От Киева до Луганска. Арест в Луганске. Станция Миллерово. Первые впечатления о казаках

Африкан Петрович Богаевский

Ледяной поход (Воспоминания 1918 года)

Мемуары рус­ско­го ге­не­ра­ла и ата­ма­на Все­ве­ли­ко­го Вой­ска Донс­ко­го Бо­га­евс­ко­го Аф­ри­ка­на Пет­ро­ви­ча (1872-1934) - о 1-ом Ку­банс­ком(Ле­дя­ном) по­хо­де ге­не­ра­ла Кор­ни­ло­ва.

 

Посвящается всем Бе­лым вож­дям и во­инам, чест­но и стой­ко бо­ров­шим­ся за спа­се­ние Ро­ди­ны

 

Часть первая.

 

Поездка на Дон с фронта

 

Глава I.

 

На Дон

 

Глава II.

 

В Новочеркасске

 

Глава III.

 

Вступление в командование Ростовским районом

 

Глава IV.

 

Месяц в Ростове

 

Два фронта. Полковник Чернецов. Жизнь в Ростове. Кровавые столкновения с рабочими. Настроение казачества. Ухудшение положения на фронтах. Смерть атамана Каледина. Последняя моя встреча с братом Митрофаном Петровичем. Решение Добровольческой армии покинуть Ростов

 

Добровольческой ар­мии приш­лось вес­ти борьбу уже с пер­вых дней ее су­щест­во­ва­ния - с на­ча­ла но­яб­ря 1917 го­да. С пе­ре­хо­дом ее шта­ба в Рос­тов борьба с крас­ны­ми при­ня­ла уже бо­лее пла­но­мер­ный ха­рак­тер.

Как-то са­ми со­бой оп­ре­де­ли­лись на До­ну два фрон­та: Рос­товс­кий - к за­па­ду и се­ве­ру от Та­ган­ро­га и Рос­то­ва и Донс­кой - на ли­нии же­лез­ной до­ро­ги на Во­ро­неж, к се­ве­ру от Но­во­чер­кас­ска. Пер­вый фронт за­щи­ща­ли доб­ро­вольцы, на вто­ром бо­ро­лись ка­за­ки, вер­нее - нес­колько мел­ких пар­ти­занс­ких от­ря­дов, сос­тав­лен­ных из ка­дет, гим­на­зис­тов, ре­алис­тов, сту­ден­тов и не­большо­го чис­ла офи­це­ров. Кро­ме то­го, в рай­оне стан­ций Мил­ле­ро­во и Глу­бо­кой сто­яла 8-я Донс­кая кон­ная ди­ви­зия и пос­те­пен­но раз­ла­га­лась: ка­за­ки ми­тин­го­ва­ли и по­ти­хоньку разъезжа­лись по до­мам. Впро­чем, больше­ви­ки с этой сто­ро­ны и не нас­ту­па­ли до двад­ца­тых чи­сел ян­ва­ря, ког­да при пер­вом же их серьезном нас­туп­ле­нии ка­за­ки бро­си­ли фронт и разъеха­лись по до­мам, ос­та­вив на про­из­вол судьбы ору­дия.

Был еще юж­ный - Ба­тай­ский фронт. Но там де­ло ог­ра­ни­чи­ва­лось поч­ти од­ной пе­рест­рел­кой. Ба­тай­ск был за­нят, час­тя­ми 39-й пе­хот­ной ди­ви­зии, 1 фев­ра­ля вы­тес­нив­ши­ми доб­ро­вольцев, ото­шед­ших на пра­вый бе­рег До­на.

За не­де­лю до смер­ти А. М. Ка­ле­ди­на был убит (21 ян­ва­ря) доб­лест­ный пол­ков­ник Чер­не­цов, за­руб­лен­ный из­мен­ни­ком Под­тел­ко­вым [Это од­на из лю­бо­пыт­ней­ших фи­гур на­шей Сму­ты. О нем я ска­жу нес­колько слов впос­ледст­вии. (Здесь и да­лее при­ме­ча­ния ав­то­ра.)]. С его смертью ка­кая-то тя­же­лая без­на­деж­ность ох­ва­ти­ла то ка­за­чест­во, ко­то­рое еще бо­ро­лось с больше­ви­ка­ми.

Я поз­на­ко­мил­ся с Чер­не­цо­вым еще в 1915 го­ду, ког­да он был на­чальни­ком од­но­го из пар­ти­занс­ких от­ря­дов на гер­манс­ком фрон­те.

Эти от­ря­ды раз­лич­но­го сос­та­ва бы­ли сфор­ми­ро­ва­ны из доб­ро­вольцев-офи­це­ров, ка­за­ков и сол­дат кон­ных час­тей и на­хо­ди­лись в об­щем ве­де­нии шта­ба по­ход­но­го ата­ма­на. Чис­ло их до­хо­ди­ло до пя­ти­де­ся­ти. Тол­ку от них бы­ло нем­но­го. Вви­ду осо­бых ус­ло­вий по­зи­ци­он­ной вой­ны, ког­да поч­ти вся мно­го­чис­лен­ная рус­ская ка­ва­ле­рия дол­ги­ми ме­ся­ца­ми, а не­ко­то­рые час­ти и больше го­да, без вся­ко­го де­ла сто­яла в ты­лу, иног­да за­ни­мая спе­шен­ны­ми час­тя­ми не­большой учас­ток по­зи­ции, эти от­ря­ды да­ва­ли воз­мож­ность энер­гич­ной и от­важ­ной мо­ло­де­жи чем-ни­будь про­явить се­бя, про­из­во­дя на­бе­ги и раз­вед­ки в рас­по­ло­же­нии про­тив­ни­ка. Од­на­ко труд­ность про­ры­ва не­больши­ми кон­ны­ми час­тя­ми поч­ти сплош­ных ук­реп­лен­ных ли­ний про­тив­ни­ка, не­опыт­ность мо­ло­дых пар­ти­занс­ких на­чальни­ков, а глав­ное, не со­чувст­вие этой за­тее большинст­ва стар­ших ка­ва­ле­рий­ских на­чальни­ков, опа­сав­ших­ся не­удач и по­терь, - все это не да­ло раз­виться де­ятельнос­ти пар­ти­занс­ких от­ря­дов, и из по­лу­сот­ни их ед­ва де­сять - пят­над­цать кое-что сде­ла­ли; ос­тальные или без­дей­ст­во­ва­ли, или же не­ред­ко и бе­зоб­раз­ни­ча­ли, об­ра­щая свою энер­гию и предп­ри­им­чи­вость про­тив мир­ных жи­те­лей. Бла­го­да­ря это­му мно­гие от­ря­ды вско­ре бы­ли рас­фор­ми­ро­ва­ны. Из чис­ла хо­ро­ших от­ря­дов вы­де­ля­лись пар­ти­за­ны Чер­не­цо­ва и Шку­ро.

