Мой штаб. Генерал Гилленшмидт. Городское управление. В. Ф. Зеелер. Переход штаба Добровольческой армии в Ростов. Генерал Алексеев. Генерал Корнилов

 

5 ян­ва­ря 1918 го­да я всту­пил в ко­ман­до­ва­ние "вой­ска­ми Рос­товс­ко­го рай­она".

Это гром­кое наз­ва­ние очень ма­ло со­от­ветст­во­ва­ло дей­ст­ви­тельнос­ти. Мои "вой­ска" сос­то­яли из трех ка­зачьих пол­ков, рас­по­ло­жен­ных в бли­жай­ших к Рос­то­ву стан­ци­ях, и нес­кольких не­больших пар­ти­занс­ких от­ря­дов, час­то ме­няв­ших свой сос­тав и чис­лен­ность. По при­ка­за­нию донс­ко­го ата­ма­на мне был под­чи­нен штаб 4-го ка­ва­ле­рий­ско­го кор­пу­са, слу­чай­но поч­ти в пол­ном сос­та­ве заст­ряв­ший в Рос­то­ве по пу­ти на Кав­каз вмес­те с ко­ман­ди­ром кор­пу­са ге­не­ра­лом Гил­ленш­мид­том. Пос­лед­ний был нес­колько оби­жен рас­по­ря­же­ни­ем ата­ма­на и по­ехал к не­му объясняться, но, по­лу­чив ка­те­го­ри­чес­кое при­ка­за­ние сдать мне штаб, сми­рил­ся и бо­лее не вме­ши­вал­ся в мои рас­по­ря­же­ния, до­вольству­ясь тем, что я про­явил к не­му пол­ное вни­ма­ние, ос­та­вив в его рас­по­ря­же­нии ав­то­мо­биль, ло­ша­дей, вес­то­вых и про­чее.

Генерал Гил­ленш­мидт, ге­рой зна­ме­ни­то­го че­ты­рехд­нев­но­го на­бе­га в рус­ско-японс­кую вой­ну, за ко­то­рый он по­лу­чил ор­ден Св. Ге­ор­гия, от­лич­ный ка­ва­ле­рий­ский офи­цер (на­чал служ­бу в гвар­дей­ской кон­ной ар­тил­ле­рии), уже в мир­ное вре­мя, ко­ман­дуя лей­б-гвар­дии Ки­ра­сирс­ким Его Ве­ли­чест­ва пол­ком, об­ра­щал на се­бя вни­ма­ние не­ко­то­ры­ми стран­нос­тя­ми, од­ной из ко­то­рых бы­ли ноч­ные пу­те­шест­вия по ка­зар­мам и ко­нюш­ням и сон днем. В Ве­ли­кую вой­ну, уже бу­ду­чи ко­ман­ди­ром ка­ва­ле­рий­ско­го кор­пу­са, он дер­жал се­бя иног­да так стран­но, что од­наж­ды его на­чальник шта­ба ге­не­рал Ч., до­ве­ден­ный до от­ча­яния его по­ве­де­ни­ем. вы­нуж­ден был до­ло­жить об этом ко­ман­ду­юще­му ар­ми­ей, за что ед­ва не был от­чис­лен от долж­нос­ти как до­нос­чик на сво­его на­чальни­ка. К счастью, ге­не­рал Гил­ленш­мидт сам вы­ру­чил его. Уз­нав о по­езд­ке на­чальни­ка шта­ба, он прис­ка­кал в штаб ар­мии и сна­ча­ла так здра­во и ра­зум­но раз­го­ва­ри­вал с ко­ман­ду­ющим ар­ми­ей, что тот усом­нил­ся в док­ла­де ге­не­ра­ла Ч. и, счи­тая его за лож­ный до­нос, рас­по­ря­дил­ся от­дать ут­ром при­каз о его от­чис­ле­нии. А ночью ко­ман­дир кор­пу­са под вли­яни­ем ка­кой-то бре­до­вой идеи при­ка­зал сво­им вес­то­вым арес­то­вать ко­ман­ду­юще­го ар­ми­ей со всем шта­бом. Под­нял­ся большой пе­ре­по­лох... Де­ло, од­на­ко, как-то за­мя­ли. Ге­не­рал Гил­ленш­мидт сох­ра­нил свое мес­то, а ге­не­рал Ч. по­лу­чил но­вое наз­на­че­ние.

Генерал Гил­ленш­мидт ушел вмес­те с Доб­ро­вольчес­кой ар­ми­ей в "Ле­дя­ной по­ход", и в на­ча­ле ап­ре­ля, ког­да она бы­ла со всех сто­рон ок­ру­же­на крас­ны­ми, он с вес­то­вым пы­тал­ся проб­раться в оди­ноч­ку и про­пал без вес­ти.

Принятый мною штаб был в пол­ном по­ряд­ке, хо­ро­шо снаб­жен всем не­об­хо­ди­мым, офи­це­ры жи­ли меж­ду со­бою друж­ной семьей. Во гла­ве сто­ял ге­не­рал Сте­па­нов, от­лич­ный офи­цер ге­не­рально­го шта­ба.

Мой штаб по­ме­щал­ся в до­ме Ас­мо­ло­ва на Та­ган­рогс­ком прос­пек­те. Здесь же на­хо­ди­лись два ап­па­ра­та Юза, ко­то­ры­ми я был со­еди­нен пря­мым про­во­дом с вой­ско­вым шта­бом в Но­во­чер­кас­ске.

Сам я уст­ро­ил­ся в гос­ти­ни­це "Па­лас-отель".

Ростов жил обыч­ной су­ет­ли­вой жизнью. Ра­бо­та­ли хо­ро­шо рес­то­ра­ны, гос­ти­ни­цы бы­ли пе­ре­пол­не­ны, но все же чувст­во­ва­лось, что все это неп­роч­но, и все, кто имел воз­мож­ность вы­ехать, уеха­ли или бы­ли го­то­вы сде­лать это при пер­вой тре­во­ге.

Фактически я ис­пол­нял роль ге­не­рал-гу­бер­на­то­ра. Мне под­чи­ня­лись так­же и граж­данс­кие влас­ти. Рос­товс­кий гра­до­на­чальник В. Ф. Зе­елер ви­дел­ся со мною поч­ти каж­дый день. Ог­ром­но­го рос­та, жи­вой и ост­ро­ум­ный че­ло­век, он очень по­мо­гал мне раз­би­раться в слож­ных мест­ных от­но­ше­ни­ях. Мно­го лет жи­вя в Рос­то­ве он хо­ро­шо знал всех и каж­до­го и умел ула­жи­вать вся­кие не­до­ра­зу­ме­ния, где доб­ро­душ­ной ус­меш­кой и ве­се­лой речью, а ес­ли нуж­но бы­ло, то и твер­дым, ре­ши­тельным сло­вом. Ка­дет по убеж­де­ни­ям, ши­ро­ко об­ра­зо­ван­ный че­ло­век, большой зна­ток жи­во­пи­си, соб­рав­ший в сво­ей большой квар­ти­ре прек­рас­ную кол­лек­цию цен­ных кар­тин, Вла­ди­мир Фе­офи­ло­вич за этот тя­же­лый ме­сяц мо­его ге­не­рал-гу­бер­на­торст­ва ос­та­вил у ме­ня са­мое луч­шее вос­по­ми­на­ние как чест­ный, энер­гич­ный гра­до­на­чальник и не­за­уряд­ный по­ли­ти­чес­кий де­ятель.

