Сошествие Святого духа на апостола поневоле

 

«ЭТО» ДЭНА МОРГАНА действительно оказалось неподалёку – ветхая хижина в вязовой рощице, куда от главной дороги вела короткая грязная тропинка. Большой стреноженный серый мерин щипал поблизости траву, его сбруя лежала на крыльце. Он вскинул голову и негромко заржал, приветствуя вновь прибывших.

Нагнувшись под притолокой, Джейми шагнул вслед за Дэном в убогую тёмную комнату, пропахшую капустным отваром, копотью и едким запахом мочи. Чтобы проветрить жилище, ставни единственного окошка были распахнуты, и на фоне солнечного света, падавшего в комнату, отчётливо выделялся удлинённый череп крупного мужчины, который сидел за столом и поднял голову при звуке открывшейся двери.

– Полковник Морган, – у него был мягкий голос и тягучий выговор жителя Вирджинии. – Вы пришли ко мне с хорошими вестями?

– Вот с кем я пришёл к вам, генерал, – ответил Старина Дэн и подтолкнул Джейми вперед, к столу. – Я встретил этого пройдоху на дороге и предложил пойти со мной. Это полковник Фрейзер, о котором я вам раньше рассказывал. Самый подходящий человек, чтобы взять на себя командование войсками Тейлора.

Крупный мужчина поднялся из-за стола и, улыбаясь, протянул руку. Правда, улыбался он, плотно сжав губы, будто боялся что-то выронить. Незнакомец был одного роста с Джейми, и тот обнаружил, что смотрит ему прямо в проницательные серо-голубые глаза. Мужчина успел изучить его, пока они жали друг другу руки.

– Джордж Вашингтон, – представился человек. – К вашим услугам, сэр.

– Джеймс Фрейзер, – слегка ошеломлённо ответил Джейми. – Ваш... покорный слуга. Сэр.

– Присядьте, полковник Фрейзер.

Высокий вирджинец указал на одну из грубо сколоченных скамеек у стола.

– У меня захромал конь, и раб пошёл искать другого. Я не знаю, сколько времени ему понадобится: ведь нужно хорошее крепкое животное, способное выдержать мой вес, а в наши дни таких раз-два и обчёлся.

Вашингтон смерил Джейми явно оценивающим взглядом: они были почти одной комплекции.

– Вряд ли у вас есть подходящий конь, сэр?

– Есть.

Не вызывало сомнений, чего ожидал от него Вашингтон, и Джейми из вежливости уступил.

– Не окажете ли мне честь, приняв его, генерал?

Старина Дэн раздраженно фыркнул и переступил с ноги на ногу, явно желая возразить, но Джейми коротко качнул головой. До Филадельфии было недалеко – он мог дойти пешком.

В ответ довольный Вашингтон учтиво поблагодарил Джейми, пообещав вернуть коня, как только ему раздобудут другую подходящую лошадь.

– Просто мне сейчас нужна определённая маневренность, полковник, – будто извиняясь, заметил Вашингтон. – Вы ведь знаете, что Клинтон отводит войска из Филадельфии?

Шок пронзил Джейми, как горячий пенни – кусок масла.

– Что... он... нет, сэр. Я не знал.

– Я как раз собирался сообщить об этом, – обиделся Дэн. – Но, хочу сказать, вы мне и слова не даёте вставить.

– Ну, вот вам и удалось, – развеселился Вашингтон. – Можете сказать ещё что-нибудь, если успеете, пока сюда не приехал Ли. Присаживайтесь, джентльмены, если вам угодно. Я жду... А вот и они.

Судя по звукам со двора, подъехало несколько всадников, и вскоре хижина наполнилась офицерами Континентальной армии.

Большинство из них было в мятой и потрёпанной одежде – пёстрой смеси из остатков формы, плохо сочетавшихся с охотничьими рубашками и домоткаными бриджами. Даже полные комплекты были заляпаны грязью и поношены, и запах давно не мытых мужских тел совершенно перебил собственную, не такую резкую вонь хижины.

Но тут в суматохе радостных приветствий Джейми обнаружил источник запаха мочи: женщина с исхудавшим лицом вжалась спиной в угол комнаты, прижимая к груди ребёнка, завёрнутого в рваную шаль. Её глаза перебегали с одного незваного гостя на другого. По шали расплылось тёмное влажное пятно, но было ясно, что женщина боится сдвинуться с места, чтобы поменять пелёнку. Вместо этого она переминалась с ноги на ногу, слегка похлопывая младенца, чтобы успокоить его.

– Полковник Фрейзер! Рад встрече! Рад встрече!

Голос отвлёк внимание Джейми от женщины, и, к своему удивлению, он обнаружил, что его руку с энтузиазмом жмёт Энтони Уэйн, которого теперь уже вполне открыто называли «Безумный Энтони» и которого Джейми в последний раз видел за несколько недель до падения Тикондероги.

– Как там ваши жена и племянник-индеец? – широко улыбнулся Уэйн, глядя снизу вверх на Джейми.