Мне приш­лось ви­деть Чер­не­цо­ва единст­вен­ный раз в шта­бе по­ход­но­го ата­ма­на. Ма­ленький, ху­дой, очень скром­ный на вид, в чи­не подъеса­ула он имел уже ор­ден Св. Ге­ор­гия. В то вре­мя труд­но бы­ло пред­по­ло­жить, что из это­го мо­ло­до­го скром­но­го офи­це­ра вый­дет на­род­ный ге­рой граж­данс­кой вой­ны, че­ло­век, ко­то­рый в са­мые тя­же­лые дни су­щест­во­ва­ния До­на умел спло­тить око­ло се­бя и вес­ти в бой про­тив не­из­ме­ри­мо сильней­ше­го вра­га сме­лые от­ря­ды та­ких же от­важ­ных лю­дей, как и он сам.

На "доб­ро­вольчес­ком" Рос­товс­ком фрон­те бои шли все вре­мя: сна­ча­ла се­вер­нее Та­ган­ро­га у Мат­ве­ева Кур­га­на, а за­тем, пос­ле па­де­ния Та­ган­ро­га, в рай­оне вдоль ли­нии же­лез­ной до­ро­ги к за­па­ду от Рос­то­ва.

Положение ста­но­ви­лось все бо­лее и бо­лее тя­же­лым. Куч­ка доб­ро­вольцев, в об­щем не пре­вы­шав­шая трех ты­сяч че­ло­век, сос­то­яла, глав­ным об­ра­зом, из офи­це­ров и ин­тел­ли­гент­ной мо­ло­де­жи. Она быст­ро та­яла в бо­ях от ран и бо­лез­ней; по­пол­не­ний пос­ту­па­ло очень нем­но­го. Средст­ва бы­ли нич­тож­ны. Не хва­та­ло ни ору­жия, ни пат­ро­нов, ни одеж­ды... Де­нег бы­ло очень ма­ло. Бо­га­тый Рос­тов смот­рел на сво­их за­щит­ни­ков, как на лиш­нюю обу­зу, мо­жет быть, и спра­вед­ли­во счи­тая, что горсть ге­ро­ев все рав­но не спа­сет его от больше­ви­ков, а вмес­те с тем по­ме­ша­ет как-ни­будь до­го­во­риться с ни­ми. Ра­бо­чие же и вся­кий улич­ный сброд с не­на­вистью смот­ре­ли на доб­ро­вольцев и только жда­ли при­хо­да больше­ви­ков, что­бы расп­ра­виться с не­на­вист­ны­ми "ка­де­та­ми". Ла­за­ре­ты бы­ли за­ва­ле­ны ра­не­ны­ми доб­ро­вольца­ми.

Малопонятное оз­лоб­ле­ние про­тив них со сто­ро­ны ра­бо­чих бы­ло нас­только ве­ли­ко, что иног­да вы­ли­ва­лось в ужас­ные, зверс­кие фор­мы. Хо­дить в тем­ное вре­мя по ули­цам го­ро­да, а в осо­бен­нос­ти в Те­мер­ни­ке, бы­ло да­ле­ко не бе­зо­пас­но. Бы­ли слу­чаи на­па­де­ний и убий­ст­ва. Как-то раз в Ба­тай­ске ра­бо­чие са­ми поз­ва­ли офи­це­ров од­ной из сто­яв­ших здесь доб­ро­вольчес­ких час­тей к се­бе на по­ли­ти­чес­кое со­бе­се­до­ва­ние, при­чем га­ран­ти­ро­ва­ли им сво­им чест­ным сло­вом пол­ную бе­зо­пас­ность. Нес­колько офи­це­ров до­ве­ри­лись обе­ща­нию и да­же без ору­жия пош­ли на это соб­ра­ние. Око­ло во­рот са­рая, где оно долж­но бы­ло про­ис­хо­дить, тол­па ок­ру­жи­ла нес­част­ных офи­це­ров, за­ве­ла с ни­ми спор сна­ча­ла в до­вольно спо­кой­ном то­не, а за­тем по чьему-то зна­ку ра­бо­чие бро­си­лись на них и бук­вально рас­тер­за­ли че­ты­рех офи­це­ров... На дру­гой день я был на от­пе­ва­нии двух из них в од­ной из рос­товс­ких церк­вей. Нес­мот­ря на чис­тую одеж­ду, цве­ты и флёр, вид их был ужа­сен. Это бы­ли сов­сем юно­ши, де­ти мест­ных рос­товс­ких жи­те­лей. Над од­ним из них в бе­зу­теш­ном от­ча­янии пла­ка­ла мать, су­дя по одеж­де, сов­сем прос­тая жен­щи­на.

Другой раз был пе­чальный слу­чай, имев­ший ха­рак­тер нас­то­ящей про­во­ка­ции. В од­ной из же­лез­но­до­рож­ных мас­терс­ких Рос­то­ва про­ис­хо­дил раз­ре­шен­ный влас­тя­ми ми­тинг ра­бо­чих. На­ро­ду бы­ло очень мно­го. Для под­дер­жа­ния по­ряд­ка в мас­терс­кой при­сутст­во­вал юн­керс­кий ка­ра­ул. Во вре­мя ре­чи од­но­го из ора­то­ров раз­дал­ся ру­жей­ный выст­рел, ра­нив­ший ко­го-то из ра­бо­чих, как вы­яс­ни­лось впос­ледст­вии, дробью. Тол­па приш­ла в бе­шенст­во и бро­си­лась на юн­ке­ров, ре­шив, что выст­рел сде­лан ими. Вы­нуж­ден­ные к са­мо­обо­ро­не, юн­ке­ра сде­ла­ли нес­колько выст­ре­лов и уби­ли трех или че­ты­рех че­ло­век. Не ожи­дав­шие та­ко­го ре­ши­тельно­го от­по­ра, ра­бо­чие раз­бе­жа­лись. Ко­неч­но, под­нял­ся страш­ный скан­дал. По­ле­те­ли те­лег­рам­мы и гон­цы к ата­ма­ну, ко­то­ро­му бы­ло до­не­се­но, что юн­ке­ра пер­вые, без вся­ко­го по­во­да, отк­ры­ли огонь по бе­зо­руж­ным ра­бо­чим. В го­ро­де, и в осо­бен­нос­ти в ра­бо­чих квар­та­лах, бы­ло не­ве­ро­ят­ное воз­буж­де­ние. Только при­сутст­вие в го­ро­де не­больших доб­ро­вольчес­ких час­тей еще мог­ло сдер­жи­вать страс­ти. По­со­ве­то­вав­шись с Кор­ни­ло­вым, ра­ди пре­дотв­ра­ще­ния воз­мож­ных экс­цес­сов я объявил го­род на "во­ен­ном по­ло­же­нии" и до­нес об этом ге­не­ра­лу Ка­ле­ди­ну. Спус­тя не­ко­то­рое вре­мя он выз­вал ме­ня к те­ле­фо­ну и, ви­ди­мо, наст­ро­ен­ный уже по­бы­вав­ши­ми у не­го предс­та­ви­те­ля­ми го­родс­кой ду­мы про­тив этой ме­ры, рез­ко спро­сил ме­ня, на ка­ком ос­но­ва­нии я от­дал та­кое иск­лю­чи­тельное рас­по­ря­же­ние. Ког­да я под­роб­но объяснил ему всю соз­дав­шу­юся обс­та­нов­ку и край­нюю не­об­хо­ди­мость ре­ши­тельных мер, он сам че­рез не­ко­то­рое вре­мя уси­лил мою власть, объявив Рос­тов на "осад­ном по­ло­же­нии".

