В Америке это самое прибыльное дело. Выгоднее его только политика.

-- А его американка, по крайней мере, хорошенькая?

-- Как большинство американок, она изображает из себя красавицу. В этом

-- секрет их успеха.

-- И отчего они не сидят у себя в Америке? Ведь нас всегда уверяют, что

Там для женщин -- рай.

-- Так оно и есть. Потому-то они, подобно праматери Еве, и стремятся

Выбраться оттуда, -- пояснил лорд Генри.-- Ну, до свиданья, дядя Джордж. Я

Должен идти, иначе опоздаю к завтраку. Спасибо за сведения о Дориане. Я

Люблю знать все о своих новых знакомых и ничего -- о старых.

-- А где ты сегодня завтракаешь, Гарри?

-- У тетушки Агаты. Я напросился сам и пригласил мистера Грея. Он -- ее

Новый протеже.

-- Гм!.. Так вот что, Гарри: передай своей тетушке Агате, чтобы она

Перестала меня атаковать воззваниями о пожертвованиях. Надоели они мне до

Смерти. Эта добрая женщина вообразила, что у меня другого дела нет, как

Только выписывать чеки на ее дурацкие благотворительные затеи.

-- Хорошо, дядя Джордж, передам. Но ведь это бесполезно. Филантропы,

Увлекаясь благотворительностью, теряют всякое человеколюбие. Это их

Отличительная черта.

Старый джентльмен одобрительно хмыкнул и позвонил лакею, чтобы тот

Проводил гостя.

Лорд Генри прошел пассажем на Берлингтонстрит и направился к

Берклейсквер. Он вспоминал то, что услышал от дяди о родных Дориана Грея.

Даже рассказанная в общих чертах, история эта взволновала его своей

Необычайностью, своей почти современной романтичностью. Прекрасная девушка,

Пожертвовавшая всем ради страстной любви. Несколько недель безмерного

Счастья, разбитого гнусным преступлением. Потом -- месяцы новых страданий,

Рожденный в муках ребенок. Мать унесена смертью, удел сына -- сиротство и

Тирания бессердечного старика. Да, это интересный фон, он выгодно оттеняет

Облик юноши, придает ему еще больше очарования. За прекрасным всегда скрыта

Какая-нибудь трагедия. Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны

Претерпеть родовые муки.

...Как обворожителен был Дориан вчера вечером, когда они обедали вдвоем

в клубе! В его ошеломленном взоре и приоткрытых губах читались тревога и

Робкая радость, а в тени красных абажуров лицо казалось еще розовее и еще

Ярче выступала его дивная расцветающая красота. Говорить с этим мальчиком

Было все равно что играть на редкостной скрипке. Он отзывался на каждое

прикосновение, на малейшую дрожь смычка...

А как это увлекательно -- проверять силу своего влияния на другого

человека! Ничто не может с этим сравниться. Перелить свою душу в другого,

Дать ей побыть в нем; слышать отзвуки собственных мыслей, усиленные музыкой

Юности и страсти; передавать другому свой темперамент, как тончайший флюид

Или своеобразный аромат, -- это истинное наслаждение, самая большая радость,

Быть может, какая дана человеку в паш ограниченный и пошлый век с его

Грубочувственными утехами и грубопримитивными стремлениями.

...К тому же этот мальчик, с которым он по столь счастливой случайности

встретился в мастерской Бэзила, -- замечательный тип... или, во всяком

Случае, из него можно сделать нечто замечательное. У него есть все --

Обаяние, белоснежная чистота юности и красота, та красота, какую запечатлели

В мраморе древние греки. Из него можно вылепить что угодно, сделать его

титаном -- или игрушкой. Как жаль, что такой красоте суждено увянуть!..

А Бэзил? Как психологически интересно то, что он говорил! Новая манера

В живописи, новое восприятие действительности, неожиданно возникшее

Благодаря одному лишь присутствию человека, который об этом и не

подозревает... Душа природы, обитавшая в дремучих лесах, бродившая в чистом

Поле, дотоле незримая и безгласная, вдруг, как Дриада, явилась художнику без

Всякого страха, ибо его душе, давпо ее искавшей, дана та вдохновенная

Прозорливость, которой только и открываются дивные тайны; и простые формы,

Образы вещей обрели высокое совершенство и некий символический смысл, словно

Являя художнику иную, более совершенную форму, которая из смутной грезы

превратилась в реальность. Как это все необычайно!

Нечто подобное бывало и в прошлые века. Платон, для которого мышление

Было искусством, первый задумался над этим чудом. А Буонарроти? Разве не

Выразил он его в своем цикле сонетов, высеченных в цветном мраморе? Но в наш

век это удивительно...

И лорд Генри решил, что ему следует стать для Дориана Грея тем, чем