Энтони был невысоким, коренастым, с круглыми бурундучьими щёчками, но с острым, везде сующимся носом, над которым то и дело, казалось, вспыхивали огнём его глаза. Джейми с облегчением заметил, что сейчас они всего-навсего светятся дружеским интересом.

– Всё хорошо, сэр, благодарю вас. А...

– Скажите, далеко ли ваша жена? – Уэйн немного придвинулся и чуть понизил голос. – Я так мучаюсь из-за подагры на ноге, а ваша жена просто чудо сотворила с тем абсцессом у основания позвоночника, когда мы были в Ти...

– Полковник Фрейзер, позвольте познакомить вас с генерал-майором Чарльзом Ли и генералом Натаниэлем Грином.

Голос Джорджа Вашингтона с его плавным вирджинским выговором вклинился, к облегчению Джейми, между ним и позвоночником Безумного Энтони.

Помимо самого Вашингтона, Чарльз Ли, в полном обмундировании: от горжета до начищенных сапог, – был экипирован лучше большинства. Джейми не встречал его раньше, но, как бы тот ни оделся, смог бы даже в толпе узнать в Ли профессионального военного. Англичанин был из тех, кто всегда будто носом чует нечто подозрительное, но Ли достаточно радушно пожал Джейми руку, коротко добавив: «К вашим услугам, сэр». Джейми точно знал о Чарльзе Ли две вещи (об обеих ему рассказал Йен-младший): жена Ли была из могавков, а его самого могавки называли «Оуневатерика». Йен объяснил, что это значит «Кипящая Вода».

Оказавшись между Безумным Энтони и Кипящей Водой, Джейми начал подумывать, что, когда он встретил на дороге Дэна Моргана, ему следовало пришпорить коня и быстрее сматываться, но жалеть было уже поздно.

– Садитесь, джентльмены, не будем терять время. – Вашингтон повернулся к женщине в углу. – Нет ли у вас чего-нибудь выпить, миссис Хардмен?

Джейми заметил, как дёрнулось горло женщины, когда она сглотнула, так сильно сжав ребёнка, что тот взвизгнул, как поросёнок, и заплакал. Джейми почувствовал, как при этом звуке вздрогнули те, у кого, несомненно, были дети.

– Нет, Друг, – ответила женщина, и Джейми понял, что она квакерша. – Ничего, кроме воды из колодца. Набрать вам ведро?

– Не утруждай себя, Друг Хардмен, – тихо произнес Натаниэль Грин. – У меня есть две бутылки в седельной сумке – нам хватит.

Медленно, чтобы не испугать женщину, он подошел к ней и осторожно взял её за руку.

– Ступай во двор. Не будем тревожить тебя нашими делами.

Грин был грузным, представительным мужчиной, который заметно прихрамывал при ходьбе, но его «простая речь» [как у квакера – прим. перев.], казалось, успокоила женщину, и она пошла с ним, хотя и встревоженно оглядывалась, словно опасаясь, что гости могут поджечь её жилище.

Четверть часа спустя Джейми засомневался, не запылает ли хижина лишь от силы их воодушевления. Шесть предыдущих месяцев Вашингтон с войсками был заперт в Вэлли-Фордже, занимаясь муштрой и обучением солдат, и генералам не терпелось схватиться с врагом.

Они много говорили: выдвигали планы, оспаривали их, отклоняли и вновь к ним возвращались. Джейми слушал вполуха: часть его мыслей была здесь, а другая – в Филадельфии. Он узнал от Фергюса достаточно, чтобы понять: город расколот, между патриотами и лоялистами постоянно возникают стычки, которые сдерживает только присутствие британских солдат, но сторонники короля в меньшинстве. Время, когда армия была защитой, миновало, и лоялисты останутся на милость повстанцев. И повстанцы, которых несколько месяцев притесняли, вряд ли будут милосердны.

А Клэр... Во рту у Джейми пересохло. Всем в Филадельфии было известно, что Клэр – жена лорда Джона Грея, очень заметного лоялиста. И Джейми сам только что лишил её защиты Грея, оставив одинокой и беспомощной в городе, готовом вот-вот взорваться.

Сколько у него времени до того, как британцы оставят город? Никто за столом этого не знал.

Джейми старался как можно меньше участвовать в разговоре по двум причинам: во-первых, он прикидывал, как скоро доберётся до Филадельфии пешком (или же можно, выйдя в уборную, украсть лошадь, которую он только что одолжил Вашингтону), а во-вторых, он не забыл, что сказал Старина Дэн генералу Вашингтону, когда притащил сюда Джейми. А последнее, чего бы ему хотелось...

– А вы, полковник Фрейзер, – обратился к нему Вашингтон.

Джейми закрыл глаза и вручил душу Господу.

– Не окажете ли мне услугу, взяв на себя командование батальоном Генри Тейлора? Генерал Тейлор заболел и умер два дня назад.