Через день бы­ли по­хо­ро­ны уби­тых ра­бо­чих. Ру­ко­во­ди­те­ли хо­те­ли сде­лать из них вну­ши­тельную де­монст­ра­цию про­тив "про­из­во­ла и на­си­лия". Бы­ли за­го­тов­ле­ны крас­ные "зна­ме­на" с раз­ны­ми страш­ны­ми над­пи­ся­ми. Гро­бы долж­ны бы­ли нес­ти на ру­ках; пред­по­ла­га­лось, что со­бе­рет­ся ог­ром­ная тол­па не­го­ду­ющих ра­бо­чих; ко­неч­но, долж­ны бы­ли петь "Вы жерт­вою па­ли в борьбе ро­ко­вой" и т. д.

Ничего, од­на­ко, из это­го не выш­ло. По при­ка­за­нию ата­ма­на я раз­ре­шил по­хо­ро­ны со все­ми при­го­тов­лен­ны­ми ат­ри­бу­та­ми. Де­пу­та­ция, ко­то­рая тре­бо­ва­ла это­го раз­ре­ше­ния, да­же, ви­ди­мо, бы­ла удив­ле­на, что так лег­ко по­лу­чи­ла раз­ре­ше­ние без вся­ких ог­ра­ни­че­ний. Это выз­ва­ло у де­ле­га­тов да­же не­ко­то­рое ра­зо­ча­ро­ва­ние и скры­тое по­доз­ре­ние, не за­те­ва­ет­ся ли что-то не­лад­ное...

На вся­кий слу­чай, из пре­дос­то­рож­нос­ти, я про­сил ге­не­ра­ла Кор­ни­ло­ва по пу­ти шест­вия пос­та­вить кое где, скры­то, во дво­рах, не­большие во­ору­жен­ные час­ти, что и бы­ло ис­пол­не­но. Ра­бо­чие, ви­ди­мо, уз­на­ли об этом, и на тор­жест­вен­ные по­хо­ро­ны их приш­ло очень нем­но­го, да к то­му же и воз­буж­де­ние за сут­ки зна­чи­тельно улег­лось. Де­монст­ра­ция выш­ла до­вольно жал­кой: в сущ­нос­ти вся про­цес­сия сос­то­яла из нес­част­ных по­кой­ни­ков и зна­ме­нос­цев, ко­то­рые ис­пу­ган­но ози­ра­лись и ко­си­лись на каж­дые за­пер­тые во­ро­та. Все прош­ло со­вер­шен­но спо­кой­но.

Приходилось при­ни­мать энер­гич­ные ме­ры про­тив раз­ных аги­та­то­ров и шпи­онов. Тюрьма бы­ла пе­ре­пол­не­на ими. Их сме­ло вы­лав­ли­вал энер­гич­ный ко­мен­дант пол­ков­ник Я., ко­то­ро­му иног­да при­хо­ди­лось всту­пать в нас­то­ящий бой с во­ору­жен­ны­ми не­го­дя­ями. Во вре­мя од­ной из та­ких пе­рест­ре­лок он был до­вольно тя­же­ло ра­нен.

Однако вви­ду мно­го­чис­лен­нос­ти арес­то­ван­ных по­доз­ри­тельных лич­нос­тей су­деб­ное раз­би­ра­тельство о них сильно за­тя­ну­лось, и во вре­мя ос­тав­ле­ния на­ми Рос­то­ва мно­гих из них приш­лось прос­то вы­пус­тить на во­лю. Сре­ди них ока­зал­ся сту­дент С., над ко­то­рым ви­се­ло большое по­доз­ре­ние, что он нас­то­ящий агент больше­ви­ков. Впос­ледст­вии это ока­за­лось вер­ным, и он сде­лал нам мно­го зла. Ме­ня не один раз по­том уп­ре­ка­ли, что я сво­ев­ре­мен­но его не рас­стре­лял. Да и я сам жа­лел об этом...

До сих пор еще ве­дет­ся бес­ко­неч­ный спор меж­ду про­тив­ни­ка­ми и сто­рон­ни­ка­ми смерт­ной каз­ни. Луч­шие умы че­ло­ве­чест­ва глу­бо­ко воз­му­ща­лись фак­том спо­кой­но­го, об­ду­ман­но­го, с су­деб­ны­ми фор­мальнос­тя­ми убий­ст­ва че­ло­ве­ка. Не один го­су­дарь, на­чи­ная с Ека­те­ри­ны Ве­ли­кой, за­яв­лял при вступ­ле­нии на прес­тол, что его ру­ка не под­пи­шет ни од­но­го смерт­но­го при­го­во­ра. Мно­го го­во­ри­лось всег­да сен­ти­мен­тальных фраз о бес­че­ло­веч­нос­ти и безн­равст­вен­нос­ти смерт­ной каз­ни. В пы­лу ми­ло­сер­дия все сим­па­тии бы­ли час­то на сто­ро­не "нес­част­но­го убий­цы", а не по­губ­лен­ных им жертв...

Когда-то и я в мо­ло­дос­ти так же воз­му­щал­ся та­ким соз­на­тельным убий­ст­вом, ду­мая, что есть же дру­гие на­ка­за­ния - ссыл­ка, тюрьма...

Но один раз мне приш­лось сильно за­ду­маться над этим воп­ро­сом. На До­ну был пой­ман поч­тен­ный ста­рик, шес­ти­де­ся­ти с лиш­ком лет, ко­то­рый, как ока­за­лось впос­ледст­вии, де­сять раз бе­жал из Си­би­ри, ку­да ссы­лал­ся иск­лю­чи­тельно за убий­ст­ва. Он отп­ра­вил в луч­ший мир 52 че­ло­ве­ка, при­чем иног­да вы­ре­зы­вал це­лые семьи, не ща­дя да­же груд­ных де­тей. Во всем этом он сам соз­нал­ся. Его по­ве­си­ли. Не ду­маю, что­бы кто-ни­будь по­жа­лел об этом поч­тен­ном стар­це. По­ла­гаю, од­на­ко, что рас­стре­лять его сле­до­ва­ло бы пос­ле пер­во­го же убий­ст­ва: ос­та­лись бы в жи­вых пол­сот­ни че­ло­век...

