Прага, албания и польская гарантия

 

(январь -- апрель 1939 г.)

 

Чемберлен продолжал верить, что для обеспечения заметного улучшения

международной обстановки ему нужно лишь установить личный контакт с

диктаторами. Он не подозревал, что они уже приняли решение. Окрыленный

надеждами, он предложил  приехать вместе с лордом Галифаксом в Италию в

январе. После некоторой задержки приглашение было получено, и встреча

состоялась 11 января. Невольно приходится краснеть, читая в "Дневнике" Чиано

замечания, которые делались за нашей спиной в Италии по адресу нашей страны

и ее представителей.

"В сущности, -- пишет Чиано, -- визит имел малое значение...

Действенный контакт не был установлен. Как далеки мы от этих людей! Это

совершенно иной мир. Мы говорили об этом с дуче после обеда. "Эти люди, --

сказал Муссолини, -- сделаны из другого материала, чем Фрэнсис Дрейк и

другие великолепные искатели приключений, создавшие империю. В конечном

счете это -- утомленные потомки многих поколений богачей..."

"Англичане, -- отметил Чиано, -- не хотят сражаться. Они пытаются

отступать как можно медленнее, но они не хотят сражаться... Наши переговоры

с англичанами окончены. Ничего не было достигнуто. Я сообщил Риббентропу по

телефону, что это -- фиаско, абсолютно лишенное значения... Глаза Чемберлена

наполнились слезами, когда поезд тронулся и его соотечественники запели: "Он

хороший парень". "Что это за песенка?" -- спросил Муссолини" ¹.

¹ Ciano, Diary. 1939--1943 (Edited by Malcolm Muggendge). P.

9--10.

 

18 января Риббентроп побывал в Варшаве для того, чтобы начать

дипломатическое наступление на Польшу. За поглощением Чехословакии должно

было последовать окружение Польши. На первом этапе этой операции

предполагалось отрезать Польшу от моря утверждением германского суверенитета

над Данцигом и распространением германского господства на Балтике до важного

литовского порта Мемель Польское правительство оказало сильное сопротивление

этому нажиму, и некоторое время Гитлер присматривался и ожидал времени года,

благоприятного для открытия кампании.

В течение второй недели марта распространились слухи о пере-Движении

войск в Германии и Австрии, в особенности в районе Вены, Зальцбурга.

Говорили, что 40 германских дивизий мобилизованы и доведены до численности

военного времени. Словаки, уверенные в поддержке Германии, замышляли

отделение своей территории от Чехословацкой Республики. С облегчением

увидев, что тевтонский ветер дует в другую сторону, полковник Бек публично

заявил в Варшаве, что его правительство полностью сочувствует чаяниям

словаков. Вождь словаков отец Тисо был принят Гитлером в Берлине с

почестями, подобающими премьер-министру. Отвечая 12 марта на запрос в

парламенте о гарантии чехословацкой границы, Чемберлен напомнил палате, что

эти гарантии имели в виду неспровоцированную агрессию. Такой агрессии еще не

было. Однако ждать ему пришлось недолго.

В эти мартовские дни в Англии распространилась волна какого-то

порочного оптимизма. Несмотря на то что в Чехословакии возрастало напряжение

под немецким нажимом извне и изнутри, те английские газеты и министры, чьи

имена были связаны с Мюнхенским соглашением, не теряли веры в политику, в

которую они вовлекли страну. Даже отделение Словакии в результате постоянных

нацистских интриг и заметное передвижение войск в Германии не помешали

министру внутренних дел говорить перед избирателями 10 марта о своих

надеждах на "пятилетний план мира", который должен своевременно привести к

"золотому веку". Все еще обсуждался в оптимистическом тоне план заключения

торгового договора с Германией. Знаменитый журнал "Панч" поместил рисунок,

на котором был изображен Джон Булль, пробуждающийся со вздохом облегчения от

кошмара, в то время как все страшные слухи, ночные фантазии и подозрения

улетают через окно. В самый день опубликования этого рисунка Гитлер

предъявил ультиматум шаткому чехословацкому правительству, которое в

результате Мюнхенского соглашения лишилось своей линии укреплений.

