Национальный заповедник «Самтер»

Июля 2010 года

 

Все было как всегда. Был день – еще один день после бессонной ночи, после монотонной езды без фар, когда от прибора ночного видения болят и слезятся глаза. Но в то же время – все было более чем те так, все было очень хреново. Потому что на нас началась охота.

Поисковый вертолет – здесь это были современные «Ястребы» пролетал уже второй раз за сегодняшний день, он шел он на низкой высоте и в боковом проеме виднелся ствол пулемета. Вряд ли у них есть современные средства поиска – но и визуальное наблюдение за местностью может быть опасно. Сейчас, когда и моторесурс вертолета и топливо на вес золота – просто так никто вертолет гонять не будет.

А еще хуже будет – если у них все же найдутся современные средства разведки, разработанные для Ирака на базе гражданских турбовинтовых самолетов. Такая птичка – экономичная, с большим ресурсом – может просто застать нас врасплох. Еще хуже – если мы попадем в поле зрения «Предатора». Хотя какой к чертям сейчас «Предатор», если бы они работали – сейчас бы у нас на хвосте был поисковый отряд. Все беспилотные системы разведки выше ротного уровня работают через спутник – и в этом их проблема. Спутниковую связь нужно постоянно поддерживать, для этого нужны специалисты – эксплуатационщики и аппаратура. Так что – стремительное падение в цивилизации в каменный век – в чем-то и благо…

Надо убрать «одержимого». Если с вертолета заметят его – то заинтересуются, кто это в такой глуши его застрелил. И начнут искать уже целенаправленно.

«Одержимых» в этой местности было довольно много – для национального парка, где нет ни жилья, ни еды. Возможно – они с площадки, где стоят кемперы – такие есть во всех национальных парках, люди проводят здесь уик‑энд. Во время перехода мы убрали троих – всех троих из оружия с глушителем и сделали это прежде, чем они бросятся на нас. Машины мы оставили у дороги, загнав в подходящем месте в лес – а сами, с рюкзаками и оружием прошли больше пяти миль, прежде чем встать лагерем. Мы были на вражеской территории – и я не хотел рисковать даже в мелочах. Мы сложили рюкзаки, накрыли их маскировочной сетью – это будет гнездо. Потом разбрелись по позициям – каждый в свою сторону, сто двадцать градусов сектор наблюдения и огня. Каждый сам оборудует его – теми ловушками и сигналками которые сочтет нужным применить. И если кому сегодня и удастся поспать – так только урывками, просыпаясь каждые пять минут. Такому тоже учат, но жить в таком режиме длительное время просто невозможно, человек начинает делать ошибки. Потом, перед тем как стемнеет – мы соберемся в одном месте – собраться это тоже риск – и каждый урвет по полноценному часу сна. Это все что мы можем себе позволить…

Кого же они ищут.

Нас?

Сознание потихоньку уплывало в марево, в неведомые дали…

– Сэр…

Я вздрогнул.

– Долго я спал, кадет?

– Нет, сэр. Минут пять.

– Черт… Лежи не высовывайся. Помни – есть кто впереди или нет, ты этого не знаешь. Поэтому – впереди всегда кто‑то есть.

– Да, сэр…

Пацана я теперь держал рядом собой. Двое несовместимых. Оружие давать опасался – но рюкзак на него нагрузил. Не полный, конечно…

– Сэр… А чего они хотят?

– Кто?

– Ну эти… Те которые кусаются.

– Они хотят жрать. Ты что – этого не понял?

– Но почему они нападают на людей. Почему мой лучший друг напал на меня?

– Говори тише. Понимаешь… они всех ненавидят. Потому что заболели. Они не просто хотят есть – они хотят убивать и есть. И делают это.

– И такое везде?

– Везде. Давай, помолчим. Здесь не лучшее место, чтобы болтать. А еще – давай, пожрем. Пока есть время. Открывай, что там у тебя?

Пацан достал две упаковки армейского рациона MRE, одну протянул мне. Вскрыл правильно, почти без шума.

– Говядина с черносливом, сэр…

– Вот черт, а у меня рис с какой‑то фигней.

Всего в MRE – больше двадцати видов главного блюда, правда того кто разрабатывал этот рацион следовало бы заставить хотя бы годик пожрать исключительно то что он наготовил. Это – как наказание…

Рис – не рис, а сожрал быстро, спецы привыкают к таким блюдам потому что нам часто приходится действовать в отрыве от основных сил противника. Представляю, как выворачивает сейчас Родерика – он привык к свежей жрачке, в Ираке с этим проблем нет, готовят какие‑то частники, нанимают индусов. Индусы готовят так, что после еды – изо рта вырывается пламя как у дракона. В Индии постоянно жара, все мясо быстро портится и чтобы отбить вкус тухлятины, в него добавляют море специй.