– Я... почту за честь, сэр, – выдавил Джейми, хотя его мысли метались. – Но у меня очень срочное дело... в Филадельфии. Буду рад служить вам, как только всё улажу. И, конечно, я смогу привезти вам точные сведения о состоянии дел в войсках генерала Клинтона.

Вашингтон посуровел во время первой части этой речи, но, услышав последнее предложение, Грин и Морган одобрительно хмыкнули, а Уэйн кивнул своей бурундучьей головкой.

– Вы управитесь за три дня, полковник?

– Да, сэр!

До города было не более десяти миль, он преодолеет их за два-три часа. И не более полминуты понадобится ему, чтобы забрать Клэр из того дома, как только он до него доберётся.

– Что ж, очень хорошо. Вы представляетесь к званию полевого генерала армии. Это...

– Ifrinn! [гэльск. – Чёрт! – прим. перев.]

– Прошу прощения, полковник?

Вашингтон был озадачен. Дэн Морган, слышавший ранее, как Джейми чертыхается на гэльском, беззвучно затрясся от смеха.

– Я... спасибо, сэр.

Джейми сглотнул, чувствуя, как от окатившей его волны жара закружилась голова.

– Хотя ваше назначение должен будет утвердить Конгресс, – продолжил Вашингтон, слегка нахмурившись. – И нет гарантии, что именно решат эти придирчивые сукины дети – лавочники.

– Понятно, сэр, – заверил его Джейми.

Только на это и оставалось надеяться. Дэн Морган передал ему бутылку, и Джейми сделал большой глоток, едва чувствуя вкус. Весь в поту, он опустился на скамью, надеясь избежать дальнейшего внимания.

Иисусе, и что теперь? Джейми собирался без лишнего шума прокрасться в город и выскользнуть оттуда с Клэр, потом отправиться на юг, забрать печатный станок и, возможно, открыть небольшое дело в Чарльстоне или Саванне, пока не закончится война и они не смогут вернуться домой, в Ридж. Но он знал о риске: любого мужчину моложе шестидесяти могли мобилизовать в ополчение. И, если уж на то пошло, наверное, немного безопаснее быть генералом, чем командиром в ополчении. Возможно. А ещё генерал мог выйти в отставку – от этой мысли Джейми воспрянул духом.

Несмотря на все разговоры и тревожные прогнозы на ближайшее будущее, Джейми обнаружил, что обращает больше внимания на лицо Вашингтона, чем на его слова, подмечая, как тот говорит и держится, чтобы впоследствии рассказать обо всем Клэр. Ему хотелось бы рассказать и Брианне.
Они с Роджером Маком иногда строили догадки, каково было бы встретить кого-то вроде Вашингтона. Хотя сам Джейми, будучи знаком с рядом известных людей, говорил Брианне, что впечатление её, скорее всего, разочарует.

Джейми пришлось признать, что Вашингтон знает, что делает. Он больше слушал, чем говорил, а если и высказывался, то по существу. От него исходило ощущение спокойной силы, хотя было совершенно ясно, что его очень волнуют имеющиеся перспективы. Совсем не красивое, с крупными чертами, рябое лицо Вашингтона было тем не менее полно достоинства и благородства.

Вашингтон очень оживился и даже стал время от времени смеяться, показывая очень плохие, покрытые пятнами зубы. Джейми смотрел, как заворожённый: Брианна рассказывала ему, что они ненастоящие, сделанные то ли из дерева, то ли из кости гиппопотама. [Бегемотовая кость, и в частности клыки, ценится выше, чем слоновая. Они сверхпрочные и поэтому в прошлом из бегемотовых клыков изготовлялись высококачественные зубные протезы. – прим. перев.]. На ум Джейми вдруг пришло болезненное воспоминание о деде: у Старого Лиса были зубные протезы из бука. Во время спора в замке Бофорт Джейми бросил их в огонь. Всего на миг он будто снова оказался там: среди запахов торфа и жарящейся оленины, с ощущением, что все волоски на его теле стояли дыбом, словно предупреждая, что окружающие родственники могут запросто убить его.

И так же неожиданно Джейми вновь оказался зажат между Ли и Стариной Дэном, чувствуя запах пота и радостное возбуждение и невольно ощущая, как всеобщий растущий энтузиазм начинает проникать и в его кровь.

У Джейми появилось странное ощущение: не более чем в футе от него сидел незнакомец, о котором он, Джейми, знал, возможно, больше, чем тот знал о себе.

И верно: много вечеров провёл Джейми с Чарльзом Стюартом, зная (и веря), что с принцем случится то, о чём рассказала Клэр... Но всё же... Христос сказал Фоме неверующему: «Благословенны не видевшие, но уверовавшие». Джейми задумался, как назвать тех, кто об этом будущем всё-таки узнал и был вынужден жить, обременённый этим знанием. «Уж "благословением" это сложно назвать», – решил он.

 

ПРОШЛО ЕЩЕ БОЛЕЕ ЧАСА, прежде чем Вашингтон и остальные начали прощаться. И в течение всего этого времени Джейми не раз подумывал о том, чтобы просто встать, опрокинув стол, и выбежать за дверь, предоставив Континентальной армии возможность обойтись без него.