Городская ду­ма и уп­ра­ва в это вре­мя по сво­ему сос­та­ву бы­ли весьма ле­во­го нап­рав­ле­ния. Вся­кое рас­по­ря­же­ние ата­ма­на и во­ен­ных влас­тей всег­да встре­ча­ло там ожес­то­чен­ную кри­ти­ку, а то и пря­мое не­ис­пол­не­ние под раз­ны­ми пред­ло­га­ми. На­хо­дя под­держ­ку се­бе сре­ди мно­го­чис­лен­но­го ра­бо­че­го на­се­ле­ния Рос­то­ва, а от­час­ти и ев­рей­ст­ва, го­родс­кая ду­ма бы­ла ярой про­тив­ни­цей вся­ких во­ен­ных ме­роп­ри­ятий. Ра­бо­чие ог­ром­ных мас­терс­ких Вла­ди­кав­казс­кой же­лез­ной до­ро­ги бы­ли очень нес­по­кой­ны. Сре­ди них шла энер­гич­ная про­па­ган­да больше­ви­ков, и сре­ди чле­нов го­родс­кой ду­мы бы­ло оп­ре­де­лен­ное те­че­ние в их пользу.

Вскоре пос­ле мо­его при­ез­да я был приг­ла­шен го­родс­ким го­ло­вой В. на отк­ры­тое за­се­да­ние ду­мы, где мне был пред­ло­жен ряд воп­ро­сов от­но­си­тельно мо­их пред­по­ло­же­ний для дальней­шей сво­ей ра­бо­ты с ду­мой, а так­же и мо­их взгля­дов на ре­во­лю­цию и нас­то­ящее по­ли­ти­чес­кое по­ло­же­ние. Ви­ди­мо, мои от­ве­ты удов­лет­во­ри­ли соб­рав­шу­юся пуб­ли­ку, нес­мот­ря на мое рез­ко враж­деб­ное от­но­ше­ние к ре­во­лю­ции и больше­виз­му, так как пос­ле сво­ей ре­чи с при­зы­вом к го­родс­ко­му са­мо­уп­рав­ле­нию об иск­рен­ней мне по­мо­щи и обе­ща­ния со сво­ей сто­ро­ны ува­жать за­кон­ные пра­ва ду­мы и счи­таться с нею я да­же удос­то­ил­ся ап­ло­дис­мен­тов.

Три ка­зачьих пол­ка, под­чи­нен­ных мне офи­ци­ально, ко вре­ме­ни мо­его вступ­ле­ния в ко­ман­до­ва­ние Рос­товс­ким рай­оном фак­ти­чес­ки на­хо­ди­лись в рас­по­ря­же­нии вой­ско­во­го шта­ба и в это вре­мя предс­тав­ля­ли со­бой поч­ти со­вер­шен­но раз­ло­жив­шу­юся тол­пу, не же­лав­шую ис­пол­нять ни­ка­ких при­ка­за­ний: в бо­евом от­но­ше­нии для дей­ст­вий про­тив больше­ви­ков они бы­ли со­вер­шен­но не­на­деж­ны. Вско­ре пос­ле мо­его при­бы­тия в Рос­тов ка­за­ки этих пол­ков разъеха­лись по до­мам.

В се­ре­ди­не ян­ва­ря в Рос­тов пе­ре­ехал штаб ге­не­ра­ла Кор­ни­ло­ва; пе­ре­ехал так­же ге­не­рал Алек­се­ев со сво­им уп­рав­ле­ни­ем. Они по­мес­ти­лись в но­вом до­ме-двор­це Н. Е. Па­ра­мо­но­ва.

Официально Доб­ро­вольчес­кая ар­мия под­чи­ня­лась мне. Это бы­ло сде­ла­но с целью не слиш­ком афи­ши­ро­вать в ле­вых кру­гах не­за­ви­си­мость доб­ро­вольцев. Фак­ти­чес­ки же Кор­ни­лов с этим по­ло­же­ни­ем не счи­тал­ся и дей­ст­во­вал со­вер­шен­но са­мос­то­ятельно, иног­да об­ра­ща­ясь ко мне за по­мощью, ког­да при­хо­ди­лось иметь де­ло с го­родс­ким на­се­ле­ни­ем, и приг­ла­шая ме­ня на бо­лее важ­ные во­ен­ные со­ве­ты. Поч­ти каж­дый день он за­хо­дил ко мне, что­бы лич­но по­го­во­рить по пря­мо­му про­во­ду с вой­ско­вым ата­ма­ном.

В на­ча­ле фев­ра­ля ге­не­рал Кор­ни­лов под­нял воп­рос о под­чи­не­нии ему Рос­товс­ко­го ок­ру­га офи­ци­ально во всех от­но­ше­ни­ях, но пе­ре­го­во­ры по это­му по­во­ду с ата­ма­ном На­за­ро­вым за­тя­ну­лись, и до вы­хо­да Доб­ро­вольчес­кой ар­мии из Рос­то­ва воп­рос этот так и не был ре­шен.

С ге­не­ра­лом Кор­ни­ло­вым я был вмес­те в Ака­де­мии ге­не­рально­го шта­ба. Скром­ный и зас­тен­чи­вый ар­мей­ский ар­тил­ле­рий­ский офи­цер, ху­до­ща­вый, не­большо­го рос­та, с мон­гольским ли­цом, он был ма­ло­за­ме­тен в ака­де­мии и только во вре­мя эк­за­ме­нов сра­зу вы­де­лил­ся блес­тя­щи­ми ус­пе­ха­ми по всем на­укам. Пос­ле окон­ча­ния ака­де­мии он уехал в Тур­кес­тан, и я мно­го лет его не ви­дел, но хо­ро­шо знал о его вы­да­ющей­ся бо­евой де­ятельнос­ти в рус­ско-японс­кой кам­па­нии и во вре­мя Ве­ли­кой вой­ны. По при­ез­де на Дон я вско­ре за­шел к ге­не­ра­лу Алек­се­еву, а за­тем и к Кор­ни­ло­ву.

Оба они, ве­ли­кие пат­ри­оты, уже уш­ли в луч­ший мир... Их слав­ные име­на и де­яния при­над­ле­жат ис­то­рии. Я не бу­ду здесь пи­сать их би­ог­ра­фии. Хо­чу за­пи­сать только не­ко­то­рые свои лич­ные вос­по­ми­на­ния о них. Судьба столк­ну­ла нас на До­ну в са­мую тя­же­лую по­ру на­шей об­щей жиз­ни, в ко­то­рой они оба сыг­ра­ли иск­лю­чи­тельную роль.