– Сэр…

Но я уже видел их сам. Рукой прижал пацана к земле – он замер, боясь даже дышать. Очень медленно я потянул на себя приклад пулемета…

– Кадет…

– Да, сэр.

– Ползи, предупреди остальных. Ползи, не поднимайся. Тихо, не шуми!

Только бы не нашумел. Во что мы вообще лезем… А кадету надо дать винтовку – все-таки не дело с ножом, пусть он и несовместимый. Никак не можем отвыкнуть мыслить категориями того времени – если кадет выжил столько дней в лесу, пусть и в малолюдном районе – значит, он по возможности сражаться не уступает ни одному из нас, это самостоятельная боевая единица. Да, надо дать ему оружие…

Первый, второй, третий… четвертый…

Я насчитал двенадцать человек. Так распорядилась судьба, что они шли почти параллельно нашей позиции. Эти – точно из армии. Камуфляж – причем подобранный под местность, два пулемета, снайперская винтовка. Двое – как я понял – расчет «Стингера». Из этого – можно предположить, что они опасаются того, что находится в воздухе и готовы драться с этим. У снайпера – М-95, не принятая на вооружение армии – ее закупал только Морфлот для уничтожения мин и специальные силы. Идут аккуратно, с дозорами. Те кого мы ищем? Или еще кто‑то?

Полмили.

Почти полмили, они не могут меня увидеть, хотя и смотрят по сторонам, у них выделены наблюдатели, один постоянно крутит головой – наблюдает за воздухом. Идут спокойно, довольно быстро, не пытаются укрываться – возможно, знают график облетов или что‑то в этом роде. Видно, что готовы укрываться – поверх формы и рюкзака на каждом – кусок маскировочной сети, сами держатся ближе к лесному массиву, чтобы укрыться там. Но идет почему-то не по лесу – возможно, чтобы передвигаться быстрее.

Или – чтобы уточниться где они находятся – GPS возможно уже не работает, а в лесу уточнить собственное местоположение на земном шарике – затруднительно.

Возможно второе. Остановились, обезопасили периметр, двое поработали с картой и компасом – по старинке, сейчас мало кто из пехотных командиров помнит, как это делается, с учебки забывают. Потом колонна изменила направление движения – и втянулась в лес…

Колонна уже втянулась полностью в лес, когда появился сержант, с ним был и кадет. Майора пришлось ждать дольше – как и подобает снайперу, он даже в такой ситуации не пошел прямым путем и скорости предпочел скрытность. Тем более – впереди не стреляли.

– Двенадцать человек – посвятил в суть происходящего я – армия или частники, очень хорошие частники. Два пулемета, М-95, расчет «Стингера». Ушли на северо‑восток примерно пять минут назад. Пользуются картой.

Исходя из того что я видел в Ираке – из частников картой умеет пользоваться хорошо если каждый третий, у них еще больше чем в армии – средства автоматизации проникли в жизнь и электронный планшет с навигатором GPS заменили карту и компас.

– Со «Стингером»? – сразу просек майор.

– Да. Но это не повод им доверять.

– Проследить за ними?

– Вот и я тоже думаю, сержант. За ними стоит проследить.

– А смысл? – скептически заметил майор – что это нам может дать? Может лучше – идти своей дорогой?

– Куда придем? На вертолеты мы до сих пор нарвались только потому, что нам невероятно везло. Будет везти так и дальше?

– А если арьергард контролирует их хвост?

Вопрос конечно интересный. На месте командира, если никуда не спешить – я бы останавливал арьергард через какие‑то промежутки времени, и устраивал бы засаду, чтобы проверить – не увязался ли кто следом. Если мы попадем в такую засаду – будут кисло – в три ствола положат в секунду.

– Родерик… – обратился я к сержанту – ты следы читать можешь? Ты ведь из штата, где любят поохотиться?

– Да, сэр. Смогу.

– Тогда сделаем вот что…

 

Риск был большим. Не нарваться – а раз и навсегда потерять этот странный отряд, начать блуждать по лесу. Но этот риск – несравним с риском влететь в засаду и полечь всем – как один.

На маршрут мы вышли спустя четыре часа – но было еще светло, и будет светло столько же. Эти четыре часа мы потратили на то, чтобы вернуться к оставленным машинам, замаскировать их получше, снарядиться и вооружиться для долгого пешего похода. Не верю, что у этих, местных аборигенов при желании не нашлось бы транспорта – и если они все же передвигаются пешком – то на то есть какая‑то причина, скорее всего причина эта летает по воздуху. Значит – точно так же будем поступать и мы.