Германские войска, вступившие в Прагу, установили полный контроль над

несопротивлявшимся государством. Помню, что и сидел с Иденом в курительной

комнате палаты общин, когда принесли вечерние газеты с этим сообщением. Даже

те, кто, подобно нам, не питал иллюзий и открыто говорил об этом, были

удивлены внезапной яростью этого преступления. Трудно было поверить, чтобы

располагавшее всей секретной информацией правительство его величества могло

так ошибаться. 14 марта стало днем ликвидации и порабощения Чехословацкой

Республики. Словаки официально провозгласили свою независимость. Венгерские

войска, тайно поддержанные Польшей, вступили в восточную область

Чехословакии -- Закарпатскую Украину, которую они потребовали себе. Прибыв в

Прагу, Гитлер провозгласил германский протекторат над Чехословакией,

которая, таким образом, была включена в состав рейха.

15 марта Чемберлен был вынужден заявить в палате общин: "Оккупация

Богемии германскими вооруженными силами началась сегодня в шесть часов утра.

Чешский народ получил от своего правительства приказ не оказывать

сопротивления". Затем он сказал, что гарантия, данная им Чехословакии, по

его мнению, уже недействительна. Пятью месяцами раньше, после Мюнхена,

министр по делам доминионов сэр Томас Инскип сказал об этой гарантии:

"Правительство его величества считает себя морально обязанным в отношении

Чехословакии сохранять эту гарантию. Поэтому, в случае акта

неспровоцированной агрессии против Чехословакии, правительство его

величества будет, бесспорно, обязано принять все имеющиеся в его

распоряжении меры для охраны целостности Чехословакии". "Таково,-- сказал

премьер-министр, -- было положение до вчерашнего дня. Однако оно изменилось,

поскольку словацкий парламент объявил Словакию самостоятельной. Эта

декларация кладет конец внутреннему распаду государства, границы которого мы

намеревались гарантировать, и правительство его величества не может поэтому

считать себя связанным этим обязательством".

Это казалось окончательным. "Естественно, -- сказал он в заключение, --

что я горько сожалею о случившемся. Однако мы не допустим, чтобы это

заставило нас свернуть с нашего пути. Будем помнить, что чаяния народов

всего мира по-прежнему сосредоточены в надежде на мир".

Чемберлен должен был выступить в Бирмингеме двумя днями позже. В

бирмингемской речи прозвучала новая нота. "Его тон,-- пишет биограф

Чемберлена, -- был совсем иным... Располагая более полными сведениями и

получив энергичные представления насчет мнения палаты, общественности и

доминионов, он отложил в сторону давно написанную речь по внутренним

вопросам и социальному обслуживанию и взял быка за рога". Он упрекнул

Гитлера за грубое личное нарушение обязательств Мюнхенского соглашения. Он

процитировал все данные Гитлером заверения: "Это мое последнее

территориальное притязание в Европе", "Я больше не заинтересован в Чешском

государстве и могу гарантировать это. Нам не нужно больше чехов".

"Я убежден, -- сказал премьер-министр, -- что после Мюнхена

значительное большинство английского народа разделяло мое искреннее желание

проводить ту же политику и дальше. Однако сегодня я разделяю его

разочарование, его негодование в связи с тем, что эти надежды так

произвольно рассеяны. Как можно примирить события этой недели с заверениями,

которые я вам прочитал?

Кто может не сочувствовать гордому мужественному народу, который так

внезапно стал жертвой вторжения, свобода которого урезана и национальная

независимость утрачена?

...Нам теперь говорят, что этот захват территории был продиктован

беспорядками в Чехословакии... Если и были беспорядки, то разве они не были

инспирированы извне?.. Последнее ли это нападение на малое государство, или

же за ним последует новое? Не является ли это фактически шагом в направлении

попытки добиться мирового господства силой?"