С Ми­ха­илом Ва­сильеви­чем Алек­се­евым я был зна­ком с юн­керс­ких лет. Он был пре­по­да­ва­те­лем ад­ми­нист­ра­ции в Ни­ко­ла­евс­ком ка­ва­ле­рий­ском учи­ли­ще в 1890-1891 го­дах и ру­ко­во­ди­те­лем съемок. Уже по­жи­лой ка­пи­тан ге­не­рально­го шта­ба с су­ро­вым взгля­дом бли­зо­ру­ких глаз, прик­ры­тых оч­ка­ми, с рез­ким го­ло­сом, он вна­ча­ле на нас, юн­ке­ров, на­вел страх сво­ей тре­бо­ва­тельностью и по­ря­доч­ную ску­ку сво­им пред­ме­том, на­го­няв­шим тос­ку. Но вско­ре под его су­ро­вой внеш­ностью мы наш­ли прос­тое и от­зыв­чи­вое серд­це. Он иск­рен­не хо­тел и умел на­учить нас сво­ей скуч­ной, но не­об­хо­ди­мой для во­ен­но­го че­ло­ве­ка на­уке. Он час­то вор­чал на нас, а иног­да и пок­ри­ки­вал, но от­мет­ки ста­вил хо­ро­шо, и я не пом­ню слу­чая, что­бы он хоть ко­го-ни­будь "про­ва­лил" на ре­пе­ти­ции или на эк­за­ме­не. Злей­ший враг ле­ни и вер­хог­лядст­ва, он зас­тав­лял и нас тща­тельно ис­пол­нять за­дан­ные ра­бо­ты, не ос­тав­ляя без за­ме­ча­ния ни од­ной ошиб­ки или про­пус­ка. На­ши ра­бо­ты, как по ад­ми­нист­ра­ции, так и по съемкам, он возв­ра­щал свер­ху до­ни­зу ис­пи­сан­ны­ми крас­ны­ми чер­ни­ла­ми мел­ким би­сер­ным по­чер­ком. И, дей­ст­ви­тельно, ни од­но его за­ме­ча­ние не бы­ло пус­той фра­зой: пос­то­ян­но бы­ла ссыл­ка на па­раг­раф ус­та­ва или дельный прак­ти­чес­кий со­вет.

Через че­ты­ре го­да я сно­ва встре­тил­ся с ним в Ака­де­мии ге­не­рально­го шта­ба как сво­им про­фес­со­ром по ис­то­рии рус­ско­го во­ен­но­го ис­кус­ства. Здесь он ос­тал­ся та­ким же кро­пот­ли­вым, усерд­ным ра­бот­ни­ком, прек­рас­но из­ла­гав­шим свой да­ле­ко не лег­кий пред­мет. Он не был вы­да­ющим­ся та­лан­том в этом от­но­ше­нии, но то, что нуж­но нам бы­ло знать, он да­вал в стро­го на­уч­ной фор­ме, в сжа­том об­раз­ном из­ло­же­нии. Мы зна­ли, что все, что он го­во­рит, не фан­та­зия, а дей­ст­ви­тельно все так и бы­ло, по­то­му что каж­дый ис­то­ри­чес­кий факт он изу­чал и про­ве­рял по мас­се ис­точ­ни­ков.

Много лет спус­тя, во вре­мя Ве­ли­кой вой­ны, я опять с ним встре­тил­ся уже в став­ке в Мо­ги­ле­ве. Ми­ха­ил Ва­сильевич был на­чальни­ком шта­ба вер­хов­но­го глав­но­ко­ман­ду­юще­го го­су­да­ря им­пе­ра­то­ра; я - на­чальни­ком шта­ба по­ход­но­го ата­ма­на при его ве­ли­чест­ве; мы оба бы­ли в сви­те го­су­да­ря. Уже се­дой, весь бе­лый, об­ле­чен­ный пол­ным до­ве­ри­ем го­су­да­ря им­пе­ра­то­ра, фак­ти­чес­кий рас­по­ря­ди­тель жиз­ни и смер­ти де­сят­ка мил­ли­онов сол­дат, он ос­та­вал­ся та­ким же прос­тым и дос­туп­ным, как и в дав­но ми­нув­шие дни. Си­дя ря­дом с ним за обе­дом в штаб­ной сто­ло­вой поч­ти каж­дый день, я не раз вел с ним дол­гие бе­се­ды по во­ен­ным воп­ро­сам; не один раз выс­лу­ши­вал его вор­ча­ние на бес­по­лез­ные тра­ты ка­зен­ных де­нег, вы­зы­ва­емые раз­ны­ми, час­то фан­тас­ти­чес­ки­ми, про­ек­та­ми и изоб­ре­те­ни­ями, ко­то­рые про­во­ди­лись в жизнь бла­го­да­ря раз­лич­ным сильным вли­яни­ям и про­тек­ци­ям. Лич­но ко мне он от­но­сил­ся по-преж­не­му сер­деч­но и доб­ро­же­ла­тельно. Это от­но­ше­ние не из­ме­ни­лось и с нас­туп­ле­ни­ем ре­во­лю­ции.

Михаил Ва­сильевич тя­же­ло пе­ре­жи­вал дни на­ча­ла ре­во­лю­ции и не­дол­го ос­тал­ся у влас­ти.

Затем я сно­ва уви­дел его уже в Но­во­чер­кас­ске. Вско­ре пос­ле сво­его при­ез­да я за­шел в его штаб на пло­ща­ди Ни­кольской церк­ви. В жар­ко на­топ­лен­ной ком­на­те си­дел он за письмен­ным сто­лом, по­ху­дев­ший, осу­нув­ший­ся, но все та­кой же де­ятельный и жи­вой. Сер­деч­но и теп­ло встре­тил он ме­ня, вспом­нил не­дав­нее прош­лое и сей­час же пе­ре­шел к нас­то­яще­му - фор­ми­ро­ва­нию Доб­ро­вольчес­кой ар­мии, свя­то­му де­лу, ко­то­ро­му он пос­вя­тил ос­та­ток сво­ей жиз­ни. Я с грустью слу­шал бед­но­го ста­ри­ка. Еще так не­дав­но он спо­кой­но пе­ред­ви­гал це­лые ар­мии, мил­ли­оны лю­дей, од­ним рос­чер­ком пе­ра отп­рав­лял их на по­бе­ду или смерть, че­рез его ру­ки про­хо­ди­ли ко­лос­сальные циф­ры все­воз­мож­ных снаб­же­нии, в его ру­ках бы­ла судьба Рос­сии... И вот здесь я опять уви­дел его с той же кро­шеч­ной за­пис­ной книж­кой в ру­ках, как и в Мо­ги­ле­ве, и тем же би­сер­ным по­чер­ком подс­чи­ты­вал бе­ленький ста­ри­чок ка­кие-то циф­ры. Но как они бы­ли жал­ки! Вмес­то мил­ли­онов сол­дат - все­го нес­колько сот доб­ро­вольцев и гро­шо­вые сум­мы, по­жерт­во­ван­ные мос­ковс­ки­ми толс­то­су­ма­ми на спа­се­ние Рос­сии...