Машины мы отогнали так далеко, как только смогли – теперь мы были уверены, что за милю в любую сторону нет ни жилья, ни туристических троп, ни вообще ничего. Может, быть, конечно и найдут – но все что мы смогли сделать – мы сделали. Теперь можно было идти – с отставанием четыре часа, ни один арьергардный дозор столько в засаде сидеть не будет…

Место, где мы шли – Самтер – это лес. Ни в коем случае не джунгли, как в Панаме, где мы часто тренировались – а самый настоящий лес. С кустарником, с большим количеством хвороста, с тропами для туристов но их было мало, заповедник, как – никак. С реками, озерами – через реки во многих местах были перекинуты мостки, представлявшие собой иногда просто положенное поперек русла бревно с перилами – старая добрая Америка, про которую мы давно и успешно позабыли. Кроны деревьев пропускали вниз какое‑то количество солнечных лучей, давая развиваться нижнему ярусу леса – но это было для нас проблемой. В любом месте могла быть установлена растяжка.

Мы шли так, как это и полагается делать при таком малом количестве сил – треугольник, острием вперед. Кадета – ему мы торжественно вручили «перед строем» винтовку и заставили сказать клятву – отправили с майором, хоть он и протестовал против этого. Они вдвоем шли на правом фланге, я – на левом, сержант, исполняющий роль recon, разведчика – по центру и выдвинувшись вперед. У всех у нас было оружие с глушителями, дабы не привлекать внимания выстрелами, не сообщать всем о том, что мы в лесу. Особенно «одержимым».

Первого «одержимого» застрелили почти сразу, потом, почти сразу же – еще двоих. Эти были настолько вялыми, что даже пошли в сторону нас – пешком. Возникла мысль – если посмотреть на одежду и остатки снаряжения – что это туристы, которые взбесились, когда находились здесь на уик‑энде. Отличие этого места от города в том, что здесь не так много еды – зато есть дикие животные, которых не то, что сложно поймать и употребить в пищу – они и сами не прочь тебя в пищу употребить. Например – ниже по течению реки, которую мы вчера пересекли, водятся крокодилы. Так далеко от воды они не отходят – но все же. Поэтому – «одержимые» за это время просто отощали, они не смогли найти себе достаточно пищи!!! «Одержимый» – получается это как верх пищевой цепочки, но их количество столь велико, что экосистема не может их прокормить! И здесь, в глухих местах, те кто обратились – начали просто дохнуть с голода! А это значит – что уже зимой угроза «одержимых» сойдет на нет. Выживут – единицы, остальные погибнут от голода и холода. В южных штатах с этим будет сложнее, тут зима – не зима, но голод есть голод и от этого – никуда не денешься. И тогда уже в следующем году – надо будет что‑то строить. Новую цивилизацию – взамен погибшей. Надеюсь – совершенных ошибок мы не повторим.

Еще один…

Глушитель у меня был только на пистолете – но хватил и его, выстрелил навскидку и свалил с двух выстрелов. Этот догадался залечь – но поднимался опять‑таки слишком вяло, как обычный человек, позволяя мне получить преимущество. Не сравнить с городскими «одержимыми» – те по скорости не уступают дикому животному.

Ради любопытства нагнулся – после того, как осмотрел окрестности, посмотрел на того, кого я убил. И замер от удивления.

Это был полицейский! Остатки формы, вполне различимые! Точно. Коп – даже пояс, на поясе…

Рация вышла из строя, дубинки не было – но я разжился двумя наручниками и «Смит‑Вессоном», пластиковым, M&P 40-го калибра, с двумя запасными магазинами. Еще два гнезда на поясе под запасные магазины были пусты. Верней, магазины-то там были – но пустые. Глянул – так и есть, в пистолете – тоже неполный, только шесть патронов осталось.

Подал рукой знак – безопасно – и тут задумался. Если этого копа покусали – то получается, это произошло не больше чем дней десять назад. А что он делал целый месяц до этого? С кем так воевал? В кого-то же он высадил больше чем полпачки патронов.

Или это я придумываю проблемы на ровном месте.

