакрализации власти.

Со временем этот приговор кажется несправедливым. Итог все же заслуживает большего. Достоинства этого монарха неоспоримы: как можно сомневаться в его политическом чутье, в его дипломатических способностях, в его чувстве долга и желании возвеличить Францию и даже в его склонности к умеренности и справедливости? Этим качествам историки долгое время не придавали значения, тогда как именно они отличают Людовика XIV от других иностранных правителей, зачастую более жестоких и циничных, чем он. Сложно отрицать то, что Людовик XIV был великим королем и великим государственным мужем, работавшим на благо государства, подарившим Франции несколько прекрасных провинций и снабдившим ее надежными границами. Благодаря Версалю, этому архитектурному шедевру Великого века, благодаря расцвету искусства и литературы, благодаря поддержке, оказанной артистам, его правление привнесло в облик Франции неповторимый блеск. Однако не стоит превращать жизнь Людовика XIV в житие. Порой он совершал трагические ошибки, о которых нельзя умолчать: голландская война, драгонады, отмена Нантского эдикта, разгром Пфальца или разрушительная булла «Unigenitus»… Он не сумел позаботиться о своем облике по ту сторону границ, в той европейской обстановке, когда Франция сменила Испанию, став ведущей силой континента. Его добровольное затворничество в Версале, как и постепенный отход от любого вида общения с представительными органами королевства, пагубно отразилось на манере его правления.

Формирование государства

Усилия, направленные Людовиком XIV на формирование нового государства, привели к существенным переменам, хотя путь, ведущий к созданию административной монархии, оказался более долгим. К централизации и унификации королевства пришлось идти эмпирическим путем компромиссов и отступлений, борясь с архаичными структурными ограничениями старого режима, который делали монархическую, предположительно абсолютную власть слабой властью. В силу своей налоговой политики король, не обладая армией верных служащих, должен был опираться на кланы, клиентелу и олигархов, ему приходилось давать привилегии, укреплять местные или цеховые свободы, вступать в переговоры с устаревшими и паразитирующими институтами власти, которые он предпочел бы упразднить. Но главное направление его политики – обновление государства – было неизменным. Несмотря на разнородность общества, консерватизм и сопротивление сословий, мечты аристократии о возвращении к феодальным структурам, король сумел вложить в свой образ правления достаточно блеска, величия и великолепия, чтобы внушить всем идею о Государстве, этом живом воплощении общественной пользы. Гениальный политический артист, Людовик XIV играл на многих регистрах этого многоголосого политического органа одновременно, и играл виртуозно. «Я умру, – сказал он перед смертью, – но Государство будет жить всегда». А это отнюдь не самая малая часть его наследия…

 

Генеалогические таблицы

 

 

Род Конде, Конти и Суассон

 

Род Людовика XIV