Много раз по­том встре­чал­ся с ним в Рос­то­ве, во вре­мя "Ле­дя­но­го по­хо­да" и опять в Но­во­чер­кас­ске, ког­да я был пред­се­да­те­лем донс­ко­го пра­ви­тельства. За это вре­мя я бли­же со­шел­ся с по­кой­ным сво­им учи­те­лем и про­ник­ся к не­му еще большим ува­же­ни­ем. Я прек­ло­нял­ся пе­ред его глу­бо­ким пат­ри­отиз­мом, здра­вым смыс­лом всех его ре­ше­ний и рас­по­ря­же­ний, бе­зуп­реч­ною чис­то­той всех его по­буж­де­ний, в ко­то­рых не бы­ло ни­че­го лич­но­го. Он весь го­рел слу­же­ни­ем сво­ей ве­ли­кой идее и, ви­ди­мо, глу­бо­ко стра­дал, ког­да встре­чал не­по­ни­ма­ние или сво­еко­рыст­ные рас­че­ты. Нес­мот­ря на свой воз­раст и по­ло­же­ние, ду­хов­ный вождь бе­ло­го дви­же­ния, по­ли­ти­чес­кий ру­ко­во­ди­тель и ор­га­ни­за­тор его, он скром­но ус­ту­пал пер­вое мес­то Кор­ни­ло­ву, сво­ему уче­ни­ку в ака­де­мии, а за­тем, пос­ле его смер­ти, и ге­не­ра­лу Де­ни­ки­ну. Кор­ни­лов был с ним иног­да очень ре­зок и час­то несп­ра­вед­лив. Но Ми­ха­ил Ва­сильевич тер­пе­ли­во пе­ре­но­сил не­зас­лу­жен­ную оби­ду, и мне лич­но приш­лось только один раз слы­шать от не­го пос­ле од­ной из та­ких вспы­шек фра­зу, ска­зан­ную бес­ко­неч­но груст­ным то­ном: "Как тя­же­ло ра­бо­тать при та­ких ус­ло­ви­ях!.."

Последний раз в жиз­ни я ви­дел его в кон­це июня на стан­ции Ти­хо­рец­кой, где в то вре­мя был штаб Доб­ро­вольчес­кой ар­мии. Эту пос­лед­нюю встре­чу, вос­по­ми­на­ние о ко­то­рой нав­сег­да ос­та­нет­ся в мо­ей ду­ше, я опи­шу позд­нее. Пос­ле нее у ме­ня ос­та­лось впе­чат­ле­ние за­ка­та яс­но­го сол­неч­но­го дня.

Лавра Ге­ор­ги­еви­ча Кор­ни­ло­ва я на­шел в од­ном из не­больших до­мов Но­во­чер­кас­ска на Ко­ми­тетс­кой ули­це. Ча­со­вой - офи­цер-доб­ро­во­лец под­роб­но рас­спро­сил ме­ня, кто я и за­чем при­шел и, на­ко­нец, про­пус­тил в ма­ленький ка­би­нет Кор­ни­ло­ва. Мы встре­ти­лись с ним, как ста­рые то­ва­ри­щи, хо­тя я не был бли­зок с ним в ака­де­мии.

Главнокомандующий Доб­ро­вольчес­кой ар­мии был в штатс­ком кос­тю­ме и имел вид не осо­бен­но эле­гант­ный: кри­во по­вя­зан­ный галс­тук, по­тер­тый пид­жак и вы­со­кие са­по­ги де­ла­ли его по­хо­жим на мел­ко­го при­каз­чи­ка. Нич­то не на­по­ми­на­ло в нем ге­роя двух войн, ка­ва­ле­ра двух сте­пе­ней ор­де­на Св. Ге­ор­гия, че­ло­ве­ка иск­лю­чи­тельной храб­рос­ти и си­лы во­ли. Ма­ленький, то­щий, с ли­цом мон­го­ла, пло­хо оде­тый, он не предс­тав­лял со­бой ни­че­го ве­ли­чест­вен­но­го и во­инст­вен­но­го.

Разговор, ко­неч­но, сра­зу пе­ре­шел на нас­то­ящее по­ло­же­ние. В про­ти­во­по­лож­ность М. В. Алек­се­еву, Кор­ни­лов го­во­рил ров­но и спо­кой­но. Он с на­деж­дою смот­рел на бу­ду­щее и рас­счи­ты­вал, что ка­за­чест­во при­мет де­ятельное учас­тие в фор­ми­ро­ва­нии Доб­ро­вольчес­кой ар­мии, хо­тя бы в ви­де от­дельных час­тей. О прош­лом он го­во­рил так­же спо­кой­но, и только при име­ни Ке­ренс­ко­го мрач­ный огонь сверк­нул в его гла­зах.

Уже тог­да Кор­ни­лов выс­ка­зал же­ла­ние ско­рее за­кон­чить фор­ми­ро­ва­ние Доб­ро­вольчес­кой ар­мии и уй­ти на фронт. Пре­бы­ва­ние в Но­во­чер­кас­ске, ви­ди­мо, тя­го­ти­ло его не­об­хо­ди­мостью по всем воп­ро­сам об­ра­щаться к вой­ско­вой влас­ти, хо­тя ге­не­рал Ка­ле­дин во всем шел навст­ре­чу доб­ро­вольцам.

Мы дру­жес­ки рас­ста­лись пос­ле это­го сви­да­ния, точ­но пред­чувст­вуя, что судьбе бу­дет угод­но в ско­ром вре­ме­ни свя­зать нас стальны­ми уза­ми вмес­те пе­ре­жи­то­го кро­ва­во­го по­хо­да в юж­ных сте­пях...

Но в ожив­лен­ном раз­го­во­ре, пол­ном на­дежд и бод­рос­ти, со ста­рым то­ва­ри­щем по ака­де­мии я не ду­мал, что че­рез три ме­ся­ца на кру­том бе­ре­гу мно­го­вод­ной Ку­ба­ни сам вло­жу вос­ко­вой крес­тик в его хо­ло­де­ющую ру­ку сво­его на­чальни­ка, уби­то­го рус­ской гра­на­той.

 

Глава IV.

 

Месяц в Ростове

 

Два фронта. Полковник Чернецов. Жизнь в Ростове. Кровавые столкновения с рабочими. Настроение казачества. Ухудшение положения на фронтах. Смерть атамана Каледина. Последняя моя встреча с братом Митрофаном Петровичем. Решение Добровольческой армии покинуть Ростов

 

Добровольческой ар­мии приш­лось вес­ти борьбу уже с пер­вых дней ее су­щест­во­ва­ния - с на­ча­ла но­яб­ря 1917 го­да. С пе­ре­хо­дом ее шта­ба в Рос­тов борьба с крас­ны­ми при­ня­ла уже бо­лее пла­но­мер­ный ха­рак­тер.