Подал знак рукой – двигаемся дальше…

 

Господи, какие же тут места…

Южная Каролина – один из тех штатов, которые как нельзя лучше выражают суть самой Америки. Один из штатов, где есть история – а не вычурные новоделы. Один из штатов, который имеет свое лицо – не Техас, не лопающая от денег и медленно угасающая от их отсутствия, не надменный Бостон. Я не был в Европе – если не считать выездов на совместные тренировки – но мне кажется, что в Европе есть нечто подобное. Например – такое, как этот мостик через дорогу, старинный, каменный. Но мы через мостик конечно же пойдем – мы речку перейдем, и ноги замочим – но на мост не пойдем. Потому что мало ли что там есть – на мосту на этом…

А пока мы просто лежим, рассредоточившись на берегу. Прикрываем сержанта, который ищет выходной след – дело это нелегкое, учитывая сгущающиеся сумерки. Сумерки здесь тоже хороши. Господи, мирно то как… как будто и нет вокруг людоедского кошмара, если бы вон не тот трейлер с пикапом дальше моста, брошенный с открытыми дверцами – так можно подумать что ты не в этом мире, а в том. Закат, не оранжевый как обычно – а нежно розовый, четко очерчивает зубчатую стену леса, коим поросли местные невысокие холмы. И если не думать о том, что след мы в этом ручье потеряли – то все вообще прекрасно…

– Как ты, кадет…

Пацан криво усмехнулся.

– Хорошо, сэр.

– Автомат не тяжел? Если тяжел – можешь отдать.

– Никак нет, сэр, все нормально.

И испугался, что оружие – наверное, мечтал о нем – заберут. Черт, когда‑то и я мечтал, потом мне русскую винтовку подарили дешевую, 22-го калибра. Сносу не было!

– Устал?

– Нет, сэр.

– Врешь. Никогда не ври офицерам. Ноги нормально?

– Нормально, сэр, я еще в учебке кое‑что сделал, стельки гражданские постелил и еще кое‑то. Нормально…

Так и не решил что с тобой делать, кадет Вейн. С одной стороны, сейчас – детский сад, и идем не слишком быстро – а как бой начнется? Не хотелось бы, группа три человека по любым уставам не должна принимать бой, она должна уклоняться от него. В Афганистане это прочувствовали шкурой, когда во время одного из разведвыходов оказалась заблокирована группа четыре человека и погибли трое, а потом и вертолет со всей спасательной командой свалили. Для боя нужна группа численностью не меньше отделения. И что мы будем делать с пацаном? Он просто затормозит отход, подставит всех нас. И бросить его тоже нельзя, что с оружием, что без, потому что не будет детей… и ни хрена не будет. Так и вымрем – последние оставшиеся на земле.

А если подстрелят? Не простим ведь себе.

Вернулся Родерик. И сказал то, что я и предполагал услышать.

– Сэр, след потерян. Вышли из реки и… все.

Глупость вообще это была – идти непонятно за кем. Может, оно и к лучшему что потеряли…

– Тогда прокладывай новый курс. Идет в «Форт-Брэг».

 

На тварей мы нарвались под утро – прошли от моста примерно восемь миль, решили встать лагерем, отдохнуть. Это и спасло – если бы шли на расстоянии друг от друга – не спаслись бы, сбили бы с ног и сожрали…

Собаки…

Даже не знаю, откуда взялось их столько. Напали молча, услышали мы их поздно. Только дыхание, едва слышное, шорох лап по тропе и яростная, неукротимая злоба – в каждом движении.

– Контакт с тыла!

Они шли по нашему следу – как мы поняли потом. Наверняка сожрали убитых нами «одержимых» – но то ли мало им этого показалось, то ли просто решили поохотиться. Короче говоря – они бросились в погоню за нами.

В тот момент на мне были очки ночного видения – на единственном из всех. И все что я успел сделать – это вскинуть пистолет и включить прицел – на Мк-23 есть специальный режим, невидимое прицеливание, луч виден только в очках. И начать стрелять, не поддавшись оцепенению от того что увидел.

Собак было не меньше двадцати. Первым бежал доберман – машина для убийства, короткая шерсть, почти нет ушей, пасть в оскале зубов. Следом – и вовсе что‑то, похожее на волка, мохнатая здоровая тварина. Остальных я не видел, да и некогда было смотреть.

Первая пуля попала доберману в грудь, мне некогда было выцеливать голову, потому что расстояние отделяющее его от меня он мог пробежать за несколько секунд! Но тварь продолжала бежать – инерция несла ее вперед! Вторая пуля досталась «волку» – тут доберман споткнулся, упал под ноги волка – и волк легко перепрыгнул его! Попадание было то ли по касательной, то ли просто адреналин не давал остановиться. Спасло меня то, что я вспомнил совет первого полкового оружейника и инструктора по стрельбе, выучившего этому делу многих, в том числе и меня. Он говорил: когда на тебя бежит кто‑то, неважно человек ли зверь, может получиться так, что он успеет добежать до тебя, прежде чем твои пули не только попадут в него, но и собьют с ног. В этом случае бить надо по ногам, или по тазовым костям, если то что к тебе приближается передвигается на двух ногах, а не на четырех. Потому что без ног – идти просто невозможно…