Изменение настроения Чемберлена не ограничилось словами. Следующим

малым государством в списке Гитлера была Польша. Если учесть серьезность

решения и необходимость проконсультироваться с очень многими, то последующий

период был, вероятно, очень Деятельным. Через две недели (31 марта)

премьер-министр заявил в парламенте:

"Я должен теперь сообщить палате, что... в случае любых действий,

которые будут явно угрожать независимости Польши и которым польское

правительство ввиду этого сочтет жизненно важным оказать сопротивление

своими национальными вооруженными силами, правительство его величества будет

считать себя обязанным сразу же оказать польскому правительству всю

возможную поддержку. Оно дало польскому правительству заверение в этом

смысле. Могу добавить, что французское правительство уполномочило меня

разъяснить, что оно занимает в этом вопросе такую же позицию, как и

правительство его величества..."

Теперь мы приходим к кульминационному пункту этой печальной повести о

неверных выводах, сделанных благонамеренными и способными людьми. Тот факт,

что мы дошли до такого положения, возлагает вину перед историей на тех, кто

нес за это ответственность, какими бы благородными мотивами они ни

руководствовались. Оглянемся назад и посмотрим, с чем мы последовательно

мирились или от чего отказывались: разоружение Германии на основании

торжественно заключенного договора; перевооружение Германии в нарушение

торжественно заключенного договора; ликвидация превосходства или даже

равенства сил в воздухе; насильственная оккупация Рейнской области и

строительство или начало строительства линии Зигфрида; создание оси Берлин

-- Рим; растерзанная и поглощенная рейхом Австрия; покинутая и загубленная

мюнхенским сговором Чехословакия; переход ее линии крепостей в руки

Германии; ее мощный арсенал "Шкода" выпускает отныне вооружение для

германских армий; с одной стороны, отвергнутая попытка президента Рузвельта

стабилизировать положение в Европе или добиться перелома вмешательством США,

а с другой -- игнорирование несомненного желания Советской России

присоединиться  к западным державам и принять любые меры для спасения

Чехословакии; отказ от помощи 35 чехословацких дивизий против еще не

созревшей немецкой армии, когда сама Великобритания могла послать только две

дивизии для укрепления фронта во Франции. Все оказалось бесполезным.

И вот теперь, когда все эти преимущества и вся эта помощь были потеряны

и отброшены, Англия, ведя за собой Францию, предлагает гарантировать

целостность Польши -- той самой Польши, которая всего полгода назад с

жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении чехословацкого

государства. Имело смысл вступить в бой за Чехословакию в 1938 году, когда

Германия едва могла выставить полдюжины обученных дивизий на Западном

фронте, когда французы, располагая 60--70 дивизиями, несомненно, могли бы

прорваться за Рейн или в Рур. Однако все это было сочтено неразумным,

неосторожным, недостойным современных взглядов и нравственности. И тем не

менее теперь две западные демократии наконец заявили о готовности поставить

свою жизнь на карту из-за территориальной целостности Польши. В истории,

которая, как говорят, в основном представляет собой список преступлений,

безумств и несчастий человечества, после самых тщательных поисков мы вряд ли

найдем что-либо подобное такому внезапному и полному отказу от проводившейся

пять или шесть лет политики благодушного умиротворения и ее превращению

почти мгновенно в готовность пойти на явно неизбежную войну в гораздо худших

условиях и в самых больших масштабах.

Кроме того, как могли бы мы защитить Польшу и осуществить свою

гарантию? Только объявив войну Германии и атаковав более мощный Западный вал

и более сильную германскую армию, чем те, перед которыми мы отступили в

сентябре 1938 года. Вот вехи на пути к катастрофе. Таков перечень

капитуляций перед непрерывно возраставшей мощью Германии -- сначала, когда

все было легко, и позднее, когда положение стало труднее. Однако теперь

наконец Англия и Франция перестали уступать. Наконец было принято решение --

в наихудший момент и на наихудшей основе, -- решение, которое, несомненно,

должно было привести к истреблению десятков миллионов людей. Это был пример

того, как сторонники правого дела сознательно и со всей утонченностью

извращенного искусства были вовлечены в смертельную борьбу после того, как

столь непредусмотрительно были утрачены все их выгоды и преимущества.