Благодаря сен­ти­мен­тальнос­ти гос­под Ке­ренс­ких и К°, сво­ев­ре­мен­но не рас­стре­ляв­ших Ле­ни­на и всю сво­лочь, ко­то­рую нем­цы пре­под­нес­ли нам в за­пе­ча­тан­ном ва­го­не, по­гиб­ла Рос­сия, про­ли­ли­ся ре­ки кро­ви и нап­рас­но по­гиб­ли де­сят­ки мил­ли­онов лю­дей, за­му­чен­ных больше­ви­ка­ми и по­гиб­ших от го­ло­да. А ведь что сто­ило то­му же Ке­ренс­ко­му пос­лать в свое вре­мя только од­ну ро­ту на­деж­ных сол­дат к двор­цу Кше­синс­кой и тут же, на Тро­иц­кой пло­ща­ди, на том са­мом мес­те, где двес­ти лет то­му на­зад гроз­ный Петр ве­шал из­мен­ни­ков и каз­нок­ра­дов, под­ве­сить бы всю эту теп­лую ком­па­нию, ко­то­рая со­вер­шен­но без­на­ка­зан­но, отк­ры­то при­зы­ва­ла сол­дат к из­ме­не. Я был в то вре­мя на фрон­те и не знаю, вер­но ли мне рас­ска­зы­ва­ли при­ез­жав­шие из Пет­рог­ра­да, что буд­то бы по мыс­ли Ке­ренс­ко­го, как ми­нист­ра юс­ти­ции, пред­по­ла­га­лось возд­виг­нуть на этой пло­ща­ди три­бу­ну для ора­то­ров, ко­то­рые долж­ны бы­ли в жар­кой сло­вес­ной бит­ве раз­би­вать и пос­рам­лять Ле­ни­на и его спод­виж­ни­ков, за­сев­ших в до­ме Кше­синс­кой.

Дела на обо­их на­ших фрон­тах ста­но­ви­лись все ху­же и ху­же. Пол­ков­ник Ку­те­пов, доб­лест­но драв­ший­ся с больше­ви­ка­ми под Мат­ве­евым Кур­га­ном, под на­по­ром пре­вос­ход­ных сил про­тив­ни­ка вы­нуж­ден был пос­те­пен­но от­хо­дить на­зад. Та­ган­рог приш­лось бро­сить. Крест­ный путь свер­ши­ло, ухо­дя из не­го. Ки­евс­кое во­ен­ное учи­ли­ще, рас­стре­ли­ва­емое из окон и из-за уг­ла оз­лоб­лен­ны­ми ра­бо­чи­ми. При этом был тя­же­ло ра­нен на­чальник учи­ли­ща пол­ков­ник Мос­тен­ко. Ког­да юн­ке­ра хо­те­ли его вы­нес­ти, он при­ка­зал бро­сить се­бя и, зная, ка­кие му­ки ждут его в пле­ну у больше­ви­ков, заст­ре­лил­ся.

На Но­во­чер­кас­ском фрон­те ос­та­лись только не­большие от­ря­ды пар­ти­зан под на­чальством ге­не­ра­ла Аб­ра­мо­ва. В не­рав­ных бо­ях они пос­те­пен­но от­хо­ди­ли к югу, цеп­ля­ясь за каж­дую стан­цию и, на­ко­нец, по­дош­ли к Пер­си­янов­ке, в 12 верс­тах от Но­во­чер­кас­ска.

Все ча­ще при­хо­дил в мой штаб Кор­ни­лов и ча­са­ми по пря­мо­му про­во­ду (те­ле­фон пос­то­ян­но пре­ры­вал­ся) го­во­рил с А. М. Ка­ле­ди­ным. Мрач­нее ту­чи ста­но­вил­ся он пос­ле этих пе­ре­го­во­ров. Он про­сил по­мо­щи у донс­ко­го ата­ма­на, ука­зы­вая на то, что еще так не­дав­но Дон выс­тав­лял во вре­мя Ве­ли­кой вой­ны до шес­ти­де­ся­ти от­лич­ных пол­ков, ука­зы­вал Ка­ле­ди­ну на то, что он не в си­лах за­щи­щать Рос­тов со сво­ими нич­тож­ны­ми си­ла­ми и что в слу­чае его зах­ва­та больше­ви­ка­ми бу­дет от­ре­зан путь отс­туп­ле­ния на Ку­бань, но все бы­ло нап­рас­но: в от­вет ге­не­рал Ка­ле­дин дол­жен был сам про­сить у Кор­ни­ло­ва по­мочь ему прик­рыть Но­во­чер­кас­ск и уси­лить те не­большие час­ти доб­ро­вольцев, ко­то­рые вмес­те с пар­ти­за­на­ми бо­ро­лись под Пер­си­янов­кой.

Грозные, тем­ные ту­чи пок­ры­ли Дон... Разб­ре­лись ка­за­ки по сво­им ста­ни­цам, и каж­дый эго­ис­ти­чес­ки ду­мал, что страш­ная крас­ная опас­ность где-то да­ле­ко в сто­ро­не и его не кос­нет­ся. От­рав­лен­ные про­па­ган­дой на фрон­те, стро­евые ка­за­ки спо­кой­но жда­ли Со­ветс­кой влас­ти, иск­рен­но или нет счи­тая, что это и есть нас­то­ящая на­род­ная власть, ко­то­рая им, прос­тым лю­дям, ни­че­го дур­но­го не сде­ла­ет. А что она унич­то­жит преж­нее на­чальство ата­ма­на, ге­не­ра­лов, офи­це­ров да кста­ти и по­ме­щи­ков, так и черт с ни­ми! До­вольно по­барст­во­ва­ли...

Вообще наст­ро­ение все­го ка­за­чест­ва в мас­се ма­ло чем от­ли­ча­лось от об­ще­го наст­ро­ения рос­сий­ско­го крестьянства: ка­за­ки еще не ис­пы­та­ли на сво­ей шее всей пре­лес­ти со­ветс­ко­го уп­рав­ле­ния.

Однако бы­ли иног­да по­пыт­ки по­мочь и со сто­ро­ны ка­за­ков. Но все это по большей час­ти ог­ра­ни­чи­ва­лось гром­ки­ми сло­ва­ми, тор­жест­вен­ны­ми обе­ща­ни­ями и просьбой о по­мо­щи деньга­ми, ору­жи­ем и сна­ря­же­ни­ем. Ко мне при­хо­ди­ло нес­колько та­ких де­пу­та­ций от бли­жай­ших к Рос­то­ву ста­ниц. Де­пу­та­ты сплошь и ря­дом бы­ли на­ве­се­ле и в чрез­вы­чай­но во­инст­вен­ном наст­ро­ении. Чуть не ча­са­ми при­хо­ди­лось мне выс­лу­ши­вать все­воз­мож­ные пат­ри­оти­чес­кие из­ли­яния, стра­те­ги­чес­кие и так­ти­чес­кие со­об­ра­же­ния. Но преж­де чем дать им что-ни­будь, я по­сы­лал офи­це­ра для про­вер­ки, и, к глу­бо­ко­му со­жа­ле­нию, в большинст­ве слу­ча­ев ока­зы­ва­лось, что ста­нич­ный сбор де­лал во­инст­вен­ное пос­та­нов­ле­ние, отп­рав­лял де­пу­та­тов, и этим все де­ло и кон­ча­лось. Ког­да на дру­гой день при­ез­жал мой офи­цер, то ока­зы­ва­лось, что ни­ко­го соб­рать нельзя, и са­ми де­пу­та­ты бес­по­мощ­но раз­во­ди­ли ру­ка­ми и ру­га­ли сбор, ко­то­рый по­сы­лал их ко мне.