Как-то са­ми со­бой оп­ре­де­ли­лись на До­ну два фрон­та: Рос­товс­кий - к за­па­ду и се­ве­ру от Та­ган­ро­га и Рос­то­ва и Донс­кой - на ли­нии же­лез­ной до­ро­ги на Во­ро­неж, к се­ве­ру от Но­во­чер­кас­ска. Пер­вый фронт за­щи­ща­ли доб­ро­вольцы, на вто­ром бо­ро­лись ка­за­ки, вер­нее - нес­колько мел­ких пар­ти­занс­ких от­ря­дов, сос­тав­лен­ных из ка­дет, гим­на­зис­тов, ре­алис­тов, сту­ден­тов и не­большо­го чис­ла офи­це­ров. Кро­ме то­го, в рай­оне стан­ций Мил­ле­ро­во и Глу­бо­кой сто­яла 8-я Донс­кая кон­ная ди­ви­зия и пос­те­пен­но раз­ла­га­лась: ка­за­ки ми­тин­го­ва­ли и по­ти­хоньку разъезжа­лись по до­мам. Впро­чем, больше­ви­ки с этой сто­ро­ны и не нас­ту­па­ли до двад­ца­тых чи­сел ян­ва­ря, ког­да при пер­вом же их серьезном нас­туп­ле­нии ка­за­ки бро­си­ли фронт и разъеха­лись по до­мам, ос­та­вив на про­из­вол судьбы ору­дия.

Был еще юж­ный - Ба­тай­ский фронт. Но там де­ло ог­ра­ни­чи­ва­лось поч­ти од­ной пе­рест­рел­кой. Ба­тай­ск был за­нят, час­тя­ми 39-й пе­хот­ной ди­ви­зии, 1 фев­ра­ля вы­тес­нив­ши­ми доб­ро­вольцев, ото­шед­ших на пра­вый бе­рег До­на.

За не­де­лю до смер­ти А. М. Ка­ле­ди­на был убит (21 ян­ва­ря) доб­лест­ный пол­ков­ник Чер­не­цов, за­руб­лен­ный из­мен­ни­ком Под­тел­ко­вым [Это од­на из лю­бо­пыт­ней­ших фи­гур на­шей Сму­ты. О нем я ска­жу нес­колько слов впос­ледст­вии. (Здесь и да­лее при­ме­ча­ния ав­то­ра.)]. С его смертью ка­кая-то тя­же­лая без­на­деж­ность ох­ва­ти­ла то ка­за­чест­во, ко­то­рое еще бо­ро­лось с больше­ви­ка­ми.

Я поз­на­ко­мил­ся с Чер­не­цо­вым еще в 1915 го­ду, ког­да он был на­чальни­ком од­но­го из пар­ти­занс­ких от­ря­дов на гер­манс­ком фрон­те.

Эти от­ря­ды раз­лич­но­го сос­та­ва бы­ли сфор­ми­ро­ва­ны из доб­ро­вольцев-офи­це­ров, ка­за­ков и сол­дат кон­ных час­тей и на­хо­ди­лись в об­щем ве­де­нии шта­ба по­ход­но­го ата­ма­на. Чис­ло их до­хо­ди­ло до пя­ти­де­ся­ти. Тол­ку от них бы­ло нем­но­го. Вви­ду осо­бых ус­ло­вий по­зи­ци­он­ной вой­ны, ког­да поч­ти вся мно­го­чис­лен­ная рус­ская ка­ва­ле­рия дол­ги­ми ме­ся­ца­ми, а не­ко­то­рые час­ти и больше го­да, без вся­ко­го де­ла сто­яла в ты­лу, иног­да за­ни­мая спе­шен­ны­ми час­тя­ми не­большой учас­ток по­зи­ции, эти от­ря­ды да­ва­ли воз­мож­ность энер­гич­ной и от­важ­ной мо­ло­де­жи чем-ни­будь про­явить се­бя, про­из­во­дя на­бе­ги и раз­вед­ки в рас­по­ло­же­нии про­тив­ни­ка. Од­на­ко труд­ность про­ры­ва не­больши­ми кон­ны­ми час­тя­ми поч­ти сплош­ных ук­реп­лен­ных ли­ний про­тив­ни­ка, не­опыт­ность мо­ло­дых пар­ти­занс­ких на­чальни­ков, а глав­ное, не со­чувст­вие этой за­тее большинст­ва стар­ших ка­ва­ле­рий­ских на­чальни­ков, опа­сав­ших­ся не­удач и по­терь, - все это не да­ло раз­виться де­ятельнос­ти пар­ти­занс­ких от­ря­дов, и из по­лу­сот­ни их ед­ва де­сять - пят­над­цать кое-что сде­ла­ли; ос­тальные или без­дей­ст­во­ва­ли, или же не­ред­ко и бе­зоб­раз­ни­ча­ли, об­ра­щая свою энер­гию и предп­ри­им­чи­вость про­тив мир­ных жи­те­лей. Бла­го­да­ря это­му мно­гие от­ря­ды вско­ре бы­ли рас­фор­ми­ро­ва­ны. Из чис­ла хо­ро­ших от­ря­дов вы­де­ля­лись пар­ти­за­ны Чер­не­цо­ва и Шку­ро.

Мне приш­лось ви­деть Чер­не­цо­ва единст­вен­ный раз в шта­бе по­ход­но­го ата­ма­на. Ма­ленький, ху­дой, очень скром­ный на вид, в чи­не подъеса­ула он имел уже ор­ден Св. Ге­ор­гия. В то вре­мя труд­но бы­ло пред­по­ло­жить, что из это­го мо­ло­до­го скром­но­го офи­це­ра вый­дет на­род­ный ге­рой граж­данс­кой вой­ны, че­ло­век, ко­то­рый в са­мые тя­же­лые дни су­щест­во­ва­ния До­на умел спло­тить око­ло се­бя и вес­ти в бой про­тив не­из­ме­ри­мо сильней­ше­го вра­га сме­лые от­ря­ды та­ких же от­важ­ных лю­дей, как и он сам.

На "доб­ро­вольчес­ком" Рос­товс­ком фрон­те бои шли все вре­мя: сна­ча­ла се­вер­нее Та­ган­ро­га у Мат­ве­ева Кур­га­на, а за­тем, пос­ле па­де­ния Та­ган­ро­га, в рай­оне вдоль ли­нии же­лез­ной до­ро­ги к за­па­ду от Рос­то­ва.

Положение ста­но­ви­лось все бо­лее и бо­лее тя­же­лым. Куч­ка доб­ро­вольцев, в об­щем не пре­вы­шав­шая трех ты­сяч че­ло­век, сос­то­яла, глав­ным об­ра­зом, из офи­це­ров и ин­тел­ли­гент­ной мо­ло­де­жи. Она быст­ро та­яла в бо­ях от ран и бо­лез­ней; по­пол­не­ний пос­ту­па­ло очень нем­но­го. Средст­ва бы­ли нич­тож­ны. Не хва­та­ло ни ору­жия, ни пат­ро­нов, ни одеж­ды... Де­нег бы­ло очень ма­ло. Бо­га­тый Рос­тов смот­рел на сво­их за­щит­ни­ков, как на лиш­нюю обу­зу, мо­жет быть, и спра­вед­ли­во счи­тая, что горсть ге­ро­ев все рав­но не спа­сет его от больше­ви­ков, а вмес­те с тем по­ме­ша­ет как-ни­будь до­го­во­риться с ни­ми. Ра­бо­чие же и вся­кий улич­ный сброд с не­на­вистью смот­ре­ли на доб­ро­вольцев и только жда­ли при­хо­да больше­ви­ков, что­бы расп­ра­виться с не­на­вист­ны­ми "ка­де­та­ми". Ла­за­ре­ты бы­ли за­ва­ле­ны ра­не­ны­ми доб­ро­вольца­ми.