Он прекрасно знал, что армии, если только не сражаются, передвигаются медленно. Вашингтон явно полагал, что пройдёт не меньше недели, прежде чем британцы действительно оставят Филадельфию. Но было бесполезно пытаться вразумить своё тело: как обычно, оно само выбирало, что важнее. Джейми мог игнорировать или подавить голод, жажду, усталость и раны. Но не мог подавить желание увидеть Клэр.

«Наверное, именно это Клэр с Брианной и называют отравлением тестостероном, – вяло подумал он. – Такой у них термин для вещей, очевидных мужчинам, но непонятных женщинам. Когда-нибудь стоит спросить у Клэр, что такое тестостерон». Джейми с неудовольствием поёрзал на узкой скамейке, заставляя себя сосредоточиться на том, что говорит Вашингтон.

И вот наконец, в дверь постучали, и заглянувший в неё чернокожий кивнул Вашингтону.

– Готово, са [сэр – прим. перев.].

У раба был тот же мягкий вирджинский выговор, что и у хозяина.

– Спасибо, Цезарь, – кивнул в ответ Вашингтон и, опершись руками о стол, быстро поднялся. – Так мы обо всём договорились, джентльмены? Вы поедете со мной, генерал Ли. С остальными, если ничего не изменится, мы увидимся позже, на ферме Сатфина.

У Джейми забилось сердце, и он тоже было поднялся, но Старина Дэн положил ладонь ему на рукав.

– Подожди-ка, Джейми. Тебе же надо хоть что-нибудь узнать о своем новом подразделении?

– Я... – начал было Джейми, но выбора не было.

Он сидел и ждал, пока Натаниэль Грин благодарил миссис Хардмен за гостеприимство и просил принять скромную компенсацию от армии за радушный приём. Джейми готов был биться об заклад, что монеты, которые Грин достал из кошелька, принадлежали ему, а не армии, но женщина взяла их с едва различимой радостью на изнурённом лице. Заметив, как от облегчения расслабились её плечи, когда за генералами закрылась дверь, Джейми понял, что, вероятно, их присутствие грозило ей и ребёнку серьёзной опасностью, если бы те, кому не следовало, заметили, что у неё в доме находятся офицеры Континентальной армии.

Женщина внимательно посмотрела на Джейми с Дэном, но, казалось, они, в своей грубой гражданской одежде, тревожили её значительно меньше. Сняв свой мундир, Дэн вывернул его наизнанку и положил рядом на скамью.

– Чувствуешь, как языки пламени нисходят на твою голову, Джейми? – спросил Дэн, поймав его взгляд.

– Что?

– «В тот же первый день недели вечером, когда двери дома, где собирались ученики Его, были заперты из опасения от Иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам!» [цит. из Евангелия от Иоанна, гл. 20:19, о воскресении Христа, сошествии Святого Духа на апостолов и о пятидесятнице. – прим. перев.] – процитировал Дэн и широко ухмыльнулся, заметив удивление Джейми. – Моя Абигэйл – грамотная женщина, и она регулярно читает мне отрывки из Библии, надеясь, что это пойдёт мне на пользу. Хотя пока не сильно помогло.

Он взял заплечный мешок, который принёс с собой, пошарил в нём и достал сложенные в пачку листы с загнутыми уголками, роговую чернильницу и пару потрёпанных перьев.

– Ну, теперь, когда Отец, Сын и Святой Дух ушли по своим делам, дай-ка я напишу тебе, как зовут твоих ротных командиров (все они – ополченцы) и где их найти, – ведь они живут не в казармах и даже не в одной деревне. Миссус Хардмен, не затруднит ли вас дать нам каплю воды развести чернила?

Джейми с трудом заставил себя сосредоточиться на деле, чтобы поскорее с ним покончить, и в течение четверти часа собирал списки, выходившие из-под медленной, корявой руки Дэна. Два часа до Филадельфии... Может быть, три...

– У тебя есть при себе более-менее серьёзные деньги? – спросил Дэн, остановившись у двери.

– Ни пенни, – признался Джейми, бросив взгляд на место на ремне, где обычно висел его кошелёк.

На время путешествия он отдал его Дженни: ведь она очень радовалась, делая мелкие покупки. А сегодня утром ему так не терпелось увидеть Клэр, что он ушел из типографии в чём был, взяв только пачку бумаг для Фергюса. На мгновение Джейми задумался: а не сложилось бы все иначе, если бы никто не заметил его при передаче бумаг Фергюсу и не появись он в доме лорда Джона, преследуемый солдатами (и Уильямом). Но какой смысл жалеть об этом?

Дэн снова порылся в своём мешке и, достав оттуда мешочек поменьше и звякающий кошелёк, бросил их Джейми.