Как-то раз мне со­об­щи­ли ра­дост­ную весть, что под­ня­лась вся А-ская ста­ни­ца и пос­ле ста­нич­но­го сбо­ра, про­шед­ше­го с не­обык­но­вен­ным подъемом, пос­та­но­ви­ла сфор­ми­ро­вать две пе­ших и од­ну кон­ную сот­ню для ре­ши­тельной борьбы про­тив больше­ви­ков. Бы­ло ска­за­но, ко­неч­но, мно­го пат­ри­оти­чес­ких ре­чей, прок­ля­тий больше­ви­кам, пос­ла­ны по на­чальству де­пу­та­ции. Сверх ожи­да­ния, сот­ни бы­ли дей­ст­ви­тельно сфор­ми­ро­ва­ны; ору­жия и одеж­ды ока­за­лось дос­та­точ­но. Ког­да все бы­ло го­то­во, ста­нич­ни­ков взя­ло раз­думье: сто­ит ли по­сы­лать свои си­лы в Рос­тов или Но­во­чер­кас­ск, где и без то­го кро­ме них бы­ли во­ору­жен­ные час­ти? По­ми­тин­го­ва­ли и ре­ши­ли, что не сто­ит: луч­ше пос­лать их для за­щи­ты сво­его юр­та с се­ве­ра. И вот а-ское во­инст­во отп­ра­ви­лось во­евать с крас­ны­ми на ху­то­рах верс­тах в восьми к се­ве­ру от ста­ни­цы. Пос­то­яли там два-три дня без вся­ко­го де­ла, по­том по­гал­де­ли и по чьему-то со­ве­ту ре­ши­ли пос­лать к больше­ви­кам де­ле­га­тов, что­бы уз­нать, что это за лю­ди и за­чем приш­ли на Дон. Де­ле­га­ты вско­ре вер­ну­лись и до­ло­жи­ли, что больше­ви­ки та­кие же лю­ди, как и все, и приш­ли они на Дон, что­бы по­мочь братьям-ка­за­кам ос­во­бо­диться от дво­рян и по­ме­щи­ков и т. д. Док­лад про­ис­хо­дил на вы­го­не за ху­то­ром. Об­суж­де­ние его и ре­чи ора­то­ров за­тя­ну­лись до ве­че­ра. Ста­ло хо­лод­нее, на зем­лю пал ту­ман. Ста­нич­ни­ки про­дол­жа­ли гал­деть. Вдруг не­ожи­дан­ным по­ры­вом вет­ра рас­се­яло ту­ман, и они, к ве­ли­чай­ше­му сво­ему ужа­су, уви­де­ли не­да­ле­ко от се­бя в пол­ном бо­евом по­ряд­ке с об­на­жен­ным ору­жи­ем го­то­вый к ата­ке кон­ный полк. С не­ис­то­вым воп­лем "больша­ки!" весь ми­тинг мо­мен­тально рас­се­ял­ся кто ку­да по­па­ло. Мно­гие бро­си­лись вплавь че­рез реч­ку вбли­зи ху­то­ра, пок­ры­тую тон­ким льдом, и раз­бе­жа­лись по сте­пи. Часть ус­ка­ка­ла в ста­ни­цу и со­об­щи­ла ту­да страш­ную весть. Всю ночь ста­ни­ца бы­ла в тре­во­ге, а на­ут­ро вы­яс­ни­лось, что так на­пу­гав­ший храб­рых ста­нич­ни­ков от­ряд ока­зал­ся 6-м Донс­ким пол­ком, ко­то­рый в пол­ном по­ряд­ке при­был с фрон­та на Дон и дви­гал­ся на Но­во­чер­кас­ск. Натк­нув­шись в ту­ма­не под ве­чер на большую шу­мев­шую тол­пу, дон­цы при­ня­ли их за больше­ви­ков и на вся­кий слу­чай при­го­то­ви­лись к бою.

На дру­гой день все а-цы вер­ну­лись до­мой. Не­ко­то­рых, не­ожи­дан­но по­лу­чив­ших ле­дя­ную ван­ну, по­лу­за­мерз­ших, их же­ны ра­зыс­ка­ли в сте­пи и на са­нях при­вез­ли до­мой.

Так груст­но окон­чил­ся этот сво­его ро­да "Ле­дя­ной по­ход"...

Не знаю, все ли прав­да в этом рас­ска­зе, ко­то­рый мне впос­ледст­вии со сме­хом пе­ре­да­вал один из участ­ни­ков это­го "по­хо­да". Но на прав­ду по­хо­же. Осо­бен­но, го­во­рят, воз­му­ще­ны бы­ли "храб­ростью" сво­их му­жей во всей этой ис­то­рии ка­зач­ки. Они по­том не да­ва­ли про­хо­ду им сво­ими нас­меш­ка­ми.

Добровольцы тер­пе­ли очень большой не­дос­та­ток в ар­тил­ле­рии и сна­ря­дах. Да и во­об­ще во всем у них бы­ла край­няя нуж­да. Не один раз ге­не­ра­лы Кор­ни­лов и Алек­се­ев про­си­ли по­мо­щи и у ме­ня, но что я мог сде­лать? У ме­ня са­мо­го ни­че­го не бы­ло. Бо­га­тый Рос­тов осо­бой щед­рос­ти не про­яв­лял...

В Рос­то­ве сто­яла не­дав­но при­шед­шая с фрон­та ка­зачья ба­та­рея. Я про­из­вел ей смотр и в го­ря­чей ре­чи при­зы­вал ка­за­ков по­мочь доб­ро­вольцам. Друж­но от­ве­ти­ли: "Ра­ды ста­раться", и че­рез пол­ча­са, ког­да я уехал из ба­та­реи, бра­вый мо­лод­це­ва­тый вах­мистр сму­щен­но до­ло­жил мне, по­ми­мо ко­ман­ди­ра ба­та­реи, что по­ло­ви­на ка­за­ков про­сит от­пус­тить их в от­пуск, до­ба­вив при этом, что с дру­гой по­ло­ви­ной мож­но вес­ти бой. Зная, что все рав­но и без мо­его раз­ре­ше­ния ка­за­ки уй­дут, я пре­дос­та­вил ре­ше­ние это­го воп­ро­са ко­ман­ди­ру ба­та­реи. Ког­да че­рез день в осо­бен­но тя­же­лую ми­ну­ту для Ку­те­по­ва я, по просьбе ге­не­ра­ла Кор­ни­ло­ва, при­ка­зал ба­та­рее выс­ту­пить в его рас­по­ря­же­ние, ка­за­ки пе­ре­да­ли мне, что они на фронт не пой­дут, так как их ма­ло для ра­бо­ты при ору­ди­ях, да и, кро­ме то­го, они не же­ла­ют "про­ли­вать братс­кую кровь". Сна­ря­ды у доб­ро­вольцев бы­ли на ис­хо­де. Мне да­ли по­нять, что при не­ко­то­ром мо­ем со­дей­ст­вии в ба­та­рее мож­но по­лу­чить нег­лас­но не только сна­ря­ды, но, мо­жет быть, да­же ору­дия. Я зак­рыл гла­за и пре­дос­та­вил дей­ст­во­вать доб­ро­вольцам; вско­ре од­но или два год­ных ору­дия и весь за­пас сна­ря­дов был в их ру­ках.