Третья пуля ушла мимо, но попала в кого‑то, кто бежал позади, четвертая перебила волкодаву одну из передних лап – и он споткнулся, а остальные наседали, сбивая его с ног. Расстреляв все что было пистолете, я выставил вперед руку, подставляя ее под клыки – и в этот момент рядом веером, неприцельно, открыл огонь пулемет…

Что‑то ударило в меня – тяжелое настолько, что я не удержался на ногах, упал на спину. Руку, которую я подстивавил на растерзание пронзила боль, левой я зацепил висящий на поясе с другой стороны второй пистолет – тот что я отнял у копа – и вдруг челюсти разжались, а навалившаяся на меня тварь завизжала – как и полагается визжать собаке, когда ей очень больно, обижено и звонко. И ослабла – так ослабла, что я сбросил ее и вскочил на ноги, выхватывая пистолет. Высадил целый магазин – и только тогда понял, что стрелять больше не в кого…

Зрелище, особенно если смотреть в очки ночного видения, которые не разбились – было поистине страшным. Пулемет остановил стаю – покрошив собак в мясо, в живых не осталось ни одной. От парного, мутного запаха крови и мяса, смешанного с запахом пороха, мутилось в голове, подступало к горлу. Черт, даже твари – так не атакуют, все видел – и все равно – хреново.

Звенело в ушах – пулемет оглушил.

– С тыла чисто!

– Кадет, ты цел?

– Да, сэр… – дрожащим голосом отозвался пацан.

Я обернулся, увидел в его руке нож – и понял, что он сделал. Увидел я и собаку – еще один доберман, если бы кадет не ударил ее ножом, она вполне могла сломать мне руку своими челюстями. А это в такой как сейчас ситуации – почти кранты.

Да и сейчас – не шоколадная конфета.

– Капитан, сильно?

Тварь цапнула от души – в свете инфракрасного фонаря выглядело не так страшно, но болело просто адски. Моей ошибкой было то что я встал на дежурство с одним пистолетом, посчитав что он бесшумный и для пары «одержимых» его хватит, тем более что «одержимые» тут не слишком активные. Но того что на нас попрет стая обезумевших псов – этого я не предусмотрел.

– Надо сворачиваться. Нашумели.

– Сначала надо посмотреть вашу руку, сэр. Сержант, кадет – сворачивайте лагерь. Смотрите по сторонам!

Командование принял на себя Озказьян – и получилось это у него на пять баллов. В такой ситуации кто‑то должен командовать – иначе начнется паника. А мне сейчас – не до командования, мне бы понять смогу ли я стрелять в ближайшее время.

Антибиотик из аптечки, потом перевязка – черт его знает, как это обернется потом. Руку вряд ли потеряю, тем более что тварь всего лишь укусила, рвануть как следует не успела – кто в теме тот поймет. Но все равно – предельно мерзко.

– Как-то раз я попал в такую же ситуацию капитан… – сказал Озказьян, занимаясь моей рукой – это тоже был чертов доберман. Собака‑убийца, всем кому нужен убийца, которого нельзя осудить – покупают себе добермана. Чертовы твари. Хлебните, сэр.

– Не надо. Где это произошло?

– В Панаме, верней чуть южнее Панамы. Не спрашивайте, правду все равно сказать не смогу. Этого нет в моем личном деле.

– Да какая сейчас разница…

– Э, нет… – рассудительно сказал майор, заканчивая с перевязкой – разница есть и большая. Все то что тогда творилось – имеет значение и теперь. Если бы было по‑другому – мы бы не сидели сейчас в такой заднице. И дальше оно будет иметь значение. Потому что кроме как военным, больше власть брать – некому. А в нашей среде все это имеет большое значение. И без срока давности.

– Военным. Какая нахрен сейчас власть.

– Рано или поздно она все равно будет. Без власти совсем – жить нельзя, а сейчас не до двухпалатного конгресса.

Забыл упомянуть, что все это время я думал – что быстрее сломается – зубы или челюсть. Потому что эта тварь питалась явно не Педигри, она питалась мясом «одержимых», и это гнилое мясо застряло у нее в зубах. Если не обработать рану как следует – то можно остаться и без руки. Да, у нас были антибиотики из армейского комплекта – но как показал Ирак, в этом случае нет ничего лучше старого доброго спирта или пороха. Решили ограничиться спиртом, благо он у нас тоже был…

– Кажется, все… Как самочувствие?

– Лучше бы эта тварь отгрызла все нахрен.

– Еще не поздно – сказал Родерик, уже сменивший ленту в пулемете и наблюдавший за обстановкой. Он схватил мой пулемет – в то время как я стрелял из пистолета. Еще един мой прокол…

Мы вскочили – даже не вскочили, буквально взвились в воздух…

– Проверка бдительности.

– Черт, сержант… – сказал Озказьян – за неимением военной полиции я следующий раз просто набью тебе морду.