– Немного еды в дорогу и аванс твоего генеральского жалованья, – Дэн фыркнул, довольный собственной остротой. – Нынче за форму придётся заплатить звонкой монетой: вряд ли какой-нибудь портной в Филадельфии возьмёт деньги континенталов. И горе тебе, если появишься перед его превосходительством Джорджем Вашингтоном в неподобающей одежде. Он ярый приверженец военной формы. Говорит, что нельзя рассчитывать на уважение, если не выглядишь так, будто его достоин. Но, думаю, тебе об этом известно.

В обеих битвах при Саратоге сам Дэн из-за жары сражался в охотничьей рубахе, повесив свой мундир на ветку дерева в лагере. Дэн широко улыбнулся Джейми. Белый шрам на верхней губе от пули, пробившей лицо, резче обозначился на обветренной коже Моргана.

– В добрый путь, генерал Фрейзер!

Джейми фыркнул, но всё-таки улыбнулся, когда встал пожать Дэну руку. Чтобы собрать в мешок бумаги, кошелёк и забытое Дэном перо, он повернулся к разбросанным по столу вещам. За еду он был благодарен. Из глубин холстины поплыл запах вяленого мяса и лепёшки, а на дне ощущались твёрдые очертания яблок. А ведь Джейми ушел из типографии, не позавтракав.

Он выпрямился, и боль, точно белая молния, выстрелив из середины позвоночника, пронзила заднюю часть ноги до подошвы. Джейми охнул и рухнул на табурет. Поясницу и правую ягодицу свело судорогой.

– Иисус, Мария и Пресвятая Дева... Только не сейчас, – процедил он сквозь зубы.

Получилось нечто среднее между молитвой и проклятьем. Когда Джейми ударил Джона Грея, то почувствовал, как что-то растянулось или порвалось у него в спине, но в запале не обратил на это внимания. Это не помешало ему много ходить (он почти ничего не замечал из-за всех своих мыслей), но теперь он посидел какое-то время, и мышцы застыли...

Джейми осторожно попытался подняться, но рухнул снова. В поту, согнувшись над столом, со сжатыми кулаками, он много чего сказал по-гэльски, что вовсе не походило на молитву.

– С тобой все в порядке, Друг? – Хозяйка дома нагнулась к Джейми, с беспокойством близоруко рассматривая его.

– Ми…нуту, – выдавил он, пытаясь сделать так, как советовала ему Клэр, и продышать спазм.

– Будто при схватках, – усмехнулась женщина.

Ему было не смешно ни в первый раз, ни сейчас.

Боль ослабла. Джейми вытянул ногу, а потом очень осторожно согнул её снова. Пока неплохо. Но когда он еще раз попытался подняться, поясницу зажало, будто в тиски, и боль, от которой перехватило дыхание, пронзила ягодицу.

– У вас... есть что-нибудь... вроде виски? Ром?

Только бы встать на ноги... Но женщина покачала головой.

– Мне жаль, Друг. Даже слабого пива нет. Даже молока для детей больше нет, – добавила она с явной горечью. – Коз у меня забрали солдаты.

Она не уточнила, какие солдаты, но Джейми показалось, что для неё это не имело значения. Он что-то промычал в извинение на случай, если это были континенталы или ополченцы, и умолк, тяжело дыша. С ним это уже случалось трижды: такая же внезапная ослепительная боль, невозможность двигаться. Однажды прошло четыре дня, прежде чем он начал ковылять; другие два раза встал на ноги за пару дней, и, хотя в течение нескольких недель приступы боли иногда повторялись, он мог ходить, пусть и медленно.

– Тебе плохо? Могу дать тебе сироп ревеня, – предложила женщина.

Джейми удалось улыбнуться в ответ и покачать головой.

– Благодарю вас, мэм. Мне всего лишь спину прихватило. Когда полегчает, всё будет в порядке.

Беда заключалась в том, что, пока не полегчало, он был совершенно беспомощен, и когда Джейми это понял, то запаниковал.

– О.

В нерешительности женщина чуть помедлила, но завопил ребёнок, и она отвернулась, чтобы его взять. Маленькая девочка, лет пяти-шести на взгляд Джейми, – маленькое хилое создание, – выползла из-под кровати и с любопытством уставилась на него.

– Ты останешься ужинать? – внятно произнесла она тонким голоском и, нахмурившись, смерила его взглядом. – Похоже, ты съешь много.

Джейми мысленно добавил девочке возраста лет до восьми-девяти и улыбнулся. Боль немного отпустила, но его всё ещё пробивал пот.

– Я не отберу у тебя еду, a nighean [девочка, гэльск. – прим. перев.], – заверил её Джейми. – Кстати, вон в том мешке большая лепёшка и немного вяленого мяса. Они твои.

Глаза малышки округлились как пенни, и он поправил себя:

– То есть твоей семьи.

Девочка жадно посмотрела на мешок, болезненно сглотнув, поскольку рот её наполнился слюной. Джейми услышал, как она глотает, и у него сжалось сердце.

– Пру! – прошептала она, быстро развернувшись к столу. – Еда!