Малопонятное оз­лоб­ле­ние про­тив них со сто­ро­ны ра­бо­чих бы­ло нас­только ве­ли­ко, что иног­да вы­ли­ва­лось в ужас­ные, зверс­кие фор­мы. Хо­дить в тем­ное вре­мя по ули­цам го­ро­да, а в осо­бен­нос­ти в Те­мер­ни­ке, бы­ло да­ле­ко не бе­зо­пас­но. Бы­ли слу­чаи на­па­де­ний и убий­ст­ва. Как-то раз в Ба­тай­ске ра­бо­чие са­ми поз­ва­ли офи­це­ров од­ной из сто­яв­ших здесь доб­ро­вольчес­ких час­тей к се­бе на по­ли­ти­чес­кое со­бе­се­до­ва­ние, при­чем га­ран­ти­ро­ва­ли им сво­им чест­ным сло­вом пол­ную бе­зо­пас­ность. Нес­колько офи­це­ров до­ве­ри­лись обе­ща­нию и да­же без ору­жия пош­ли на это соб­ра­ние. Око­ло во­рот са­рая, где оно долж­но бы­ло про­ис­хо­дить, тол­па ок­ру­жи­ла нес­част­ных офи­це­ров, за­ве­ла с ни­ми спор сна­ча­ла в до­вольно спо­кой­ном то­не, а за­тем по чьему-то зна­ку ра­бо­чие бро­си­лись на них и бук­вально рас­тер­за­ли че­ты­рех офи­це­ров... На дру­гой день я был на от­пе­ва­нии двух из них в од­ной из рос­товс­ких церк­вей. Нес­мот­ря на чис­тую одеж­ду, цве­ты и флёр, вид их был ужа­сен. Это бы­ли сов­сем юно­ши, де­ти мест­ных рос­товс­ких жи­те­лей. Над од­ним из них в бе­зу­теш­ном от­ча­янии пла­ка­ла мать, су­дя по одеж­де, сов­сем прос­тая жен­щи­на.

Другой раз был пе­чальный слу­чай, имев­ший ха­рак­тер нас­то­ящей про­во­ка­ции. В од­ной из же­лез­но­до­рож­ных мас­терс­ких Рос­то­ва про­ис­хо­дил раз­ре­шен­ный влас­тя­ми ми­тинг ра­бо­чих. На­ро­ду бы­ло очень мно­го. Для под­дер­жа­ния по­ряд­ка в мас­терс­кой при­сутст­во­вал юн­керс­кий ка­ра­ул. Во вре­мя ре­чи од­но­го из ора­то­ров раз­дал­ся ру­жей­ный выст­рел, ра­нив­ший ко­го-то из ра­бо­чих, как вы­яс­ни­лось впос­ледст­вии, дробью. Тол­па приш­ла в бе­шенст­во и бро­си­лась на юн­ке­ров, ре­шив, что выст­рел сде­лан ими. Вы­нуж­ден­ные к са­мо­обо­ро­не, юн­ке­ра сде­ла­ли нес­колько выст­ре­лов и уби­ли трех или че­ты­рех че­ло­век. Не ожи­дав­шие та­ко­го ре­ши­тельно­го от­по­ра, ра­бо­чие раз­бе­жа­лись. Ко­неч­но, под­нял­ся страш­ный скан­дал. По­ле­те­ли те­лег­рам­мы и гон­цы к ата­ма­ну, ко­то­ро­му бы­ло до­не­се­но, что юн­ке­ра пер­вые, без вся­ко­го по­во­да, отк­ры­ли огонь по бе­зо­руж­ным ра­бо­чим. В го­ро­де, и в осо­бен­нос­ти в ра­бо­чих квар­та­лах, бы­ло не­ве­ро­ят­ное воз­буж­де­ние. Только при­сутст­вие в го­ро­де не­больших доб­ро­вольчес­ких час­тей еще мог­ло сдер­жи­вать страс­ти. По­со­ве­то­вав­шись с Кор­ни­ло­вым, ра­ди пре­дотв­ра­ще­ния воз­мож­ных экс­цес­сов я объявил го­род на "во­ен­ном по­ло­же­нии" и до­нес об этом ге­не­ра­лу Ка­ле­ди­ну. Спус­тя не­ко­то­рое вре­мя он выз­вал ме­ня к те­ле­фо­ну и, ви­ди­мо, наст­ро­ен­ный уже по­бы­вав­ши­ми у не­го предс­та­ви­те­ля­ми го­родс­кой ду­мы про­тив этой ме­ры, рез­ко спро­сил ме­ня, на ка­ком ос­но­ва­нии я от­дал та­кое иск­лю­чи­тельное рас­по­ря­же­ние. Ког­да я под­роб­но объяснил ему всю соз­дав­шу­юся обс­та­нов­ку и край­нюю не­об­хо­ди­мость ре­ши­тельных мер, он сам че­рез не­ко­то­рое вре­мя уси­лил мою власть, объявив Рос­тов на "осад­ном по­ло­же­нии".

Через день бы­ли по­хо­ро­ны уби­тых ра­бо­чих. Ру­ко­во­ди­те­ли хо­те­ли сде­лать из них вну­ши­тельную де­монст­ра­цию про­тив "про­из­во­ла и на­си­лия". Бы­ли за­го­тов­ле­ны крас­ные "зна­ме­на" с раз­ны­ми страш­ны­ми над­пи­ся­ми. Гро­бы долж­ны бы­ли нес­ти на ру­ках; пред­по­ла­га­лось, что со­бе­рет­ся ог­ром­ная тол­па не­го­ду­ющих ра­бо­чих; ко­неч­но, долж­ны бы­ли петь "Вы жерт­вою па­ли в борьбе ро­ко­вой" и т. д.

Ничего, од­на­ко, из это­го не выш­ло. По при­ка­за­нию ата­ма­на я раз­ре­шил по­хо­ро­ны со все­ми при­го­тов­лен­ны­ми ат­ри­бу­та­ми. Де­пу­та­ция, ко­то­рая тре­бо­ва­ла это­го раз­ре­ше­ния, да­же, ви­ди­мо, бы­ла удив­ле­на, что так лег­ко по­лу­чи­ла раз­ре­ше­ние без вся­ких ог­ра­ни­че­ний. Это выз­ва­ло у де­ле­га­тов да­же не­ко­то­рое ра­зо­ча­ро­ва­ние и скры­тое по­доз­ре­ние, не за­те­ва­ет­ся ли что-то не­лад­ное...

На вся­кий слу­чай, из пре­дос­то­рож­нос­ти, я про­сил ге­не­ра­ла Кор­ни­ло­ва по пу­ти шест­вия пос­та­вить кое где, скры­то, во дво­рах, не­большие во­ору­жен­ные час­ти, что и бы­ло ис­пол­не­но. Ра­бо­чие, ви­ди­мо, уз­на­ли об этом, и на тор­жест­вен­ные по­хо­ро­ны их приш­ло очень нем­но­го, да к то­му же и воз­буж­де­ние за сут­ки зна­чи­тельно улег­лось. Де­монст­ра­ция выш­ла до­вольно жал­кой: в сущ­нос­ти вся про­цес­сия сос­то­яла из нес­част­ных по­кой­ни­ков и зна­ме­нос­цев, ко­то­рые ис­пу­ган­но ози­ра­лись и ко­си­лись на каж­дые за­пер­тые во­ро­та. Все прош­ло со­вер­шен­но спо­кой­но.