Довольно час­то я за­хо­дил в штаб Доб­ро­вольчес­кой ар­мии. Большой дом Па­ра­мо­но­ва ки­пел жизнью, как улей. С ут­ра и до позд­ней но­чи там шла нерв­ная, ли­хо­ра­доч­ная ра­бо­та, про­ис­хо­ди­ли со­ве­ща­ния, при­хо­ди­ла мас­са офи­це­ров вся­ких чи­нов, сно­ва­ли ор­ди­нар­цы с до­не­се­ни­ями и при­ка­за­ни­ями. Кро­ме ге­не­ра­лов Алек­се­ева и Кор­ни­ло­ва я встре­чал там ге­не­ра­лов Де­ни­ки­на, Лу­комс­ко­го и мно­гих дру­гих. Пе­чать тре­во­ги и тя­же­лой грус­ти ле­жа­ла на всех ли­цах: не слыш­но бы­ло шут­ки и сме­ха и гром­ко­го раз­го­во­ра... Наб­лю­дая иног­да эту су­ет­ли­вую, но чуж­дую бес­по­ряд­ка и рас­те­рян­нос­ти жизнь, ви­дя этих ук­ра­шен­ных бо­евы­ми ор­де­на­ми не­дав­них ге­ро­ев Ве­ли­кой вой­ны, глав­ко­мов, ко­ман­дар­мов, ком­ко­ров без фрон­тов, ар­мий и кор­пу­сов в ро­ли на­чальни­ков кро­шеч­ных час­тей, в об­щей слож­нос­ти ед­ва рав­ных трем ба­тальонам бо­ево­го сос­та­ва, я с глу­бо­кой пе­чалью ду­мал о род­ном До­не, зас­нув­шем страш­ным, не­по­нят­ным сном... И тяж­кое пред­чувст­вие не­отв­ра­ти­мой бе­ды и не­уда­чи хо­лод­ной зме­ей за­пол­за­ло в ду­шу... Но жре­бий был бро­шен. Шла бес­по­щад­ная борьба. Дру­го­го вы­хо­да у нас не бы­ло...

Все больше и больше сжи­ма­лось кольцо больше­ви­ков. Ед­ва дер­жа­лись пар­ти­за­ны на Пер­си­янов­ке. С ве­ли­чай­ши­ми уси­ли­ями, от­би­вая ата­ки крас­ных, цеп­ля­ясь за каж­дую коч­ку, от­хо­ди­ли доб­ро­вольцы к Рос­то­ву. Не ви­дя по­мо­щи со сто­ро­ны ата­ма­на и опа­са­ясь быть раз­би­ты­ми у Рос­то­ва пре­вос­ход­ны­ми си­ла­ми про­тив­ни­ка, ге­не­рал Кор­ни­лов при­ка­зал при­со­еди­ниться к се­бе доб­ро­вольчес­ким час­тям, ко­то­рые за­щи­ща­ли Но­во­чер­кас­ск. Это ре­ше­ние вмес­те с упор­ны­ми слу­ха­ми со слов "оче­вид­цев" о приб­ли­же­нии большой кон­ной мас­сы крас­ных к Но­во­чер­кас­ску, по-ви­ди­мо­му, бы­ло пос­лед­ним толч­ком, дви­нув­шим нес­част­но­го А. М. Ка­ле­ди­на при­вес­ти в ис­пол­не­ние свое ужас­ное ре­ше­ние - по­кон­чить са­мо­убий­ст­вом.

Около двух ча­сов дня 29 ян­ва­ря он пус­тил се­бе пу­лю в серд­це.

Известие о тра­ги­чес­кой смер­ти донс­ко­го ата­ма­на в тот же день ста­ло из­вест­но в Рос­то­ве. Оно про­из­ве­ло на всех край­не тя­же­лое впе­чат­ле­ние. Всем ка­за­лось, что нас­тал ко­нец все­му и что дальней­шее соп­ро­тив­ле­ние больше­ви­кам бес­по­лез­но...

За не­де­лю до смер­ти ге­не­ра­ла Ка­ле­ди­на моя семья пе­ре­еха­ла в Рос­тов и уст­ро­илась в квар­ти­ре фран­цузс­ко­го кон­су­ла, ко­то­рый в это вре­мя был в отъезде. Я про­во­дил поч­ти все вре­мя в шта­бе, при­хо­дя до­мой только обе­дать и но­че­вать. На дру­гой день пос­ле кон­чи­ны А. М. я ве­че­ром ушел в штаб. Ед­ва по­до­шел к письмен­но­му сто­лу в ка­би­не­те и за­жег элект­ри­чест­во, как из-за шир­мы, где сто­яла кро­вать (вви­ду мас­сы ра­бо­ты мне при­хо­ди­лось иног­да но­че­вать в шта­бе), под­ня­лась ка­кая-то тем­ная фи­гу­ра и дви­ну­лась ко мне. Это бы­ло так не­ожи­дан­но, что я сра­зу да­же не уз­нал, кто это был. Ока­за­лось, что в мое от­сутст­вие при­ехал из Но­во­чер­кас­ска брат Мит­ро­фан Пет­ро­вич и, не же­лая бес­по­ко­ить ме­ня на квар­ти­ре, под­жи­дал ме­ня в шта­бе.

Брат сильно из­ме­нил­ся: по­ху­дел и как-то осу­нул­ся. Наст­ро­ение ду­ха у не­го бы­ло край­не уд­ру­чен­ное. Он рас­ска­зал мне не­ко­то­рые под­роб­нос­ти смер­ти Ка­ле­ди­на. Она про­из­ве­ла на не­го та­кое пот­ря­са­ющее впе­чат­ле­ние, что он не в си­лах был ос­та­ваться во двор­це и в Но­во­чер­кас­ске и уехал с же­ной в Рос­тов. Бед­ный брат чувст­во­вал се­бя со­вер­шен­но вы­би­тым из ко­леи и по­ло­жи­тельно не на­хо­дил се­бе мес­та. В Но­во­чер­кас­ске ему де­лать уже бы­ло не­че­го. Со­бы­тия раз­ви­ва­лись быст­рым хо­дом. Вновь изб­ран­ный ата­ман, ге­не­рал На­за­ров, уже не в си­лах был под­нять упав­ший дух ка­за­ков и зас­та­вить их бо­роться про­тив больше­ви­ков. На­чи­на­лась аго­ния До­на: уже не за го­ра­ми бы­ло пол­ное вод­во­ре­ние крас­ной влас­ти... Вско­ре брат уехал с же­ной в Сальские сте­пи, где у не­го бы­ло мно­го дру­зей сре­ди кал­мы­ков. Здесь он на­де­ял­ся ус­по­ко­иться и быть в бе­зо­пас­нос­ти, так как иск­рен­но ве­рил, что кал­мы­ки его не вы­да­дут, ук­ро­ют.