 

Вышли на рассвете. Поменяться с сержантом оружием я наотрез отказался и упорно тащил пулемет. Хоть и не такой тяжелый как стандартный М-240, специально модифицированный для лазанья по афганским горам – но все же пулемет. Опасаясь, я спрятал пистолет и теперь шел с пулеметом – хрен с ней со скрытностью, если тут бродят стада таких вот тварей…

Откуда они взялись? Да очень просто – сбившиеся в стаю псы, как бездомные так домашние. Слабых постепенно съели, остались сильные. Бездомные научили домашних выживать. Постепенно стая стала вести себя как и полагается – метить охотничью территорию и защищать ее, совершать набеги на соседние. Похоже, что мы прошли по их территории – и собаки атаковали нас, чтобы защитить ее. Людей они уже не боялись, и сколько таких собачьих стай в городах и вообще в мире – известно одному Богу…

– Воздух!

Мы были не на открытой местности, нас более‑менее прикрывали деревья – но все равно попадали кто где был, накрылись сетями. Судя по звуку – не вертолет, а легкий самолет. Таких самолетов – полно, и на любой из них за день работы можно присобачить разведывательный контейнер. Так делали во Вьетнаме – судя по всему, так придется делать и теперь. Как только эта тварь улетит – надо увеличить скорость движения, ползем как беременные черепахи, экономим силы. Если нас все же засекут – то начнут прочесывать местность…

Пролежали полчаса – самолет кружил, то улетал, то возвращался. Вполне возможно – кто‑то слышал стрельбу и сейчас пытается выяснить, в чем дело. Проклятые твари, израсходовали по ним ленту, два пистолетных магазина – и без толку. Убитые твари – это не в толк, мы были вынуждены стрелять, ничего с них не взяли и обозначили свое присутствие для противника.

Самолет улетел.

Я описал рукой круг над головой – общий сбор.

– Начались поиски. Надо ждать, что начнется прочесывание.

И осмотрелся по сторонам. Все это было дико, понимаете – дико. Мы знали, что и как делать – но мозг не желал мириться с дикостью происходящего. Десятилетиями страна посылала нас сражаться за океан – и мы сражались. Мы сражались в Европе, в Корее, во Вьетнаме, в Ираке, в Афганистане. Мы знали что должны делать – и мы делали это. Патрулирование, засады, обстрелы. Десантные операции, стелящиеся над землей вертолеты под музыку «Валькирий». Жестокие перестрелки в городах, мгновенные – несколько секунд – и несколько трупов – Багдад, Баакуба, Тикрит. Но все время мы возвращались. Иногда страна ждала нас иногда нет. Но в нашей стране, в Соединенных штатах Америки – был мир, эта земля просто не знала что такое десантная операция или зачистка. И мозг просто не желал включаться, когда ты осознавал что все это – не учения, что это всерьез и надо выходить из‑под удара. Что вон то небольшое поселение, кондоминиум – там либо мертвецы, либо собаки, либо что еще хуже – засада.

– Предлагаю уходить на север. Пойдем в обход.

– Почему бы не на запад? Этого они еще меньше ждут – они ждут, что мы пойдем на восток или северо‑восток.

– На западе – их логово, забыл? Ты помнишь, в какую сторону летели вертолеты? Мы должны проскочить между двумя векторами: на Западе их гнездо, на востоке – «Форт-Брэгг». Так у нас будет свобода выбора…

Разговор прервало хлопанье вертолетных лопастей. Вертолет и не один.

– Придется побегать. Кадет, ты как?

– Сэр!

– Тогда за мной.

 

На их месте я бы поступил классически – молот и наковальня. Пулеметные засады – и мобильные группы, загоняющие нас на них. Поэтому, пробежав пару миль – я свернули все‑таки на восток, потом – снова на север и еще раз – на восток. По дороге нам попались две речушки – и мы использовали их для того, чтобы хоть как‑то замести следы и уйти от преследования. Открытые участки местности пересекали бегом, потому что иного выхода не было, неслись как кони, в любую минуту ожидая что спереди, от новой лесной опушки ударит пулемет. Иногда Озказьян оставался позади нас – один и прикрывал наш пробег, а мы потом прикрывали его. Один раз вертолет прошел в опасной близости от нас – это тоже был «Ястреб» – но мы так и не поняли, сумел он нас засечь или нет. На всякий случай – снова резко сменили направление движения, уходя на запад – еще и для того чтобы обойти населенный пункт. В любом случае – за все время, пока мы бежали, выбиваясь из сил – мы ни разу не вошли в непосредственный контакт с силами прочесывания и так и не установили достоверно – какого черта тут делали вертолеты. Отстреляли нескольких «одержимых» – удалось сделать бесшумно и без риска для себя…

Под конец – мы загнанно остановились на очередной лесной опушке.