Приходилось при­ни­мать энер­гич­ные ме­ры про­тив раз­ных аги­та­то­ров и шпи­онов. Тюрьма бы­ла пе­ре­пол­не­на ими. Их сме­ло вы­лав­ли­вал энер­гич­ный ко­мен­дант пол­ков­ник Я., ко­то­ро­му иног­да при­хо­ди­лось всту­пать в нас­то­ящий бой с во­ору­жен­ны­ми не­го­дя­ями. Во вре­мя од­ной из та­ких пе­рест­ре­лок он был до­вольно тя­же­ло ра­нен.

Однако вви­ду мно­го­чис­лен­нос­ти арес­то­ван­ных по­доз­ри­тельных лич­нос­тей су­деб­ное раз­би­ра­тельство о них сильно за­тя­ну­лось, и во вре­мя ос­тав­ле­ния на­ми Рос­то­ва мно­гих из них приш­лось прос­то вы­пус­тить на во­лю. Сре­ди них ока­зал­ся сту­дент С., над ко­то­рым ви­се­ло большое по­доз­ре­ние, что он нас­то­ящий агент больше­ви­ков. Впос­ледст­вии это ока­за­лось вер­ным, и он сде­лал нам мно­го зла. Ме­ня не один раз по­том уп­ре­ка­ли, что я сво­ев­ре­мен­но его не рас­стре­лял. Да и я сам жа­лел об этом...

До сих пор еще ве­дет­ся бес­ко­неч­ный спор меж­ду про­тив­ни­ка­ми и сто­рон­ни­ка­ми смерт­ной каз­ни. Луч­шие умы че­ло­ве­чест­ва глу­бо­ко воз­му­ща­лись фак­том спо­кой­но­го, об­ду­ман­но­го, с су­деб­ны­ми фор­мальнос­тя­ми убий­ст­ва че­ло­ве­ка. Не один го­су­дарь, на­чи­ная с Ека­те­ри­ны Ве­ли­кой, за­яв­лял при вступ­ле­нии на прес­тол, что его ру­ка не под­пи­шет ни од­но­го смерт­но­го при­го­во­ра. Мно­го го­во­ри­лось всег­да сен­ти­мен­тальных фраз о бес­че­ло­веч­нос­ти и безн­равст­вен­нос­ти смерт­ной каз­ни. В пы­лу ми­ло­сер­дия все сим­па­тии бы­ли час­то на сто­ро­не "нес­част­но­го убий­цы", а не по­губ­лен­ных им жертв...

Когда-то и я в мо­ло­дос­ти так же воз­му­щал­ся та­ким соз­на­тельным убий­ст­вом, ду­мая, что есть же дру­гие на­ка­за­ния - ссыл­ка, тюрьма...

Но один раз мне приш­лось сильно за­ду­маться над этим воп­ро­сом. На До­ну был пой­ман поч­тен­ный ста­рик, шес­ти­де­ся­ти с лиш­ком лет, ко­то­рый, как ока­за­лось впос­ледст­вии, де­сять раз бе­жал из Си­би­ри, ку­да ссы­лал­ся иск­лю­чи­тельно за убий­ст­ва. Он отп­ра­вил в луч­ший мир 52 че­ло­ве­ка, при­чем иног­да вы­ре­зы­вал це­лые семьи, не ща­дя да­же груд­ных де­тей. Во всем этом он сам соз­нал­ся. Его по­ве­си­ли. Не ду­маю, что­бы кто-ни­будь по­жа­лел об этом поч­тен­ном стар­це. По­ла­гаю, од­на­ко, что рас­стре­лять его сле­до­ва­ло бы пос­ле пер­во­го же убий­ст­ва: ос­та­лись бы в жи­вых пол­сот­ни че­ло­век...

Благодаря сен­ти­мен­тальнос­ти гос­под Ке­ренс­ких и К°, сво­ев­ре­мен­но не рас­стре­ляв­ших Ле­ни­на и всю сво­лочь, ко­то­рую нем­цы пре­под­нес­ли нам в за­пе­ча­тан­ном ва­го­не, по­гиб­ла Рос­сия, про­ли­ли­ся ре­ки кро­ви и нап­рас­но по­гиб­ли де­сят­ки мил­ли­онов лю­дей, за­му­чен­ных больше­ви­ка­ми и по­гиб­ших от го­ло­да. А ведь что сто­ило то­му же Ке­ренс­ко­му пос­лать в свое вре­мя только од­ну ро­ту на­деж­ных сол­дат к двор­цу Кше­синс­кой и тут же, на Тро­иц­кой пло­ща­ди, на том са­мом мес­те, где двес­ти лет то­му на­зад гроз­ный Петр ве­шал из­мен­ни­ков и каз­нок­ра­дов, под­ве­сить бы всю эту теп­лую ком­па­нию, ко­то­рая со­вер­шен­но без­на­ка­зан­но, отк­ры­то при­зы­ва­ла сол­дат к из­ме­не. Я был в то вре­мя на фрон­те и не знаю, вер­но ли мне рас­ска­зы­ва­ли при­ез­жав­шие из Пет­рог­ра­да, что буд­то бы по мыс­ли Ке­ренс­ко­го, как ми­нист­ра юс­ти­ции, пред­по­ла­га­лось возд­виг­нуть на этой пло­ща­ди три­бу­ну для ора­то­ров, ко­то­рые долж­ны бы­ли в жар­кой сло­вес­ной бит­ве раз­би­вать и пос­рам­лять Ле­ни­на и его спод­виж­ни­ков, за­сев­ших в до­ме Кше­синс­кой.

Дела на обо­их на­ших фрон­тах ста­но­ви­лись все ху­же и ху­же. Пол­ков­ник Ку­те­пов, доб­лест­но драв­ший­ся с больше­ви­ка­ми под Мат­ве­евым Кур­га­ном, под на­по­ром пре­вос­ход­ных сил про­тив­ни­ка вы­нуж­ден был пос­те­пен­но от­хо­дить на­зад. Та­ган­рог приш­лось бро­сить. Крест­ный путь свер­ши­ло, ухо­дя из не­го. Ки­евс­кое во­ен­ное учи­ли­ще, рас­стре­ли­ва­емое из окон и из-за уг­ла оз­лоб­лен­ны­ми ра­бо­чи­ми. При этом был тя­же­ло ра­нен на­чальник учи­ли­ща пол­ков­ник Мос­тен­ко. Ког­да юн­ке­ра хо­те­ли его вы­нес­ти, он при­ка­зал бро­сить се­бя и, зная, ка­кие му­ки ждут его в пле­ну у больше­ви­ков, заст­ре­лил­ся.