Выползла ещё одна маленькая девочка и встала рядом с сестрой. Обе они были невзрачными, как заборные столбики, хотя в остальном мало походили друг на друга.

– Я слышала, – сказала новая девочка сестре и серьёзно посмотрела на Джейми. – Не соглашайся на мамин ревеневый сироп, – посоветовала она ему. – А то тебя чёрт-те как пронесёт, и если ты не успеешь в уборную, то...

– Пруденс! 

Пруденс послушно закрыла рот, хотя и продолжала с интересом разглядывать Джейми. Её сестра опустилась на колени и, пошарив под кроватью, поднялась с семейным ночным горшком – невзрачной бурой глиняной посудиной, которую она на полном серьёзе предъявила Джейми для осмотра.

– Мы отвернемся, сэр, если тебе понадобится...

– Пейшенс!

Покраснев, миссис Хардмен отобрала у дочери горшок и шикнула на девочек, чтобы те шли к столу. Она взглянула на Джейми, чтобы убедиться, что правильно его поняла, и, достав из мешка хлеб, мясо и яблоки, тщательно разделила еду на три части: две большие – для девочек, и одну поменьше – для себя, отложив её в сторону на потом.

Хозяйка оставила горшок на полу возле кровати. И, пока она осторожно укладывала Джейми на матрас, набитый кукурузной шелухой, он заметил белую надпись на дне горшка. Джейми прищурился, чтобы разобрать её в тусклом свете, и улыбнулся. Это была фраза на латыни, окружавшая живо переданное изображение весело подмигивающей пчелы. «Iam apis potanda fineo ne».

Раньше он уже видел такую шутку: в борделе в Эдинбурге, где у него имелась когда-то комната, было полно утвари с различными латинскими надписями, по большей части непристойными, но встречались и просто с каламбурами вроде этого. Здесь была латинская фраза, хоть и бессмысленная: «Пей не пчелу сейчас». Но если прочитать её по правилам английского языка, не соблюдая пробелов, то получится: «Я ночной горшок и прекрасный». Джейми задумчиво посмотрел на миссис Хардмен, но решил, что это вряд ли ее рук дело. «Отсутствующий мистер Хардмен должен быть (или был, судя по очевидной нищете в доме) образованным человеком», – подумал Джейми и украдкой перекрестился.

В колыбели, проснувшись, завозился ребёнок, негромко и резко поскуливая, словно лисёнок. Достав кроху, миссис Хардмен ногой придвинула к огню ветхое кресло для кормления. На минуту положив ребёнка на кровать рядом с Джейми, женщина одной рукой распахнула кофточку, а другую автоматически вытянула, чтобы поймать покатившееся к краю стола яблоко, которое локтем толкнула малышка.

Крошка чмокала губами, голодная, как и её сёстры.

– А это, несомненно, маленькая Частити [англ. – целомудрие – прим. перев.]? – спросил Джейми.

Миссис Хардмен удивлённо воззрилась на него.

– Откуда ты знаешь имя ребёнка?

Он посмотрел на Пруденс и Пейшенс [Благоразумие и Терпение – прим. перев.], молча набивавших рты хлебом и мясом с максимально возможной скоростью.

– Ну, я ещё не встречал девочек по имени Себрайети [англ. – трезвость – прим. перев.] или Фортитьюд [англ. – стойкость, мужество – прим. перев.] – мягко ответил он. – Малышка мокрая. У вас есть чистая тряпка?

Две ветхих пелёнки сушились у очага. Женщина принесла одну и увидела, что Джейми уже расстегнул промокший подгузник (так называла его Клэр), и вытер какашки с попки, придерживая крошечные щиколотки одной рукой.

– Я смотрю, у тебя есть дети.

Приподняв брови, миссис Хардмен забрала у него испачканную пелёнку и, кивнув в знак благодарности, бросила её в ведро с водой и уксусом, стоящее в дальнем углу.

– И внуки, – ответил Джейми, помахав пальцем перед крошечным носиком Частити.

Она загукала и скосила глаза, с энтузиазмом дрыгая ножками.

– Не считая шести племянников и племянниц.

«Интересно, как там Джем и малышка Мэнди? Может ли она теперь свободно дышать, бедняжка?»

Джейми, легонько пощекотав нежно-розовую ступню ребенка, вспомнил удивительно красивый, душераздирающе голубоватый оттенок совершенных пальчиков на ногах Мэнди: изящных, с длинными, как у лягушки, суставами.

«Прямо как у тебя», – сказала ему тогда Клэр, легонько проводя ногтем вниз по подошве Мэнди, и длинный большой пальчик неожиданно оттопырился. Как Клэр это назвала?

Джейми осторожно попытался сделать так же, и улыбнулся от удовольствия, увидев, что с пухленькими пальчиками Частити происходит то же самое.

– Бабинский, – пояснил он миссис Хардмен, очень довольный, что вспомнил это имя. – Так это называется, когда большой палец младенца делает вот так. Рефлекс Бабинского [рефлекс Бабинского в норме исчезает к четвёртой неделе жизни новорождённого, назван в честь французского врача-невропатолога польского происхождения Жозефа Бабинского (1857 – 1932). – прим. перев.].