Возможности организации какого бы то ни было сопротивления германской

агрессии в Восточной Европе были теперь почти исчерпаны. Венгрия находилась

в германском лагере. Польша отшатнулась от чехов и не желала тесного

сотрудничества с Румынией. Ни Польша, ни Румыния не желали допустить

действия русских против Германии через их территории. Ключом к созданию

великого союза было достижение взаимопонимания с Россией. 18 марта русское

правительство, которого все происходившее глубоко затрагивало, несмотря на

то, что перед ним захлопнули дверь во время мюнхенского кризиса, предложило

созвать совещание шести держав. И в этом вопросе у Чемберлена было весьма

определенное мнение. 26 марта он писал в частном письме:

"Должен признаться, что Россия внушает мне самое глубокое недоверие. Я

нисколько не верю в ее способность провести действенное наступление, даже

если бы она этого хотела. И я не доверяю ее мотивам, которые, по моему

мнению, имеют мало общего с нашими идеями свободы. Она хочет только

рассорить всех остальных. Кроме того, многие из малых государств, в

особенности Польша, Румыния и Финляндия, относятся к ней с ненавистью и

подозрением" ¹.

¹ Fеi1ing. Op. cit. P. 603.

 

Ввиду этого советское предложение о совещании шести держав было принято

холодно, и его предали забвению.

Исчезла также возможность оторвать Италию от оси, чему отводилось такое

видное место в английских официальных расчетах. 26 марта Муссолини произнес

яростную речь, в которой подчеркнул итальянские притязания против Франции на

Средиземном море. Втайне он замышлял распространение итальянского влияния на

Балканах и в Адриатике, чтобы создать противовес продвижению Германии в

Центральной Европе. Его планы вторжения в Албанию были уже готовы.

29 марта Чемберлен сообщил в парламенте о намерении удвоить

территориальную армию с включением в нее, на бумаге, 210 тысяч человек (без

оружия). 3 апреля начальник гитлеровского штаба Кейтель издал секретную

"Директиву вооруженным силам на 1939-- 1940 годы", касавшуюся Польши. Она

была зашифрована под названием "Белый план". Фюрер добавил следующие

указания: "Подготовка должна быть проведена таким образом, чтобы операции

могли начаться в любой момент, начиная с 1 сентября".

4 апреля правительство пригласило меня на завтрак в отеле "Савой" в

честь польского министра иностранных дел полковника Бека, который прибыл с

важным официальным визитом. Я встречался с ним годом раньше на Ривьере, где

мы как-то завтракали вдвоем. Теперь я спросил его: "Удастся ли вам

благополучно проехать на своем экстренном поезде через Германию в Польшу?"

Он ответил: "Думаю, что на это у нас еще хватит времени".

Теперь нас ожидал новый кризис.

На рассвете 7 апреля 1939 года итальянские войска высадились в Албании

и после короткой стычки оккупировали страну. Как Чехословакия должна была

стать базой для агрессии против Польши, так Албании предназначалась роль

трамплина для действий Италии против Греции и для нейтрализации Югославии.

Английское  правительство уже взяло на себя обязательство в интересах

сохранения мира в Северо-Восточной Европе. Но что было делать с угрозой,

возникавшей на Юго-Востоке? Корабль мира дал течь во многих местах.

9 апреля я писал премьер-министру:

"Мне кажется, что сейчас счет идет на часы. Нам совершенно необходимо

вернуть себе дипломатическую инициативу. Сейчас этого уже невозможно

добиться такими мерами, как декларации, денонсирование англо-итальянского

соглашения или отозвание нашего посла...

Сейчас на карту поставлен ни больше ни меньше как весь Балканский

полуостров. Если эти государства будут и дальше подвергаться нажиму Германии

и Италии, а мы будем им казаться неспособными к действию, они будут

вынуждены договориться о наилучших для себя условиях с Берлином и Римом. В

каком тяжелом положении мы окажемся в таком случае! У нас будут

обязательства в отношении Польши, и мы будем поэтому вовлечены в дела

Восточной Европы, и в то же время  мы лишимся всякой надежды на тот широкий

союз, который в случае его возникновения мог бы означать спасение".