Я не бу­ду рас­ска­зы­вать здесь под­роб­нос­ти дальней­шей судьбы бед­но­го бра­та... О его пос­лед­них днях уже есть под­роб­ные рас­ска­зы оче­вид­цев сви­де­те­лей его тра­ге­дии.

Мысль об ухо­де Доб­ро­вольчес­кой ар­мии из Рос­то­ва вви­ду больших по­терь и сла­бой на­деж­ды удер­жаться в нем об­суж­да­лась в ее шта­бе и раньше, вско­ре пос­ле смер­ти ата­ма­на Ка­ле­ди­на. Но по­ка кое-ка­кая на­деж­да на ус­пех все еще теп­ли­лась, ухо­дить не ре­ша­лись. Да и лег­ко ли бы­ло сде­лать это? Ос­та­вить на му­ки и смерть сво­их мно­го­чис­лен­ных ра­не­ных, ко­то­рых не бы­ло сил вы­вез­ти, бро­сить на гра­беж и ис­тя­за­ние нес­част­ное на­се­ле­ние большо­го го­ро­да, на­де­яв­ше­еся на за­щи­ту ар­мии? Ухо­дить зи­мой, по­лу­оде­ты­ми, без за­па­сов и пе­ре­во­зоч­ных средств, ку­да-то в сте­пи, без оп­ре­де­лен­ной це­ли и пла­на - все это бы­ло слиш­ком тя­же­ло для ге­не­ра­лов Алек­се­ева и Кор­ни­ло­ва!..

Но же­лез­ная не­об­хо­ди­мость зас­та­ви­ла ре­шиться. Вы­бо­ра не бы­ло: или по­гиб­нуть всем в не­рав­ном, жес­то­ком бою с разъярен­ны­ми, оз­лоб­лен­ны­ми упор­ным соп­ро­тив­ле­ни­ем больше­ви­ка­ми, или по­пы­таться спас­ти хоть горсть лю­дей, сох­ра­нить ве­ли­кую идею. Ре­ши­ли ухо­дить. Дви­гаться че­рез Ба­тай­ск, за­ня­тый больше­ви­ка­ми, бы­ло не­воз­мож­но. Ос­та­вал­ся единст­вен­ный путь - на Ак­сай­скую ста­ни­цу и да­лее на Ольгинс­кую, пе­реп­ра­вив­шись по льду че­рез Дон.

Получив из­вес­тие о на­ме­ре­нии доб­ро­вольцев по­ки­нуть Рос­тов, я со сво­им шта­бом ре­шил при­со­еди­ниться к ним. Дру­го­го вы­хо­да не бы­ло. К это­му вре­ме­ни в мо­ем рас­по­ря­же­нии был только де­ся­ток офи­це­ров шта­ба и нес­колько сол­дат. Ос­та­ваться в Рос­то­ве - зна­чи­ло соз­на­тельно и со­вер­шен­но бес­по­лез­но ид­ти на смерть.

 

Часть вторая.

 

Первый Кубанский поход

 

("Ледяной поход")

 

...Мы ухо­дим в сте­пи. Мо­жем вер­нуться только, ес­ли бу­дет ми­лость Божья. Но нуж­но за­жечь све­точ, что­бы бы­ла хоть од­на свет­лая точ­ка сре­ди ох­ва­тив­шей Рос­сию тьмы.

Из письма М. В. Алек­се­ева

 

Глава I.

 

Выступление из Ростова. Станица Аксайская. Переход в станицу Ольгинскую. Реорганизация Добровольческой армии. Отношение к ней казаков. Приезд в Ольгинскую походного атамана генерала Попова. Решение двигаться на зимовники. Общее настроение донского казачества

 

Потеряв вся­кую на­деж­ду отс­то­ять Рос­тов от больше­ви­ков, ге­не­рал Кор­ни­лов ре­шил уй­ти из не­го с ос­тат­ка­ми Доб­ро­вольчес­кой ар­мии.

Узнав об этом в день его вы­хо­да, я при­ка­зал сво­ему шта­бу при­го­то­виться к выс­туп­ле­нию вмес­те с доб­ро­вольца­ми.

Под ве­чер 9 фев­ра­ля, унич­то­жив все кан­це­лярс­кие де­ла и пог­ру­зив кое-ка­кие ве­щи на два штаб­ных ав­то­мо­би­ля, мы дви­ну­лись по Са­до­вой ули­це к На­хи­че­ва­ни. Тре­тий ав­то­мо­биль ока­зал­ся за час до выс­туп­ле­ния ис­пор­чен­ным его шо­фе­ром, скрыв­шим­ся в го­ро­де. Был ти­хий зим­ний ве­чер. На­ка­ну­не вы­пал снег. Пус­тын­ны и мрач­ны бы­ли рос­товс­кие не­ос­ве­щен­ные ули­цы. Вда­ли, на Те­мер­ни­ке и в рай­оне вок­за­ла, слыш­ны бы­ли ред­кие ру­жей­ные выст­ре­лы.

Наскоро поп­ро­щав­шись по пу­ти с семьей, при­ютив­шей­ся на ок­ра­ине Рос­то­ва, поч­ти без на­деж­ды ког­да-ни­будь уви­деть ее, я сно­ва сел в ав­то­мо­биль и дог­нал ко­лон­ну доб­ро­вольцев у вы­хо­да из го­ро­да по пу­ти на ста­ни­цу Ак­сай­скую.

Здесь слу­чи­лась пер­вая не­уда­ча: мой ав­то­мо­биль, по­пав в глу­бо­кий снег (до­ро­га за го­ро­дом еще не бы­ла на­ка­та­на), ос­та­но­вил­ся и, нес­мот­ря на от­ча­ян­ные уси­лия шо­фе­ра, дальше не по­шел. Приш­лось его бро­сить, ис­пор­тив дви­га­тель. Наг­ру­зив­шись не­большим ба­га­жом и ка­ра­би­на­ми, мы пош­ли пеш­ком. Я дог­нал Кор­ни­ло­ва, шед­ше­го во гла­ве ко­лон­ны, и по­шел с ним ря­дом.

Невесело бы­ло на ду­ше... Еще не улег­лись тя­же­лые впе­чат­ле­ния про­ща­ния с бед­ной, без­за­щит­ной семьей, ко­то­рую я не мог взять с со­бой; пол­ная не­из­вест­ность, что ждет нас впе­ре­ди, кро­ва­вые не­уда­чи не­дав­них дней, тяж­кие по­те­ри, ги­бель ата­ма­на Ка­ле­ди­на, не­яс­ное для нас наст­ро­ение дон­цов - все это тя­же­лым кам­нем ле­жа­ло на серд­це... Мрач­но мол­ча­ли мои спут­ни­ки, пог­ру­жен­ные в свои пе­чальные ду­мы.