Миссис Хардмен удивилась. Правда, потом она удивилась ещё больше, когда, ловко застегнув новую пелёнку, Джейми опять завернул малышку Частити в одеяло. Женщина взяла у него ребёнка и нерешительно опустилась в кресло, натянув ветхую шаль на головку девочки. Джейми не мог с лёгкостью отвернуться, поэтому он закрыл глаза, позволив хозяйке уединиться.

 

 

ГЛАВА 11

«ПОМНИ ПАОЛИ!»

 

СВЯЗАННЫЕ РУКИ НЕ ДАВАЛИ вытереть пот, и жгучая соль попадала в раненый глаз, который превратился в щёлку и до того распух, что даже не закрывался до конца. Слёзы непрерывным потоком текли по щеке, капая с подбородка. Тщетно пытаясь проморгаться, чтобы что-то увидеть, Джон Грей не заметил под ногами упавшую ветку и рухнул как подкошенный.

Те, кто шёл за ним по узкой тропе, резко остановились. Послышались недоумённые и нетерпеливые возгласы столкнувшихся, лязг оружия и фляжек. Грубые руки схватили и поставили Джона на ноги, но высокий костлявый человек, приставленный для конвоирования, лишь мягко произнёс: «Смотрите под ноги, милорд», – и не пихнул, а слегка подтолкнул локтем вниз по тропинке.

Ободрённый проявленным уважением, Джон поблагодарил мужчину и спросил его имя.

– Моё? – Мужчина, казалось, удивился. – О, Бампо, Натти Бампо. [Натти Бампо, он же Зверобой, Кожаный Чулок и др. – литературный персонаж романов Фенимора Купера (1789 – 1851), вышедших впервые в 1823-41 гг. и охватывающих действие с 1744 по 1805 г., параллельно «Чужестранке». – прим. перев.]

И немного погодя добавил:

– Но обычно меня зовут Соколиный глаз.

– Неудивительно, – вполголоса заметил Грей.

Он, как мог, поклонился на ходу и кивнул на длинный ствол винтовки, качавшейся на ремне у конвоира за спиной.

– К вашим услугам, сэр. Делаю вывод, что вы меткий стрелок?

– Думаю, вывод правильный, милорд, – насмешливо произнёс Бампо. – А что? Хотите застрелить зверя? Или человека?

– Я составляю список, – признался Грей. – Дам вам знать, когда закончу.

Он скорее почувствовал, чем услышал смех собеседника: веселье было почти беззвучно, но ощутимо.

– Дайте угадаю, кто в вашем списке первый! Здоровенный шотландец, который подбил вам глаз?

– Да уж, он точно в начале списка.

На самом деле, Грей никак не мог решить, кого бы пристрелил первым: Джейми Фрейзера или своего собственного чёртова братца. Если хорошенько подумать, то, вероятно, Хэла. Будет забавно, если в итоге именно из-за Хэла его, Джона, и пристрелят. Хотя тем, кто взял его в плен, судя по всему, виселица нравилась больше.

Это напомнило о неприятном разговоре перед тем, как его погнали через лес по оленьей тропе, где было полно колючих ежевичных кустов, низко висящих веток, клещей и кусачих мух размером с подушечку большого пальца.

– Вы случайно не знаете, что или, возможно, кто такой Паоли, мистер Бампо? – вежливо спросил Джон, отбросив ногой с дороги еловую шишку.

– Что такое Паоли? – сильно удивившись, переспросил собеседник. – Эй, приятель, давно в наших краях?

– Относительно недавно, – осторожно ответил Грей.

– О, – Бампо задумался, стараясь приноровить свой широкий шаг к более короткому шагу Джона. – Что сказать, безусловно, это было бесчестное нападение. Говорят, что ваш родственник, генерал-майор Грей, подкрался ночью со своими войсками к лагерю генерала Уэйна. Грей не хотел, чтобы даже случайная искра выдала их, поэтому приказал вынуть все кремни из ружей и драться только штыками. Британцы напали на американцев и хладнокровно закололи штыками около сотни спящих.

– Правда? – Лорд Джон попытался сопоставить услышанное с каким-нибудь недавним, известным ему сражением, но не смог. – А... Паоли?

– О. Это название таверны поблизости – таверна Паоли.

– А. Где это? То есть, в каком, собственно, месте? И когда именно эта битва произошла? 

В раздумье Бампо вытянул губы в трубочку, потом расслабил их.

– Это случилось в прошлом сентябре, недалеко от Малверна. Резня у Паоли – так они это называют, – с некоторым сомнением добавил он.

– Резня? – повторил Грей.

Схватка произошла до того, как он приехал в Филадельфию, но краем уха Грей о ней слышал, и уж точно не как о «резне». Впрочем, восприятие обычно зависит от отношения рассказчика к событию. Уильям Хау говорил о нём одобрительно, как об удачной операции, в которой минимальное число британских войск, потеряв всего-навсего семь человек, разгромило целую американскую дивизию.