15 апреля 1939 года, после объявления германского протектората над

Богемией и Моравией, Геринг встретился с Муссолини и Чиано, чтобы

информировать итальянцев о ходе подготовки Германии к войне. Протоколы этого

совещания найдены. В одном месте -- это выступление Геринга -- говорится:

"Тяжелое вооружение Чехословакии показывает во всяком случае, каким

опасным оно могло бы оказаться в случае серьезного столкновения, даже после

Мюнхена. В результате действий Германии положение обеих стран оси

улучшилось, в частности, благодаря экономическим возможностям, открывшимся

из-за переключения на Германию больших производственных мощностей

Чехословакии. Это содействует значительному укреплению сил оси по сравнению

с западными державами. Кроме того, Германии не нужно теперь держать наготове

ни одной дивизии для обороны против этой страны на случай более крупного

конфликта. Это также представляет собой преимущество, которым в конечном

счете воспользуются обе страны оси... Акция Германии в Чехословакии должна

считаться выгодной для держав оси. Германия могла бы теперь атаковать эту

страну (Польшу)  с двух флангов. Ее авиация находится всего в 25 минутах

полета от нового промышленного центра Польши, передвинутого из-за близости к

границе в глубь страны, поближе к другим польским промышленным районам"

¹.

¹ Nuremberg Documents. Part 2. P. 106. ² Ibid. P.

107.

 

"Бескровное разрешение чешского конфликта осенью 1938 и весной 1939

года, а также аннексия Словакии, -- заявил генерал Йодль на лекции несколько

лет спустя,-- округлили территорию Великой Германии таким образом, что стало

возможно рассматривать польскую проблему на основе более или менее

благоприятных стратегических предпосылок" ².

В день визита Геринга в Рим президент Рузвельт направил Гитлеру и

Муссолини личное послание, в котором призывал их дать гарантию, что они не

предпримут никакой дальнейшей агрессии в течение десяти "или даже двадцати

пяти лет, если можно так Далеко предвидеть будущее". Дуче сначала отказался

прочесть этот документ, а затем заметил: "Следствие детского паралича!" В то

время он не предполагал, что его самого постигнет худшее бедствие.

27 апреля премьер-министр принял важное решение ввести воинскую

повинность, хотя сам не раз обещал не предпринимать такого шага.

Введение воинской повинности на том этапе, конечно, не дало нам армии.

Повинность распространялась только на молодежь в возрасте 20 лет. Ее надо

было еще обучить, а затем и вооружить. Однако этот символический жест имел

исключительно важное значение для Франции и Польши, а также для других

стран, которые мы щедро одарили нашими гарантиями.

Хотя Чемберлен все еще надеялся предотвратить войну, было ясно, что он

не станет колебаться, если она вспыхнет. По словам Фейлинга, он записал в

своем дневнике: "Шансы Черчилля (на включение в состав правительства)

улучшаются по мере того, как война становится более вероятной, и наоборот"

¹. Это был, пожалуй, несколько пренебрежительный отзыв. Я думал

не только о том, чтобы еще раз стать министром. Все же я понимал точку

зрения премьер-министра. Он знал, что в случае войны ему придется обратиться

ко мне, и правильно предполагал, что я откликнусь на призыв. С другой

стороны он опасался, что Гитлер расценит мое участие в правительстве как

проявление враждебности и что это уничтожит последние надежды на мир. Такая

точка зрения была естественной, но неправильной. Тем не менее вряд ли можно

винить Чемберлена за то, что он не хотел обострять столь серьезного и

щекотливого положения ради включения в состав своего правительства

определенного члена палаты общин.

¹ Feiling. Op. cit. P. 406. 160

 

В марте вместе с Иденом и тридцатью другими консерваторами я внес

резолюцию с призывом создать национальное правительство. Летом в стране

возникло значительное движение в поддержку такого шага или, по крайней мере,

за включение в состав кабинета меня и Идена.

С течением времени почти все газеты по инициативе "Дейли телеграф" (от

3 июля), подхваченной "Манчестер гардиан", отразили такую тенденцию

общественного мнения. Я был удивлен, видя, что эта точка зрения находит

ежедневное постоянное выражение. В течение недель на лондонских витринах для

афиш висели тысячи огромных плакатов: "Верните Черчилля!" Десятки молодых

добровольцев, мужчин и женщин, носили плакаты с такими же лозунгами перед

палатой общин. Я не имел ничего общего с такими методами агитации, но я, без

сомнения, вошел бы в правительство, если бы мне это предложили. Однако удача

сопутствовала мне и здесь, и события продолжали развиваться своим

логическим, естественным и ужасным путем.