– Майор?

– Черт я на занятиях по выживанию так не бегал.

– Велосипед бы…

– Где ты сейчас возьмешь велосипед? Сержант?

– Пока жив.

– Кадет?

– Сэр, еще миля и я сдохну.

Аналогично. Больше – мы не пройдем, резервы исчерпаны. Надо остановиться, поискать, где мы встанем на ночлег. Потому что рука уже не выдерживает, при таких экстремальных нагрузка первыми начинают «сыпаться» самые слабые звенья, что человеческие, что машинные. В данном случае – мя рука которая уже пульсирует. Вряд ли гангрена, все-таки новейшие антибиотики и спирт должны дать о себе знать, да и укус небольшой, там нет отмирающих тканей. Но все равно – пот для раны тоже нехорошо…

– Я тоже скоро сдохну. Надо искать, где встанем.

– Оторвались?

– Ночью…. узнаем.

Да уж, непременно узнаем…

– Двигаемся дальше. Надо пройти еще милю, потом устроимся на ночлег.

– Сэр…

Как ни странно – этот приглушенный голос сержанта испугал меня, да и не только меня больше – чем крик. Это значило – что рядом кто‑то есть, и если и идти вперед – так очень осторожно…

Сержант бы у самой опушки леса, он молча показал вперед, когда мы подошли ближе. Я посмотрел – и не поверил своим глазам.

Перед нами был луг – даже не луг, а поле, большое и совсем недавно скошенное. От нас оно уходило вниз с небольшим уклоном и так получилось – что мы могли его просматривать на очень дальнее расстояние. До ближайшего лесного массива было миль пять, он едва угадывался на горизонте тонкой зеленой прерывистой линией. И мили четыре было до фермы – большой фермы, с двухэтажным домом, с большой старомодной выгородкой для скота – загон, защищенный забором и большой, несколько квадратных миль, огороженный колючей проволокой выгон – проволока, которой был окружен выгод, повторяла изгибы отвоеванного у леса пространства. Там же стояли: трактор и большой, тяжелый пикап – с такого расстояния невозможно было различить какой именно. Но в загоне – был скот. Живой мясной скот! Самые настоящие коровы, быки – и не видно было, что они истощены и их никто не кормил…

– Снайпер! – доложил Озказьян, устроившийся со своей винтовкой – на крыше одного из зданий снайпер с винтовкой. Винтовка гражданская… охотничий карабин. Одет в камуфляж, отсюда плохо видно.

Еще бы… четыре мили дальность.

– Второй… у трактора. Вооружен, то‑то делает с трактором… Вооружен винтовкой. Больше никого не наблюдаю.

– Собаки?

…

– Не наблюдаю.

А вот «одержимые» были – в дохлом виде, висели на проволоке и лежали рядом. В одном месте было заметно, как скот не подходит к этому месту, боится. Скорее всего – застрелили недавно и не успели убрать.

Из заповедной зоны мы вышли. Получается – перед нами был фермерский анклав, сумевший сохранить нормальную жизнь каким‑то чудом. Да, им сейчас некуда продавать мясо – пока некуда – но зато им не надо платить банкам кредит за землю, и вообще они теперь свободны как ветер. Земля в округе теперь – их, причем столько, сколько они смогут обработать и защитить от набегов «одержимых». Рано или поздно – закончится эпопея с «одержимыми», им надо просто перезимовать и на следующий год они, люди на этой ферме станут одной из колыбелей новой жизни. Это – если те кто засел к западу отсюда не придумают нечто новенькое…

Сухой, едва слышный треск автоматной очереди привлек наше внимание. Видно было плохо даже майору, с его оптическим прицелом на винтовке, а нам – и вовсе, лишь едва заметное шевеление каких‑то точек.

– Тот, кто копался у трактора теперь целится куда то из М-16. Второй… на крыше, тоже целится. «Одержимый». Кажется на них вышел «одержимый», но я него не вижу. Собака! У них есть собака! Большая собака на поводке!

Собака сейчас, тем более, если это охотничья и выдрессированная собака – великое благо. Собачий нос чувствительнее человеческого в сотню раз, если ее надрессировать на запах «одержимого» – она предупредит тебя, а может и спасет твою жизнь, остановив атаку. Правда, если у них есть сторожевая собака – к ферме мы подойти не сможем.