Казалось, Бампо готов разделить мнение Грея, что резня – слишком громко сказано, но по своим причинам.

– Ну, вы же знаете, чего только люди не наболтают. – Бампо приподнял одно плечо. – Я бы не назвал это настоящей резнёй, но, с другой стороны, многие вообще ничего подобного не видели. А я видел.

– Видели?

Подняв взгляд на высокого бородатого разбойника, Грей подумал, что это очень похоже на правду.

– Меня воспитали как индейца, – с явной гордостью заявил Бампо. – Могикане. Мои настоящие родители умерли, когда я был ещё молокососом. И да, пару раз я видел резню.

– В самом деле?

Врождённая вежливость обязывала Грея предложить собеседнику (если тому угодно) рассказать всё в подробностях. Кроме того, разговоры помогли бы скоротать время. Казалось, ополченцы шли уже много часов и конца их походу не было видно. Правда, нельзя сказать, что Джон с нетерпением ожидал завершения пути...

Как бы то ни было, за воспоминаниями мистера Бампо время пролетело так незаметно, что Грей даже удивился, когда капрал Вудбайн, шедший в голове роты, приказал остановиться на краю довольно большого лагеря. Но Грей был рад привалу: его городские башмаки, совершенно непригодные для ходьбы по лесу, протёрли чулки до дыр, оставив на ногах кровавые мозоли.

– Скаут Бампо, – Вудбайн коротко кивнул спутнику Грея. – Сопроводите роту в расположение Зики Боуена. А я доставлю пленного к полковнику Смиту.

Послышался недовольный ропот, из которого Грей заключил, что рота очень хотела бы пойти вместе с Вудбайном, чтобы не пропустить казнь Грея, которая, по их убеждению, должна была состояться сразу после его доставки к вышеупомянутому полковнику Смиту. Но Вудбайн был непреклонен, и, несмотря на проклятия и ворчание про демократию, ополченцы неохотно двинулись дальше под командованием Натти Бампо.

Вудбайн проводил их взглядом, а потом, выпрямившись, смахнул случайную гусеницу с переда своего поношенного сюртука и поправил истрёпанную шляпу.

– Ну, что ж, подполковник Грей. Идём?

 

ВОСПОМИНАНИЯ НАТТИ БАМПО о том, как выглядит настоящая резня, оставили у Грея ощущение, что по сравнению с ней повешение, пожалуй, не самый худший способ умереть. Но, хотя Джону еще не довелось стать свидетелем массовой резни, зато он видел, и очень близко, как вешают людей, и от этого воспоминания в горле пересохло. Слезотечение из глаза ещё не прекратилось, но уже уменьшилось. Тем не менее, кожу саднило и жгло, а из-за отёка появилось неприятное ощущение, что голова сильно деформирована. И всё же лорд Джон выпрямился и, выпятив подбородок, шагнул в обтрёпанную парусиновую палатку впереди капрала Вудбайна.

Полковник Смит поднял глаза на посетителей от походного письменного стола. Он был шокирован, правда не так сильно, как Грей.

Последний раз Джон видел Уотсона Смита в гостиной своей невестки в Лондоне два года назад. Тот ел сэндвичи с огурцом. В мундире капитана Королевского Восточно-Кентского пехотного полка.

– Мистер Смит.

Грей опомнился первым. И должным образом поклонился.

– К вашим услугам, сэр.

Джон даже не пытался выражаться не так резко или выглядеть любезнее. Без приглашения он уселся на пустой табурет и как можно пристальнее уставился на Смита единственным здоровым глазом.

Щёки Смита вспыхнули, но он слегка откинулся назад, собираясь с мыслями, прежде чем ответить, и в свою очередь с интересом взглянул на Грея. Смит был некрупным, но широкоплечим и отлично умел владеть собой. Грею он был известен как военный, знающий толк в своём деле. Знающий настолько, чтобы, не отвечая непосредственно Джону, обратиться к капралу Вудбайну.

– Капрал, как здесь оказался этот джентльмен?

– Это подполковник лорд Джон Грей, сэр, – доложил Вудбайн.

Капрала распирало от гордости за поимку Грея. С видом дворецкого, подающего царствующему монарху жареного фазана с бриллиантами вместо глаз, капрал положил на шаткий столик королевский патент Грея и сопроводительную записку Грейвса.

– Мы схватили его в лесу неподалеку от Филадельфии. Без мундира. Ну... как видите, сэр. – Капрал выразительно кашлянул. – И он признался, что генерал-майор Чарльз Грей – его кузен. Вы же знаете... Резня у Паоли.

– Правда? – Смит взял бумаги и посмотрел на Грея, приподняв бровь. – И что он там делал?

– Его отдубасил полковник Фрейзер, сэр. Это один из офицеров Моргана. Он так сказал, – уже менее уверенно добавил Вудбайн.

Смит был озадачен.

– Фрейзер... Не припо<