Не до­хо­дя двух-трех верст до Ак­сай­ской ста­ни­цы, ко­лон­на ос­та­но­ви­лась: от выс­лан­но­го впе­ред квар­тирьера по­лу­че­но бы­ло до­не­се­ние, что ак­сай­цы, по-ви­ди­мо­му, опа­са­ясь мес­ти больше­ви­ков, не же­ла­ют да­вать нам ноч­ле­га в сво­ей ста­ни­це. По при­ка­за­нию ге­не­ра­ла Кор­ни­ло­ва ту­да по­еха­ли ге­не­ра­лы Де­ни­кин и Ро­ма­новс­кий, ко­то­рые пос­ле двух­ча­со­вых уто­ми­тельных раз­го­во­ров со ста­нич­ным ата­ма­ном и сбо­ром до­би­лись сог­ла­сия ка­за­ков на ноч­лег, но с тем ус­ло­ви­ем, что­бы доб­ро­вольцы ут­ром уш­ли дальше, не ве­дя боя у ста­ни­цы в слу­чае нас­туп­ле­ния больше­ви­ков.

Кое-как, впо­вал­ку, на хо­лод­ном по­лу, про­ве­ли мы тре­вож­ную пер­вую ночь по­хо­да, ожи­дая воз­мож­нос­ти нас­туп­ле­ния крас­ных, и ра­но ут­ром дви­ну­лись дальше на ста­ни­цу Ольгинс­кую.

Переправа че­рез Дон прош­ла бла­го­по­луч­но, хо­тя лед уже тре­щал. Пе­ре­та­щи­ли и на­шу ар­тил­ле­рию, две пуш­ки пос­та­ви­ли на вся­кий слу­чай на по­зи­цию на дру­гом бе­ре­гу, по­ка не пе­ре­шел весь от­ряд. К ве­че­ру 10 фев­ра­ля вся Доб­ро­вольчес­кая ар­мия стя­ну­лась в ста­ни­цу Ольгинс­кую, где и рас­по­ло­жи­лась до­вольно ши­ро­ко на ноч­лег, ос­та­вив в ты­лу не­большие сто­ро­же­вые час­ти.

Там уже на­хо­дил­ся с сво­им от­ря­дом ге­не­рал Мар­ков, при­быв­ший ту­да ле­вым бе­ре­гом До­на из Ба­тай­ска. Больше­ви­ки нас не прес­ле­до­ва­ли.

В ста­ни­це Ольгинс­кой мы прос­то­яли че­ты­ре дня. За это вре­мя ар­мия бы­ла ре­ор­га­ни­зо­ва­на и при­ве­де­на в пол­ный по­ря­док. Мел­кие час­ти све­де­ны в бо­лее круп­ные, на­чальни­ки под­тя­ну­лись, при­со­еди­ни­лись отс­тав­шие пар­ти­за­ны, ушед­шие из Но­во­чер­кас­ска, при­ве­де­ны в из­вест­ность все средст­ва и за­па­сы. Как они бы­ли жал­ки...

В об­щем ар­мия по­лу­чи­ла сле­ду­ющую ор­га­ни­за­цию:

1. Офи­церс­кий полк (ко­ман­дир ге­не­рал Мар­ков) - из 3 офи­церс­ких ба­тальонов раз­но­го сос­та­ва, Кав­казс­ко­го ди­ви­зи­она и морс­кой ро­ты.

2. Кор­ни­ловс­кий удар­ный полк (ко­ман­дир пол­ка пол­ков­ник Не­жен­цев) час­ти быв­ше­го Ге­ор­ги­евс­ко­го пол­ка и пар­ти­занс­ко­го от­ря­да пол­ков­ни­ка Си­ма­новс­ко­го.

3. Пар­ти­занс­кий полк (ко­ман­ди­ром наз­на­чен я) - 3 пе­ших пар­ти­занс­ких сот­ни, глав­ным об­ра­зом из дон­цов.

4. Юн­керс­кий ба­тальон (ко­ман­дир ге­не­рал Бо­ровс­кий) - из преж­не­го Юн­керс­ко­го ба­тальона и Рос­товс­ко­го сту­ден­чес­ко­го пол­ка.

5. Ар­тил­ле­рий­ский ди­ви­зи­он (ко­ман­дир ди­ви­зи­она пол­ков­ник Ики­шев) - из 4 ба­та­рей по два ору­дия.

6. Че­хо-сло­вац­кий ин­же­нер­ный ба­тальон (ко­ман­дир ка­пи­тан Не­мет­чик, уп­рав­лял штатс­кий ин­же­нер Кроль).

7. Кро­ме то­го, 3 кон­ных от­ря­да: пол­ков­ни­ка Гла­зе­на­па - из донс­ких пар­ти­занс­ких от­ря­дов; пол­ков­ни­ка Гер­шельма­на - из ре­гу­ляр­ных ка­ва­ле­рис­тов и пол­ков­ни­ка Кор­ни­ло­ва - из быв­ших чер­не­цовс­ких пар­ти­зан.

Все эти час­ти име­ли раз­ную чис­лен­ность, а час­то и ор­га­ни­за­цию. В об­щем в каж­дом пол­ку бы­ло не бо­лее 500-700 шты­ков, а во всей ар­мии ед­ва 4000 че­ло­век, то есть обыч­ная чис­лен­ность пе­хот­но­го пол­ка бо­ево­го сос­та­ва [Но к это­му чис­лу нуж­но при­ба­вить еще до 1000 че­ло­век не бо­ево­го эле­мен­та ра­не­ных, жен­щин, ста­ри­ков, под­вод­чи­ков. Все это бы­ло в обо­зе.]. Еще большее раз­но­об­ра­зие бы­ло по воз­рас­ту: в строю сто­яли се­дые бо­евые пол­ков­ни­ки ря­дом с ка­де­та­ми 5-го клас­са; сос­тав - поч­ти иск­лю­чи­тельно ин­тел­ли­ген­ция; очень ма­ло прос­тых ря­до­вых сол­дат и ка­за­ков. Но за­то в спис­ках ар­мии чис­ли­лись два бо­евых вер­хов­ных глав­но­ко­ман­ду­ющих, ко­ман­ду­ющий фрон­том и мно­го дру­гих ге­не­ра­лов, еще не­дав­но за­ни­мав­ших вы­со­кие пос­ты в рус­ской ар­мии.

Никаких кан­це­ля­рий, ко­неч­но, не бы­ло: вся пе­ре­пис­ка ве­лась в за­пис­ной книж­ке адъютан­та или на клоч­ках бу­ма­ги.

Ружейных пат­ро­нов бы­ло очень ма­ло; сна­ря­дов ед­ва 600-700 на всю ар­мию. Нас­колько воз­мож­но, при­ве­ден был в по­ря­док и обоз. Куп­ле­ны по до­ро­гой це­не ло­ша­ди для кон­ни­цы.

Одежда бы­ла край­не раз­но­об­раз­на, у ог­ром­но­го большинст­ва сильно пот­ре­па­на.

С пе­ре­хо­дом че­рез Дон наст­ро­ение ду­ха доб­ро­вольцев ста­ло бод­рее, но все ж<