Придется сидеть до темноты…

 

Вечером, оседлав лошадь, один из фермеров выехал в объезд своих владений, причем находился он по ту сторону ограждения. Сначала мы подумали, что он слишком рискует, отправляясь в такое путешествие один – но потом увидели собаку. Большая черная собака бежала рядом с конем на поводке…

Конь шел медленной иноходью, далеко выбрасывая ноги, было видно, что это не рабочая лошадь, а скаковая, пусть и не самой лучшей породы. Вероятно, всадник хотел проверить – не разрушено ли где ограждение через которое на территорию фермы могут проникнуть звери или «одержимые». Раньше это ограждение, судя по небольшим изоляторам, было под током, так часто делают фермеры – пускают ток небольшого напряжения по изгороди – но сейчас вряд ли, электричество если и есть – то вырабатывается от дизеля, а дизель надо питать солярой или бензином, а соляра и бензин сейчас большая ценность. Поэтому – вся защита выгородки сейчас – это колючки на проволоке, легкий забор, защищающий островок сохранившейся нормальной жизни от наступающего со всех сторон безумия.

У того места, где на проволоке висел «одержимый», конь шарахнулся в сторону, но всаднику удалось справиться с ним. У того места где сидели мы – рванулась с поводка собака.

В этот момент, если бы не требования скрытности – я бы дал по башке сам себе – как следует за тупость и глупость. Что нам мешало засесть напротив мертвого «одержимого»? Вонь? Ничего, пережили бы. Зато – реакция и коня и собаки получила бы вполне разумное объяснение, да и собака не факт что учуяла бы нас из‑за трупной вони. Сейчас же – реакция собаки была вполне очевидной – она зарычала и рванулась к забору. Значит – в лесу что‑то есть…

Всадник остановил коня, легко спрыгнул на землю, перехватывая винтовку. Он не крикнул «кто там» потому что знал, что кричать сейчас бесполезно, и не попытался укрыться от возможных пуль, потому что знал, что «одержимые» не стреляют, «одержимые» бросаются и жрут. Мы сидели на самой опушке, замаскировавшись, конечно – но все равно в эти моменты нам было очень и очень неуютно. Всадник был молодым – лет двадцать – и хорошо подготовленным к современным реалиям жизни – винтовка М-16А2, ружье за спиной – не обрез, а самая настоящая «утятница» длинноствольная и револьвер в кобуре на поясе, не видно какой – но длинноствольный и крупного калибра. Джинсы, какая‑то рубашка, похожая на самодельную, из грубой ткани, полусапоги, не ковбойские, какие‑то странные. Волосы, довольно длинные, черного цвета, сзади схваченные резинкой в короткий хвост, внимательный, бегающий взгляд – знает, стервец как смотреть, пытается углядеть нас боковым зрением, так гораздо больше шансов что‑то углядеть. Глаза узкие и не из‑за прищура – возможно, есть в жилах немного индейской крови. Вопреки распространенному мнению не все индейцы сейчас продают сувениры и организовывают казино на племенных территориях. [177] Слышали когда‑нибудь про отряд «Волчьи тени»? Нет? А я – не только слышал – но и проходил курс подготовки, где они были инструкторами. И скажу я вам – не хотел бы я встретиться с любым из этих индейцев – их всего двадцать один человек – на узкой тропе. Последний раз, когда я слышал про них – говорили, что они находятся на территории Казахстана, готовят казахский спецназ и еще кое‑какие части из того региона. Повышают уровень подготовки местных – и сами учатся действовать в тех местах.

Заметил?

Всадник вдруг вскинул винтовку, треснула короткая очередь – и на меня посыпались выбитые пулями щепки! Черт! Ублюдок, еще бы немного и…

Так и не решившись ни сам перелезть через забор, ни пустить собаку – всадник вскочил на лошадь, рванул поводок хрипящей от злобы собаки – и поехал дальше.

Черт!

– Все целы?

Целы были все – пули пришлись как раз в дерево, под которым занимал позицию я, чуть выдвинувшись вперед с пулеметом. Возьми он чуть ниже прицел – и… Черт бы все побрал – не уйду теперь без свежего мяса, MRE осточертели. С другой стороны – ни один из обитателей этой фермы не сделал ничего противозаконного и ничего враждебного для нас, и более того – они одни из тех, кому бы обязаны служить и кого защищать. Распавшееся ко всем чертям государство этот долг с нас не снимает…

– Общий сбор…

Кадет здорово перетрухал – но опять держался молодцом. Не побежал под обстрелом. Помню, как в такой ситуации поступил я – это было в первом Ираке, я тогда еще совсем зеленым был, наступали на Кувейт. Проклятые саддамовцы подожгли нефтяные скважины, не видно было совсем ни хрена, мы плевались черной слюной, постоянно кашляли, в горле саднило, глаза тоже слезились. Мы перли прямо по пустыне – по пескам, огибая горящие нефтяные скважины, мобильная ударная группа из пятидесяти едини