 

Глава двадцатая

 

СОВЕТСКАЯ ЗАГАДКА

 

Мы достигли периода, когда всякие отношения между Англией и Германией

прекратились. Теперь мы, конечно, знаем, что со времени прихода Гитлера к

власти между нашими двумя странами никогда не было никаких подлинных

взаимоотношений. Гитлер только стремился путем уговоров или запугивания

заставить Англию предоставить ему свободу рук в Восточной Европе, а

Чемберлен лелеял надежду умиротворить Гитлера, перевоспитать его и наставить

на путь истинный. Однако пришло время, когда рассеялись последние иллюзии

английского правительства. Кабинет окончательно убедился, что нацистская

Германия означает войну, и премьер-министр предложил гарантии и заключил

союзы там, где это было еще возможно, независимо от того, могли ли мы

оказать действенную помощь этим странам. К польской гарантии прибавилась

гарантия, данная Румынии, а затем союз с Турцией.

 Теперь нам придется вспомнить жалкий клочок бумаги, подписания которого

Чемберлен добился от Гитлера в Мюнхене и которым он торжествующе размахивал

перед толпой, выходя из самолета в Хестоне. В этом документе он упомянул о

двух связях, которые, по его предположению, существовали между ним и

Гитлером и между Англией и Германией, а именно о Мюнхенском соглашении и

англо-германском морском соглашении. Порабощение Чехословакии уничтожило

первое из них. Теперь Гитлер отмахнулся от второго.

   Выступая 28 апреля в рейхстаге, он заявил:

"Поскольку сегодня Англия в печати и официально поддерживает мнение о

необходимости противодействовать Германии при всех обстоятельствах и

подтверждает это известной нам политикой окружения, исчезло основание для

морского договора. Поэтому я решил послать сегодня английскому правительству

соответствующее уведомление. Для нас это не имеет практического,

материального значения, поскольку я еще надеюсь на возможность предотвратить

гонку вооружений с Англией; это вопрос самоуважения. Впрочем, если бы

английское правительство пожелало снова вступить с Германией в переговоры по

этой проблеме, никто не был бы так рад, как я, что еще имеется возможность

достигнуть ясного и откровенного взаимопонимания" ¹.

¹ Hitler's Speeches. Vol. 2. P. 1626.

 

Англо-германское морское соглашение, которое было столь явно выгодным

для Гитлера в важный и критический момент в его политике, изображалось

теперь им как любезность в отношении Англии, блата которой могут быть отняты

в знак немилости Германии. Фюрер оставлял английскому правительству надежду,

что он, возможно, согласится обсуждать военно-морские проблемы с

правительством его величества в будущем. Он, может быть, даже ожидал, что

одураченные им прежде люди будут упорствовать в своей политике

умиротворения. Ему это было теперь совершенно безразлично. У него была

Италия, у него было превосходство в воздухе; у него были Австрия и

Чехословакия со всеми вытекавшими отсюда последствиями. У него был его

Западный вал. Что касается чисто морской области, он всегда строил подводные

лодки с максимальной быстротой независимо от какого бы то ни было

соглашения. В порядке формальности он всегда ссылался на свое право строить

столько же, сколько англичане, но это ничуть не ограничивало германскую

программу строительства подводных лодок. Что же касается более крупных

кораблей, то он не мог полностью использовать щедрые возможности,

предоставленные ему морским соглашением. Поэтому он сделал наглый и ловкий

шаг, швырнув соглашение обратно в лицо простачкам, его заключившим. В той же

речи Гитлер денонсировал германо-польский пакт о ненападении. В качестве

непосредственного повода он привел англопольскую гарантию,

"...которая, при известных обстоятельствах, заставит Польшу предпринять

военные действия против Германии в случае столкновения между Германией и

другой державой, в котором будет в свою очередь участвовать Англия. Это

обязательство противоречит соглашению, которое я заключил некоторое время

назад с маршалом Пилсудским... Поэтому я считаю, что соглашение односторонне

нарушено Польшей и, таким образом, больше не существует. Я направил

соответствующее уведомление польскому правительству..."