На Но­во­чер­кас­ском фрон­те ос­та­лись только не­большие от­ря­ды пар­ти­зан под на­чальством ге­не­ра­ла Аб­ра­мо­ва. В не­рав­ных бо­ях они пос­те­пен­но от­хо­ди­ли к югу, цеп­ля­ясь за каж­дую стан­цию и, на­ко­нец, по­дош­ли к Пер­си­янов­ке, в 12 верс­тах от Но­во­чер­кас­ска.

Все ча­ще при­хо­дил в мой штаб Кор­ни­лов и ча­са­ми по пря­мо­му про­во­ду (те­ле­фон пос­то­ян­но пре­ры­вал­ся) го­во­рил с А. М. Ка­ле­ди­ным. Мрач­нее ту­чи ста­но­вил­ся он пос­ле этих пе­ре­го­во­ров. Он про­сил по­мо­щи у донс­ко­го ата­ма­на, ука­зы­вая на то, что еще так не­дав­но Дон выс­тав­лял во вре­мя Ве­ли­кой вой­ны до шес­ти­де­ся­ти от­лич­ных пол­ков, ука­зы­вал Ка­ле­ди­ну на то, что он не в си­лах за­щи­щать Рос­тов со сво­ими нич­тож­ны­ми си­ла­ми и что в слу­чае его зах­ва­та больше­ви­ка­ми бу­дет от­ре­зан путь отс­туп­ле­ния на Ку­бань, но все бы­ло нап­рас­но: в от­вет ге­не­рал Ка­ле­дин дол­жен был сам про­сить у Кор­ни­ло­ва по­мочь ему прик­рыть Но­во­чер­кас­ск и уси­лить те не­большие час­ти доб­ро­вольцев, ко­то­рые вмес­те с пар­ти­за­на­ми бо­ро­лись под Пер­си­янов­кой.

Грозные, тем­ные ту­чи пок­ры­ли Дон... Разб­ре­лись ка­за­ки по сво­им ста­ни­цам, и каж­дый эго­ис­ти­чес­ки ду­мал, что страш­ная крас­ная опас­ность где-то да­ле­ко в сто­ро­не и его не кос­нет­ся. От­рав­лен­ные про­па­ган­дой на фрон­те, стро­евые ка­за­ки спо­кой­но жда­ли Со­ветс­кой влас­ти, иск­рен­но или нет счи­тая, что это и есть нас­то­ящая на­род­ная власть, ко­то­рая им, прос­тым лю­дям, ни­че­го дур­но­го не сде­ла­ет. А что она унич­то­жит преж­нее на­чальство ата­ма­на, ге­не­ра­лов, офи­це­ров да кста­ти и по­ме­щи­ков, так и черт с ни­ми! До­вольно по­барст­во­ва­ли...

Вообще наст­ро­ение все­го ка­за­чест­ва в мас­се ма­ло чем от­ли­ча­лось от об­ще­го наст­ро­ения рос­сий­ско­го крестьянства: ка­за­ки еще не ис­пы­та­ли на сво­ей шее всей пре­лес­ти со­ветс­ко­го уп­рав­ле­ния.

Однако бы­ли иног­да по­пыт­ки по­мочь и со сто­ро­ны ка­за­ков. Но все это по большей час­ти ог­ра­ни­чи­ва­лось гром­ки­ми сло­ва­ми, тор­жест­вен­ны­ми обе­ща­ни­ями и просьбой о по­мо­щи деньга­ми, ору­жи­ем и сна­ря­же­ни­ем. Ко мне при­хо­ди­ло нес­колько та­ких де­пу­та­ций от бли­жай­ших к Рос­то­ву ста­ниц. Де­пу­та­ты сплошь и ря­дом бы­ли на­ве­се­ле и в чрез­вы­чай­но во­инст­вен­ном наст­ро­ении. Чуть не ча­са­ми при­хо­ди­лось мне выс­лу­ши­вать все­воз­мож­ные пат­ри­оти­чес­кие из­ли­яния, стра­те­ги­чес­кие и так­ти­чес­кие со­об­ра­же­ния. Но преж­де чем дать им что-ни­будь, я по­сы­лал офи­це­ра для про­вер­ки, и, к глу­бо­ко­му со­жа­ле­нию, в большинст­ве слу­ча­ев ока­зы­ва­лось, что ста­нич­ный сбор де­лал во­инст­вен­ное пос­та­нов­ле­ние, отп­рав­лял де­пу­та­тов, и этим все де­ло и кон­ча­лось. Ког­да на дру­гой день при­ез­жал мой офи­цер, то ока­зы­ва­лось, что ни­ко­го соб­рать нельзя, и са­ми де­пу­та­ты бес­по­мощ­но раз­во­ди­ли ру­ка­ми и ру­га­ли сбор, ко­то­рый по­сы­лал их ко мне.

Как-то раз мне со­об­щи­ли ра­дост­ную весть, что под­ня­лась вся А-ская ста­ни­ца и пос­ле ста­нич­но­го сбо­ра, про­шед­ше­го с не­обык­но­вен­ным подъемом, пос­та­но­ви­ла сфор­ми­ро­вать две пе­ших и од­ну кон­ную сот­ню для ре­ши­тельной борьбы про­тив больше­ви­ков. Бы­ло ска­за­но, ко­неч­но, мно­го пат­ри­оти­чес­ких ре­чей, прок­ля­тий больше­ви­кам, пос­ла­ны по на­чальству де­пу­та­ции. Сверх ожи­да­ния, сот­ни бы­ли дей­ст­ви­тельно сфор­ми­ро­ва­ны; ору­жия и одеж­ды ока­за­лось дос­та­точ­но. Ког­да все бы­ло го­то­во, ста­нич­ни­ков взя­ло раз­думье: сто­ит ли по­сы­лать свои си­лы в Рос­тов или Но­во­чер­кас­ск, где и без то­го кро­ме них бы­ли во­ору­жен­ные час­ти? По­ми­тин­го­ва­ли и ре­ши­ли, что не сто­ит: луч­ше пос­лать их для за­щи­ты сво­его юр­та с се­ве­ра. И вот а-ское во­инст­во отп­ра­ви­лось во­евать с крас­ны­ми на ху­то­рах верс­тах в восьми к се­ве­ру от ста­ни­цы. Пос­то­яли там два-три дня без вся­ко­го де­ла, по­том по­гал­де­ли и по чьему-то со­ве­ту ре­ши­ли пос­лать к больше­ви­кам де­ле­га­тов, что­бы уз­нать, что это за лю­ди и за­чем приш­ли на Дон. Де­ле­га­ты вско­ре вер­ну­лись и до­ло­жи­ли, что больше­ви­ки та­кие же лю­ди, как и все, и приш­ли они на Дон, что­бы по­мочь братьям-ка­за­кам ос­во­бо­диться от дво­рян и по­ме­щи­ков и т. д. Док­лад про­ис­хо­дил на вы­го­не за ху­то­ром. Об­суж­де­ние его и ре­чи ора­то­ров за­тя­ну­лись до ве­че­ра. Ста­ло хо­лод­нее, на зем­лю пал ту­ман. Ста­нич­ни­ки про­дол­жа­ли гал­деть. Вдруг не<