Изучив в то время эту речь, я писал в одной из своих статей:

"Денонсирование германо-польского пакта о ненападении 1934 года --

чрезвычайно серьезный и угрожающий шаг. Этот пакт был подтвержден совсем

недавно -- в январе, когда Риббентроп посетил Варшаву. Подобно

англо-германскому морскому соглашению, пакт был заключен по желанию Гитлера.

Подобно морскому соглашению, он давал Германии явные выгоды. Оба соглашения

облегчили положение Германии, когда она была слабой. Морское соглашение

фактически было равносильно согласию Великобритании на нарушение военных

статей Версальского договора. Германо-польский пакт позволил нацистам

сосредоточить внимание сначала на Австрии, а затем на Чехословакии, что

имело гибельные последствия для этих несчастных стран. Он временно ослабил

связи между Францией и Польшей и помешал развитию солидарности между

государствами Восточной Европы. Теперь, когда он сослужил Германии свою

службу, его отбросили односторонним актом. Тем самым Польшу поставили в

известность, что теперь она включена в зону потенциальной агрессии".

Английскому правительству необходимо было срочно задуматься над

практическим значением гарантий, данных Польше и Румынии. Ни одна из этих

гарантий не имела военной ценности иначе, как в рамках общего соглашения с

Россией. Поэтому именно с этой целью 16 апреля начались наконец переговоры в

Москве между английским послом и Литвиновым. Если учесть, какое отношение

Советское правительство встречало до сих пор, теперь от него не приходилось

ожидать многого. Однако 17 апреля оно выдвинуло официальное предложение,

текст которого не был опубликован, о создании единого фронта взаимопомощи

между Великобританией, Францией и СССР. Эти три державы, если возможно, то с

участием Польши, должны были также гарантировать неприкосновенность тех

государств Центральной и Восточной Европы, которым угрожала германская

агрессия. Препятствием к заключению такого соглашения служил ужас, который

эти самые пограничные государства испытывали перед советской помощью в виде

советских армий, которые могли пройти через их территории, чтобы защитить их

от немцев и попутно включить в советско-коммунистическую систему. Ведь они

были самыми яростными противниками этой системы. Польша, Румыния, Финляндия

и три прибалтийских государства не знали, чего они больше страшились --

германской агрессии или русского спасения. Именно необходимость сделать

такой жуткий выбор парализовала политику Англии и Франции.

Однако даже сейчас не может быть сомнений в том, что Англии и Франции

следовало принять предложение России, провозгласить тройственный союз и

предоставить методы его функционирования в случае войны на усмотрение

союзников, которые тогда вели бы борьбу против общего врага. В такой

обстановке господствуют иные настроения. Во время войны союзники склонны во

многом уступать желаниям друг друга. Молот сражений гремит на фронте, и

становятся хорошими любые возможные средства, которые в мирное время были бы

неприемлемыми. В таком великом союзе, который мог бы возникнуть, одному

союзнику было бы нелегко вступить на территорию другого без приглашения.

Однако Чемберлен и министерство иностранных дел стали в тупик перед

этой загадкой сфинкса. Когда события движутся с такой быстротой и в такой

массе, как было в данном случае, разумно делать не более одного шага за один

раз. Союз между Англией, Францией и Россией ¹ вызвал бы серьезную

тревогу у Германии в 1939 году, и никто не может доказать, что даже тогда

война не была бы предотвращена. Следующий шаг можно было бы сделать, имея

перевес сил на стороне союзников. Их дипломатия вернула бы себе инициативу.

Гитлер не мог бы позволить себе ни начать войну на два фронта, которую он

сам так резко осуждал, ни испытать неудачу. Очень жаль, что он не был

поставлен в такое затруднительное положение, которое вполне могло бы стоить

ему жизни. Государственные деятели призваны решать не только легкие вопросы.

Последние часто разрешаются сами собой. Именно когда чаша весов колеблется,

когда обстановка не ясна, возникает возможность принятия решений, которые

могут спасти мир. Поскольку мы сами поставили себя в это ужасное положение

1939 года, было жизненно важно опереться на более широкую надежду. Даже

сейчас невозможно установить момент, когда Сталин окончательно отказался от

намерения сотрудничать с западными демократиями и решил договориться с

Гитлером. В самом деле, представляется вероятным, что такого момента вообще

не было. Опубликование американским государственным департаментом массы

документов, захваченных в архивах германского министерства иностранных дел,

познакомило нас с рядом доселе неизвестных фактов. По-видимому, что-то

произошло еще в феврале 1939 года. Это, впрочем, почти наверняка было

связано с проблемами торговли, на которых сказывался статут Чехословакии

после Мюнхена и которые требовали обсуждения между двумя странами. Включение

Чехословакии в рейх в середине марта осложнило эти проблемы. У России были

контракты с чехословацким правительством на поставки оружия заводами

"Шкода". Какова должна быть судьба этих контрактов теперь, когда заводы

"Шкода" стали германским арсеналом?

¹ В 1939 г. предотвратить войну (или хотя бы отодвинуть) мог

только союз Англии и Франции с СССР. Однако при переговорах между ними

весной и летом 1939 г. возник кризис доверия. Западные державы, не желая

связывать себя какими-либо обязательствами по отношению к СССР, стремились

навязать нашей стране неравноправное соглашение, взвалив всю тяжесть военных

действий на Советский Союз. Советская сторона стояла за конкретные и

реальные обязательства каждого Участника соглашения и не шла на подписание

деклараций общего типа (хотя и они в тот период могли отрезвляюще

подействовать на агрессора). Обе стороны недооценивали опасность фашизма для

каждой из них. В результате переговоры зашли в тупик. Оставшись в

одиночестве, СССР принял предложение Германии заключить пакт о ненападении

совместно с секретным протоколом, в котором ставился предел  германскому

продвижению на Восток. Это был реалистический ход, продиктованный

политическим цейтнотом в условиях стремительно надвигавшейся угрозы войны.

 

17 апреля статс-секретарь германского министерства иностранных дел

Вайцзекер записал, что русский посол посетил его в этот день впервые со

времени вручения им верительных грамот почти за год до этого. Он спросил о

контрактах заводов "Шкода". Вайцзекер ответил, что "нельзя сказать, чтобы

для поставок военных материалов в Советскую Россию создавалась сейчас

благоприятная атмосфера в связи с сообщениями о заключении

русско-англо-французского воздушного пакта и тому подобное". В ответ на это

советский посол перешел сразу от торговли к политике и спросил

статс-секретаря, что он думает о германо-русских отношениях. Вайцзекер

ответил, что, как ему кажется, "русская печать в последнее время не

полностью разделяет антигерманский тон американских и некоторых английских

газет". На это советский посол сказал: "Идеологические разногласия почти не

отразились на русско-итальянских отношениях, и они не обязательно должны

явиться препятствием также для Германии. Советская Россия не воспользовалась

нынешними трениями между западными демократиями и Германией в ущерб

последней, и у нее нет такого желания. У России нет причин, по которым она

не могла бы поддерживать с Германией нормальные отношения. А нормальные

отношения могут делаться все лучше и лучше" ¹.

¹ В отчетной телеграмме А. Ф. Мерекалова о беседе 17 апреля

каких-либо высказываний полпреда относительно улучшения отношений СССР с

Германией не содержится. Мерекалов приводит в отчете фразу Вайцзекера о том,

что "Германия имеет принципиальные политические разногласия с СССР. Все же

она хочет развить с ним экономические отношения" (АВП СССР, ф. 059, оп. 1,

д. 2036, л. 61--62).

 

Мы должны считать этот разговор многозначительным, в особенности ввиду

одновременных переговоров в Москве между английским послом и Литвиновым и

ввиду официального советского предложения от 17 апреля о заключении

тройственного союза с Великобританией и Францией. Это было первым явным

признаком сдвига в позиции России. С тех пор началась "нормализация"

отношений с Германией, которая шла абсолютно параллельно переговорам о

тройственном союзе против германской агрес<